ЛЮДИ СУМРАКА
/*Когда гаснет свет, умирают ангелы*/
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПРОЛОГ
У каждого ребенка есть свой собственный воображаемый монстр. У них разные имена, они по-разному выглядят и даже пахнут. Если верить детям, воображаемые монстры чаще всего обитают на чердаке. Преисполненные уверенности в их существовании, дети слышат шаги, вздохи и скрипы, которые почему-то не слышат взрослые.
В нашем доме не было чердака, а под кроватью не оставалось места даже для кота, не говоря уже о каком-то там чудовище. Мой воображаемый монстр жил в подвале. Он никогда не издавал звуков, не чудил в доме, гася свет или пряча наши вещи. Мой монстр был молчалив, но я знала — он существует.
Переходя из прохожей в гостиную или кухню, я всегда опасливо смотрела себе под ноги, ожидая, когда тяжелый люк распахнется, и черные руки затянут меня вниз. Вставала на цыпочки и быстро перебегала опасный участок, вызывая у матери нервную ухмылку, день ото дня становившуюся все раздраженней.
Но еще до того, как меня заперли в подвале на долгие два года, я осознала горькую истину — в нем никогда не было монстра. Была лишь моя тень, терпеливо ждущая воссоединения со своей хозяйкой. Молчаливая, невидимая, слившаяся с другими тенями. Оказавшись в полумраке, начиная забывать, что такое — солнечный свет, я представляла, как много лет спустя новая семья, которая поселится в нашем опустевшем доме, будет говорить о монстре, который жил в подвале. Обо мне.
А я — не монстр, я всего лишь девочка, которой очень не повезло.
Женщина, которая посвятила всю свою жизнь исправлению одной-единственной ошибки.
ГЛАВА 1
Прошлое #1
Карма. Рок. Фатум.
Нарекая меня столь странным именем Кармаль, моя мать наверняка считала, что я — долгожданный ребенок, — буду особенной. Знай она, какой я стану, назвала бы меня Бедой. Или Проблемой.
Первого призрака я увидела, когда мне было шесть лет. Правда, тогда я еще не знала, что они очень не любят, когда их называют призраками.
Я вошла в ванную, чтобы отмыть перепачканные после игр во дворе руки. Включила свет и испуганно застыла. В огромной ванной, где мама частенько любила понежиться в воде с большой, вкусно пахнущей шапкой пены, лежала женщина. Мне был виден только ее профиль — очень красивый, как мне тогда показалось. Кажется, она даже что-то напевала себе под нос, зачерпывая пену рукой и проводя ею по коже. Накрашенные алой помадой губы казались слишком яркими, вызывающими на фоне белой эмали ванной. А затем вдруг поблекли, будто кадр с черно-белого фото, став темно-серыми. Вода словно смыла цвет — светло-серой стала и кожа незнакомки.
Я прочистила горло, чтобы спросить, почему она принимает ванную в моем доме. Отреагировав на звук, незнакомка лениво повернула голову и в упор уставилась на меня. Левая половина ее лица, прежде скрытая от моих глаз, была ужасна. Глаза не было, изуродованную, искромсанную щеку залило кровью — пусть она и была серой, как все в этой странной женщине, но я знала, что это кровь.
Я закричала. Кричала и кричала, и не могла остановиться. В ванную вбежала мама. Прижала меня к себе, встревожено спросила: «Что случилось, малышка?». Я указала дрожащей рукой в сторону ванной, подняла взгляд. В тот же миг рыдания прекратились — ванная была пуста. Ни пены, ни воды, ни, уже тем более, прекрасно-ужасной незнакомки.
— Там лежала женщина, ее лицо было в крови, — растерянно проговорила я, перемежая слова испуганными всхлипами.
— Детка, там никого нет. — Мама убрала руки, прежде ласково гладящие мои волосы. Теперь в ее голосе звучало раздражение.
— Но я видела ее! Это, наверное, был призрак.
Мама присела, чтобы ее лицо оказалось на уровне моего. Взяла меня за руки, заставила заглянуть ей в глаза.
— Не говори глупостей. Ты же знаешь, что призраков не существует.
Я знала. Знала, что после ухода — так мама для меня, маленькой, называла смерть — люди перерождаются вновь. Уходит старик, и на другом конце земли его душа появляется в теле младенца.
