– Вы хотите вмешаться лично, дэврадж? – спокойно вопросил Шани, повернувшись к присутствующим и обводя всех взглядом, чуть задерживая его на каждом. – По условиям вы можете это сделать один раз за всё время испытания.
– Ради восстановления справедливости и благочестия я мог бы вмешаться, – с пафосом заявил Индра. – Но, по счастью, там есть дэв, для которого религия – не пустой звук. Я говорю о Мангал-дэве, – и Индра кивнул на карту, которая показывала действия Мангала тоже.
– Да, посмотрим, что сделает Мангал, – кивнул Сурья-дэв одобрительно – он тоже был возмущён действиями царя и непременно вмешался бы, если бы не был связан условиями испытания.
– Чувства – раса – в зрителях вызывают актёры, которые сами должны пребывать в нужных бхава – состояниях ума, – Бхарата Муни читал лекцию гандхарвам и служанкам на опушке леса возле Варанаси.
Вблизи проходила большая дорога, люди спешили по своим делам из города и в город. У кого-то была повозка, запряжённая волами и груженая товарами, кто-то нёс своё имущество в узле на голове, передвигаясь пешком. Многим было любопытно, отчего это красивые девушки собрались стайкой на опушке, и они останавливались, чтобы выяснить это. Нарада немедленно принялся расхваливать будущее представление:
– Нараяна, Нараяна! Почтенные мужи, почтенные жёны, сегодня вечером, сразу после заката, вы сможете увидеть представление, единственное в своём роде! Посмотрите на этих прекрасных танцовщиц, как изумительно они двигаются! Послушайте только мою вину, какие звуки я умею из неё извлекать! Услаждение всех пяти чувств – зрения, слуха, обоняния, осязания и вкуса будет представлено вам в таких формах, что даже дэвы в небесных локах позавидуют! Да, они спустятся к нам, на землю, чтобы только одним глазком взглянуть на удивительное, восхитительное представление!
– Ох уж прямо так-таки и позавидуют небожители, – усмехались люди, но, посмотрев на красавиц, предпочитали соглашаться с Нарадой.
Заглядывали и стражники, но, убедившись, что приказ царя не нарушается и никто не совершает поклонение или толкование четырёх Вед, оставляли труппу в покое.
Выслушав наставления Бхараты Муни, артисты отошли в лес, чтобы там, скрывшись от любопытных глаз людей, приступить к репетиции драмы.
– Знаешь, Кету, Чандра-дэв очень хитрый, – Раху наблюдал за происходящим на опушке леса издалека, что видел безголовый Кету, оставалось загадкой. – Когда ему грозит опасность, кто-то всегда приходит ему на помощь. Мы не можем сейчас напасть на него, но… – Раху хищно усмехнулся. – Мы можем испортить это представление. Если Чандра и Буддх потерпят неудачу, Шива и Парвати на них рассердятся. А Мангал получит преимущество.
Кету молча кивнул иллюзией головы. Превратившись в двух змей, полуасуры тихо скрылись в траве.
Репетиция шла своим чередом. Юная Амала явно обладала талантом танцовщицы и двигалась так изящно и непринуждённо, как будто бы была рождена не в смертном мире, а в локе гандхарвов. Чандра немедленно взял девушку под свою опёку, и теперь уже Криттика смотрела на Амалу с некоторой досадой, Дхамини же не без злорадства подумала, что Криттике нужно наконец понять, что не стоит заигрывать с Чандра-дэвом.
– Как это чудесно – танцевать для богов, – выдохнула Амала, она всё ещё немного стеснялась показывать свои чувства, и Чандра ласково приподнял её лицо за подбородок, заставляя смотреть прямо. Наконец Амала робко подняла ресницы и глянула прямо в лицо дэву. – Вы ведь уйдёте к себе на небо скоро, да?
– Но я всегда смотрю на землю, и какая-то моя часть всегда находится здесь, совсем рядом, – улыбнулся Чандра мягко. – Почти каждую ночь, кроме новолуния, свет Луны освещает землю. Воды приходят и уходят, в них тоже я есть. Я украшаю голову Махадэва, поэтому, поклоняясь Махадэву, думая о нём – ты думаешь и обо мне, дорогая.
– Тогда я буду танцевать для вас с Махадэвом, – решила Амала. – Чтобы вы улыбались, глядя на мой танец, как сейчас улыбаетесь.
