— Они хотят выжечь на мне клеймо? — Я вновь неосознанно прикоснулась к ожогу на груди. Кажется, я ощущала жар сигаретного следа даже сквозь платье.
— Не только, милая. Они хотят забрать тебя насовсем. И тогда мы больше никогда не увидимся.
Я всхлипнула. Я очень хотела быть сильной, но получалось плохо. Да, мы в последнее время не слишком ладили с папой, но покидать дом, уезжать с незнакомыми людьми, которые считают меня сатанинским отродьем… Все, что угодно, но только не это.
И папа, видя мое отчаяние, поспешил бросить мне соломинку.
— Я говорил, что они хотят тебя забрать, но не говорил, что позволю этому случиться.
Как по мановению волшебной палочки я перестала плакать. Подняла на него взгляд.
— Правда? — с надеждой спросила я.
Папа кивнул. Подался вперед, взял мои худенькие ручки в свои, большие, теплые и огрубевшие. Заговорщицки зашептал, словно кто-то в доме мог его подслушать:
— Если ты будешь вести себя тихо-тихо, то рано или поздно плохие люди уйдут. Мы просто обманем их. Ты спрячешься, так, чтобы они не смогли тебя найти. А когда они окончательно удостоверятся, что тебя здесь нет, то ты выйдешь наружу, и все будет по-старому.
— Наружу? — непонимающе переспросила я.
— Единственное место в доме, где ты можешь спрятаться и остаться никем незамеченным — это подвал. Люк спрятан под ковром и, если ты будешь вести себя тихо, то никто не догадается туда заглянуть.
Я сглотнула острый комок, появившийся в горле.
— Но там же… — С моих губ чуть не слетело слово «монстр». К счастью, я успела удержать его внутри.
— Знаю, ты думаешь, что подвал — неподходящее жилище для тринадцатилетней девочки… Но пойдем, я покажу тебе, как там сейчас уютно.
Послушно, как во сне, я последовала за ним, по-прежнему крепко цепляясь за его большую ладонь. Папа откинул ковер, поднял люк и спустился по складной лестнице. Она шаталась под ним, но казалась крепкой.
— Давай, — подбодрил он меня снизу.
Я повернулась и опустила ногу вниз, рукой тут же судорожно вцепившись в верхнюю перекладину. Проделала то же самое с другой ногой. Спустилась ниже, еще и еще, пока не коснулась тапочком холодного каменного пола. Лампочка, сиротливо свесившись с потолка, уже освещала пространство подвала, когда мы спустились. Я огляделась по сторонам и даже тихонько ахнула. Подвал преобразился. Больше не было хлама — видимо, папа все-таки уместил его в гараже. Деревянная кровать с пуховым одеялом, взятым сверху — новехонькая, еще пахнущая лаком. У кровати — ковер, наподобие того, что устилал пол в прихожей. Шкафчик — небольшой, но достаточно вместительный, с шахматами, пазлами, настольными играми и несколькими книгами из «библиотеки». Внизу, за дверцей шкафчика я обнаружила часы, пачку батареек, мой старенький плеер, который я почти не слушала, фонарик и еще кучу разных мелочей. Еще там стояла коробка с лампочками, свечами и спичками. Задумчиво разглядывая их, я подумала: а папа знает, что детям со спичками играть нельзя?
Еще был старенький абажур — для чтения, кривовато прикрепленный к стене у кровати. В отдалении от «спальни» небольшая ванная. Там раньше стояла наша стиральная машинка. Сейчас на ее месте был унитаз и ванная. В другом конце — самодельный подъемник. Сначала я приняла его за какое-то подобие шкафа — открыла, посмотрела, закрыла вновь. Его истинное предназначение открылось мне чуть позже.
Подвал действительно уже не представлялся мне каким-то жутким местом — логовом для моего монстра. К тому же, я видела, что его тут попросту нет. И все-таки я чувствовала себя здесь не в своей тарелке. Тревога накатывала волнами — то усиливалась, то отпускала. Папа сжал мою руку, будто что-то почувствовал.
— Тебе лишь надо спрятаться ненадолго, а потом все будет хорошо.
Я сосредоточенно кивнула, стараясь казаться храброй и взрослой.
— Ну вот и славно!
