— Выйди, там возле клумбы стоит тачка, в которой я землю развозил, — приказал Мартин. — В неё собери весь пропитанный красным снег. Лопату возьмешь в гараже.
Девушка кивнула и вышла во двор. Хотела расстегнуть верхние пуговицы пальто — она пока работала, успела вспотеть, но передумала. Не хватало ещё простудиться. Прежде чем пойти за лопатой, ещё раз обошла двор, стараясь не наступать на почерневший снег. Крови не так уж было и много.
Гараж находился за углом дома, к нему вел спуск: подвал состоял из двух частей — комнаты, где обитала Файза, и, собственно, гаража, где стояла дизельная «нива». Осторожно ступая, чтобы не упасть, девушка добралась до ворот. Последние метры все равно пришлось проехаться — почти летние туфельки скользили по накатанному снегу. Хорошо хоть не упала — с разбегу налетела на железные ворота, гулко ударившись в них руками. Файзе почудилось, что этот звук разнесся далеко-далеко — так было тихо этой ночью. Калитка открылась бесшумно — петли всех дверей в доме были хорошо смазаны. Мартина раздражали резкие и громкие звуки. Он даже музыку предпочитал слушать в наушниках в МР3-плеере. Ходил по дому качая головой в такт, что-то себе думая… Хоть аудиосистема с большими колонками в кабинете хозяина имелась.
Взяв в гараже совковую лопату, Файза вернулась на площадку перед крыльцом. Подниматься на склон теперь было легче — она опиралась на черенок, как на посох. Окровавленный снег начала собирать с дальнего конца — от машин, постепенно приближаясь к дому. Для того чтобы сгрести все черные пятна тачки не хватило, поэтому пришлось вернуться в гараж и взять там пластиковое глубокое корыто, в котором Мартин раньше солил рыбу.
Справившись с заданием, девушка не спешила зайти в дом. Ещё раз осмотрела площадку, но больше черных точек не заметила. Впрочем, она знала, что когда рассветет, всё равно придется ещё раз осмотреть двор. В такой темноте невозможно убрать всю… грязь? О, да, девушка давно была приучена относиться к крови, как к обычной жидкости, которая всё пачкает, загаживает — попробуй потом отстирай. Файза невольно покачала головой, поймав себя на мысли, что всё произошедшее за последние тридцать минут её совершенно не испугало и…
Артём обвел всех присутствующих в комнате взглядом.
— Вы должны знать, что мертвецы её не удивили.
— Подожди, — поднял руку Алексей. — Ты сказал, что рассказ — это чистая правда. Так?
— Да.
— Но я что-то в новостях не слышал про бойню в каком-то там лесу. Согласись, подобные случаи скрыть невозможно. Об этом говорили бы все газеты. Вон про Цыпка сколько вони стояло.
— Ответ прост, — ответил Артём. — Всё, о чем я рассказываю — это не просто импровизация. Эти знания, цвета, запахи, картины, даже мысли участников — всё это приходит в мое сознание. Вот только я не могу с уверенностью сказать о времени. Я не знаю точно, когда это произошло. Вчера, сегодня или завтра. Часто эти образы не полные, а, как бы сказать поточнее, выборочные. Я вижу эти тела на снегу, но я не видел, как их расстреливали. Может это у меня в голове стоит фильтр?
Артём вдруг засмеялся.
— Просто я не понимаю и не хочу принимать то, что считается нормальным в наше время. Я против насилия. Если взять современные фильм, то, что мы там видим? Сценаристы озабочены только одним: как бы по-оригинальней убить героев. Смерть в кино превращается в гэг, подобие удачной запоминающейся шутки. Моё нутро противится этому, мне это неприятно, и фантазия, мозг, чувствуя моё настроение, наверное, щадит подсознание и сознание. Я другого объяснения не могу найти. Я знаю, как это произошло, но… Я не видел самой картины убийства и я не могу точно сказать, было ли это в этом году, прошлом, а может событие ещё даже не произошло? Я вижу: время — начало декабря, но как он их убивал, как пули входили в тела, как падали люди? Хоть пристрелите — не ведаю.
