Этикет действительно предписывал именно так избавляться от нежелательных гостей. Это правило давало возможность дворянам расставаться приятелями, даже если кто-то злоупотреблял гостеприимством. Только очень
“непонятливых” и ищущих ссоры гостей хозяевам приходилось выселять лично.
Он удивленно изогнул брови, не перебивал. Это показное непонимание раздражало.
Я бы раньше ушла. Но твои ритуалы меня сильно истощили.А так твоим коболам даже пришлось перестать со мной разговаривать!
Последние фразы были лишними, потому что выдавали мою обиду. Но я просто не сдержалась, обоснованно считая, что после всего сделанного для виконта заслуживала другого к себе отношения.
Он потупился и выглядел смущенным.
А вот тут я действительно виноват. Мне следовало тебяпредупредить. Прости.
Не извиняйся. Сама знаю, что загостилась. Давно пора былопопрощаться, - его раскаяние казалось наигранным, а потому бесило.
Софи, я не хочу, чтобы ты уходила, - посмотрев мне в глаза,заверил маг.
Теплое сияние дара, мягкий взгляд, уверенный низкий голос. Может, в другой ситуации я бы поверила. Но воспоминание о том, что инквизитор так же усиливал магическую связь, чтобы истощать меня, было слишком свежим и болезненным.
Хотелось спросить, придумал ли меркантильный виконт новый способ, как меня использовать, но, к счастью, сдержалась. - Ты раньше не знала о коболах, поэтому истолковала их поведение таким образом.
Прозвучало так, будто я была мнительной и чересчур обидчивой.
Ну, знаешь! Это вообще переходит все границы! Я еще ивиновата, оказывается! – я вспылила, отшагнула в сторону.
Хотела обойти мага, загородившего путь к двери.
Осторожней, разобьешь! - выпалил он, указывая на что-то умоих ног.
Я замерла, оглянулась. Старшая кобола стояла у стены, сложив руки на груди. И теперь служанка казалась простой глиняной куклой с мертвым взглядом стеклянных глаз. Зрелище было неожиданно жутким, я зябко повела плечами и даже отступила.
Что это с ней?
С ней произошло то, о чем я забыл тебя предупредить, - онказался искренне огорченным.
Миньер наклонился к коболе, бережно взял ее и, сказав:
“Пойдем, покажу тебе кое-что”, открыл дверь справа от входа. Оказалось, это комната глиняных слуг. Пятеро других лежали в кроватях в таких же позах, что и кукла в руках виконта. Осторожно положив старшую коболу на пустующую кровать, он повернулся ко мне.
Коболы - оживленные магией куклы. Их можно сравнить счасами. Механизм необходимо заводить, а кобол - время от времени подпитывать особым заклинанием. Иначе они засыпают, как сейчас, - пояснил маг. - Если у нескольких кобол есть задание, например, служить гостье, но заканчивается магия, они засыпают добровольно. Отдают свои запасы сил кому-то одному. Чтобы задание было выполнено. А разговоры, проявление индивидуальности, отнимают много сил, поэтому коболы от них отказываются, когда магия на исходе. Мне стало неловко и стыдно. Две недели надумывала себе всякие гадости об Эдвине. Убедила себя, что он хотел избавиться от меня. Верила, слуги по его приказу были невежливы, пытались выгнать обузу.
Миньер говорил спокойно, прежним мягким тоном и, казалось, моего смущения не замечал.
Я не мог подпитать их. Нечем было. Ты заклинания незнаешь и с коболами прежде не сталкивалась. Нужная формула состоит из двух частей, а внешне заклинание похоже на пружину.
Он произнес заклинание, касаясь рукой лба старшей коболы.
Кукла не ожила, что Эдвина не удивило.
Заклинанию нужно время, чтобы распределитьсяравномерно. Даже если бы я подпитывал еще неспящих, им тоже потребовалась бы пауза, - пояснил он и повторил формулу дважды, подпитывая еще двух слуг.
Эдвин подошел ко мне, уверенным движением положил ладони мне на плечи, взялся за лямки сумки.
И желание обожгло меня. Так сильно, что онемело сердце и задрожали колени.
Но он даже не смотрел на меня, пока не стянул сумку и не положил ее на пол. Взгляд Эдвина был серьезным и мягким. Золотой дар покорял теплом и удивительно мужской красотой. Глядя мне в глаза, маг развязал узел шерстяного платка у меня на затылке. Мягко снял платок и уронил на пол. Я безуспешно пыталась дышать спокойно и проиграла эту битву, когда Эдвин коснулся моей щеки своей. Тепло его кожи и запах духов лишали рассудка едва ли не сильней слов.
