Он осторожно открыл окно, встал на подоконник. Вязкое время тянулось медленно, сердце зловеще ухало. Эдвин присел, держась рукой за створку и опасливо опустил одну ногу на пол комнаты. Потом другую. Темнота кабинета поглотила виконта. Настороженно прислушивалась к его дару, к теплу кольца. Сердце колотилось, приходилось заставлять себя дышать. От волнения я то и дело об этом забывала. Чтобы как-то убедить себя, что все обойдется, раз дар Эдвина светится с неизменной силой, отвлеклась на последнюю созданную им платформу.
Укрепила ее, расширила и зачем-то сделала поручень.
Выброс магии на четвертом этаже.
Эльфийское кольцо пронзило руку холодом.
Могильная тишина.
Я судорожно искала дар Эдвина. Уже ступила на опоры, как почувствовала всплески исцеляющей и восстанавливающей магии. Увидела в их отсветах едва ощутимое золотистое сияние.
Он был ранен, но жив.
Эдвин заставил поклясться, что я ни при каких обстоятельствах не полезу за ним. Оставалось только ждать. Прилагать усилия и концентрироваться на бледном и постепенно меркнущем даре виконта. Наблюдать, как он, пошатываясь, будто пьяный, медленно подходит к окну. Эдвин перегнулся через подоконник и вывалился на платформу. Не увеличь я ее, не сделай поручень, виконт упал бы на землю и стал бы добычей змей Серпинара.
Он заставил себя подняться и закрыть окно. Положив ладонь на сомкнутые створки, долго стоял неподвижно. Потом медленно, чрезвычайно медленно повернулся и начал спускаться.
Я с замиранием сердца наблюдала за его движениями. Лестница, платформа, долгая пауза, пара сломанных лечебных амулетов, неизменно вытянутая ладонью вниз правая рука. Его покачивало, а держаться было не за что. Но он постепенно приближался ко мне и даже уничтожал ненужное больше волшебство. Серебряные платформы таяли, как льдины, лестницы растворялись в воздухе. Ему оставалось преодолеть только узкую полосу из опор и стяжек. Он пошатнулся, нога соскользнула вниз. Эдвин не упал только потому, что я поймала его магией.
Хотелось броситься к нему, помочь подняться, но опоры не выдержали бы нашего веса. Мы бы погибли.
Ветер холодил залитые слезами щеки. Я поддерживала Эдвина магией, следила за тем, как он со стоном вскарабкался обратно, надолго замер, стоя на четвереньках. С трудом выпрямился и вновь поковылял ко мне. Обхватив со всех сторон заклинанием, я помогла ему пройти остаток пути. Когда Эдвин ступил на мою платформу, вцепилась в него и надолго сжала в объятиях. Только что пережитый страх потерять его был таким сильным, что затмевал совершенно все, не оставлял места ни мыслям, ни сердцебиению.
Что случилось? - выдавила я, когда снова смогла говорить.
Не справился с ловушкой, - признался он. - Я слеп, Софи. Неправдоподобно спокойный голос меня тогда поразил контрастом с искаженным от боли и тревоги даром.
Это ненадолго, - постаралась утешить я. - Мы справимся.
Все будет, как было.
Конечно, - он кивнул, закрыв глаза. - Конечно. Но дома.
Я чувствую, что тебе больно…
Он повернулся ко мне, на лице отразилось удивление, на губах неожиданно расцвела улыбка.
Никогда не подозревал, что ты настолько хорошо менячувствуешь, - его голос покорял лаской.
Сейчас хуже, чем раньше, - призналась я. - Мне полечить? - Нет-нет, - твердо ответил он, отрицательно покачал головой. - Я знаю это заклинание. Оно искажается от обезболивающего. Если это произойдет, слепоту будет не снять.
Хорошо, что я вначале спросила, - голос дрогнул, отдопущения, что Эдвин мог потерять зрение навсегда, на спине проступил холодный пот.
Все обойдется, - теперь он успокаивал меня. - Нам простонужно вернуться домой.
Я кивнула, сообразила, что он этого не увидел. Тихо согласилась и магией помогла ему перейти на следующую платформу. Мне нужно было убрать дорожку из опор так, чтобы заклинание не рассыпалось и не упало на ловушки. Возилась долго. Пару раз в последний момент ловила безвольно повисшие стяжки. Но справилась одна, хотя до того мы с Эдвином просчитывали, что это почти невозможно. Оказалось, очень многое становится возможным, если есть жизненная необходимость.