Поцелуй в щеку — быстрый, почти мимолетный, и папа начал подниматься наверх. Задрав голову, я наблюдала, как открывается люк, как папа встает в полный рост, и как задирает наверх складную лестницу.
Он смотрел на меня оттуда, свысока, и почему-то больше не улыбался. Мягкость, с которой он разговаривал со мной, куда-то ушла, сделав его лицо жестким и пугающим. В какой-то момент мне даже показалось, что я вижу в его глазах то же выражение, что было у матери, когда она пришла забирать свои вещи. Или просто так обманчиво падал свет?
Я не успела обдумать это как следует. Папа захлопнул люк, оставив меня одну в мягком полумраке. Вот тогда-то паника накрыла меня с головой.
ГЛАВА 6
Настоящее
Длинные волосы развеивались как змеи — глянцево-черные, готовые в любой момент раскрыть ядовитую пасть. Ее лицо мертвенно бледное и раздутое, похожее на лицо утопленницы. Впалые глаза беспокойно мечутся. А затем она разевает нечеловечески длинную пасть и кричит. Крик вышибает стекла, разрывает барабанные перепонки. Я чувствую, как из моих ушей льется кровь — теплая, она согревает мое оледеневшее тело. Я хочу зажать уши, чтобы не слышать этот выворачивающий наизнанку крик, но руки мне не подчиняются. А она все кричит…
Я резко открыла глаза. Крик звучал не только в моем сознании, разрушая тишину реальности.
Сегодня кошмары снились не мне одной.
Я рывком откинула одеяло и вскочила с кровати. Бегом преодолела расстояние до комнатки Лори, ворвалась внутрь. Дочка ерзала на кровати, поднимая с пола сбитое одеяло. Увидев меня, притихла.
— Я снова кричала? — виновато спросила малышка.
Я благодарила небеса, что она не помнила половину из уже увиденных снов — иначе страшно представить, как все это могло сказаться на ее нежной психике.
— Ничего, зайка. — Я улыбнулась Лори так искренне, как могла улыбаться ей одной. Подошла и подоткнула одеяло, мягко убрав с персиковой щечки светлую волнистую прядь. — Хочешь, посижу с тобой, пока ты не уснешь?
Лори задумалась ненадолго и кивнула. Впрочем, глаза ее уже слипались, и не прошло и нескольких минут, как дыхание стало ровным и глубоким. Я на цыпочках вышла из комнаты и тихо закрыла дверь. Оказавшись в полутьме длинного коридора, обессилено прислонилась к стене. Все мои надежды были напрасными.
Ничего не кончилось.
Я знала, что мне больше не уснуть. Добравшись до комнаты, взглянула на часы — полчетвертого утра. Поспала четыре часа, и ладно.
Душ освежил и смыл с меня остатки ночного кошмара. Знать бы еще, как очистить свою душу от вины… Я высушила волосы, наслаждаясь теплым ветерком фена — меня знобило. Вытерев зеркало, взглянула в свое отражение, скривилась. Корни волос, которые я уже несколько лет красила в холодный блонд, уже немного отрасли — пора было покупать краску. Я втерла крем в кожу, взглянула на себя устало. Я ощущала себя старше своих двадцати шести. Отчасти сказалось мое прошлое, отчасти — настоящее. Трудно жить с грузом на душе и чувствовать себя жизнерадостной и юной.
Но больше всего на свете я не хотела, чтобы подобная участь повторилась с Лори. Ей всего девять, а ее мучают кошмары. И не просто жуткие сны, а сны, порожденные магией. Такое не проходит бесследно. Расти, зная, что ты иная… В нашем мире это не только страшно, но и невероятно опасно.
Выжигатели…
Лори не должна пройти через этот ад.
Я налила себе огромную чашку кофе, улеглась на кровать с ноутбуком. Пузатая чашка изображала довольного жизнью рыжего кота с хвостом, обернувшимся ручкой. Эту чашку я обожала и каждый раз, глядя на нее, ощущала укол мимолетной грусти — сама не знаю, почему. Ее подарила Лорен на мой последний день рожденья.