— Но… но она же была тут! Женщина. А потом исчезла…
— Это Сатана играет с тобой. — И без того узкие губы мамы сжались в одну тонкую линию. — Он хочет обмануть тебя, но ты не должна поддаваться.
Я задрожала — как всегда при упоминании Сатаны. Обхватила себя руками. С трудом кивнула.
— Извини, — прошептала я, не зная, за что прошу прощения.
Но мама лишь кивнула в ответ. Поднялась и вышла, по пути щелкнув выключателем. Оставшись в кромешной темноте, разбавляемой лишь льющимся с прихожей светом, я вздрогнула и кинула испуганный взгляд на ванную. Она по-прежнему пустовала. Я выскользнула из комнаты как испуганная мышка, чувствуя, как колотится сердце в груди. И только оказавшись за ее пределами, облегченно выдохнула.
Прошлое #2
После того случая я стала видеть странные сны. Часто я просыпалась, трясясь не от страха, а от отвращения. Я не помнила деталей этих снов, не помнила лиц, знала лишь, что в этих полукошмарах царствовала серость.
В тот день в нашем доме было много гостей — я отмечала свое семилетие. Мама пригласила всех моих подруг, которые пришли с родителями. Мне вручили подарки, и сразу после этого дом разделился на две половины — в моей спальне собрались «младшие» с колпачками на головах и тарелками с большими кусками кофейного торта в руках, гостиную заняли взрослые. Лимонад закончился и я, чувствуя себя вполне взрослой и самостоятельной — как-никак, мне сегодня исполнилось семь лет, и именно я была хозяйкой вечера, — взяла кувшин и направилась на кухню, чтобы его наполнить. Мама готовила чудесный лимонад — вкусный, с кислинкой, потому неудивительно, что он закончился так быстро.
Путь мой проходил мимо прихожей у лестницы. Там стоял книжный шкаф, старинные бабушкины часы и мягкое кресло. Дом был хоть и двухэтажным, но не слишком большим, поэтому отдельной библиотеки у нас не было. Папа читал именно здесь, в кресле, считая вредной привычку читать за столом или на кровати. Здесь же под толстым ковром скрывался люк в подвал, где родители держали всякий хлам — тот, что не уместился в гараже. Именно там скрывался мой невидимый монстр.
Но не он стал причиной моего тогдашнего испуга. Ступая по мягкому ворсу ковра и лениво размышляя, сколькими куклами пополнится и так немаленькая коллекция после того, как я распакую подарки, краем глаза я заметила какое-то движение. Резко развернулась.
В кресле вольготно расположился мужчина в светлом костюме, словно вырванный кадр из черно-белого фото. Положив ступню в кожаном ботинке на колено, он лениво раскуривал сигару. И все бы ничего, я бы даже простила незнакомцу его серо-черно-белость, вот только половина головы — там, где должен был начинаться лоб, — у него отсутствовала напрочь. Вместо нее виднелось что-то… что-то жуткое, мерзкое и неправильное. Кажется, именно под этим мой старший приятель Ал подразумевал «вышибить себе мозги». Я терпеть не могла Ала за то, что он дразнил девочек и часто задирал нос, но обожала за умение рассказывать по-настоящему жуткие истории, после которых ночная темнота пугала посильнее какого-то там монстра из подвала.
Кувшин выпал из моих ослабевших пальцев и с красивым звоном рассыпался на осколки, упав за пределы пушистого ковра. Одновременно с этим я вскрикнула. Что-то обожгло мне ногу — осколок, отлетев в сторону, пропорол голую кожу.
Справа от меня, в гостиной, разговоры сменились озадаченной тишиной. Мама подошла ко мне — почти подбежала. Склонилась надо мной и, взяв за плечи, развернула в сторону — так, чтобы ее спина загораживала мое лицо от взрослых. Я начала что-то быстро шептать про сидящего в кресле мужчину. Лицо мамы перекосила странная гримаса. Много позже, вызвав в памяти то мгновение, я поняла, что в тот момент она едва сдержалась, чтобы не влепить мне оплеуху. Удержало ее лишь близкое присутствие гостей.
— Заткнись, — процедила мама сквозь сцепленные зубы.