– Так трогательно, – шепнула Дхамини Нараде, тот усмехнулся.
– Преданность идёт разными путями и принимает разные формы, дочка, – наставительно заметил дэвриши. – Можно отречься от мира, покрыть себя пеплом и уйти в полное поклонение божеству. Можно изучать Веды и явления природы и своим собственным разумом прийти к постижению Всевышнего. Дочка Амала идёт третьим путём – она, подобно ребёнку, наивна и чиста, её преданность устанавливается через чувства.
– Значит, божество возможно полюбить так, как девушка любит своего возлюбленного, без отречения от мира? – вопросила внимательно слушающая поучения Нарады Криттика.
– Именно так, дочка, – улыбнулся дэвриши. Криттика кивнула и задумалась о чём-то очень глубоко.
Тем временем Буддх и Бхарата Муни заметили нечто странное – время от времени то одна, то другая танцовщица или танцор-гандхарв замирали прямо посреди танца, не закончив движение.
– В чём дело, почему вы останавливаетесь? – вопросил мудрец артистов.
– Ох, не знаем, как будто бы что-то нас сковывает, лишает сил, – пожаловались танцоры.
– Ой, смотрите – змеи! – завизжала одна из танцовщиц. Действительно, в траве между артистами скользили две огромных тёмных змеи, тускло поблёскивая чешуёй. Поняв, но обнаружены, змеи быстро утекли куда-то вглубь леса, оставив позади себя небольшой переполох.
– Это недобрые силы, – нахмурился Буддх. – Я чувствую, что появление этих змей неблагоприятно.
– Если актёры, вместо того, чтобы сосредоточиться на представлении, будут боятся змей и высматривать их у себя под ногами – ничего не выйдет, священная драма не может быть показана в таком умонастроении, – сокрушался Бхарата Муни.
– Нужно защитить место, где проходят репетиции и представление, – решил Буддх. – Чтобы в театр не могло проникнуть никакое недоброе влияние.
Все согласились с этим разумным предложением.
– Нараяна, Нараяна! Но кто будет охранять театр, мы же все заняты в представлении? – вопросил Нарада.
– Давайте позовём дэвов, отвечающих за стихии, – предложил Чандра. – Они создадут защитные круги вокруг театра и не пропустят неблагоприятные влияния.
– Вам бы, Чандра-дэв, тоже не мешало бы сосредоточиться на представлении, – проворчал Буддх, наблюдая за тем, как дэвы стихий с удовольствием становятся по разным углам импровизированного театра, а хранитель эфира встал в центре. – Кажется, Амала уже достаточно хорошо танцует и не нуждается в вашем пристальном внимании.
– Хорошо, хорошо, – поспешно согласился Чандра, подмигнув девушке и вновь заставив её покраснеть. – Буддх, ты слишком серьёзно ко всему относишься…
– А вы – слишком несерьёзно, – отрезал Буддх и уткнулся в пьесу, повторяя про себя свои реплики, его губы беззвучно шевелились, он казался полностью поглощённым этим занятием. Чандра ласково на него глянул, размышляя, не подразнить ли слишком серьёзного юношу, но всё-таки собрался с мыслями и занялся своей частью представления.
Дэвы стихий охраняли театр незримо для смертных глаз, и даже гандхарвы их едва видели. Однако для Раху и Кету сила стихий представляла препятствие – огонь жёг, вода уносила прочь, ветер сдувал, земля становилась вязкой и не давала по себе пройти, а эфир делал всё пространство театра для демонов недостижимым, так что они ползали по кругу, никак не в силах пересечь невидимую черту.
– Самим нам не справиться, – Раху с досадой шевелил зрачками своих змеиных глаз. – Кету, позовём на помощь асуров из Паталы. Им будем весело разрушить планы дэвов. Лишь бы Шукрачарья не помешал...
Кету кивнул, и братья тут же направились в Паталу. На их счастье, Шукрачарья был чем-то занят у себя в пещере, так что Раху смог убедить асуров в достаточном для нападения количестве.
На земле же артисты снова заметили неладное – дэвы стихий не могли полностью противостоять нападениям множества асуров. Они являлись в обликах огромных змей, пауков, многоруких ракшасов, одноглазых великанов. Никто не пострадал, так как дэвы, возглавляемые решительным Буддхом и при поддержке Чандры, отбивали эти нападения. Но спокойная обстановка, нужная для репетиций, не могла сохраниться.