Кофе обжег горло и согрел желудок. Подтянув ближе ноутбук, я вбила в поисковик знакомое до боли слово: «Зеро». Замелькали ссылки. Многие из них были выделены другим цветом — я их уже читала, и не единожды. В каждую статью, где упоминались Зеро, я вчитывалась до рези в глазах. Пришлось смириться с поражением — ничего нового меня не ждало.
Едва дотерпев до семи утра, я решилась позвонить Франческе, впервые радуясь разнице во времени. Трубка жгла мне руку, мне не терпелось услышать ее голос, хотя я знала — если бы у нее были хоть какие-нибудь новости, она непременно позвонила бы мне.
— Франческа?
— Привет, солнышко. Все… нормально?
Я вздохнула, устало потерла лицо.
— Слышу, что нет, — упавшим голосом сказала Франческа. Спросила сочувственно: — Снова кошмары?
— Неделю не было, я уже было решила… — Голос сорвался. Я закрыла глаза и продолжила уже спокойнее: — Франческа, мне нужна твоя помощь.
— Кармаль, я делаю что могу! — В ее голосе звучало отчаяние. — Никто из моих… осведомителей ничего не знает. Я же сразу предупреждала — это могут быть просто слухи.
— Я в это не верю. Если есть яд, всегда существует противоядие.
— Клеймо — это не яд, Кармаль, а куда сложнее. — Франческа вздохнула. — Я делаю все возможное, но каждый раз натыкаюсь на глухую стену. Неудивительно, что Зеро стараются держать свое существование в секрете…
— Как тогда о них узнают другие? Те, кто обращаются к ним за помощью?
— Я не знаю. Кармаль, просто поверь — я делаю все возможное. Хотя до сих пор не одобряю твоего стремления найти Зеро, и не уверена, что во всем этом будет какой-то смысл…
— Франческа, не начинай! — взмолилась я.
— … но я всегда на твоей стороне. Есть и еще один вариант помочь Лори, куда более реальный. Я сейчас пытаюсь связаться с одним целителем…
— И чем он лучше прежних? — сухо осведомилась я.
Подруга не обиделась, хотя стоило бы. Она вылезала из кожи, чтобы помочь мне и Лори, а я в благодарность срывала на ней свою злость.
— Тем, что он сильнее. Одареннее, — спокойно ответила Франческа. За нашу не такую уж и долгую дружбу она уже успела привыкнуть к моим вспышкам злости и ненависти — по отношению ко всему окружающему миру, но чаще всего — к самой себе.
С Франческой мы познакомились два года назад, хотя иногда казалось, что мы знакомы целую вечность — так многое мы знали друг о друге и так многим могли поделиться.
После того, что случилось со мной в пятнадцать, я никогда не думала, что в моей жизни появится человек, которому я смогу открыться по-настоящему. Вряд ли меня можно в этом винить — когда тебя предают родные отец и мать, сложно научиться доверять людям. Я так и не научилась. Единственным исключением оказалась Франческа. Я понимаю, почему так произошло — у нас обеих было достаточно горя и разочарований в прошлом. Это куда более глубокие, сильные узы, нежели одинаковый вкус на шмотки, дешевые сериалы или парней.
Франческа проходила свидетельницей по делу о поджоге. Она едва не сгорела в пожаре, а вот ее отчиму повезло куда меньше — из дома, охваченного пламенем, он выбраться так и не сумел. Тогда я сразу заметила странности в ее поведении — молодая девятнадцатилетняя девушка была выбита из колеи произошедшим, хотя ее отношения с отчимом, судя по свидетельствам знакомых, близкими не назовешь. В глазах Франчески читался явственный испуг, и я довольно быстро поняла, чего она боялась.
Того, что отправится к Выжигателям.
Тогда я поговорила с ней глазу на глаз, объяснила, кто я такая. Расплакавшись от облегчения, Франческа все мне рассказала. Она безоговорочно поверила мне, не допустив и тени мысли о том, что я, как детектив, могла просто воспользоваться своим прошлым, чтобы вывести подозреваемую на чистую воду. Но правда жгла ее изнутри, требуя выхода. Франческа жаждала быть услышанной и понятой и обрести поддержку.