Мне известно, что от трассы к дому ведут две грунтовые проселочные дороги. Там Мартин установил фотодиоды — датчики слежения. Если луч пересекает кто-то и лазер прерывается, то на станцию в доме идет сигнал. Аппаратура стоит на втором этаже, где у нашего героя кабинет. Там имеется программа, регулирующая опасность. Если поступает один сигнал, зажигается просто красный свет, второй — срабатывает подобие слабой сирены. Такое бывает, когда птица пролетит над землей, или олень пройдет. Ну, а в случае трех-четырех упорядоченных сигналов понятно, что машина или человек идет в сторону дома. Вот тогда включается сигнализация и, одновременно, в кармане Мартина начинает вибрировать устройство, похожее на пейджер. То есть, даже когда хозяина нет дома, он знает, были ли у него в гостях или нет. Нашего героя незваные гости не застали врасплох. На крыше дома стояли камеры — тепловизоры, передающие изображение на экраны. Мартин полностью контролировал подступы к своему логову, весь периметр. Кстати, на хиленьком заборчике на сетке висели такие себе забавные таблички со смайликом и хорошо видной издалека надписью «Осторожно, злые мины». А вот были ли заминированы подходы к дому или нет? Я даже не могу сказать… Впрочем эти картонки — излишняя предосторожность. Никому в городке, где живет Мартин, в здравой памяти не придет мысль лезть к нему в гости без спроса.
6. Неизбежное
В гости… Снова всплыли вспоминания о странном госте и его словах: «Я — праведник. А вы — проводник».
Механик взял кружку — было видно, как от чая прозрачными змейками поднимается пар. Он внимательно смотрел на отражающееся в воде своё морщинистое длинноносое лицо. Нереальность всего происходящего в этой каморе подчеркивала тяжелая гнетущая тишина, давно уже прописавшаяся в пустом дворце культуры, куда теперь редко заходил даже директор, только уборщицы, полгода не получавшие никакого жалования, регулярно утром приходили на службу. Их смена закончилась ещё в обед. Сейчас же, после трех, здание было совершенно безлюдным: на всю высоченную серую громаду дворца с мраморными колоннам, светлыми залами, лепными потолками, чугунными люстрами только он и этот сумасшедший старик. «Не хватало стать героем какой-нибудь истории в духе Эдгара По», — усмехнулся про себя Артём. Впрочем, чтобы сорокалетнему да не справиться с немощным доходягой?
— Вы — проводник, — продолжал гость. Его голос был торжественен, словно он произносил клятву. — Вы умеете слушать, но больше всего на свете вам удается рассказывать самому, и ваши рассказы… Вернее, не ваши — к вам они приходят вполне готовыми, от начала до конца. Поэтому вам авторство нельзя приписать…
Вот в этот момент Артём удивился. Даже на какое-то время исчез непонятно откуда взявшийся страх. Конечно, этот старик мог слышать его байки, но откуда ему известно, как истории появляются? О таком он никому не мог разболтать. Хотя… когда его несло, краев не видел. Скорее всего, старик был на посиделках с друзьями, где его просили рассказать что-нибудь интересное и, как часто бывает, кроме самой истории он мог ввернуть кое-что от себя и про себя, о вдохновении, о чудесной любви муз.
Артём не был писателем — процесс переноса приходящих к нему видений на бумагу у него вызывал почти физические мучения. Но в душе он всегда предполагал, что если бы был изобретен способ воплощения навеянных образов без многочасового печатания на машинке или за компьютером, то из него получился бы неплохой автор. Можно нанять стенографистку? Но зачем? Ему что, некуда девать деньги? И к тому же все его истории сложно было бы кому-нибудь продать. Он не общался с литературоведами или редакторами журналов — он даже не был уверен, что они до сих пор где-нибудь издаются. Артём обладал даром, но не знал, как им пользоваться. Слушателями его историй были соседи по купе или больничной палате, случайные попутчики в автобусах и электричках, ребята, загорающие рядом на пляже, вот и всё. Но старик откуда-то узнал, что все его рассказы — это не просто чистый вымысел фантазера. Эти рассказы были такими ясными и четкими, что на некоторое время даже казались его личными переживаниями. Артём пришел к выводу, что обладал даром получать чужой жизненный опыт. Потом сюжеты забывались, и наступала очередь других историй, других чужих воспоминаний…
— Откуда вам известно, как появляются мои рассказы? Вы лежали со мной в больнице? — спросил Артём.
