— Не хочешь по-хорошему, расскажешь по-плохому… — говорю я обычным тоном, не гаркаю.
Однако Павел, кажется, слышит, хотя находится от меня на расстоянии добрых двадцати пяти метров — мой стандарт для тренировки стрельбы на точность. По морде вижу — слышит. Возможно, просто читает по губам.
Мы развлекаемся на заднем дворе. Отцовский дом находится в глухом пригороде, вокруг другие особняки, правда, на приличном расстоянии. Конечно же, соседи могут услышать стрельбу, но это будет далеко не в первый раз. Я частенько спускаю пар, упражняясь в меткости, скорости. Правда, обычно мои мишени — просто мишени. Или банки и бутылки. Бывают и живые цели, но исключительно на охоте. Человек — это для меня что-то новенькое.
Всё когда-нибудь случается в первый раз.
Но я, собственно, не в Павла целюсь. У него на голове стоит банка из-под колы.
Я хороший стрелок, без проблем могу попасть в эту самую банку. Павлу об этом известно, как и всем моим людям. Наверное, поэтому на его лице нет страха, или он просто клинический идиот, что тоже вполне вероятно, учитывая сложившуюся ситуацию. Какой ненормальный полезет на невесту босса, а?
Взвожу курок и стреляю. Мой «Глок» выплевывает пулю, звук выстрела разлетается по зимнему саду, а через миллисекунду банка слетает с головы телохранителя.
Павел даже не дергается… почти.
Да, я не утерпел, не смог дождаться возвращения Эвы. Никогда не отличался особой выдержкой, когда дело касалось интересующей меня женщины. Ждал сколько мог, пока не понял, что мозг вот-вот вскипит. Оделся, взял оружие и потребовал притащить Павла на задний двор.
Зачем ему сидеть в кабинете без дела, пусть поможет отточить стрелковые навыки, всё толку больше.
Подхожу к следующему барьеру — пятнадцать метров.
— Как только дойду до тебя, — обращаюсь я к охраннику, — считай, разговаривать уже будет поздно.
Хочу, чтобы он кристально ясно понимал: его время истекает. Еще немного, и он просто физически не сможет мне ничего поведать.
— Если решили пустить мне пулю в лоб, не тяните, босс… а то холодно… — кричит он в ответ, усмехается даже.
И то верно, это я в куртке и шапке, а он в одной рубашке и брюках. На улице меж тем минус пять. Интересно, сколько ему понадобится, чтобы схлопотать переохлаждение? Здоровый лось…
«Сучья смелая порода!» — рычу я про себя.
Однако внешне злость никак не выказываю. Еще не хватало ему видеть, как сильно меня задевает эта ситуация.
— Терпи… Или решил признаться? — усмехаюсь ровно так же, как и он.
Павел качает головой. Тогда я делаю жест рукой, и один из моих телохранителей спешит к нему, ставит ему на голову новую банку и быстро отходит, а я снова взвожу курок. Слегка дергаю рукой, вижу, как напрягается лицо Павла.
— Если колено прострелю, ты заговоришь?
— Я всё сказал… — орет он зло.
Видно, холод уже пробрал его до костей. Или он в скором времени сломается, или…
Новый выстрел, и снова банка слетает с его белобрысой башки.
Я подхожу на расстояние десяти метров, стреляю.
Восемь метров... выстрел.
Пять…
Три…
И тут он всё-таки ломается. Лицо искажается, тело начинает бить дрожь, замечаю, как посинели его губы, а кожа на морде побелела.
— Я всё сказал! — Он начинает стучать зубами. — После больницы я был в поездке с семьей в деревне, восстанавливался… Я не виноват, что там нет гребаных камер! Я Эвелину Авзураговну в первый раз после приезда сегодня увидел! Был с семьей…
— Не верю в твое алиби… — Я начинаю скрежетать зубами.
Не верю.
То, как Эва на него смотрела… На меня она так ни разу — ни единого вшивого разу! — не взглянула. Как на бога, как на главного в жизни человека.
— Что мне сделать, чтобы вы поверили?! — орет Павел, пританцовывая от холода.
— Докажи! — усмехаюсь я ему в лицо. — Всё же очевидно… Докажи, что был в деревне, или признайся, что трахал мою невесту…
— Как доказать? — стонет он.
— Не моя проблема… — чеканю в ответ.
Тут один из охранников машет телефоном:
— Лев Владиславович, Семён звонит…
Жестом прошу принести трубку.
— Она вышла от врача, — рапортует телохранитель.
— Дай ей трубку, — прошу я строго.
— Лев… — слышу расстроенный стон Эвы.
«Лев»… Так она обычно ко мне обращается. Не Лёва и уж тем более Лёвушка, а просто Лев.
Этот ее стон... Он мне душу переворачивает, тут же представляю ее глаза — огромные, немного влажные.
— Я не беременна… — огорошивает она меня чуть погодя.
«Не беременна…»
Вроде могу вздохнуть с облегчением, ведь какие дети с блядью… А не могу вздохнуть. Привык я за эти дни думать, что она — будущая мать моего ребенка, что он в ней уже растет. Как же приятно было это представлять, думать об этом...
— Какие процедуры тебе проводили? — спрашиваю я сквозь зубы.
— Меня просто осмотрели…
— С каких пор простого осмотра достаточно?
Эва вздыхает, отвечает расстроенным голосом:
— Ну… У меня после осмотра начались эти самые дни…
— Какие дни? — сначала не понимаю я, но очень быстро доходит. — А, ясно. Пусть Семён отвезет тебя домой. У меня к тебе будет серьезный разговор, Эва…
— Какой?
Не отвечаю, кладу трубку.
И тут ко мне из дома спешит начальник охраны, Захар. Прямо-таки бежит, будто за ним гонятся все черти ада разом.