Отношения с матерью у нее не складывались, но Франческе приходилось жить в ее доме — экзамены в столичный колледж она провалила, пришлось вернуться в родной город и поступить в местный, работу найти не могла. Столкновение двух импульсивных характеров — матери и дочери — нередко выливалось в скандалы и ссоры. Усугубило ситуацию появление в доме отчима — тот сразу положил глаз на очаровательную юную Франческу — более молодую и привлекательную версию его сожительницы. Спустя какое-то время начались приставания, которые дерзкая Франческа с успехом отбивала — один раз в самом прямом смысле. С тех пор лоб отчима рассекал кривой шрам от разбитой о его лицо чашки.
Она даже не пыталась рассказать матери — знала, что та не поверит. Все, что ей оставалось — считать дни до окончания колледжа, когда она сможет наконец уехать в Импагро.
Эта история могла бы закончиться иначе, если бы не ее пробуждающийся дар. С шестнадцати лет она чувствовала в себе разгорающуюся искру, которая с каждым годом становилась все ярче. Пыталась контролировать, зная, к чему приведет обратное. Случилось так, что отчим стал невольным свидетелем проявления ее способностей — видел, как на ее ладони появился крохотный огонек. Он тогда был пьян, но не настолько, чтобы забыть о случившемся или же посчитать его плодом своего воображения.
С тех пор его приставания стали еще агрессивнее и напористей. Когда Франческа грозилась пойти в полицию, он с мерзкой ухмылкой отвечал, что ему есть, о чем им рассказать. И Франческа молчала, стоически отражая его нападки. Страх предстать перед Выжигателями, быть провозглашенной одержимой и заполучить клеймо на груди оказался сильнее страха изнасилования.
Но так не могло продолжаться вечно. В один из особо кошмарных для Франчески дней ее дар вырвался из-под ее контроля. Дом объяло пламенем. Она успела убежать, отчим — нет. Счастье, что матери не было дома.
Да, я пошла на должностное преступление, умолчав о некоторых найденных уликах, доказывающих причастность Франчески к пожару. И никогда не жалела, что это сделала. Мой напарник — вечно угрюмый, молчаливый Ханг, — шел на повышение и все его мысли были заняты переездом в столицу. Дело о каком-то там поджоге на тот момент его интересовало мало. Так что мне все сошло с рук, и у полиции не появилось ни малейшего подозрения об одаренности Франчески.
Тварь получила по заслугам, а Франческа наконец смогла свободно вздохнуть. Через месяц она улетела в Импагро, обратилась к столичным магам, которые помогли обуздать ее дар. Я знала, что сейчас она в полной безопасности — Руаре — тайная организация магов — делали все возможное, чтобы избежать внимания Выжигателей.
Флетчер бы выпал в осадок, если бы узнал, кто является моей лучшей — точнее сказать, единственной подругой.
— Кармаль, держись. Мы… справимся. — Ее голос вернул меня из событий двухлетней давности в сегодняшний день.
Я кивнула через силу, забыв, что она не может меня видеть. Попрощавшись, отключилась. Еще долго сидела, глядя прямо перед собой — и ничего не видя. Знакомое уже оцепенение — я могла впадать в него на несколько мгновений, не слышать, что происходит вокруг, не слышать, как меня окликают люди. Потом возвращалась в себя, с неловкой улыбкой объясняя, что просто сильно задумалась. Задумалась, как же.
Магическое вмешательство в человеческое сознание никогда не проходит бесследно, что бы там церковь ни говорила. Все их пламенные речи о необходимости очищения одержимых — голимая чушь. «Очистив», выжгли важную часть меня — словно отобрали кусочек души, который так и остался серым, незаполненным. Мне часто говорили, что у меня бывает пугающе отрешенный, безжизненный взгляд. Обычно я ничего не помню о том, о чем думала в те мгновения — будто обращаюсь к той, опустевшей частичке себя, где вязнут и превращаются в пепел все мысли и воспоминания.
Поэтому я готова на все, лишь бы дочка не повторила мою участь. Лори расплачивается за мою ошибку, за мое прошлое. И если его я исправить не в силах, то настоящее и будущее своей дочери обязана изменить.
ГЛАВА 7
Прошлое #1
Я проголодалась, соскучилась, а папы все не было. Я сидела на кровати, крепко прижав к себе Рича, и мысленно просила папу спуститься вниз, ко мне. Кричать боялась — он ведь сказал мне вести себя тихо.