Тень Феникса - Горянов Андрей 10 стр.


— И что всё это значит? К чему такая секретность?

Августин в очередной раз отложил свои письменные принадлежности и встретился со мной взглядом, отчего по спине снова пробежала волна неприятного холода.

— Орден — структура неоднородная. Власть, как ты знаешь, только формально находится в руках совета и Великого магистра. А также в руках совета приоров, которые представляют собой церковь. А это значит, что?

— Борьбу за власть.

— Именно. Правая рука не согласна с тем, что творит левая, и в данном случае, одна из этих рук наверняка уже точит нож, которым будет резать другую.

Заметив моё замешательство, Августин коротко рассмеялся и лишь покачал головой. Поднявшись из-за стола и распрямившись во весь свой немаленький рост, он подошел к двери и жестом приказал мне следовать за ним.

— Если к этим убийствам и не причастен один из членов совета, то наверняка кто-то из них убийцу покрывает, стараясь запутать следы.

Закрыв за нами дверь и повернув массивный ключ несколько раз, Августин убрал его во внутренний карман. Затем несколько раз подергал за ручку, снова вставил ключ в дверь, и повторил все действия заново.

— Мой первый тебе приказ — отозвать своих дружков и сообщить отцу, что пока тебе придется, так скажем, залечь на дно, поскольку после случившегося тебе здесь доверия нет никакого. А значит, придется подождать. Через три дня будь готов отправиться в капитул Авермул. Посмотрим, удастся ли нам найти там что-нибудь интересное.

Как ни странно, Августин, если и не знал наверняка, но совершенно верно угадал мои последующие действия. Я мог бы сообщить всё отцу, но с точки зрения разумности в этом попросту не было никакого смысла. Я отчаянно не хотел быть шпионом или марионеткой, которую постоянно дергают за нитки истинные властители великого дома. Августин же всё прекрасно рассчитал, и потому через меня уже мог таким образом воздействовать на дом Кемман и получать его поддержку, пусть об этом никто явно и не догадывался. Даже не сообщив мне ничего действительно стоящего, Цикута, тем не менее, смог вновь распалить мой интерес, призрачными намеками дав понять, что если я буду делать так, как мне говорят, очень скоро разбросанные кусочки мозаики встанут на свои места, и общая картина происходящего станет мне понятна, а сам я, при определенном стечениях обстоятельств, вполне могу занять в ордене своё собственное почётное место. Однако меня терзал один единственный вопрос: что же интересного собирается обнаружить Цикута в пограничном капитуле?

***

Когда могучая фигура инквизитора скрылась за поворотом коридора, я с головой погрузился в раздумья. Только сейчас до меня дошло, как легко и непринужденно инквизитор смог развязать мне язык и заставить действовать в его интересах. Что за тайные интриги плетутся в стенах капитула, о котором он говорил? До этого момента стройная картина орденской иерархии начала рассыпаться буквально на глазах. Я и раньше предполагал, что, как и везде, вертикаль власти ордена очень остро реагирует на любые посягательства на ее структуру. Но неужели даже среди святых братьев возможен фактический раскол, среди которого одна сторона, возможно, пошла на какие-то едва ли не ритуальные убийства? В любом случае, с этого момента мне придется неукоснительно следовать за фигурой нынешнего главы кабинета дознавателей, дабы получить хоть какую-то возможность участвовать в затевающейся битве. Но нужно ли мне это? Должность младшего дознавателя нисколько не тяготила меня, и я спокойно мог заниматься тем, чем захочу, совершенно наплевав на службу. Теперь же… Впрочем, думать о том, что же будет теперь, совершенно не хотелось.

Я направился в архив в надежде встретить там Экера. Голова после общения с моим новым начальством просто раскалывалась, будто взгляд его и в самом деле обладал какой-то магической способностью проникать в головы людей и переворачивать там всё вверх дном. Миновав сеть темных коридоров, больше напоминающих переходы в бастионах старых замков, я очутился в месте, где последний раз видел несчастного фанатика, которому задолжал услугу.

— Здравствуй, брат Маркус.

