Аня скрипнула зубами и пробормотала в его адрес что-то очень нелестное.
— А ты что здесь делаешь? — поинтересовался Вася, продолжая обнимать ее.
— Пописать отошел. А тут вы.
— Ты и так обратно в Эгран не собирался, — влезла Аня. — Нечего тебе там делать. Можешь пока пожить у водяного, а потом потихоньку доберешься до границы. Тут не очень далеко.
— Ну, конечно, — Слава изобразил оскорбленную добродетель. — Это же он у тебя герой, а я сволочь, конечно. Он, значит, тебе не позволит одной идти, а я — запросто, да?
— Ну да, как-то так, — согласилась Аня.
Слава от неожиданности поперхнулся слюной, а Вася усмехнулся в кулак.
— Спасибо, — сказал Слава, прокашлявшись.
— Да не за что. Если не возражаешь, мы, пожалуй, пойдем.
Она поднялась и взяла вещмешок, который Вася у нее тут же отобрал.
— А если возражаю?
— Ну так это твои проблемы. Счастливо!
Слава ошалело смотрел, как они уходят.
— Подождите! — спохватился он и бросился вдогонку.
— Ну что еще? — поморщилась Аня.
— Яс вами.
— Нет! — отрезал Вася.
— А вы мне запретите! — нахально возразил Слава.
Аня и Вася молча переглянулись, и он понял, что зарвался.
Возьми себя в руки, баба сраная! Не время собачиться.
— Послушайте, — он опустил голову, — я, конечно, вел себя как идиот. Но… Если честно, я все-таки не такой мерзавец, как вы думаете.
Он посмотрел Ане в глаза, пользуясь тем, что луна выкатилась из-за тучи, и вкладывая в отработанный взгляд весь свой артистизм. И, похоже, она дрогнула. Закусила губу и вопросительно посмотрела на Васю. Тот только плечами пожал и вздохнул:
Как скажешь. Это твоя игра, прекрасная Анна. Тебе и решать.
16. Этюд в багровых тонах
— А вот фонарик не мешало бы взять, — сказал Вася. — Я, конечно, в темноте и так вижу, а вам придется меня за штаны держать. Будете наступать на пятки.
— Сделаем факелы, — не очень уверенно предложила Аня.
— Пойди поищи в темноте годные сосновые ветки. Да и горят они очень быстро.
— А фонарики разве не разрядились вместе со всем остальным?
Вася задумался и вынужден был признать, что понятия не имеет. Может, разрядились, может, и нет, но, в принципе, однофигственно, поскольку возвращаться и проверять они точно не будут.
Аня держалась за его руку и шла за ним след в след. Где-то сзади брел Слава, без конца оступаясь и тихо матерясь.
— Не сердись, — сказала Аня. — Но почему-то я не смогла сказать «нет». Хотя раньше у меня с этим никогда проблем не было. В конторе без этого нельзя.
— В конторе? В смысле, в офисе?
— Нет. В ФСБ. В службе безопасности. Где я служу. Служила. Так называют.
— Как ты вообще туда попала? — Вася обернулся на нее через плечо.
— Долго рассказывать. Да и не нужно.
— Значит, не нужно. А вот насчет него… Помяни мое слово, мы об этом пожалеем.
— Ничего, что я вас слышу? — подал голос Слава, но ответа не дождался.
Они шли всю ночь, изредка останавливаясь передохнуть. Аня тихо и вяло злилась — на Славу, но на себя больше. Несмотря ни на что, она была рада, что Вася с ней. Понимала, что надо было быть осторожнее и уйти одной. И все равно не могла не радоваться. И злилась. Потому что до того как они пришли бы в Эгран, у них было бы несколько волшебных дней в пути — точнее, ночей. Вдвоем. Если б только она не сглупила, не купилась на собачий взгляд этого придурка.
Какой ты, Аня, нафиг, танкист, то есть спецагент, если тебя так легко развести на жалость? Или не на жалость вовсе, а на что-то другое?
Настроение испортилось окончательно. Хотя нет, окончательно оно испортилось утром, когда Вася под пение просыпающихся птиц удалился за кусты трансформироваться. Слава ехидно поглядывал на Аню, но молчал. Она тоже молчала, понуро сидя на поваленном дереве и созерцая промокшие насквозь сапожки. Хотелось спать, а еще больше — плакать. Чем больше ей нравился Вася- эльф, тем меньше хотелось видеть рядом толстого ящера с желтыми глазами, бугристой зеленой кожей и шипастым хвостом. Вася-эльф был идеален. Вася- дракон… в общем, он был драконом.