Я и впрямь замолчала, удивленно и обиженно глядя на нее. Не знаю даже, чего было больше — обиды или удивления, ведь прежде мама никогда так грубо со мной не говорила.
— Им я скажу, что ты запнулась об ковер, выронила кувшин и поранилась. Но запомни: никому и никогда не говори о том, что ты видишь! — прочеканила она, словно надеясь вбить эти слова в мое сознание.
И урок я усвоила. Я научилась держать себя в руках при виде странных серых призраков — не кричать и не ронять посторонних предметов. Не сразу, но я начала воспринимать их как пугающую, но неотъемлемую часть своей жизни.
Но когда мама спрашивала меня, видела ли я кого-то, я говорила правду — ведь это моя мама, я не могла ей лгать. Как оказалось, лучше бы солгала.
ГЛАВА 2
Настоящее
Утро выдалось на редкость паршивое. Моросил противный дождь, небо затянуло тучами. Серое, мрачное, оно как нельзя лучше передавало мое настроение.
Я снова не выспалась — что неудивительно, если учесть, что последние несколько месяцев я не высыпалась совсем. Начавшийся год назад затяжной кошмар и не думал заканчиваться.
Звонок шефа, находящегося за сотни миль от родного города — с удовольствием бы последовала его примеру, — и «приятные» новости, брошенные мне мимоходом: «У тебя новое дело. — И почти тут же: — Кстати, познакомишься с новым напарником. Введи его в курс дела, познакомь с отделом, ну… ты знаешь».
Отлично. Просто прекрасно.
Я проскользнула под ленту, и тут же заметила его. Сразу видно — чужак. Нордический блондин, облаченный в белое пальто, которое смотрелось невероятно неуместно посреди осенней слякоти и разлитой на мощеной тропинке крови. Четко очерченные скулы и пронзительно-голубые глаза — две льдинки, тонкий нос — лицо, не лишенное мужского изящества, но взгляд… С обладателем такого пристального, холодного взгляда шутки плохи…
Ну что ж, посоревнуемся, кто из нас опаснее?
Молодая стажерка — длинноногая и немного неуклюжая Карли — засмотрелась на моего «нового напарника» так, что едва не споткнулась о торчащий посреди парка камень. Я уберегла беднягу от позора, вовремя придержав за локоть, чем заслужила ее благодарный взгляд.
Я не разделяла интереса Карли — и восхищения, промелькнувшего в бледно-серых глазах… За внешностью нордического красавца в белом пальто я видела его истинную сущность — само олицетворение тьмы. Выжигатель. Бывший, что, впрочем, никак не влияло на мое к нему отношение.
Так что же заставило Выжигателя оставить орден и примкнуть к рядам полицейских? Пока это тайна за семью печатями, которую мне не смог открыть даже шеф, но… не в моих правилах оставлять вопросы без ответов.
Я поприветствовала «нового напарника» сдержанным кивком.
— Кармаль Лунеза.
— Феликс Флетчер.
Он протянул мне руку, но я предпочла оставить его жест без внимания — сделала вид, что не заметила. Просто не смогла себя пересилить. Трудно забыть, что стоящий передо мной когда-то был Выжигателем.
— Убитую звали Эмили Роуз Монаган, — сообщил мне Флетчер. Несмотря на раннее утро, дождь и пронизывающий ветер, выглядел он бодрым и выспавшимся. В этот миг я его ненавидела.
Осторожно ступая по влажной траве, я подошла ближе. Присела рядом с распростертым телом. Женщина лет тридцати пяти, светловолосая. Не красавица, но ухоженная: аккуратный маникюр на длинных ногтях, неброский, но умелый макияж. Белый костюм с юбкой-миди залит кровью, из сместившегося декольте блузки выглядывает край ажурного бюстгальтера, явно дорогого.
— Я ее помню, — задумчиво сказала я, вглядываясь в глаза жертвы, словно надеясь увидеть там облик убийцы. — Местная знаменитость.
— Певица? — предположил Флетчер.
Я мотнула головой.
— Писательница. После нескольких лет в инвалидном кресле сумела встать на ноги. Написала об этом книгу.
— Магия? — заинтересованно осведомился детектив.
Я смерила его неприязненным взглядом.