Эдвин в полуобморочном состоянии сидел на платформе, прислонив голову к толстой ветке. У него закончились лечебные амулеты. В них не было обезболивающей составляющей, только укрепляющая, поэтому для борьбы с болью Эдвину требовалось все больше. К счастью, у меня оставалось достаточно. На то, чтобы выйти из поместья, точно должно было хватить.
К сожалению, нам не хватило времени. Утро выгнало из постелей садовников. Они поливали растения, ходили между клумбами и озерцом. Оно блестело рядом с нагромождением камней, подпитывалось от журчащего ручейка. А мы застряли на предпоследнем дереве. Лечебных амулетов осталось пять.
Их могло хватить Эдвину на полтора часа, не больше. Вытащив из мешочка на поясе ловушку, бросила ее на дальнюю дорожку под ноги одному из садовников. Он с криком упал, вывихнутый голеностоп на глазах опухал. Другие бросились к нему на помощь. Я сожалела, что пришлось причинить кому-то боль, но не существовало другой возможности вывести из поместья Эдвина.
Пока люди отвлеклись, я магией помогла ему перейти на другое дерево и спуститься к лазу в изгороди. Потом накинула на себя невидимость и пошла вслед за ним тем же путем, разрушая за собой последние платформы и лестницы.
У лаза меня ждала неприятная неожиданность. Выбираясь на ту сторону, Эдвин случайно сбил обманку, и щитовые заклинания расправились, отрезая мне путь. Виконт извинялся и попросил не волноваться, пообещал все быстро исправить. Я стояла у изгороди и ждала.
Волновалась до дрожи. Не будь невидимости, меня давно бы обнаружили. Это место просматривалось почти из любой точки сада, из любого окна зловещего замка. Волнами нахлестывал ужас от осознания того, что трачу на невидимость огромное количество сил, потому что щиты вытягивают из меня энергию. Отойти дальше, оставить Эдвина в одиночестве на той стороне, тоже не могла. И один за другим гнула в ладони восстанавливающие артефакты.
Пытка ожиданием завершилась довольно быстро. Прореха в щитах получилась узкой, но мне удалось протиснуться.
Большего и не требовалось.
По дороге домой мы обменялись от силы десятком фраз. И то, когда устроились на привал. Мы продвигались значительно быстрей, чем я опасалась. Эдвин целиком положился на меня, поразив степенью доверия. Теперь, после всех ссор и явного обоюдного отчуждения, холодности, я не отдалась бы так полно в его руки. Даже ослепленная.
Я все время направляла Эдвина заклинаниями. Потратив часть резерва, зачаровала несколько пригодных к повторному использованию бляшек. Они хоть на время ослабили его мучения. Эдвин мужественно терпел и не жаловался, но его дар был красноречивей любых слов. Бледный, истощенный, искаженный болью и темным, жутким на вид заклинанием, охватывающим голову.
К эльфийскому камню подходила со смешанными чувствами облегчения и страха. Большая часть пути осталась позади, но поднятые мертвецы все еще охраняли место нонраффиен и могли нас почувствовать. Пришлось снять заклинания, поддерживавшие Эдвина, взять его за руку. До того мы шли медленно, теперь же еле плелись. Склоняющееся к закату солнце било в глаза, я смотрела под ноги и тихо предупреждала Эдвина об особенно больших булыжниках. Напротив камня вдруг почувствовала, что силы иссякли. Что нужно хоть недолго постоять, собраться с духом. А лучше сесть у ствола ближайшего дерева и подремать.
Ты мне так и не рассказала, о чем вы здесь беседовали, -прошептал Эдвин.
Я встрепенулась, вспомнила, где нахожусь, и пообещала:
Отойдем - расскажу.
Его напоминание вызвало образ Серпинара, высокого светловолосого мага с пронизывающим и внимательным взглядом черных глаз. Несмотря на солнечное тепло, стало холодно. Страх ускорил сердце, я бросила обеспокоенный взгляд на эльфийский камень и с нарастающим ужасом почувствовала приближение нежити. Поторопила Эдвина, мысленно подсчитывая наши резервы. На бой не хватило бы, а такими темпами он был неминуем. В ход снова пошли заклинания, и мне удалось утащить оттуда падающего от изнеможения виконта.