Зашуршали кусты, и Вася вышел на поляну, держа в коротких лапах огромную охапку травы — целый стог. Связанные шнурками башмаки и утратившие снежную белизну брэ висели у него на шее.
— Это зачем? — спросила она.
— Сейчас увидишь.
Вася раскидал траву ровным слоем по поляне и принялся выдыхать огненные языки в каком-то особом режиме. Пламя длинными лентами растекалось по воздуху, не касаясь земли. Трава сохла прямо на глазах. Закончив, дракон отломал от дерева большую ветку, очистил от листьев и, словно граблями, ловко собрал сено. Еще несколько минут, и Аня увидела между корней сосны уютное гнездо.
— Драконий инстинкт гнездования, — сказал Вася. — Забирайся и спи. Сапоги сними, надо просушить и мох поменять.
— А ты? — спохватилась Аня, уже свернувшись калачиком.
— Надо же кому-то стеречь.
— Можем по очереди, — подал голос Слава, о котором совсем забыли.
Без лишних слов дракон протянул ему две травинки, и Слава вытянул короткую.
— По два часа, — сказал Вася. — Анна последняя.
Поколебавшись немного, он снял с запястья «Ориент» и отдал Славе.
— Учти, это единственная память о моем отце. Если что — крематорий тебе уже не понадобится.
Засыпая, Аня пыталась представить себе что-то приятное, но громкое сопение дракона и легкий запах гари навевали совсем другие мысли. И во сне ей привиделось, что она выходит замуж за Васю, который по какой-то причине перестал быть оборотнем. Она в длинном белом платье, с фатой, вся такая воздушная и прекрасная. И рядом дракон. Во фраке, с цилиндром на голове, но без штанов. И вот идет она, значит, рядом с ним к свадебному лимузину с лентами и пупсом на капоте и думает о том, что в постель придется ложиться не с красавчиком-эльфом, а все с тем же зеленым драконом. Уговаривает себя, что, может, и ничего, притерпится как-нибудь. В конце концов, получилось же это у Васиных родителей, раз он появился на свет. И ругает себя за то, что не воспользовалась возможностью, когда Вася еще был эльфом. Хотя какой в этом смысл, если учесть, что им помешала мерзкая тварь, возомнившая себя Черным Властелином.
Вздрогнув, Аня проснулась. Солнце перевалило далеко за полдень. Слава спал, похрапывая, на куче сырой травы. Вася сидел у костра и переворачивал нанизанное на тонкие веточки мясо.
— Почему ты меня не разбудил? — возмутилась она.
— Ты так сладко спала, жалко стало. А мне и двух часов хватило. Можешь еще подремать, пока кролик будет готов.
Но Аня встала, кое-как размяла затекшие суставы и поплелась к ближайшим кустам. И там обнаружилось, что глобальный крах энергосистемы повлек за собой еще одну неприятную, хотя и вполне естественную вещь. Выругавшись раз, второй и третий, она направилась к болоту и набрала по кромке высохшего торфяного мха. Вернулась на стоянку, достала из вещмешка белую рубаху, которую дал ей Вася, и принялась рвать на лоскуты, заворачивая в них мох.
Хорошо супергероям из комиксов, у них никогда ничего не болит, подумала Аня. Они, блин, даже в туалет не ходят.
— У тебя что, это?
Аня издала звук, пограничный между шипением и рычанием, и Вася счел за благо ретироваться. Вот только этого ей для полного счастья сейчас и не хватало. Хотя, если подумать, определенный плюс все-таки был. Никаких эротических мыслей на ближайшие пять дней. Потому что пять дней будет один сплошной минус. Огромный жирный минус.
Это было у них семейное — умирать от боли во время месячных. От дикой боли. «Зато, Анька, — говорила бабушка Матрена Евграфовна, — рожать уже не страшно. Будешь иметь представление о том, что тебя ждет». Особенно тяжело было в первый день, когда помогало только сильное обезболивающее внутримышечно. Из тех, которые в аптеке просто так не купишь. Что делать, надо ведь было и на работу ходить, и на тренировки. Майору Максимову она не могла сказать: «Извини, у меня это». То есть могла, конечно, и говорила не раз, но совсем в другой ситуации. «Ну ладно», — говорил майор Максимов и отчаливал домой, к своей женушке, с которой жил якобы в качестве соседа.