Я две недели считал часы до возвращения к тебе. И меньшевсего на свете хотел бы, чтобы ты ушла.
Я поцеловала его первая. Всем телом прижимаясь к Эдвину и жалея только о многослойности одежды. Она не давала ощутить его жар, поделиться своим. Он отвечал на поцелуи страстно, обнимая обеими руками.
Не помню, как мы оказались в его спальне. Он щелкнул пальцами, зажигая лампу на столе у окна. Этот всплеск всколыхнул его дар, горячий, возбуждающий, неразрывно связанный с моим. Отклик моей магии был таким сильным, что я не сдержала стон.
Его плащ в считанные секунды оказался рядом с моим на стуле. Мелкие пуговички мантии выскальзывали из моих дрожащих пальцев. Не выдержав этой пытки, я расстегнула их магией, проведя ладонью по его груди и животу. Он прерывисто выдохнул, прижав меня к себе. Я стонала от телесного и магического восторга, усиленного тем, что Эдвин желал меня не меньше, чем я его.
Это сводило с ума, расковывало, освобождало. Он был нежен и настойчив, я отвечала лаской. Перевившиеся дары искрили и усилили наслаждение так, что на пике я плакала. Тяжело дыша, опустилась ему на грудь. Говорить не хотелось. Хотелось чувствовать тяжесть его руки на своей спине, его дыхание на моих волосах. Он накрыл нас одеялом и не поменял позы.
Эдвин был прекрасным любовником. Опытным, в меру напористым, в меру осторожным, внимательным. Слияние тел и магии дарило непередаваемое наслаждение нам обоим. И отказаться от этой радости мы были не в силах. В первый день после возвращения виконта из постели выбрались только после полудня. И то исключительно потому, что не хотели завтракать в кровати.
Намазывая маслом теплую булочку, слушала скупой рассказ Эдвина о днях в Ордене, о встрече с главным инквизитором провинции. Орден всполошился из-за неудачной попытки проникновения в замок Великого магистра. Слухи множились, судачили даже о покушении на Серпинара, хотя его в то время даже не было в поместье. Искали какого-то неучтенного мага, возможно, эльфа.
“Неучтенного”? - переспросила я. - Откуда инквизиторамизвестно, сколько магов в стране?
Вопрос вполне обоснованный. Если знать была вся на виду, то количество одаренных детей от смешанных браков с эльфами не поддавалось исчислению.
Орден захватил множество эльфийских артефактов, - хмуропояснил Эдвин. - Один из них - карта даров. Эльфы пользовались ею, разыскивая детей с особенными свойствами магии. Потом пытались использовать для защиты. Теперь Великий Магистр с ее помощью следит за каждым из нас. Я хотел добыть и уничтожить эту вещь.
Ты не похож на человека, хладнокровно уничтожающегоартефакт. Какой угодно артефакт, - заметила я.
Он улыбнулся, в голосе сквозила горечь:
Ты права. Я стараюсь не разрушать чужие творения. Но этукарту нужно использовать с мудростью. А мудрости в королевстве не осталось.
Следующие две недели до отъезда Эдвина пролетели незаметно. Мы занимались теоретическими основами артефакторики, уделили время практике. Виконт научил меня распознавать отдельные свойства уже зачарованных вещей, обезвреживать их. Но взял слово, что без него экспериментировать с артефактами, укрытыми колпаками, не буду.
И все же большую часть времени мы проводили в постели. Давали волю желанию и страсти, схлестывающей магию, переплетающей тела. Лежали, обнявшись, под пушистыми одеялами, наслаждаясь теплом объятий и связью даров. Мы жили друг другом в совершенной гармонии и не понимали тогда, что эти две недели были лучшими днями в наших жизнях.
Он вернулся раньше, чем обещал. От него веяло талым снегом, прелой листвой и странным колючим возбуждением. Обняв меня, поцеловал с таким удовольствием и жадностью, будто я была ручейком, а он путником, проведшим три дня без воды. Я отвечала с не меньшей страстностью. Он шептал мое имя, целуя шею, впадинку между ключицами, одновременно расстегивая платье. Я постанывала от удовольствия, расправляясь с пуговицами его плаща и мантии магией. Их было слишком много для моего терпения. Он вздрагивал, когда мое волшебство искрило, касаясь его дара, сильней прижимал меня к себе. Подхватив на руки, отнес в спальню.