Все же коболы лучше людей. Не пристают с расспросами, не лезут с причитаниями, не требуют указаний. Просто делают свое дело. Тихо, расторопно, осмысленно.
Пока я бегала в кабинет за лечебным амулетом длительного действия, коболы отвели хозяина в купальню. Я хотела, чтобы горячая вода помогла ему расслабиться, сняла напряжение после двух дней сложного пути. Натруженные мышцы ныли, усиливая боль от заклятия ловушки. Он не жаловался, нет. Поначалу я удивлялась его стойкости, чувствуя изменения дара. Потом поняла, что у него не было сил на жалобы и стоны. Спустившись вслед за Эдвином, увидела, как он осторожно снимает заплечную сумку. На вид тяжелую. Поспешив ему на помощь, с удивлением поняла, что с самого момента ранения виконта ни разу не задалась вопросом, удалось ли ему выкрасть карту. Артефакт для меня будто не существовал, мысли занимал только Эдвин.
Ты хоть забрал карту даров? - поставив сумку у стены,шепотом спросила я.
Да, забрал, - тихо ответил он.
Его пальцы дрожали от слабости, а голос звучал тихо и сипло. Эдвин давно признался, что у него невыносимо болела голова, и попросил избегать громких звуков.
Я принесла лечебный артефакт, - прошептала я. - Он такойже, как одноразовые. Без обезболивающего, только поддерживающие и укрепляющие заклинания.
Он протянул открытую ладонь. Черный агат в золоте оправы и без того казался провалом в Небытие, а на белой холодной коже выглядел особенно жутко. Эдвин легко сжал украшение, высвобождая магию. Она теплой волной поднялась по руке, быстро разлилась по телу. На мертвенно бледных щеках любимого появился легкий румянец, Эдвин впервые за бесконечно долгий путь домой вздохнул полной грудью. Его облегчение было моим, и я не сдержалась, обняла своего волка.
Горячая вода принесла долгожданный покой. Саднящее и ноющее от усталости тело казалось в источнике легким и гибким. Боль покидала суставы, отпускала мышцы. Коболы не обманули ожиданий: на каменном столике у затончика стоял знакомый металлический сосуд с обезболивающим эликсиром. Мне казалось, что снадобье не изменит структуры ослепляющего заклятия, но рисковать не решилась бы. Как и Эдвин. Он предпочел отказаться от этого средства.
Мы долго лежали в горячей воде, обнявшись. Амулет подарил нам время на отдых и на восстановление резерва. А без магии я все равно была бессильна помочь. Более того, Эдвин намеренно откладывал плетение спасительного заклинания на следующий вечер. Объяснил, что понадобятся оба дара. Артефакт, рассчитанный на неделю действия, истощался быстро. К такой особенности магии Серпинара я была готова. Подобно метке, все его заклятия приправлялись чем-то сильно ослабляющим и выматывающим подпавшего под проклятие мага. Еще они значительно уменьшали эффекты от лечения, истощая помощников раненого. Что такому любителю пыток, каким я знала Великого магистра, доставляло дополнительную радость.
Мысли о Серпинаре не только раздражали и злили, но и оказались очень навязчивыми. Только благодаря Эдвину смогла избавиться от образа высокого черноглазого инквизитора. Стоило подумать о нем, и к сердцу подкрадывался холод, как в то утро рядом с камнем, жизнь виделась беспросветной, а будущее – безрадостным. И только в объятиях Эдвина я оттаивала, согревалась, вспоминала о том, что действительно важно.
О нем, о себе и о будущем ребенке, о котором так и не нашла времени рассказать. Из-за сомнений и ссор, из-за подготовки к вылазке в поместье Серпинара. Мешала боязнь, что, узнав о беременности, Эдвин попробует все сделать без меня. Я бы не выдержала бездействия и ожидания. А наши хрупкие отношения не вынесли бы самоуправства виконта и записки на подушке.
Посмотрев на лежащего рядом Эдвина, решила рассказать о беременности только, когда самое страшное останется позади. Когда будет уничтожена карта даров, когда мы доберемся до гавани, когда берега королевства скроются за горизонтом. Я гладила его по голове, ворковала что-то успокаивающее, время от времени касаясь губами глаз Эдвина. По изменению золотого дара видела, что боль постепенно становилась терпимой, тепло источника расслабляло. Любимый засыпал, бережно прижимая меня к себе.
