— Ну, пока, — пробормотала Рая, собравшись, было уйти. Кенар махнул ей рукой, собираясь переступить порог, но в этот момент голова вновь закружилась, и он запнулся о порог. В попытке не свалится, схватился за Раю и они с воплем ввались в квартиру, рухнув на пол, да так, что Раиса оказалась лежащей на нем и с ее головы слетела шапка с помпоном.
Дезориентированные они лежали с минуту, пытаясь понять, что произошло, но в следующий момент кто-то резко включил свет, ослепляя обоих, а следом раздался мрачный голос Киры где-то над их головами, от которого по телу пробежала дрожь страха:
— Ты смотри-ка, кто явился домой.
Кряхтя, первой очнулась Рая, поднимаясь с Паши и оттряхивая пуховик, щурясь и глядя на маленькую, стоящую чуть поодаль от них маленькую хрупкую блондинку в домашней майке и джинсах, которая с невозмутимым видом подкидывала в руке большое красное яблоко, смотря как-то уж больно сурово. Ни дать, ни взять, дочь Евы и Лилит в одном флаконе. Даже Раиса впечятлилась и, нащупав Пашин воротник, резко дернула его вверх, помогая самому Кенару подняться. Сам же Павел, с трудом сфокусировав взгляд на Кире, озадаченно хмыкнул и дернулся, чтобы Рая отпустила его ворот.
— Вы рядом, как слон и моська, — потянул он и услышал тихое шипение Раисы рядом.
— Эээ, здравствуйте, — неловко улыбнулась она, пихнув Кенара в бок, — вот, забирайте, привела. Он немного пьян, но ничего не натворил. Честно, я его с бара забрала, себя вел хорошо! — еще немного и отдала бы честь, как в армии.
— Чего я натворил, да я ваще веселился. А ее, — Паша чуть пошатнулся, ткнув пальцем в Киру смотря на Раю недовольно, — это вообще касаться не должно!
— Ты че несешь-то, сейчас она решит, что мы вместе были! — зарычала Раиса тише, опасливо косясь на Киру, которая по-прежнему молчала.
— Ну, мы же были вместе!
— Паша!
— Пили, плясали, познакомились, на брудершафт, я помню…
— Паша!!!
— Значит, вот как ты собирался строить наши отношения, Кенар, — активизировалась, наконец, Кира и они оба замолчали резко, поворачиваясь к ней. У Раисы даже глаз дернулся, когда девушка, почти не целясь, запустила в них яблоком, которое со стуком ударилось в стену, заставляя их подпрыгнуть, и откатилось куда-то в район кухни. Ее руки чуть тряслись, а волосы, казалось, сейчас зашевелятся точно змеи как у Медузы Горгоны. Во всяком случае, учувствовать в этой разборке Рае никак не хотелось, потому она резко наклонившись, схватила шапку, пробормотав:
— Ну, я пошла! — повторила она свою фразу, и попыталась было сбежать, как Кенар схватил ее за руку.
— Она ж меня убьет, — обреченно произнес Канарейкин, и Рая сочувственно на него покосилась, но руку осторожно высвободила, перекрестив.
— Статья 105 УК РФ часть вторая, убийство с особой жестокостью. От 20 лет до пожизненного. Удачи! — И дабы больше ей ничем не прилетело, Рая резко выскочила за дверь, прикрыв ее рукой с хлопким грохотом, от которого Паша вновь вздрогнул и повернулся к Кире. Медленно.
— Слыхала? Это пожизненное, — проговорил он как бы невзначай, на что Кира потянулась к выставленному пакету с яблоками и достала новое, бросив в него, но вновь промахнулась.
— Прекрати бросаться продуктами! Это не гуманно, дети в Африке голодают.
— Шутки шутить вздумал? — прорычала Леонова, сузив глаза и хватая очередное яблоко, крепко сжимая его пальцами так, что они побелели. — Отвечай на вопрос!
Новый снаряд ударился о стену чуть выше его головы, и Паша едва успел отскочить, дабы ему не прилетело, как в той байке про Ньютона.
— Какой еще вопрос?!
— Который я задала! Это вот так бы выглядели наши отношения?! Ты, я и какая-то левая баба?! — рявкнула девушка, вновь хватая снаряд, но в этот раз Кенар спрятался на угол, стоя возле кухонного прохода, наблюдая как яблоко ударяется о стены в очередной раз и закатывается куда-то в район тумбочки с обувью.
— Раиса не левая, она…
— Ах, Раиса!