Обезболивающего не было. Ночь обещала быть томной.
Ближе к вечеру лагерь свернули и двинулись в путь, чтобы успеть до разлома, пока Вася не лишился крыльев. В отличие от предыдущих, день был жарким и душным. В шерстяных штанах ноги зудели и чесались. Не выдержав, Аня переоделась обратно в Васины брэ и рубаху, которая лишилась рукавов и едва прикрывала грудь. Вскоре ее примеру последовал Слава, оставив одни грязные подштанники.
— Вам не кажется, что как-то аномально тепло? — спросил он, вытирая пот со лба. Сейчас, наверно, за тридцать.
— Видимо, катаклизмы продолжаются, — предположил Вася.
Ане было уже не до чего. Она старалась не подавать виду, но каждый шаг отдавался такой болью, что темнело в глазах. Как она ни бодрилась, видимо, получалось неважно, потому что Вася начал все чаще поглядывать на нее с беспокойством.
К одиннадцати подошли к разлому, который стал еще шире и глубже. Факелами запаслись заранее, но их света не хватало, чтобы увидеть дно. Первым рейсом Вася перенес на другую сторону поклажу.
— Пожалуйста, сначала меня, — потребовал Слава.
Аня с Васей переглянулись.
— Боишься, что оставим тебя здесь? — спокойно поинтересовался Вася.
— Не исключаю, — нагло ответил Слава.
Аня только головой покачала, говорить что-то энергичное не было сил. Она совершенно не представляла, как будет идти ночью. Может, все-таки остановиться? Вроде, никуда особо не опаздывают.
Вася без особых церемоний подхватил Славу под мышки и почти перекинул через разлом. Потом аккуратно подхватил Аню и взлетел с ней повыше.
— Тебе плохо? — спросил он.
— С чего ты взял? — пытаясь улыбнуться, ответила она. — Все в порядке.
Ожидая полуночи, они перекусили остатками холодного кролика. Аня сидела, привалившись к стволу дерева, и считала до ста — туда и обратно. К утру боль должна была стихнуть до вполне терпимой, но до утра надо было еще дожить, а самый пик еще только ожидался.
Она даже не заметила, как ушел Вася-дракон и вернулся Вася-эльф.
— Ну, идем? — спросил он.
Аня встала и даже прошла шагов тридцать-сорок. А потом аккуратно потеряла сознание. Когда обморочная чернота посветлела до обычной ночной темноты, подсвеченной тремя воткнутыми в землю факелами, она увидела рядом Васино лицо.
— Так сильно болит? — тихо спросил он, целуя ее в лоб.
— Да, — призналась Аня, умирая не только от боли, но и от стыда.
Вася помог ей сесть, заставил нагнуться и начал осторожно массировать поясницу. Слава стоял чуть поодаль и брезгливо кривил губы:
— Все эти ваши бабские штучки…
— Отвали! — многообещающе посоветовал Вася. — И лучше подальше. За пределы видимости.
— С удовольствием, — фыркнул Слава, уходя за кусты. — Была охота смотреть, как ты ей будешь тампоны менять.
Аня выпрямилась, посмотрела вниз и только тут заметила, что верх штанин потемнел от крови.
— Твою ж мать! — простонала она, чуть не плача.
— Спокойно, — Вася погладил ее по волосам. — У тебя всегда так?
— Да.
— Значит, ничего ужасного. Этой ночью никуда не пойдем, останемся здесь. И завтра днем тоже. Штаны снимай. Тут ручей рядом, сейчас замочу, чтобы кровь отошла, потом постираю с песком, к утру высохнут. Подожди, я тебе сейчас бушлат подстелю, чтобы на земле не лежала. Застудишься. У тебя есть еще то, что ты днем делала?
— В мешке, — сквозь зубы процедила Аня.
— Поменяй пока, — Вася взял ее испачканные брэ и пошел с ними туда, где за кустами журчал ручей.
Вернувшись, он сел рядом и спросил:
— Что ты обычно с этим делаешь?
— Колю запрещенный препарат.
— То есть?..
— Нет, не наркотик. Просто сильнодействующий из первого списка. Это запрещенные к продаже.
— Ну понятно, здесь тебе это было ни к чему. Постараюсь помочь.
Он достал из мешка несколько подвяленных листьев и свернул козью ножку. Выдохнул язычок пламени, подпалил и протянул Ане.
