Ка-а-а-ак интересно.
— Наверное, — все так же доброжелательно согласилась я. — А он? Ему тоже было… больно?
Немного странная формулировка обращения к самому Соену, но учитывая, что я имела дело с глубинной личностью, личностью которая явно совершала предосудительное и осуждаемое самим ребенком, вопрос был задан верно.
— Ему, — малыш сжался, — он злился. Ему было хорошо с ней… в ней… Они такие глупости делали, как взрослые. Вы, взрослые, всегда делаете глупости!
— Это точно! — я была с ним целиком и полностью согласна. — И что сделал он?
Соен, потупил взгляд, потом нахмурился, словно вспоминая, и… и вот тут началось:
— Он их впустил.
— Кого? — мягко спросила я.
— Их, — Соен сжался. — Других.
Я надеялась, он продолжит, но малыш молчал. Мне пришлось мягко подтолкнуть:
— Sunttenebrae?
Малыш напрягся, посмотрел на меня, и сказал:
— Нет. Других. Которые убивают. Убивают всех.
Помолчал, и спросил:
— Тебе страшно?
— Не уверена, — честно ответила ему.
Честность – подкупает.
Купился и он.
— Надо бояться, — сказал, глядя мне в глаза, — Они приходят, когда демоны тени теряют контроль.
— Демоны тени? Sunttenebrae?
— Да, — он очень серьезно кивнул. — Они могут ходить днем. Видеть солнце. А те, другие — нет.
Ка-а-ак… совсем интересно.
Если на Илонесе окажется не одна скрытая раса, а две, я… посмеюсь, бракованный навигатор! Угорать буду просто до… до тех пор, пока не поймаю на себе очередной взгляд Адзауро.
Так, не думать о нем.
— Ммм, — я протянула руку, ласково заправила прядь пшеничных волос за ухо парня, — и их можно звать?
— Да, — Соен сжался еще сильнее, — если писать нужные слова… кровью.
Эээммм.
— Какие слова? — я немного начала терять нить повествования.
— Она знала, — Соен опустил голову, — она все знала, и не хотела замуж.
Еще интереснее… просто вот уже интереснее некуда.
— То есть, леди Анатеро вызвала… злых демонов? — уточнила я.
Малыш дернул головой, и насуплено произнес:
— Он был с ней. Он убил животное и открыл двери. Она писала слова кровью. Они пришли. Меня не тронули, на мне была кровь.
Дерсенг меня подери.
— Кровь животного? — еще одно уточнение.
— Да, — Соен кивнул головой, — он убил. Кровь. Все было мокрое. Кошка была большая, царапалась. Черная. Я хочу спать.
И он вырубился мгновенно.
Я… я сидела, переваривая все, что только что услышала. И тут лорд Виантери произнес:
— В поместье Анатеро имелась большая черная кошка. Пантера. Это был подарок лорда Гаеда своей невесте, юной леди Анатеро. Он преподнес ее в день помолвки, десять лет назад, когда леди Анатеро исполнилось пятнадцать. Животное было генномодифицированным, и преданным только леди Анатеро.
Нервно кусая губы, я все еще пыталась систематизировать услышанное.
— В поместье Анатеро выжил хоть кто-то кроме вот этого? – указала кивком головы на парня, который спал.
— Нет, — лорд Виантери подошел ближе, с какой-то горечью глядя на Соена. — Когда нам стало известно о нападении на поместье, мы ринулись на помощь. Между всеми лордами существует договор о взаимопомощи. Иногда… в редких случаях, но получалось спасти переселенцев, которые пытались оказывать сопротивление. Но в тот раз все было не так. Демоны никого не похищали. Они убили. Всех. Кроме Соена, которого мы нашли трясущимся в лесу, над телом леди Анатеро. Он… — пауза, — пытался ее спасти, но с такими ранами не выживают.
Повернув голову, я вопросительно посмотрела на лорда Виантери.
Мне было положительно непонятно, с какими конкретно ранами?!
— Ей вырвали сердце, — произнес он.
Оригинально.
— Только сердце? — я все пыталась хоть что-то понять.
— Да, — синие глаза Виантери смотрели прямо, но было заметно, что поднятая тема его… напрягает.
— Так, — меня начинали бесить все эти недомолвки, — еще раз — леди Анатеро вырвали сердце. И что? Это как-то не вписывается в картину прежних нападений?!
Ответить Виантери не успел — Соен, до того мирно спавший, поднял голову, посмотрел на меня по-илонесски синими глазами и сообщил:
— Он вырвал. Сказал – она бессердечная. Ей ни к чему. А сегодня он сказал, что вырвет мое, если я не убью того, у кого из-за тебя там тесно.
Потрясенная я невольно повернулась и посмотрела на Адзауро. И лишь осознав, как все это выглядит и насколько многое я сообщила всем присутствующим своим жестом, я мгновенно опустила взгляд. Но моя реакция была слишком… показательна.
— Полагаю, речь идет обо мне, — с издевкой произнес генерал Энекс.
Чи промолчал.
Он всё понял, как и все здесь, и мне казалось, я всей кожей ощущаю его напряжение. Уже не презрение и гнев — напряжение. Надо же было так спалиться!
— Я сейчас не понял, — заговорил молчавший и вообще едва дышавший до того младший лорд Виантери, девчонка не с генералом?! А почему тогда ты мне запретил?!
Не будь здесь Адзауро, я бы смолчала, сто процентов бы смолчала, а так — сорвалась:
— Лорд Виантери, у вас всего один сын? Точно? Вы уверены? Жаль. Я бы на вашем месте попыталась сделать нового, этот явно не получился!
И резко поднявшись, покинула пыточную.
***
Но едва вышла в коридор, сейр плимкнул входящим. Достав диск, активировала и прочла «радостную» новость от полковника Стейтона: «На базе пожар».
Не сдержавшись, язвительно поинтересовалась:
«Горят моя комната и лаборатория?»
«А откуда вы знаете? – не менее язвительно спросил Стейтон».
«А я догадливая, полковник».
«Искренне рад за вас».
Тварь!
В стену ударила, не сдержавшись, сбивая костяшки в кровь, вымещая ярость, которая рвала изнутри диким зверем. Ударила снова. И снова. И только когда боль в руке, пересилила ту, что кромсала мое сердце, я остановилась, прижавшись лбом к холодному камню и отчаянно сдерживая желание завыть.
Мне оказалось неимоверно сложно работать одной.
Не хватало Слепого на связи, или Полудохлого, готового всегда поддержать, не хватало команды, не хватало уверенности в своих действиях, не хватало уверенности в себе. Не хватало… много чего не хватало. Это проблем было в избытке, а всего остального имелся жесткий глобальный недостаток.
— Успокоилась? — насмешливо-ледяной голос неизвестно как беззвучно подкравшегося ко мне Адзауро.
— Уйди, — практически простонала.
Потому что за стоном, скрывался вой отчаяния.
— Нахрен? — я ощутила тепло его тела, волосы на виске шевельнулись от его дыхания.
Еще никогда в жизни я не чувствовала себя настолько одинокой. Впереди стена, а позади прорва всей необъятной разрастающейся с каждой секундой вселенной, глухая, бесконечная, все пожирающая прорва.
Но его движение, всего шаг, и я начинаю чувствовать себя одиноким потерянным винтиком, которого неотвратимо влечет к магниту. Мне интересно, знал ли об этом Адзауро? О том, что способен менять все вокруг, одним своим присутствием. О том, что его тепло согревает, даже изорванное в клочья сердце, о том, что…я ненавижу его всей своей вывернутой наизнанку душой, но… мир без него, боюсь, я ненавижу больше.
— Улетай, пожалуйста, — глухая бесполезная не нужная ни ему, ни мне просьба.
И я внутренне сжалась, ожидая его насмешки, его удара в ответ, его колкости, его острых как бритва слов.
Но вместо этого, очень тихое:
— Я рядом.
Слезы соскользнули с ресниц, и я запрокинула голову, привычным жестом, в попытке сдержать эмоции. Не рассчитала. Нашу разницу в росте. И сейчас, когда я откинула голову назад, он увидел все – и мои слезы, и мою слабость.
Отвернулась мгновенно.
И вздрогнула, когда он обнял. Просто обнял, обеими руками и рывком прижал к себе. И необъятная неизмеримая вселенная исчезла, вся глубина и космоса растаяла как дым, сгинула, испарилась… перестала иметь значение. Абсолютно все перестало иметь значение. Всё…
Кроме тепла его тела, его рук, сжимающих меня, его губ на моей щеке и его тихого:
— Я с тобой.
Несколько секунд абсолютного счастья… Такого тихого, каким бывает только счастье… Безумное, согревающее, раздирающее все грани разумного счастье…
И бьющееся пульсом осознание того, что эти секунды – и есть все мое счастье. Только секунды, так стремительно утекающие, словно вода горного ручья сквозь пальцы… И казалось бы вот оно счастье, только руку протяни… но его нет!
— Улетай, — уже даже не просьба, уже молитва.
Усмешка и усталое:
— Глупо было бы на это рассчитывать.
Счастье рухнуло вниз и разлетелось острыми осколками. И вот его уже нет, а осколки… их тьма, и они впиваются все глубже. Больно. Грустно. Безысходно. Потому что выход… его нет. Просто нет.
— И сколько император обещал за меня?
— Ммм, — Чи провел носом по шее, всего лишь одно движение, а по телу сотни мурашек и дрожь в ногах, — интересный вопрос. Обычно его задают шлюхи.
— Руки убрал! — прошипела я.
Он лишь прижал к себе сильнее, и очень тихо, так что заставлял меня ловить каждый звук, напряженно вслушиваясь в его голос, Чи прошептал:
— Кей, маленький глупый мотылек, летящий на огонь и не понимающий — что ты не мотылек, ты бриллиант. Ослепительный сверкающий бриллиант, преломивший свет фонаря, отразивший его сотней искрящихся лучей, раскрасивший сумрак моей жизни в яркие, ранящие, вспарывающие душу цвета и краски. Я ненавижу тебя. Я ненавижу тебя! Как же сильно я ненавижу тебя, Кей…
А руки сжимают сильнее, до боли, до невозможности вдохнуть, до страшного понимания – я не хочу дышать без него.
— Сколько, Чи? — я боролась с безумным желанием убрать ладони со стены и прикоснуться к его стиснувшим меня рукам.
— Это неверный вопрос, Кей, — его теплое дыхание у моего виска, скользящее касание губами по очертанию уха и уже почти неслышное. — Не «сколько», а «что».
И вселенная взрывается пульсирующим осознанием реальности!
«Не «сколько», а «что»…
Я развернулась в кольце его рук, вырываясь из объятий, прижимаясь спиной к холодному камню и глядя в темные глаза монстра, чтобы прочесть свой приговор.
Приговор, о котором могла бы догадаться и раньше – на Ятори абсолютная монархия.
«Кей, маленький глупый мотылек, летящий на огонь и не понимающий — что ты не мотылек, ты бриллиант».
Абсолютная монархия, это абсолютная власть императора, соответственно приговор или помилование по одному его слову…
«Не «сколько», а «что»…
В чем же я просчиталась? Где допустила ошибку? Почему?.. Как?! И за что мне это? Это безумное желание обнять его, прижаться к нему всем телом, и никогда не отпускать…никогда… дыша возможностью быть рядом, и понимая… что возможности у меня не будет.
— И что на кону, Чи? — едва слышно спросила я, уже зная ответ.
Зная. Осознавая его мгновенно заострившимися чертами лица монстра, чувствуя, как замерло его сердце, и, понимая, что услышу:
— Мой клан.
«Кей, маленький глупый мотылек, летящий на огонь»…
Я не учла, что Исинхай тоже был Адзауро. Не учла. Не подумала. Не осознала… император сделал это за меня. Один Адзауро присылает на помощь другому Адзауро своего мотылька. Кто виновен в том, что мотылек попался на глаза императору? Адзауро. Потрясающая логика, убийственный провал, жуткое осознание того, что я действительно недооценила себя и свое влияние на императора.
Просто не подумала…
Единственное, что я брала в расчет — жизнь Чи. Единственное, о чем думала — как сохранить его жизнь. Единственное, чего хотела добиться — устранение угрозы его жизни. Но когда концентрируешься на чем-то одном — упускаешь детали. Я облажалась. Основательно и конкретно. А после облажалась Алкеста. Минус на минус… Полудохлый предупреждал, я не услышала…
На Ятори мудрецы говорят: «У любви нет глаз».
Что ж, я с полной ответственностью могла заявить, что они не правы. У любви нет ни глаз, ни ушей, ни мозгов! Ни-че-го…
Звенящая пустота разлетающейся на осколки хрустальной иллюзии… и только.
— Предлагаю сделку, — я облизнула пересохшие губы, сглотнула внезапно появившуюся горечь и продолжила: — Ты покидаешь Илонес. Сегодня. Сейчас. Желательно прямо сейчас. Я завершаю миссию и отправлюсь к императору Изуми. Как там у вас говорят? «И любовь за три года остывает»? Три года моей жизни – это ничто. Выдержу. По рукам?
Ответа не последовало.
В его глазах разливалась мертвая пустота, а губы прошептали лишь:
— Ты знаешь!
— Знаю что? — мой голос упал до шепота.
Чи наклонился надо мной, склонился к самым губам и выдохнул полное бешенства:
— Что Исинхай — Адзауро!
И лишь порыв ветра там, где он только что стоял.
А я смотрела ему вслед, не в силах произнести хоть что-то… Странное опустошение оцепенением захватывало всю душу, все внутри, все чувства, замедляло биение моего сердца…
Если бы я могла повернуть время вспять — я бы повернула. Если бы я могла умереть — я бы умерла. Но все что мне остается — жить, исправляя последствия своей же ошибки. И стоять на месте, глядя, как исчезает в темноте мой монстр и отчетливо понимать — я уже никогда не скажу, что люблю его. Никогда. Потому что за любящую и любимую Чи будет сражаться до последнего, как сражался за клан Алых повязок…
А того, кого ненавидишь, легче пустить в расход.
И потому… лучше пусть ненавидит. Пусть думает все, что хочет.
«И любовь за три года остывает» — так говорят на Ятори. Мне оставалось лишь надеяться, что моя любовь за три года тоже сдохнет. Мне оставалось надеяться лишь на это.
«Сейли, не дави, — вспомнились мне слова Багора. — Это тебя на органы продать не успели, а Кей продавали дважды».
Что ж… третьи торги так же завершатся вполне успешно.
Запрокинуть голову, не позволяя слезам соскользнуть на ресницы и жить, жить на разрыве, отчетливо осознавая, что одна часть меня мертва, вторая… вторая пытается искупить вину за жизни близких людей.
***
« — Папа, я не хочу, я…
— Кессади, это хорошая клиника, все будет хорошо.
— Пап, но я…
— Я все решу, Кесси, все будет хорошо»…
Хорошо не было.
Ни тогда, ни сейчас.
И я все отчетливее понимаю — хорошо для меня в принципе никогда не наступит.
***
Поместье лорда Виантери я покинула никого ни о чем не предупредив, взломав панель доступа на флайте, изолировав его от наблюдения и полетев за четыре часа до разрушенного поместья Анатеро.
Скорость была зашкаливающая, высота полета — неимоверно низкая, маневренность – на грани. Я маневрировала между деревьями, не поднимаясь выше, чтобы не быть засеченной системой воздушной обороны, не дать радарам засечь себя и… просто не думать. Вообще ни о чем не думать. Когда летишь на такой скорости по лесу, все что остается – предельно сконцентрироваться на управлении флайтом, и тогда для иных мыслей места не остается. Как и для слез — какие слезы, если нужно сосредоточенно смотреть вперед?!
***
В поместье Анатеро прибыла почти на рассвете. Счетчик местного времени показывал четыре часа утра, счетчик топлива почти ноль, счетчик пропущенных сообщений на сейре зашкаливал.
Флайт я оставила в лесу, в зависшем состоянии. Спрыгнула с пятиметровой высоты на землю, и почти сразу ощутила запах опасности, ее вкус, ее металлический привкус на губах… Эти территории не пустовали. И тут жила ярость. Ярость, ярость, ярость… Деревья, с содранной корой, следы от когтей, ярость — которую выплеснули здесь, словно бесясь от бессилия.
Как интересно…
По лесу я не прошла совершенно спокойно – он был мертв. Ни хищников, ни птиц, ни насекомых, ни даже вездесущих мелких грызунов. Здесь не было ничего — звенящая пустота, которую, казалось, только подчеркивал шелест ветвей искалеченных деревьев.
А вот само поместье не пустовало. Для того чтобы проникнуть в него, пришлось миновать шестиметровую стену, первую из трех, и едва я перескочила препятствие… идти дальше желание почти пропало.
Они превратили первую линию обороны в кладбище. Основательное, ухоженное кладбище, оформленное даже с применением современных технологий — над каждой могильной плитой тускло сияло изображение захороненного, и это заставляло осознать весь масштаб трагедии. Дети, старики, мужчины, женщины… даже домашние животные.