– Если эти асуры продолжат свои нападения, то артисты не смогут хорошо сыграть драму, – опечалился Бхарата Муни.
– Что же делать? – Дхамини и Криттика растерянно переглянулись.
– Что им вообще не нравится в драме, – задумчиво произнёс Чандра, вглядываясь в чащу леса, откуда за ним следили недобрые глаза Раху.
– Это же асуры, им никогда не нравится то, что делают дэвы, – пожал плечами Буддх.
– Нет, я думаю, у этих нападений есть и скрытая причина, – покачал головой лунный дэв. – Давайте позовём Шукрачарью для переговоров.
– Но что мы можем ему предложить? – вопросил Буддх.
– О… Кажется, я знаю, – Чандра лукаво глянул на Буддха и больше ничего не сказал, наслаждаясь интригой.
– Так что вы можете предложить мне за то, что я утихомирю асуров? – через несколько минут Шукрачарья сам задал этот вопрос. Учитель асуров с интересом посматривал на труппу, его белая борода, широкие одежды и седые волосы придавали учителю вид весьма представительный.
– Зачем асурам портить представление, чем они недовольны? – улыбнулся Чандра, протягивая Шукрачарье серебряный кубок с розоватой сомой, который дэв взял из Чандра-локи, но окружающим показалось, что прямо из воздуха. – Может быть, тем, что эта история про дэвов, и асурам нет места в священных драмах?
– Может быть, – Шукрачарья не отказался от предложенной сомы.
– Но это не так. Как ценитель всего прекрасного, вы ведь можете им объяснить, что в священной драме не делается различий между дэвами и асурами. Не так ли, риши Бхарата?
– Это так, – подтвердил Бхарата Муни.
– В драме нет предпочтения асурам или богам, ибо драма есть представление состояний трёх миров. В ней упоминаются дхарма, артха, кама и мокша[1]. Она учит долгу тех, кто пренебрегает им, любви тех, кто стремится к ней, очищает тех, кто невоспитан или непокорен, поддерживает сдержанность в тех, кто дисциплинирован, рождает мужество в трусе, энергию в герое, просвещает неразумных, дает мудрость ученику. Она дает развлечение царям, твердость души тем, кого одолела печаль, надежду на богатство тому, кто стремится к нему, приносит спокойствие тем, кто возбужден. Драма есть воспроизведение действий и поведения людей, богатое различными чувствами и показывающее разнообразные ситуации. Она рассказывает о действиях людей добрых, злых и безразличных и дает всем им мужество, развлечение и счастье, а равно и совет. Драма, таким образом, будет поучительна для всех благодаря действиям и состояниям, изображенным в ней. Она также дает облегчение несчастным, одолеваемым скорбью, или печалью, или трудом, и будет способствовать соблюдению долга. Нет такого действия или чувства, каковое не было бы выражено в драме[2], – произнёс Чандра нараспев, с улыбкой. Шукрачарья с удовольствием его слушал, а Бхарата Муни одобрительно кивал, подтверждая сказанное.
– Рот некоторых людей, а также и дэвов, как будто бы полон песка и колючек – когда они раскрывают его, то осыпают собеседника этим песком и колючками, – заметил Шукрачарья Чандре. – Но ты – другое дело. Твой рот всегда полон мёда и молока. Всегда приятно слушать, даже если ты говоришь полную чушь. Но сейчас твои слова имеют смысл, Чандра. Риши Бхарата, вы дадите ли роль в предстоящем представлении и моим асурам? Тогда они не будут нападать.
– С удовольствием, о гуру, конечно дам, – поспешил заверить Шукрачарью Бхарата Муни. – И будьте зрителями сегодня, прошу! Однако нам надо поторопиться – солнце уже садится.
К своему изумлению, Раху с Кету тоже оказались частью драмы. В облике змей им предстояло сыграть свои роли.
– Раху, из тебя выйдет отличный Васуки – царь змей на шее Махадэва, – уговаривал полуасура Чандра, для убедительности доставая всё новые кубки с сомой из Чандра-локи. – Как можно представить Махадэва без его главного атрибута – змея…
– Ладно, ладно, убедил, – проворчал Раху, принимая очередной кубок. – Но только на время представления, больше я не позволю тебе мной командовать.