Эдвин поразительно неплохо справлялся со слепотой. Не налетал на предметы, не спотыкался. Вначале решила, он настолько хорошо знает свое жилище, а потом подметила тот же жест, что и в поместье Серпинара. Правая рука, вытянутая раскрытой ладонью вниз, провела его и мимо брошенных коекак на полу купальни вещей, и мимо бесшумно уносящего сапоги кобола. Я искренне верила в обратимость слепоты, но от этого наблюдать за осторожными и медленными движениями Эдвина было не менее жутко.
Чтобы как-то направить мысли в более жизнерадостное русло, спросила виконта о новом жесте. Он улыбнулся и с очаровательным мальчишеским задором рассказал, как подслушивал разговоры взрослых. Как прокрадывался в темноте без источников света, считывая ладонью расположение мебели и число ступенек.
— Полезное заклинание, - заключил он. - Когда крал артефакты из хранилищ Ордена, очень пригодилось. В этих словах не было бравады или гордости. Простое утверждение, даже частично не передававшее, как часто и насколько серьезно рисковал Эдвин, пытаясь навредить инквизиции.
Похищение карты даров стало чем-то вроде прощального подарка Эдвина Великому магистру Серпинару и Ордену в целом. Местью виконта Миньера вовсе не за погубленную любимую, а за убитых эльфов, за исковерканные судьбы магов, не желавших поддерживать «святое дело» инквизиции, за долгую разлуку с семьей.
Раньше считала, что, помогая Эдвину, просто соглашаюсь с его логикой. Иду на уступки и пытаюсь приблизить тот момент, когда мы уедем из страны. Теперь я, наконец, прозрела и за собственными глупыми обидами и ревностью к умершей увидела правду.
Похищение карты даров стало и моим прощальным подарком всему королевству. Отмщением за уничтоженную семью и предоплатой за всех, кого Орден мог выследить с помощью этого артефакта.
Путь к источнику и разрушение карты даров виделись мне сравнительно простой задачей. Выследить нас теперь не могли. Главной помехой была слепота Эдвина. Робко завела разговор о заклятии. До этого времени измученный виконт отвечал односложно, а я не хотела утомлять расспросами, необходимостью концентрироваться на ответах. Эдвин нахмурился, заметно помрачнел. Радости его слова не принесли. Нас ожидала кропотливая, долгая и опасная работа. Верткое и изменчивое заклинание, необратимо искажающееся от определенных воздействий, само по себе было ловушкой. Цена ошибки - пожизненное ослепление. Судя по мрачному тону Эдвина, он предпочел бы не пугать меня, но факты оставались фактами вне зависимости от его желаний. Серпинар, придумавший это заклинание, опробовал его на эльфах, о чем сохранились записи в архивах. Из десяти проклятых только одному удалось вернуть зрение.
Как? - выдохнула я, надеясь услышать идеальный рецепт.
Тому проклятому помогла одна эльфийская целительница.Ее потом обязали преподавать в школе Ордена. Она умерла несколько лет назад, так никому и не раскрыв секрет, бесстрастно ответил Эдвин.
Внешняя сдержанность меня не обманула. Чувствовала искристость золотого дара, его нарастающее волнение. Сама с трудом сдерживала дрожь, смахнула выступившие от разочарования и страха слезы.
Мы со всем справимся, - мой голос звучал твердо, в немслышались решимость и уверенность, которых я, к сожалению, не испытывала. - Мы справимся.
Он протянул мне руку, я взяла ее и обеими ладонями прижала к своей груди. Чтобы полней чувствовать его магию, дать ему возможность ощутить себя. Мое сердце колотилось, выдавая переживания, дары искрили от тревоги и страха.
Эдвин мягко привлек меня к себе другой рукой, обнял.
Вместе, - тихо сказал он.
Вместе, - подтвердила я.
Полуночный ужин или чрезвычайно ранний завтрак, сумрачная столовая, деятельные коболы, подогревавшие суп и мясо, менявшие тарелки. Зная о слепоте хозяина, глиняные слуги поддерживали навязанный мной вымученнонепринужденный разговор. Мне было неловко прямо называть блюда, поэтому спрашивала, кто из кобол что готовил, потом интересовалась, чего хотелось бы Эдвину. Незаметно пододвигала ему тарелки, хотя он неплохо справлялся с помощью уже известного заклинания. И все же оно не было достаточно чувствительным. Закусив губу и стараясь не плакать, я с болью наблюдала, как пальцы Эдвина шарят по скатерти в поисках столовых приборов.