— А тебе не кажется, что далеко не все в этой жизни, что кажется невероятным, может объясняться чем-то другим, кроме как магией? Чудеса медицины, волей и силой духа…
— Милый у тебя характер, — усмехнулся Флетчер. — Мы знакомы не больше пяти минут, а ты уже успела выпустить коготки. Неудивительно, что место твоего напарника пустует.
— Ханга повысили и перевели в другой город, — раздраженно бросила я. Поморщилась — прозвучало как оправдание.
Я знала подобный тип людей, и среди детективов таких мне попалось немало — тех, кто по-своему одержим в стремлении отыскать следы магии в любом странном и непонятном деле. Наверное, каждый из них мечтал однажды поймать настоящего одержимого и сдать его в руки Выжигателей, чтобы потом рассказывать своим детям, как боролся с истинным — сатанинским — злом. С такими людьми я всегда держалась максимально отстраненно, делая все возможное, чтобы наши отношения не выходили за определенные рамки.
Но ситуация с Флетчером осложнялась тем, что он сам когда-то ставил клейма на грудь «детей Сатаны».
— Удар нанесли спереди, но жертва не сопротивлялась. Либо сработал эффект неожиданности, либо…
— … она хорошо знала убийцу, — закончила я за Феликса.
Я хотела было подняться, но мое внимание привлекла любопытная деталь. Рукав белого пиджака жертвы задрался, обнажив застарелые рубцы. Я закатала его повыше. Старые шрамы шли параллельно от запястья до самого локтя — ровные, белесые, тонкие. Задрав второй рукав, я обнаружила там ту же картину.
Флетчер тихо присвистнул, заглядывая мне через плечо.
— Она резалась? Никогда бы не подумал.
— Это было давно. Возможно, когда она была в кресле. Многих, знаешь ли, подобное выбивает из колеи, — пробормотала я. Хотя и для меня увиденное оказалось полной неожиданностью — образ Эмили Монаган никак не вязался у меня с попытками покончить с собой или же — что вероятнее — причинить себе боль.
Я поднялась и огляделась. Небольшой парк, в котором нередко встретишь бегунов, любителей прогуляться перед сном или выгульщиков собак. Я и сама часто бывала здесь, когда снимала квартиру неподалеку. Район тихий и безопасный, за парком — выстроившиеся в ряд коттеджи.
— Кто обнаружил тело?
— Две студентки. Вышли на пробежку до пар и почти сразу же на нее наткнулись. — Флетчер поплотнее запахнул полы кашемирового пальто. — В сумочке — сотовый с десятком пропущенных звонков от мужа, деньги целы, документы тоже. Судя по следам крови на траве, тело не перемещали.
— Орудие убийства нашли?
— Прочесывают округу, но пока безрезультатно.
Солнце вставало, но теплее не становилось. Кожаный плащ не дарил ни тепла, ни защиты от ветра, капли дождя нахально лезли под воротник. Я перекинулась парой слов с экспертом — по ее словам, жертва была мертва уже более девяти часов, и направилась к выходу из парка. Флетчер с легкостью меня догнал, что вызвало мимолетную вспышку раздражения. Бывший Выжигатель… плечом к плечу со мной. Я рефлекторно сделала шаг вправо, увеличивая расстояние между нами.
Я не стала говорить Флетчеру, что была лично знакома с Эмили Монаган — просто не видела смысла: роли этот факт не играл никакой, а объяснять пришлось бы много. Правда, наши дороги пересеклись лишь однажды, если не считать случайные столкновения в торговом центре, которые мы сопровождали дежурными улыбками, или в книжном магазине, где я заставала ее на очередной встрече с читателями — неизменно улыбчивую, вежливую и элегантную.
Однажды она постучалась в дверь моей квартиры. Тогда она еще передвигалась в инвалидной коляске, но уже начала посещать специальные занятия, чтобы вновь обрести контроль над своим телом. Эмили нанялась в нашу местную газету внештатным репортером, писала, в основном, для таких же, как она — тех, кого удача обошла стороной, но кто не привык плыть по течению. Собирала материал для своей «воодушевляющей» колонки, как она говорила с саркастической улыбкой. И хотела, чтобы ее коллекция пополнилась рассказом молодой женщины, в прошлом пережившей страшную, по ее мнению, трагедию — на целых два года стать пленницей в собственном доме. Моим рассказом.