Через час, уже почти поддавшись дремоте в его объятиях, вновь почувствовала то колючее возбуждение. Но Эдвин спал, дыханием шевеля прядь волос на моей шее. И я уснула, отмахнувшись от зарождающегося беспокойства. Снились серые птицы, вьющиеся над скалами, чужое присутствие в доме. Великий Магистр, глядящий мне в глаза, но в то же время не видящий. Он не задавал вопросов. Хотя казалось, ему не нужно спрашивать вслух, - он читал ответы прямо в моих мыслях.
Проснулась от ужаса, нарастающего невнятного беспокойства и дурного предчувствия. Эдвина рядом не было. Он ждал в столовой, рассматривая карту провинции. На пергаменте неодинаковыми пятнами белели места нонраффиен. Колючее возбуждение Эдвина никуда не делось. Он галантно встал, предложил мне стул, поцеловал в щеку, когда я села. Он улыбался, счастливый от того, что мы снова были вместе. Но еще нерассказанные новости искажали улыбку, омрачали взгляд, делали его радость жутковатой, неестественной.
Что случилось, Эдвин? - я безуспешно старалась замедлитьсобственное сердцебиение.
Великий Магистр поймал лиса, - выдохнул он.
Я не понимала, что в этом особенного или волнительного, и осторожно спросила:
И что теперь?
Я должен его спасти, - последовал жесткий инезамедлительный ответ.
От удивления я вначале онемела, глядя в решительные глаза Эдвина. Но способность говорить вернулась быстро:
А почему ты не рвешься спасать, например, косулю, кабанаили орла?
Орла я спасал бы даже ценой собственной жизни, -неожиданно серьезно и мрачно ответил Эдвин. - Я видел их род мертвыми. Они не послушали предупреждения, - он горько усмехнулся: - четвероногого.
Я долго смотрела на сидящего передо мной мужчину. Молодой, сильный, натянутый, словно тетива, гордый и какойто обреченно отчаянный. Он глядел на меня, но словно не видел, отвлеченный воспоминанием. Судя по выражению лица, кровавым.
Эдвин, - тихо позвала я, не решаясь коснуться его руки.
Он вздрогнул, вернулся в настоящее.
Мне кажется, что в какойто момент я совсем пересталатебя понимать. Только прошу, не сердись. Объясни, что такого ужасного в том, что Серпинар поймал зверя?
Он удивился и не скрывал этого. Кажется, подумал, я его разыгрываю, столько недоверия появилось во взгляде.
Зверя? - со странной издевательской усмешкой переспросилон.
Животное, - я нерешительно предложила синоним.
Эдвин рассмеялся. Но в этом глухом смехе не было веселья.
Лишь злоба и горечь, вселявшие в сердце отчаяние.
Как коротка людская память, - сказал Эдвин, наконец. - Аведь ты дворянка, ты учила историю. Орел, Лис, Волк, Кошка и Змея тебе ни о чем не говорят?
Только, как персонажи сказок, - догадываясь, что ответвызовет бурю, честно ответила я.
Буря была, я это чувствовала по отливающему металлом дару. Но Эдвин хорошо владел собой, и поднявшееся раздражение выплеснул смехом. Потом он долго молчал, не глядя в мою сторону. А первые слова, сказанные после продолжительной паузы, удивили.
Прости, я был несправедлив к тебе. Не твоя вина, что ты незнаешь. Уничтожение эльфов началось намного раньше, чем война. И забвение, искажение истории - лишь один из шагов к войне.
Он выдохнул, словно собираясь с мыслями перед началом длинного рассказа. Жестом велел коболу налить чаю.
До появления людей здесь жили эльфы. Долго. Пару тысячлет точно. Не стану утверждать, что жили они спокойно, в гармонии. Эта идеализация ни к чему. Но то, что здесь было Великое северное княжество эльфов, Норолдин, - бесспорный факт. Пять сотен лет назад началось покорение Норолдин людьми. Довольно быстро от исконного устройства осталось лишь название. Эльфы жили в закрытых городах, в горах, в лесных дебрях. Никому не мешали, торговали, не жадничая делились знаниями. Лечили, слагали песни, обучали ювелиров и магически одаренных детей, которые порой рождались от связей эльфов с людьми.
Он отпил чаю, сердито ухмыльнулся своим мыслям.
Таких становилось все больше. Постепенно сформироваласьлюдская знать. Среди эльфийских родов издавна выделялись пять. Орел, Волк, Лис, Кошка и Змея назывались так не из-за особой ловкости или хитрости, а потому что маги могли по своему желанию обращаться животным своего рода.
Боюсь, у меня на лице отразилось больше скепсиса, чем было нужно.
Считаешь сказкой? - он встретился со мной взглядом. Его холодные голубые глаза словно принадлежали чужаку, ожесточенному незнакомцу. Это откликнулось в душе протестом, обидело. Наверное, поэтому я ответила с вызовом, хотя следовало промолчать.
Я знаю об оборотнях. Это проклятые, больные люди,обреченные на превращение в звериный облик, в котором не помнят себя. Отец говорил, убивать не обязательно, три ночи полнолуния вполне можно просидеть в клетке. Такая цена не слишком велика за жизнь.
А как называют тех, кто превращается по желанию и независит от луны?
Левый уголок его рта приподнялся в намеке на усмешку. Но я, сглотнув набежавшую слюну, не могла отделаться от мысли, что виконт приобнажил клыки. Собственный страх пугал меня. Бесило осознание того, что боюсь Эдвина, того озлобленного чужака, смеющегося горчащим смехом. И вновь ответила резко, бросила:
Никак. Их не бывает.
Он усмехнулся, едва заметно тряхнул головой.
И превратился.
Я не поняла, как это случилось. Вдруг вместо Эдвина Миньера на стуле, опершись передними лапами о стол, оказался большой черный волк. Сидел и смотрел на меня голубыми колючими глазами, сохранившими ту же насмешку, что и взгляд Эдвина.
И страх исчез. Я даже улыбнулась, не скрывая облегчения.
Я помню тебя там, на поле. Те волки… ты их вожак? Он превратился снова в человека, провел рукой по встрепанным волосам, поправил воротник.
Не могу разговаривать в волчьем обличье, - легкопрокашлялся он, поглядывая на меня чуть искоса. - Нет, я им не вожак. Но да, они - моя стая.
Они настоящие волки или такие же, как ты?
Он помедлил, но все же ответил.
Они одновременно мои предки и еще не рождённыеродственники. Между нами есть магическая связь, мы чувствуем друг друга. Когда они позвали, я четыре часа бежал без остановки из другой провинции. Потому что мы стая. Я не могу объяснить то, чего нет и не было у других родов.
И не нужно. Я поняла.
Впервые с момента возвращения он улыбнулся тепло и искренне. Он чувствовал, что я его действительно понимаю, и был благодарен. Тогда это казалось высшей наградой. - Я говорил о родах, - сухо продолжил он. - Четыре рода смешались с людьми. От кого-то пошли древние людские фамилии, кто-то просто плодил детей, не обременяя себя браком. Только Орлы ни единого разу не разделили кровь с человеком, соблюдали чистоту и насмехались над “земными тварями”. Но потомков “земных” много бегает по свету, а Орлы…
Он нахмурился, окинул меня серьезным взглядом.
Я должен тебе рассказать, что случилось с Орлами. Не длятого, чтобы пугать, а чтобы ты понимала.
Я кивнула, соглашаясь.
Многолетняя война, если можно так назвать планомерноеуничтожение эльфов, уже подходила к концу. Непокоренными оставались пара лесов и Гнездо, крепость на горе. Мой отец узнал, что инквизиторы придумали сети. Волшебные сети, чтобы Орлы не могли ни улететь оттуда, ни воспользоваться преимуществами своей родовой магии. Отец сказал, что предупредил Орлов, но они не поверили. Поэтому он отговорил моего дядю от поездки. Сказал, бесполезно и опасно, ведь к горе уже подтягивались инквизиторы. Тот разговор я подслушал, меня еще не пускали на семейные советы. Мне было десять. Я был решителен, упрям, непослушен и жил идеалами, а не реальностью. Как и полагается мальчишке моего возраста.
Ты побежал туда сам?
Он кивнул:
Конечно. Перекинулся волчонком, на такую мелочь никтоне обращал внимания. Мало ли зверья под ногами. Даже едва заметный под превращением дар не чувствовали.
Он помолчал, еще больше нахмурился.
Я добрался до Гнезда раньше инквизиторов. Я говорил сэльфами из рода Орла. Говорил запальчиво, как только и мог десятилетний мальчишка. Предупредил о сети, о семи сильнейших магистрах, возглавляемых Серпинаром. Просил эльфов улетать, пока не поздно. “Это наша земля, наше небо, наш ветер. Они защитят нас и дадут сил сражаться и победить”, - ответили мне. - “Тебе не понять, смешанная кровь. Беги отсюда, четвероногий”.