Голос Экера показался мне каким-то надтреснутым и безжизненным. Лицо его, сильно осунувшееся, выглядело еще ужаснее чем обычно, и только болезненный блеск в голубых глазах оставался прежним. Кажется, минувшее с нашей последней встречи время не прошло для него даром, и работу над документами покойного Дарбина он не прекращал ни на минуту.

— Я сделал всё так, как мы договаривались: брат Трифон от меня ничего не узнал, — с ноткой гордости в голосе поведал мне Экер.

— Что ж, это мне не слишком помогло, но всё равно спасибо. Кто знает, как бы всё сложилось, передай Трифон подчиненной ему страже ориентировку на мою личность. Возможно, мне бы удалось сохранить свои ребра в целости и сохранности.

— Тем не менее, брат Маркус, у нас был уговор. И я выполнил свою часть, как бы сложно это ни было.

— Чего ты хочешь?

— Выбраться из этого дерьма, вот что я хочу!

От резко изменившегося тона голоса обычно спокойного и смирного Экера, я едва не отпрянул прочь: до того неожиданным событием оказалась брошенная в меня фраза.

— Я уже столько времени торчу здесь, столько времени разгребаю проклятые бумаги, а всё, чего я добился — это презрительной улыбки этого идиота, Трифона и зуда в глазах от книжной пыли. Ты был прав насчет этого, признаю, а потому, чтобы как-то проявить себя перед…

Тут голос его забавно сорвался и глаза страшно забегали, будто обыскивая помещение архива на предмет чужих ушей, могущих подслушать наш разговор.

— Проявить себя перед братом Августином. Да. В общем, я тоже хочу участвовать в общем деле. Можно считать, что прежний приказ брата Трифона уже не действует, поскольку сам он теперь где-то очень и очень далеко…

— Как ты собираешься в этом участвовать? Цикута уже в курсе всего, чем мы занимались и первым же своим приказом он запретил любые действия без его ведома. К тому же, через три дня он берет меня с собой в Авермул…

— Ты ведь не рассказал ему обо мне, о том, что я покрывал тебя? — с ужасом вцепившись в край стола, почти шепотом спросил Экер.

От прежнего его образа на этот раз не осталось почти ничего. По всей видимости, напряженная работа в архиве всё-таки преодолела барьер его терпения и нашла лазейку к его честолюбию.

— Нет, — не моргнув глазом соврал я, — конечно, нет.

— Это хорошо, очень хорошо. Тогда я, пожалуй, пойду отсюда. Мне надо немного отдохнуть.

— А как же услуга?

— Ты уже оказал мне услугу, избавив от внимания этого чудовища. Впрочем, я еще не придумал, о чём же попросить тебя. Оставим это на будущее, ты же не против, брат Маркус?

Тем не менее, несмотря на то, что буквально только что уже собирался уходить, он вновь уселся за своё рабочее место и принялся что-то судорожно писать, изредка потирая раскрасневшиеся глаза. Я постоял ещё немного в полнейшем непонимании всего происходящего, и, когда окончательно убедился в том, что Экер больше не обращает на меня внимания, тихонько вышел из архива, плотно затворив за собой дверь.

К сожалению, ловить умчавшегося на место убийства Домнина уже не было никакого смысла, поэтому я просто написал ему несколько строк, в которых объяснял изменившиеся обстоятельства, и отправил к нему посыльного, объяснив, где предположительно можно было найти моего друга. Благо, в том направлении, куда собирался направиться Домнин, вело не так много дорог, и кратчайший маршрут пролегал всё через тот же Новый тракт, пересекающий империю с севера на юг. С Альвином всё оказалось еще проще: после нашего последнего разговора он слег с сильным жаром, вызванным, вероятно, недосыпанием и наплевательским отношением к собственному здоровью. В университете он успел взять академический отпуск, и теперь залечивал раны в родовом гнезде за пределами Стафероса. Я не решился его беспокоить, и потому так же ограничился короткой запиской.