— Еще днем нарвал, так и подумал, что может понадобиться.
— Что это? И вообще я не курю.
— А кто тебе предлагает курить? Веселящая арбузария. Тоже сильнодействующий препарат. Расширяет сознание.
— Что?! — возмутилась Аня.
— Я сказал, расширяет, а не изменяет. Алкоголь в этом плане гораздо опаснее.
Аня взяла самокрутку и осторожно вдохнула дым. Горло и носоглотку словно ободрало, она закашлялась, но все-таки затянулась еще раз. На этот раз прошло уже легче, дым был мягким и только слегка пощипывал. После третьей Вася самокрутку забрал, затянулся разок сам, погасил и спрятал обратно в мешок.
Мировое пространство качнулось и… расширилось. Видимо, вместе с сознанием. Потому что действительно что-то изменилось. И снаружи, и внутри. Она как будто смотрела на себя сразу в двух проекциях — извне и из самой своей сердцевины. Это было странно. И любопытно. И как-то… волшебно. А еще пришло необычное ощущение всемогущества. И того, что все возможно.
Вот только боль ни фига не прошла. Даже еще сильнее стала.
— Она и не должна была пройти, — кивнул Вася. — Это для другого.
Он нагнулся и прошептал ей кое-что. Аня почувствовала, как запылали уши, шея, как огонь сполз ниже.
— С ума сошел?! — возмутилась она.
— Нет. При оргазме у женщин вырабатывается окситоцин — идеальное обезболивающее. Естественный аналог морфина.
— Но… если так, я могу и сама.
— Ты прекрасно знаешь, что это не то.
Его руки скользнули под рубашку, пробежали по груди, спустись по животу, ниже…
— Я не могу, — захныкала Аня.
— Почему?
— Но это… Черт, потому что это противно!
— Кому? Тебе?
— Нет, но…
— Думаешь, дракона можно испугать кровью? — усмехнулся Вася, нагнулся и коснулся языком ее живота.
— А ты меня случайно не сожрешь… в процессе? — уже сдаваясь, спросила она.
— Ну… разве что процесс растянется до утра. Глупенькая, нет, конечно.
Новая волна боли была словно жидкое кипящее пламя, но за ней уже бежала прохладная соленая волна желания — словно морская вода, заливающая огонь.
— Расслабься, — прошептал Вася. — Закрой глаза. Ни о чем не думай. Нет, лучше думай о том, что в следующий раз все будет по-настоящему. Для нас обоих.
Под закрытыми веками бушевало лиловое сияние. Боль не сдавалась, но под нежными, ласкающими прикосновениями начала прорастать наслаждением. Это была первая весенняя трава, пробивающаяся сквозь замученную зимой землю. Крошечные первоцветы — белые, желтые, сиреневые. Пальцы, губы, язык, теплое влажное дыхание — они словно стирали боль, которая спасалась, убегала, скручивалась тонкими ядовитыми змейками, пряталась в закоулках ее тела. Лиловое пламя с золотисто-зелеными отблесками сменилось густо-синим с холодным льдистым серебром. Ее окутывали облака, и боль осталась где-то далеко внизу, а за облаками уже угадывалось солнце — ближе, ближе… И рядом пронеслась стая лебедей — от их белоснежных крыльев веяло дивной прохладой. Каждая клеточка кожи, каждый оголенный, как электрический провод, нерв тянулись к солнцу — и вот оно вспыхнуло из-за облаков…
С глухим стоном Аня запрокинула голову назад, выгнулась, как натянутый лук. Последняя волна наслаждения накатилась и схлынула. От боли остались островки горящей лавы, но ее вполне можно было терпеть. Пытаясь отдышаться, она гладила Васины волосы, шею…
— Прости, — сказал он, поднимаясь на ноги. — Мне надо умыться, а то я похож на вампира.
Аня зажмурилась и тихо засмеялась.
Но если бы она открыла глаза и посмотрела в сторону расщелины, может быть, увидела бы Славу, который стоял, прислонившись к стволу дерева. И выражение его лица ей вряд ли бы понравилось…
17. Планы меняются
Аня проснулась и обнаружила, что лежит, свернувшись калачиком, на бушлате. И что на ней, кроме оборванной белой рубашки, одни только стринги. Уже с раннего утра было жарко, духота обволакивала, казалась осязаемой, плотной, как волокнистая ткань, не пропускающая воздух.