Старик ответил:
— Нет, мы раньше не встречались, но… Мне многое известно о вас. К вам сначала приходит имя, потом образ, прошлое и настоящее героя. На вас обрушивается такой ворох, что сложно разобраться, что важное, а где мусор. Я все о вас знаю. Были женаты, две дочки. Жили бедно. Супруга вас бросила и забрала детей. Проблемы с алкоголем. Не вы пили водку, а она вас. Однажды вас избили и с тех пор вы в вынужденной завязке. Вы… Не живете, а мучаетесь. Болеете, вкус пропал, обоняние. Врачи сказали, что эти ощущения со временем вернуться, но годы идут, а прогресса нет. Где-то в вашей голове гнездиться догадка, что на самом деле вы, можно сказать, почти ясновидящий. Не как провидец будущего, а как писатель, способный познать судьбы некоторых людей. Может реальных, а может и нет — я этого тоже не знаю. Но мой пример показывает, что наши с вами знания очень даже реальные. Я о вас узнал семь лет назад. Даже каким-то чудесным образом мне был известен день, когда вас будут бить.
— А почему не спасли? — спросил Артём и невольно усмехнулся.
Старик тяжело вздохнул, медленно присел на стул и, посмотрев снизу вверх на Артёма, ответил:
— Если бы мы встретились раньше, то пришлось бы все рассказать. Но я тогда был не готов. Да и вы тоже. Вы хотели жить, и ни за что не сделали бы того, что вам всё равно придется сделать.
Сказки-хохмы закончились — дело приобретало серьезный оборот. Артём вдруг понял, куда пойдет их дальнейший разговор и стал догадываться, чем все закончится. Он знал, что рано или поздно, но придется заплатить за обладание столь необычным даром. Когда наступал очередной несчастный день или шла черная полоса, он себе говорил: «Вот, началось. Это мне за то, что я до сих пор так и не понял, каково настоящее применение этих историй». Оказывается, все несчастья — беспробудная бедность, уход жены, унизительная разлука с дочками, расшатанное здоровье — это только разминка? И вот, наверное, этот час пришел? Старик прискакал, словно всадник Апокалипсиса, туман наводит, клацает шпорами, а ты гадай…
Страх холодом растекся по груди, спустился в живот, свернулся морским узлом вокруг пупка. Артём, громко отхлебнув чаю, поставил горячую кружку на стол. Сев в кресло, укрылся пледом. Он ничего не сказал, только постарался унять охватившую его дрожь и стал слушать, что дальше скажет старик.
— …Моя жизнь закончена. Я и так скоро умру. Что до вас… У вас просто нет выбора. Таких, как вы, очень мало. Если другого попросить это сделать, он просто сойдет с ума, и всё будет впустую. А ваш разум эластичен. Это… это… Я вас имел в виду. Это как если бы писателя попросили поселиться внутри выдуманного им мира. Он бы принял новые необычные правила — ведь это его собственная игра. Понимаю, сложно в это поверить… Помните одну из своих первых фантастических историй? Об аукционе в далекой галактике?
Артём задумался, хотел спросить, что старик имел в виду? — и вдруг вспомнил! Когда-то давно его «посетил» рассказ. Там некая, помещенная в цистерну, огромная разумная желеобразная масса захотела получить в собственность редкое произведение искусства. Был устроен аукцион. Не так как на Земле, а по их законам. Существовала планета, куда бросали «фишки» — ставки участников аукциона. Выигрывал тот, чья фишка дольше всех жила на этой планете. Масса в цистерне выбрала парня с Земли. Герой — обычный наш парнишка, конечно же, победил. Этот рассказ к Артёму пришел давно, в классе девятом, и потом, когда он видел фильмы, снятые по похожему сюжету, то каждый раз про себя усмехался — значит не только к нему одному приходят подобные идеи. Наверное, где-то есть некий сосуд, откуда люди, наделенные таким же даром, как у Артёма, черпают образы и сюжеты. Пробивается тот, кто первым их использовал. Но у Артёма не было никакого желания что-то «использовать», тем более для обогащения. Он всегда верил, что его талант — это очень личное. Развлекать случайных слушателей ещё можно, но наживаться на том, что ему не принадлежит и что не имеет рационального объяснения? Это — харам. Конечно, иногда его охватывал страх: а что если наступит миг и некие силы потребуют с него плату? Ведь ему эти способности для чего-то дали! А для чего? И вот перед ним сидит старик и говорит, что настал час для каких-то действий. Всё идет к тому, что с него потребуют эту плату. Так?