Впереди у меня было еще три дня, занять которые никак не представлялось возможным. Странное чувство беспокойства поселилось где-то в районе живота, тисками сжимая внутренности. Я не находил себе места, бродил из угла в угол как загнанный зверь, стараясь ослабить чувство тревоги. Но тщетно. Встреча с Цикутой будто что-то разворошила в моей душе, лишив покоя, сна и аппетита. Я буквально чувствовал его взгляд на себе, чувствовал оставленные им следы и, пожалуй, был даже зол на этого странного инквизитора за это нахальное вторжение. Более того, я тешил себя призрачными надеждами на что-то грандиозное, образ которого во мне ещё даже не сформировался, и от этого никак не мог найти себе покоя.

Весь следующий день я потратил на сборы, хотя мог справиться с ними за считанные минуты, поскольку не привык таскать с собой ничего лишнего, а все необходимое покупать по пути следования, благо материальные средства к тому располагали. Я даже уделил время нерадивому Греву, в течение часа детально распекая его за все возможные и невозможные грехи, напоследок оставив громадную инструкцию насчет того, что необходимо будет сделать к моему приезду. К вечеру вернулся раздосадованный Домнин во главе своего небольшого отряда, в который входили наши общие знакомые. Все они готовились к отправке на возможный военный фронт и также были на взводе. Четверо таких же крупных и суровых воинов, на фоне которых я смотрелся хилым юнцом, единогласно высказались за то, чтобы устроить небольшую пирушку в термах Тициана, куда, само собой, пригласили и меня.

— Говорят, приказ на развертывание легиона протекторов будет озвучен буквально на днях. А раз уж в дело вступает гвардия, две схолы катафрактариев, базирующиеся под Стаферосом наверняка пойдут следом. Юстиниан собирается лично командовать наступлением, хотя правильнее будет сказать «собирается делать вид».

Домнин весь сиял от радости, даже забыв о своей недавней одержимости загадочными убийствами.

— Император пожелал лично участвовать в конфликте? — удивился я такому известию.

— Бастионы Стафероса смогут защитить и три ополченца, — отмахнулся он, — у ахвилейцев только один фронт наступления: северный, а с их союзниками справятся и войска фем.

Мы вшестером облюбовали просторное помещение в два этажа на третьем уровне Тициановых терм. Платил за всё Домнин, и потому моему и без того скромному бюджету ничего не угрожало, чему я не мог не радоваться. Само собой, молодые бойцы, ну никак не могли обойтись без компании таких же молодых девушек, коих насчитывалось аж двенадцать человек.

— Тебе удалось побывать в отмеченном Альвином месте? — внезапно вспомнил я о недавнем вояже Домнина.

— Да, но, как ты и говорил, там уже побывали до нас, и из всех следов мы нашли только кучу собачьего дерьма. Что вообще понадобилось этому твоему Цикуте в Антартесом забытом Авермуле?

— В свои планы он посвящать меня не захотел, — с неохотой ответил я, не желая вспоминать инквизитора, — и пока даже не сообщил ничего интересного об остальных убийствах.

От горячей воды и вина меня тянуло в сон, но проклятое напряжение никак не давало расслабиться, а мысли мои раз за разом возвращались к отправной точке моего предстоящего путешествия в отдаленную провинцию. Разговор с Домнином затих как-то сам собой, да и на остальных катафрактариев, с которыми я поддерживал едва ли приятельские отношения, я также не обращал почти никакого внимания. Лишь вид обнаженных гетер, облюбовавших скамьи вокруг бассейна и занимающих гостей пока еще праздными разговорами, не давал мне уснуть. Желания мои вскоре исполнились, однако же, совершенно не так, как я ожидал. Спустя буквально четверть часа в термы вбежал облаченный в форму гонца человек, у которого от горячего воздуха бань на одежде явственно проступали огромные пятна пота. Остановившись в десятке шагов от бассейна, он с важным видом достал из футляра на шее смявшийся от влаги свиток и огласил собравшимся так ожидаемое всеми известие: империя Ахвила объявила Фениксу войну. А это значило, что приписанным к расквартированным в Стаферосе воинским подразделениям бойцам следовало немедленно явиться на общий сбор.

Прощания не затянулись надолго, и вот, пятеро катафрактариев, злые за сорвавшийся отдых и одновременно довольные закончившейся неопределенностью, уже стремительно покидают термы. Я же, как представитель внутреннего кабинета ордена, остался наедине с двенадцатью представительницами прекрасного пола, ошарашенными столь скорым отбытием своих клиентов. Впрочем, я не собирался давать деньгами Домнина пропасть.