— Новая информация, Лев Владиславович! Новая информация!
Аж запыхался, бедняга, чего раньше за ним не наблюдалось. Ведь здоровый, тренированный лось, как и остальные мои люди.
— Я связался с полицией района, где был Павел. В той деревне магазин есть, там камера… Павел там каждое утро с сыном лицами отсвечивали. Был он в деревне!
— Хм… Так себе доказательство… — качаю я головой.
Если постараться, можно туда-обратно смотаться на машине и успеть к следующему утреннему походу в магазин.
— Соседи! — тут же предположил Захар. — Они-то должны были видеть Павла часто, ведь так?
— Деревенская алкашня? — хмыкаю я зло. — Да они что хочешь расскажут за бутылку.
— Там нормальные соседи! — тут же хватается за соломинку Павел. — Расспросите их!
— Лев Владиславович, — продолжает Захар, — мы в камеры смотрим круглые сутки, если бы Эвелина Авзураговна куда отлучалась без Семёна, вам доложили бы! Но она не ходила, только с вами. С Семёном выезжала всего два раза в торговый центр. Ну не смогли бы они с Павлом никак встретиться…
Да, доказательств измены Эвы у меня ноль. Но ее взгляд! На пустом месте такие взгляды не возникают. Не верю я, что они невиновны, не верю.
— Ладно, — чеканю строго. — Собери людей и отправляйся с Павлом с деревню, опроси соседей, но осторожно. Если всё подтвердится, решу, что делать дальше.
Охранники кивают — все разом.
Возвращаюсь в дом, слоняюсь из угла в угол в ожидании Снегирька. Не знаю, что сделаю, когда она вернется. Чем дольше ее нет, тем сильнее бурлит во мне злость напополам с ревностью.
Я добьюсь правды от Эвы, даже если поначалу будет всё отрицать. Кишка тонка мне врать! Заставлю признаться.
По приезде Семён приводит Эвелину в гостиную. Тоже иду туда.
Застаю Снегирька сидящей на диване. Она выглядит немного напуганной, а еще ее лицо… оно виноватое дальше некуда, с таким лицом мне даже спрашивать ничего не нужно. Да она, кажется, ничего и не собирается скрывать, дура. Хотя бы приличия ради соврала.
— Прости, Лев, — тянет она с чувством, подскакивает с дивана и несется мне навстречу.
Обалдеваю я от людской наглости, неужели она правда на что-то надеется?
— Как ты себе это представляешь?! — рычу на нее.
Эва тут же опускает взгляд в пол и начинает частить со скоростью пулеметной очереди:
— Но я сделала всё от меня зависящее: пила витамины, фолиевую кислоту… Но мы же попытаемся еще, да? У нас получится!
И тут до меня доходит, за что она просит прощения. За то, что не беременна, черт ее подери!
— Ты о ребенке, что ли?
— Ну да… а что ты подумал? — спрашивает она, при этом активно хлопает ресницами.
«Что ты трахаешься с моими телохранителями, сучка!» — хочу заорать я, а заодно как следует ее встряхнуть.
— Кстати, ты мог мне сказать… — вдруг выдает она, и при этой фразе у Эвы меняется взгляд. Он становится сердитым, в нем даже появляется некий укор.
«Вконец обалдела!»
— Что именно я должен был тебе сказать, Эва? — Я смотрю на нее прищурившись.
— Что телохранители вернулись!
— Не понял… — честно признаюсь.
— Я сегодня видела одного, который блондин… Я не знаю, как его зовут, но ты-то знаешь, да? Понимаешь, о ком я? Телохранители, которые помогли нам улететь на вертолете! Я всё это время ужасно переживала, думала, они у дяди Улдана, а я ведь знаю, на что он способен! А они здесь...
Вот тебе на, новая вводная.
— Почему ты за них переживала? — спрашиваю я осторожно.
— Ну как же… если бы не они... Они же спасли нас! — Для Эвы ответ вполне очевиден.
«Вот оно как… Павел для нее — спаситель…» — вдруг доходит до меня.
Теперь становится ясно, почему она на него так смотрела.
— Когда я его увидела, обомлела… — продолжает она докладывать мне то, что я и без нее уже знаю. — Даже не поверила своим глазам! Стучала в эту стеклянную дверь в бассейне как умалишенная… Лучше бы ты мне сказал, Лев! Я бы спала спокойней… Я ведь думала... Эти люди могли погибнуть из-за меня!
— Лучше бы сказал… — теперь понимаю я. — Иди ко мне, Эва!
Она слушается, подходит. Прижимаю ее к себе.
Это что же получается? Мой Снегирёк ни при чем? Не изменяла? Я снова могу ею наслаждаться?
Глава 16. Зароки в новогоднюю ночь
Тот же день:
23:30
Лев
Мы с отцом каждый год закатываем большой новогодний банкет. Приходят друзья, партнеры по бизнесу, просто нужные люди. И все с женами, подругами. Иногда зовем журналистов. В этот раз среди пятидесяти приглашенных они тоже есть — уже успели сфотографировать меня, отца и Эву. Жду завтра в местных новостях фотографии моей невесты.
В честь праздника Снегирёк нарядилась ярче обычного. Точнее, платье-то самое что ни на есть обычное — черное, с открытыми плечами, достает до самого пола. А вот лицо…
Я Снегирька никогда такой яркой не видел. Она будто расцвела и из несмышленого птенца трансформировалась в потрясающе красивую женщину. Именно женщину! Макияж немного ее взрослит, что, впрочем, выглядит отлично, ведь теперь она мне под стать — я-то на четырнадцать лет старше, как ни крути.
Эвелина раньше никогда не пользовалась помадой. Точнее, обычно это был простой бесцветный блеск. