— Это торт «Хрусти-во-рту»,[1] — живо ответила Клер. — Он сделан из заварного теста, но в отличие от «любовных косточек» — не удлиненной формы, а круглой. Начинен кремом из голубики и украшен карамельной канителью.
— Он великолепен!.. — выдохнул месье Винсент. — Напоминает… корону!..
— Вы еще не пробовали его на вкус, — сказала Клер низким, бархатистым голосом. — Эклер нежен и мягок, но в этом десерте мы предлагаем вам новый вкус — нежность и хрусткую сладость. Уверена, этот дуэт приведет в восторг даже короля.
— Вы — прирожденная соблазнительница, — хмыкнул месье Бертран. — Теперь я понимаю, что произошло с Равелем.
— Лучше пробуйте, а не болтайте, — сказал Ренье.
— Мы пробуем, — пробормотал месье Ансельм и первым снял со сладкой башни шарик, оплетенный золотистыми нитями.
Сунув его в рот, он даже прикрыл глаза от удовольствия.
— Нежный и хрустящий, — подтвердил он. — Это настоящее волшебство! Он хрустит, едва оказывается во рту, но тут же превращается в мягкую сладость — карамель тает, а крем… — он взял второй профитроль и разломил его. Крем оказался нежно-голубым, как небо Вьенна, как море, омывающее берега города.
— Это словно пробовать на вкус солнце и ветер, — признал месье Винсент, поглощая один золотистый шарик за другим. — Остановиться просто невозможно. Как вам, Боне?
Месье Бертран что-то промычал — он как раз отправил в рот еще одно пирожное.
— Переработанный рецепт моего дедушки, — рассказала о десерте Клер, — эклеры с кремом из голубики. Голубика придает легкую кислинку крему и уравновешивает жирность заварного теста. Но «любовные косточки» весьма деликатны — они поливаются сверху шоколадной глазурью, и их не положишь друг на друга — они опадут и сомнутся. Поэтому я решила сделать их в виде шариков — так пирожные будут держать форму и на одном блюде можно подать столько эклеров, что хватит на целый город! Только возникала проблема… — она заговорщицки понизила голос, и судьи потянулись к ней, чтобы услышать все до последнего слова — как дети в канун Нового года, которым рассказывают захватывающую сказку. — Пирожные не желали лежать ровной горкой. Они все время соскальзывали! Что делать? Смазать их глазурью? Но от этого потеряется внешний вид, да и сами пирожные будут липкими со всех сторон. И тогда Ренье предложил гениальную идею — укрепить горку с эклерами карамельной канителью. Посмотрите — это сработало! Мы сделали канитель из светлого меда, чтобы она получилась не коричневатая, а золотистая, и опутали ей горку.
— Соединили традиции и новаторство! — засмеялся месье Ансельм, но тут же закашлялся и принял серьезный вид. — Мы удаляемся, сейчас десерты будут пробовать их величества.
— Они признали годными к пробе все три десерта, — изнывал Жюль за спиной Клер. — Мы не смогли обойти Живандо и «Пищу богов» даже на первой пробе!
— Они не могли поступить иначе, — заметил Ренье. Рука его снова сжала руку Клер, и они обменялись незаметными, но чрезвычайно нежными рукопожатиями. — Поступить иначе — означало бы обидеть королевского повара (а его услугами пользуются уже восемь лет), а также учредителя конкурса — ведь «Пища богов» принадлежит его дочери.
— Какие деликатные, — сказала Клер, углом рта. — Со мной они так не миндальничали. Сразу попросили пойти вон.
— Не сердись, — шепнул ей Ренье.
— А вдруг… они из подлости не признают десерт Клер первым? — подлил масла в огонь Жюль.
— Что бы они ни решили, — твердо сказал Ренье, — сегодня вечером у Клер не будет отбоя на заказ «любовных косточек».
— Это не «любовные косточки», а крокембуш, — строго поправила она.
— Их величества пробуют десерты! — провозгласил Форсетти.
Зрители и участники замерли, жадно наблюдая за королевской четой. Были попробованы крем и желе, и вот подана золотистая гора эклеров.
Король нахмурился, разглядывая блюдо, и вовсе не торопился брать пирожное.
— Ну же, что ты смотришь? — прошептала сквозь зубы Клер.
Королева же не стала ждать — с предложенного ей серебряного блюдечка, на котором лежали пирожные в облаке золотистой карамели, она взяла шарик эклера двумя пальцами, презрев ложку. Откусила кусочек, прожевала…
Ее бледное лицо вдруг окрасилось румянцем, а глаза заблестели, как звезды. Второй кусочек был тут же съеден, а за ним последовало другое пирожное.
— Попробуйте, — услышали все ее голос, обращенный к королю, — это, действительно, божественно вкусно!
Но его величество только выше вздернул подбородок и ответил:
— Достаточно того, что вы попробовали, моя дорогая. Я не стану есть пищу, приготовленную непрофессиональным поваром… Женщиной…
— Пустите-ка меня! — сказала вдруг Клер, и Ренье не успел ее удержать.
Широким шагом она прошла к королевской ложе и остановилась перед королем, точно так же упрямо вскинув подбородок.
— Вы не верите в мой профессионализм, ваше величество? — сказала она смело, не обращая на знаки, которые делал ей месье Ансельм, умоляя молчать. — А по-моему, вы просто боитесь.
— Боюсь? Чего же мадемуазель… мадам? — насмешливо спросил король.
— Вы боитесь, — произнесла Клер очень четко и громко, — что попробовав, не сможете не признать, что были не правы. Потому что и женские руки могут создавать шедевры!
— Шедевры! — хмыкнул его величество, но помимо воли скользнул взглядом по торту «Хрусти-во-рту». Он сиял так соблазнительно, и источал тонкий аромат свежести и сладости — лесных ягод и меда.
— Да, шедевры! — не собиралась сдаваться Клер. — Попробуйте! Даю слово — это разрушит ваш узкий, закоснелый мирок.
Придворные ахнули, Форсетти возмущенно требовал вывести смутьянку, но трое судей хранили молчание.
— Нахалка! — король вдруг так же, как его супруга, взял эклер двумя пальцами и сунул его в рот с такой отчаянной яростью, словно пробовал смертельно опасный яд.
Над площадью повисла напряженная тишина, во время которой его величество сосредоточенно жевал.
Прошло две минуты, три, но король хранил молчание.
— Вам понравилось? — спросила королева, осторожно кладя руку на плечо мужа.
Король посмотрел на нее, посмотрел на Клер и вдруг хлопнул ладонью по столу — да так, что все вздрогнули:
— Она великолепна, черт побери!
Ее величество спряталась за веер, а ее муж, смущенный вырвавшейся грубостью, поспешил извиниться. Клер стояла очень прямо, но краска так и заливала ей лицо. Колени дрожали, и после душевного напряжения она ощутила опустошение и слабость.
— А ты и правда великолепна, черт побери, — сказал ей на ухо Ренье, оказываясь рядом и уводя к столу.
После недолгого совещания, месье Ансельм вышел вперед, помахав рукой и требуя тишины.
— Победа в третьем туре присуждается, — произнес он, намеренно растягивая слова, — присуждается… Клер Равель!
— Боже, я думал, что оглохну! — заливался соловьем Жюль, подавая бокалы с вином сестре, ее мужу и Дельфине. — Они так принялись орать, когда объявили о победе Клерити!
— Громче всех орал Форсетти, — сказал Ренье, поднимая бокал.
— Но по другой причине, — расхохотался Жюль. — Он единственный был страшно недоволен.
— Не единственный, — заметил Ренье. — Бонбон с Живандо тоже заметно скисли.
— Как вам не надоело сплетничать? — покачала головой Клер. — Сколько можно уже об этом говорить?
— Но вы победили, мадам! — глаза Дельфины горели самым настоящим огнем восторга. — Вы победили!
— Всего-то приготовила пирожные, — ответила Клер. — Что тут такого?
— Пирожные? Э-э, нет, — не согласился с ней брат. — Боюсь, ты подала дурной пример всем жителям Вьенна…
— Дурной?!
— Теперь они все захотят стать шеф-поварами! — воскликнул Жюль с комичным ужасом.
— И пожарными! — добавил Ренье.
— И адвокатами!
— А потом они попросятся в армию!
— Идиоты — устало вздохнула Клер.
— Согласна, — поддержала ее Дельфина. — Надо привести в порядок кухню и замариновать цыплят. Уверена, завтра утром в наш бушон повалит толпа народу.
— Да, хватит прохлаждаться, — Клер несколько раз хлопнула в ладоши, подгоняя мужчин. — Жюль, ты выметаешь сажу, Ренье, ты занимаешься окнами, сейчас придет стекольщик. К завтрашнему дню мы должны быть во всеоружии.
— Да, шеф! — гаркнули хором Жюль и Ренье.
Дельфина рассмеялась.
Но прежде, чем разойтись по рабочим местам, Жюль придержал Клер за локоть:
— Послушай, — он очень тщательно подбирал слова, — правильно ли ты сделала, что отказалась от места при королевском дворе? Все-таки столица, такие перспективы… Ты была бы первой женщиной-поваром на королевской кухне… Ты не пожалеешь потом?
— Жюль! — Клер обняла его и расцеловала. — Мой дорогой Жюль! Не волнуйся за меня, я все решила правильно. Мы с Ренье уже все обдумали — у нас есть дедушкин бушон, и мы приложим все силы, чтобы вернуть его славу и репутацию. К тому же, король и королева любезно попросили меня быть поставщиком десертов к их столу. Я буду отправлять им пирожные два раза в неделю. Личный кондитер его величества — это звучит, верно?
— Звучит, но…
— А ты, Жюль… — Клер пригладила брату волосы и поправила сбившийся воротничок рубашки. — Знаешь, несправедливо было бы удерживать тебя здесь. Ренье говорит, что мужчину нельзя принуждать к нелюбимому делу. Это для вас страшнее всего на свете. Поэтому предлагаю тебе навестить месье Пражена — он как раз обосновался в столице. Вчера прислал мне поздравительную телеграмму. Он в отеле «Савери». Думаю, будет рад услышать обо всем лично от тебя.
— Клер? — брат не мог поверить, что слышит нечто подобное. — Ты… не против?..
Она отрицательно покачала головой и ущипнула его за щеку, как делала когда-то в детстве:
— Не против. Только береги себя. И не играй на деньги! — крикнула она уже ему вслед, потому что Жюль умчался с быстротой ветра.
Под вечер, когда Бушон был отмыт до блеска, а в окна вставили новые стекла и обновили краску на рамах и ставнях, Ренье заметил на крыльце «Пищи богов» даму в летнем белом платье. Агнес Форсетти стояла на ступенях и смотрела в сторону бушона. Вытерев ладони о старые штаны, которые ссудил ему Жюль на время уборки, Ренье пересек улицу и открыл калитку ресторации.
Агнес увидела его и насмешливо фыркнула.
— Как же ты опустился, — сказала она, презрительно посмотрев на запачканную одежду. — А ведь прошло всего два дня.
— Приводил в порядок бушон после того, как ты пыталась его поджечь, только и всего, — ответил он.
— Поджечь? Я?! — Агнес рассмеялась тонко и звонко, как серебряный колокольчик. — Вижу, сумасшествие — это заразно! Теперь и ты будешь устраивать уличные разборки как эта вульгарная кухарка?
— Потрудись говорить о мадам Равель уважительно, — посоветовал Ренье.
— Мадам Равель! — воскликнула Агнес со слезами в голосе. — Когда захочешь, ты можешь быть очень быстрым!
— А ты — очень жестокой, — медленно сказал Ренье. — Ты и правда хотела нас убить, Агнес?
Она всхлипнула и посмотрела на него со злобой.
— Не вздумай повторить, дурочка, — сказал Ренье. — Я промолчал о твоей выходке, но во второй раз молчать не стану.
— Ты не докажешь, что это я! — выпалила она.
— Конечно, не докажу, — согласился он. — Но теперь буду охранять Клер, как сторожевой пес. И никакая лиса, вроде тебя, ей больше не повредит.
— Угрожаешь?!
— Ты забыла, Агнес, я ведь не столичный хлюст, — Ренье засунул руки в карманы брюк с самым нахальным видом. — Я всего лишь провинциал, бывший мальчишка из Вьенна, который шлепал босиком по берегу озера и отлично швырялся камнями в окна спесивых богатеев. Кто знает, что придет мне в голову, если увижу, что ты хочешь устроить подлость моей женщине?
Агнес пискнула, бледнея, и отступила на два шага. Что-то в выражении лица Ренье испугало ее.
— Но ты умная, — продолжал он, — поймешь сама — такими методами не удерживают любовь. Да и тебе самой разве не противно? — добавил он совсем другим тоном — чуть развязным, в котором сквозили простонародные нотки. — Ты же женщина, а пакостишь, как кошка.
Агнес вскрикнула и бросилась бежать, путаясь в подоле юбки.
Он посмотрел ей вслед, а потом развернулся и направился к бушону, на ходу закатывая рукава рубашки. Клер просила развесить новые шторы взамен сгоревших.
[1] Речь идет о французском десерте крокембуш
Эпилог
— Не так, Оскар! — Клер выхватила ложку и сама встала к плите. — Мешать надо по часовой стрелке, а не против. И нежно, нежно… Как будто гладишь любимую кошку.
— Да, мадам, — смиренно ответил помощник повара и с поклоном принял у Клер ложку и кастрюльку, в которой на водяной бане готовился сливочный соус.
— Мадам, месье Нимуш просит «Таинственный бычий хвост», — заглянула в кухню Дельфина.
— Еще пару минут, — ответила Клер, начиная сервировку. — Ренье! Крокеты готовы?
— Готовы, шеф! — Ренье молниеносно подал пять преотличнейших крокетов — горячих и ароматных, только извлеченных из шипящего масла.
— Подаем! — стерев с тарелки капельку масла, нечаянно упавшую на край, Клер накрыла блюдо крышкой, чтобы сохранить температуру, и Дельфина подхватила поднос.
— Признаться, что-то я устала, — засмеялась Клер, усаживаясь на табуретку. — Сегодня, похоже, весь Вьенн решил к нам наведаться. Может, остальные ресторации в одночасье прикрыли, и людям негде поесть?
А посетители все прибывали и прибывали. Причем, это были не только горожане, но и приезжие — совершенно незнакомые люди заходили в бушон, заказывали тушеный бычий хвост, касуле с апельсиновой уткой и другие блюда — не менее интересные и вкусные, а на десерт неизменно просили «любовных косточек» с голубикой.
Когда бушон, наконец, закрылся, Клер и Дельфина позволили себе отдохнуть — они совсем сбились с ног. К ним присоединился и Ренье, который только что оставил плиту. Он принес вино и фрукты, чтобы подкрепиться после напряженной работы.
— Когда-то мы вдвоем с мадам убирали всю эту посуду и бушон после посетителей, — заметила Дельфина. — Насколько сейчас легче.
— Да, гораздо приятнее, когда грязную работу за тебя делают другие, — подмигнула ей Клер.
Дельфина обиделась:
— Что вы, мадам! Я не отлыниваю от работы!
— Конечно, нет, — успокоила ее Клер. — Но теперь мы вдвоем бы и не справились.
— И втроем бы не справились, — произнесла Дельфина со значением.
Клер не ответила, задумавшись. Да, когда-то в этом бушоне было всего три работника — она, Дельфина и Жюль. Теперь на кухне орудуют четыре повара, включая самого известного во всей стране — Ренье Равеля, восемь поварят, три посудомойки и двое разнорабочих, не считая мальчика на подхвате. Отличный размах для бушона, который всего год назад пустовал, опозоренный и почти разоренный. Особенно хорошо пошли дела после того, как была закрыта ресторация «Пища богов» — месье Форсетти и его дочь, спонсировавшие заведение, продали дом и отказались от ресторанного бизнеса во Вьенне. Ренье говорил, что ресторация не выдержала добросовестной конкуренции, но Клер думала, что виной всему личные мотивы. Достало того, что после известного королевского состязания мадемуазель Агнес укатила из Вьенна и никогда больше здесь не показывалась.
А Жюль так и летает где-то, в поисках своего счастья…
— Мадам, — позвала Дельфина. — К нам почтальон.
Клер встрепенулась и бросилась к двери, распахнув ее настежь.
Месье Савари, городской почтальон, толкал тележку с письмами и посылками.
— Что-то от Жюля? — воскликнула Клер.
— Что-то от Жюля, — подтвердил месье Савари, очень довольный. — Вот, распишитесь в получении, мадам Равель.
Поставив подпись в карточке, Клер нетерпеливо протянула руку за письмом.
— Вам лучше позвать мужа, мадам, — засмеялся почтальон, выгружая из тележки увесистую посылку.
— Что это Жюль выдумал?!
Дельфина убежала звать хозяина, и Ренье вскоре вышел из бушона, тепло поздоровавшись с почтальоном.