Глава 5

Война со всем миром — обычные будни любой империи. На землях её за последние тысячи лет погибли, сражаясь за свою страну, сотни тысяч легионеров, устлав своими костями всю её целиком от края до края. И война эта не закончится, пока Феникс не покорит все изведанные и неизведанные пространства. Боюсь, однако, что день этот никогда не наступит.

Август Иустиниан, легат легиона Протекторов, 342 г. V im.

Империя Ахвила, самый могущественный из соседей Феникса, имела с ним, тем не менее, достаточно непротяженную границу. Всего лишь тридцать одна миля густых и непроходимых северных лесов, среди которых когда-то давно выросли по обе сторону оборонительные линии обоих государств. Главное противостояние всегда происходило не на суше, а на бескрайних просторах Мраморного моря. Постоянный передел власти над путями главной торгово-логистической артерии всей Хвилеи нередко выливался в открытые конфликты, в результате последнего из которых и наступил закат Пятой Империи. Фактически весь мир описываемой мною эпохи был разделен на два противоборствующих полюса, по одну сторону которого стояли Владыки ахвилейского царства, и императоры Феникса по другую, впоследствии, во времена Седьмой Империи, переименованного в империю Антартеса, а до того именуемого царством Стаферитов.

Сейчас, спустя почти тридцать лет после описываемых мною событий, мир изменился настолько, что, узнай я о подобном исходе во времена моей молодости, многое могло бы для меня повернуться совсем иначе. Империя уже долгие годы переживала эпоху декаданса, медленно гнила изнутри, а социокультурные процессы в ней происходили так быстро, что даже язык исконных стаферитов за считанные столетия переродился едва ли не полностью, и прежний вариант которого, в конечном счете, стал называться верхним наречием, на котором впоследствии разговаривали лишь представители древних патрицианских домов. Орден Антартеса, зародившийся на заре Шестой империи и некогда бывший гарантом власти Феникса, спустя непродолжительное время своего существования превратился в обычный инструмент власти для устранения непригодных государству людей. Продажа должностей и чинов в нем была всего лишь вершиной айсберга, и всё растущая с каждым годом вседозволенность, в особенности касающаяся высших иерархов, лишь усугубляла ситуацию.

Тем не менее, Феникс твердо стоял на ногах, опираясь на мощь и преданность своих легионов, орден, к моменту описываемых мною событий всё еще контролирующий церковь, а также на единственный на тот момент университет, где готовили боевых инженеров. Последние, к слову, с успехом заменяли собой осадную артиллерию, поскольку лишь силой своих познаний и особым даром, позволяющим им воздействовать на тонкие структуры нашего мироздания, могли причинять оборонительным сооружениям врага колоссальные повреждения. Противодействовать же мобильным частям противника могли лишь высшие из них, поскольку то, что инженеры называли «энергетической структурой мира» представляло собой систему, всячески противодействующую любому на нее воздействию. Без долгих и точных расчетов реакция «энергетической структуры» могла просто уничтожить того, кто решил использовать ее по своему усмотрению, и потому от инженеров требовалось не только колоссальное терпение, но и познания во многих областях науки. Отдельно от этих столпов, поддерживающих саму государственность империи, стоял огненосный флот, представляющий собой ценность даже более высокую, чем инженерный корпус. До сей поры именно он помогал Фениксу воплощать свои амбиции на море и держать бо̀льшую по площади, численности населения и армии империю Ахвила на почтительном расстоянии.

Не первая и не последняя, эта война не застала стаферитов врасплох, и ни у меня, ни у кого-либо ещё в тот момент не было никаких оснований для беспокойства. Обычные военные тяготы никогда не пугали граждан одного из самых сильных государств Хвилеи, а мне и вовсе не стоило беспокоиться, поскольку ни отец, ни, тем более, мать никогда бы не допустили меня до настоящей битвы. Я был для них запасным вариантом на случай гибели прочих сыновей. А потому берегли меня тщательно, насколько это вообще возможно для таких необремененных взаимными теплыми чувствами людей как мои родители. По крайней мере, так было в первые годы моей жизни.

Назад Дальше