Новый снаряд и Паша нахмурился, тряхнув головой. Что за ерунда, чего она завелась? Он же собирался поговорить, но разговор у них не клеится никаким образом. Надо было ее остановить, иначе квартира будет разгромлена раньше, чем они пообщаются. Да и яблоки жалко все же.
— Прекрати метать продукты и вести себя как истеричка! — крикнул он из-за стенки, попытавшись выйти, но новый снаряд ударил ему в плечо, отчего Паша зашипел от боли, недовольно посмотрев на разъяренную Киру, стоящую перед ним. Трезвость приходила вместе с осознанием странных претензий, которые она ему предъявляла. Причем тут его женщины и их отношения? У них не было отношений. И в этом виновата она, ведь она же его бросила, сбежав тихо под ночь, ничего не сообщив.
От этих мыслей злость, которую он давно прятал в глубине душе, начала лезть наружу, подкидывая новые воспоминания и переворачивая в душе все с ног на голову, будто бы разжигая костер, который грозился перерасти в пожар.
— Какого хера?!
— Я же истеричка, а еще, похоже, дура конченная!
— Ты и есть дура, потому что я сейчас вообще не понимаю сути твоих претензий! — заорал Паша так, что казалось, затряслись стены. Кира вздрогнула и, сжав кулаки, схватила еще одно яблоко, кидая в него, но в этот раз Паша вновь увернулся, зарычав от ярости. — Причем тут, блять, наши отношения вообще и мои бабы?! Чего ты завелась?
Девушка, тяжело дыша, зло посмотрела на него. Грудь вздымалась, а воздуха вокруг стало безбожно не хватать. В голове был настоящий раздрай из мыслей и эмоций. Никакого здравого смысла в их разговоре явно не было. Как, в общем-то, и логики. Она умерла, накрылась крышкой гроба и пожелала тихо умереть, дабы не слушать их воплей.
— А что сейчас это было? Вот так каждый раз я бы наблюдала эту картину, когда ты бы понял, что тебе скучно подле меня и ходил бы налево искать приключения?! — рявкнула Леонова в ответ, пытаясь совладать со своими эмоциями. Но поздно, они перехлестывали через край чаши ее терпения. Ее изначальный план высказать претензии по поводу его подачек провалился на корню, стоило ей увидеть его в объятиях этой здоровеной девицы. Длинноногой, красивой, как модель Виктория Сикрет. И это не смотря на странный пуховик и смешную шапку!
Этого вопроса оказалось достаточно, чтобы Паша завелся с полуоборота, уже и так будучи на грани. Он сжал кулаки, зарычал точно хищник готовый к бою и рыкнул, едва сдерживаясь, чтобы бросится вперед и в порыве ярости чего не натворить, о чем позже обязательно пожалеет.
— Значит, баб моих ты считала. А тот факт, что ты сама в задницу засунула все попытки построить отношения, это ты, мать твою, забыла. Как удобно-то, Кирочка, — выплевывая каждое слово с изрядной долей яда, прошипел Паша. Наступая на девушку. Заставляя ее отходить назад, но все еще грозно смотрящую на него, — заебись переложила ответственность! Съебалась в закат, молча и тихо, как крыса с корабля, а я еще и виноват, что не сидел и слезы по ней не лил! — его потряхивало, как и ее, а руки так и тянулись встряхнуть эту сучку, дабы прозрела и осознала, что натворила. Удобно устроилась. Сбежала, тихо вернулась, а теперь еще и его виноватым выставила!
— Я тебе ничего не обещала! — взвилась Кира, останавливаясь, пытаясь не дать ему задавить ее своим напором. Нет уж, не сегодня.
— Но ты и ничего не сказала! — заорала в ответ Паша так, что стены квартиры дрогнули в очередной раз.
Нина Степановна, герой советского труда, уронила чашку с чаем, услышав вопли из квартиры сверху, от которых казалось даже ее люстра начала раскачиваться. Она перекрестилась, невольно пробормотав:
— Совсем черти с ума сошли!
В квартире же сверху беременная Мариночка оторвалась от подпиливания ногтей, озадаченно хлопнув ресницами, и тряхнула спящего мужа:
— Федя!
— Мм…
— Федя!
— Ну, че? — сонно проморгался мужчина, лениво приподнимаясь и почесывая пузо, пытаясь проснуться и осознать, что происходит.
— Просыпайся, там Канарейкины убивают друг друга! Я удары слышала и крики!
— Ничего, вот убьют, тогда и будем говорить, — он вновь попытался пристроить голову на подушку, но очередной удар внизу и крики заставили приподняться. Мужчина нахмурился, проведя рукой по лысеющей макушке. — Че реально, что ли убивают?
А в семье Глушанковых сейчас шел оживленный спор. Виктор Степанович и Любовь Петровна, осторожно выглянули из-за своей двери, глядя на соседнюю дверь, из которой попеременно раздавались то крики, то удары об стенку. А совсем недавно оттуда выскочила высоченная девица в фривольном розовом пуховике. Видимо любовница, не иначе, раз Кира так раскричалась. А ведь она никогда не кричала до этого. Ну, не считая того единственного раза.
— Павлик ее щас прикончит.
— Та не, Кирочка. Он же бабищ своих водил, вот узнала. Щас вставляет по самые помидоры.
— да, но Павлик обижался на нее, что сбежала.
— Это да, зря Кирочка уехала так неожиданно. С ней таким хорошим вежливым мальчиком был. А похудел-то как, кожа да кости. Как лиса дранная по лету.
— Вот тебе лишь бы мужика обсудить!
Тем временем скандал в квартире Павла и Киры набирал обороты. Девушка металась по коридору, хватая все, что попадалось ей под руку, бросая в Канарейкина, а тот с переменным успехом уворачивался от снарядов, пытаясь схватить девушку, однако сделать это было крайне трудно.
— Что я должна была сказать? Извини Паша, я не могу поверить, что ты будешь подле меня все время?! Смысл, если мой приезд это ясно показал. Ты даже не стал ничего спрашивать, сделал выводы и сам все решил. Как всегда решаешь! Как решил со Сникерсом, не посоветовавшись со со мной, решаешь с продуктами, с квартирой, будто бы я такая глупая и никчемная, будто бы делаешь мне одолжение, хотя сам меня ненавидишь! — орала Кира, заводясь от собственных слов еще сильнее, уже даже не пытаясь думать о том, что творит. Схватив какую-то чашку со стола на кухне, куда они влетели в порыве скандала, она бросила ею в Пашу, но в очередной раз промахнулась, и стало в два раза обиднее. Даже попасть в него не может, что за напасть.
— Ах, тебя не устраивает, что решаю все наши бытовые проблемы?! Жаждешь это делать или что?! Два года все было прекрасно, а тут смотри-ка «Паша, ты подавляешь во мне личность»! — взревел Кенар, со всей силы снося с тумбы несколько кухонных приборов и кофеварку, которая с грохотом упала на пол, разбившись на осколки.
— Дело не в личности, а том, что я тебе удобна! Секс под боком, готовка, достаточно гладить по головке и решать мои проблемы, чтобы я не вякала, когда ты будешь в очередной раз гулять!
— Да что ты привязалась к моим загулам! Ты даже не удосужилась обо мне рассказать своей семье, молчала как рыба. Как всегда молчишь, ничего не сообщаешь! Откуда я знаю, что там в твоей башке!? Может наоборот тебя все устраивало, а тут я вдруг захотел чего-то серьезного, и ты взбрыкнула, потому что не планировала верно? Удобно же сесть на шею, а потом говорить, что этого не просила, выжав по максимуму!
— Вот, вот к чему я вела, ты меня обвиняешь в моей беспомощности! И случай с родителями вспомнил еще и приплел!
— А я все помню! Потому что так оно и есть! И не переводи стрелки, я поступал так, как считал нужным и два года тебя это устраивало! — Паша с силой ударил по столу, поставив на него руки, смотря на взъерошенную, точно дикий воробей Киру, которая стояла по другую сторону стола, тяжело дыша, сверкая желтыми глазами словно кошка. Казалось еще немного и зашипит, выгнув спину, бросившись на него и расцарапав ему лицо.
— А я помню твоих девок. Каждую! Сколько их было за два года, помнишь? Наташи, Кристины, Марины, Светы, Даши и Полины! Помню, как бросил меня в Сефоре, как таскался на свои вечеринки и приходил ползком домой, помню прекрасно, как ты любишь отираться в сомнительных местах с Тасмановым.
— Ах, вот оно что! Значит я и тут виноват, что прыгал вокруг тебя все время, дожидаясь пока ты, соизволишь спуститься со своего пьедестала и посмотреть на меня! — гаркнул Паша, и Кира вздрогнула, мотая головой из стороны в сторону, будто пытаясь отогнать все, что он сейчас говорил.
— Вот что видишь, да? Только это и больше ничего, верно? Только картину, которую ты сам создал в своей голове, даже не пытаясь хоть немного понять меня, что я чувствовала за эти два года, наблюдая каждый раз, как ты мечешься от юбки к юбке. Не задумываясь ни на минуту, каково мне приходилось, когда я смотрела в твою спину, — голос уже охрип, слезы душили, но девушка упорно желала выговориться. Именно сейчас, за этот месяц высказать все, что накопилось в ее душе за столько времени. И уже не так важно сумеет ли Паша ее понять, больше она не могла терпеть
Это слишком тяжело.
Больно.
Она устала от этого. Устала от того, что каждый раз видит его с другими, что каждый раз отпуская его руку, рискует больше никогда не увидеть, потому что какая-нибудь красавица уведет его с собой, поманив пальцем, потому что сама Кира слишком скучная, пресная и именно такая, какой он ее видит — беспомощная. Слишком проблемная и сложная, чтобы возится с ней слишком долго.
Паша открыл, было, рот, но в этот момент девушка всхлипнула громко, заставив его замолчать, сжимая и разжимая кулаки, пытаясь вернуть равновесие, которого не находил. Кира закрыла ладонями лицо, разрыдавшись, выплескивая остатки накопившейся в душе горечи наружу, за которой пряталась пустота и осознание того, что она потеряла. И уже не так уж важно, кто из них двоих в этом виноват.
— Я не хотела… — раздался очередной всхлип и слезы обожгли собственные ладони, — не хотела всего этого. Не хочу отпускать тебя, боясь, что ты не вернешься, потому что я не яркая, не такая как ты. Не могу быть такой, не могу быть равной, у меня не получается, — она вновь всхлипнула и разревелась, сползая на пол. Длинные распущенные волосы закрыли от внешнего мира, будто завесой, позволяя ей сжаться в комок, сидя на полу и подтянув к себе колени, утыкаясь в них лицо. Плечи вздрагивали при каждом приступе слез, которые накатывали на нее снова и снова, как яростная бьющаяся океанская волна.
Теперь им уже точно ничего не вернуть, ни дружбы, ни любви, ни даже приятельских отношения. После всего, что наговорили друг другу невозможно восстановить ту хрупкую связь, которая была до всего этого, и именно от этого становилось горько больше всего.
— Мне никогда не нужно было, чтобы ты была мне ровней. Мне нужна была ты, а не твои достижения или невероятные таланты. Все это важно лишь для тебя самой, это твоя жизнь, твои цели и желания. Пока ты счастлива, счастливым был и я.
Голос Паши заставил Киру вздрогнуть и поднять заплаканное лицо, ощущая, как его сильные руки обнимают ее за плечи, притягивая к своей груди. Девушка уткнулась носом в мягкую ткань его кофты, сжимая пальцы и хватаясь него, будто бы боясь, что это всего видение, которое вскоре исчезнет и останется только разрушения точно после торнадо квартира, осколки разбитых чашек и стеклянной кофеварки, которые валялись по всему полу кухни.
— И бабы не нужны, — с какой-то тоской в голосе произнес Кенар, утыкаясь носом в ее макушку и сжимая крепко в своих объятиях, — сегодня даже не получилось забыться. И никогда не получалось. Я целый месяц метался как зверь в клетке, рвался даже приехать к тебе и твоим родителям с требованием дать мне с тобой поговорить, но решил, что это и был твой ответ. Ты, таким образом, меня отшила, побоявшись сказать это в глаза.
— Идиот, — вместо всяких объяснений выдохнула Кира, икнув. Слезы прекратили литься из глаз, а на смену им пришла икота, сводящая на нет любую серьезность этого разговора. Она почувствовала, как он улыбнулся ей в волосы, и крепче прижалась к нему, вдыхая запах его одеколона и сигарет.
— Сама дура ревнивая.
— Не ревнивая. Просто память у меня хорошая.
— И пмс периодический. У тебя там, кстати, не начинается цикл? А то знаешь, похоже. Может мне уже пора переезжать жить к маме на время бешенства матки?
Кира резко подняла голову и замахнулась, чтобы дать ему подзатыльник, но не успела, потому что Павел перехватил запястье, отводя руку в сторону, крепко сжимая и притягивая к себе ближе, обхватил за затылок, зарываясь пальцами в ее волосах, накрывая губы, поцелуем, Жарким, влажным и страстным. Таким, какого между ними никогда не было. Поцелуй, который выражал всю грань пережитых эмоций и всех недосказанных претензий. Все что они так друг другу и не успели сказать на словах, передавалось через поцелуй.