– Драма – это чувства, командует тут всем Махадэв через Бхарату Муни, – улыбнулся Чандра.
– Не боишься, что я не стану ждать и сожму твою нежную шею своими кольцами? – ехидно вопросил Раху.
– Нет, сейчас ты этого не сделаешь, – покачал головой Чандра. – Ты же умный и понимаешь, что в священной драме бессмертные божества защищают актёров. К тому же зачем тебе ущербная Луна? Через несколько дней будет полнолуние, мой свет и силы достигнут максимума. Ты подождешь этого, Раху.
– Может, подскажешь мне и средство добыть тогда твой свет? – усмехнулся Раху, но Чандра только молча покачал головой, по-прежнему улыбаясь, как будто говорил не с тем, кто хочет причинить вред, а со старым приятелем.
Благодаря Чандре, ускоряющему события, представление началось вовремя. Солнце-сурья зашел за горизонт, на небе тут же зажегся Чандра-Луна, вместе с первыми робкими звёздочками. Шукрачарья, усаженный на почётное место, одним своим благообразным видом, полным достоинства, укрощал тех асуров, которым хотелось еще помешать драме. Но таковых было немного – зная, что асурам тоже дали место в представлении, демоны приняли вид обычных людей и чинно расселись на земле. Пришло много и обычных людей. А из дворца тайно пришла царица – ей так хотелось посмотреть драму, что она выскользнула с помощью служанок незамеченной. С царём Чандра обещал пообщаться ночью, после выступления.
Перед выступлением актёры вознесли молитвы Махадэву, так незаметно, насколько это было возможно, чтобы не привлекать внимание солдат царя и злобно настроенных людей.
– Ну, теперь ни о чем не беспокойтесь, просто делайте, что должны, а обо всём прочем побеспокоятся сам Махадэв и дэви Парвати, – напутствовал актёров Бхарата Муни. Видно было, что он волновался, но не чрезмерно – многолетняя практика аскета приучила мудреца контролировать свои чувства и полагаться на божественные силы. И очень немногие могли видеть, как над сценой встали сами бессмертные – вся Триада и Тридэви, оберегая хрупкое чудо искусства, творящее иную реальность.
История встречи Махадэва и Парвати, рассказанная музыкой, словами и движениями танцоров, которые с помощью жестов могли выразить даже абстрактные понятия, полностью захватила зрителей. Даже искушенный Шукрачарья был впечатлен. Наблюдатели в Сурья-локе тоже замерли в восхищении, даже Шани не мог не признать, что это уже не просто какие-то танцульки и движения тела – нет, это было подлинное погружение в мир, находящийся в обычное время за гранью восприятия. Простые же люди, для которых в основном и предназначалась драма, были в полном восторге.
– Смотрите, это Махадэв! А это – матушка Парвати! – шептали они, переживая за судьбу влюблённых, печалясь о судьбе Кама-дэва и его безутешной супруги Рати, следя за всеми поворотами драмы, забыв, что это – всего лишь актёры, а не сами боги.
В конце представления Махадэв и Парвати наконец встретились друг с другом и станцевали танец энергий – здесь, в Каши.
– Это же наш Каши! Наш город! Махадэв и дэви Парвати бывали здесь, прямо у нас! – ахали люди.
После представления они не расходились, желая слушать ещё истории о богах и прежних днях. Бхарата Муни с удовольствием рассказал некоторые из них, а Буддх помогал ему. В памяти юноши, казалось, были собраны все истории небесного мира – прямо от его сотворения. Дхамини только сейчас почувствовала, что стремительность в подготовке и представлении не прошла даром – всё её тело, каждая мышца болела. Но в душе девушка была совершенно счастлива и удовлетворена. Если бы ей сейчас предложили станцевать ещё пару драм – она, не задумываясь, согласилась бы.
Отойдя от толпы, не желавшей отпускать Бхарату Муни, Дхамини вышла на берег лесной речки. Она ступила в прохладную воду, умыла разгоряченное лицо. В этот момент она услышала смех – и, хотя не хотела подслушивать и подглядывать, всё же стала свидетелем сцены, которая ей не слишком понравилась. Чандра и Криттика, тоже улизнув от не желающих расходиться зрителей, остановились неподалёку от того места, где стояла Дхамини. Чандра учил Криттику партии, которую в драме исполняла Дхамини.