Всадник… Нет… Как он сказал?
— А что значит «праведник»?
Старик с видимым усилием разомкнул пальцы, потер кисти рук, словно их мыл. Артём подумал, что гостю, наверное, зябко.
— Обозначает — верующий, ведущий праведный образ жизни. Все мы грешны, а я… Богобоязненный, наверное. Такой уродился, а может таким воспитали родители. Но в любом случае, я шел, вернее, меня вели по судьбе… Был честен сам с собой, мирно жил с собственной совестью. Праведник. Вот только есть странность… Я не крещен. Но эту загадку, почему выбрали меня, решить уже не смогу.
Гость замолчал. Артём понимал, что всё происходит как-то очень быстро. Пять минут назад он, исполняя регулярные ежедневные па, из которых и состоит человеческое бытие, просто жил. Вставал рано, утренний туалет, завтрак на скорую руку, а чаще всего просто натощак стакан воды — когда-то вычитал, что полезно для желудка. Дорога на работу, работа — упорное ничегонеделанье, убивание времени; дорога домой, где его ждал телевизор, интернет, ужин и сон. Не курил — дорого, не пил — очень дорого, в еде обходился малым. Впрочем, как и всегда… Жена далеко, семья далеко, вокруг — никого. Скудная идет жизнь, бедная на эмоции, радость и счастье… И с деньгами плохо. Когда ты без высшего образования, без обладания какими-нибудь талантами или связями, знакомыми, где сейчас прилично заработаешь на жизнь? Остается только ремесло, к которому когда-то случайно прибился. Но киномеханикам платят сущие гроши — на проезд и тот не хватает. Пока война, фильмов новых нет, и не будет. Власти подкидывают жалование, чтобы с голода не умерли. Но он все равно, как те уборщицы, упорно ходил на работу. Детские утренние сеансы, по выходным фильмы для пенсионеров — вот и все. Иногда подменял художника. Жизнь шла своим чередом. День за днем Артём тащил свою шкуру к могиле, пока ему не задали этот дурацкий вопрос о Фаусте. Теперь же он чувствовал себя так, словно только-только совершил преступление и понял, что не отвертеться, придется отвечать. Наказание неотвратимо. Рано или поздно, но оно его настигнет… И вот! А что дальше? Какова будет кара?
Артём, наконец, спросил старика:
— Что вы должны совершить?
— Я, — праведник, — произнес гость тихо. — Моя жизнь, оказывается, дорого стоит и тот, кто меня убьет, сделает первый шаг. Я должен умереть.
Артём оторопел. Ожидал услышать любую глупость, но такое? Перед Артёмом стояла дилемма: посмеяться или просто вышвырнуть этого безумца вон. Нет, так дальше продолжаться не может — старик определенно сумасшедший и выслушивать этот бред? Начал здраво, говорил любопытные вещи, вплетал какие-то забавные байки, но всё обернулось чистейшим безумием!
— Что-то я не понял.
Старик опустил голову, расправил складки на брюках и, не поднимая глаз, ответил:
— Это потому, что вы ещё держитесь за прошлое. Оно зацепило вас клещами и не дает оглядеться по сторонам. Но будущее вас позовет, и когда это свершится, вы поймете что надо делать. Переступите через порог и найдете меня.
Гость засунул руку в карман и вытащил сложенный вдвое обычный бумажный конверт.
— Я оставлю здесь. Там мой адрес. Вы просто… Просто знайте — назад не переиграть. То, что должно случиться, обязательно произойдет. Как только вы увидите её… Во сне или на улице… Это будет знаком, сигналом. Я вижу, что вы не готовы, просто не ведаете… Пока…. Это будет ваша новая история. Самая важная в жизни.
Старик охватил чашку ладонями, поднес к губам и начал пить. Руки у него дрожали. Пока они вели разговоры, вода почти успела остыть. Гость, не отрываясь, допил чай и встал. Положив поверх старых газет конверт, он сказал: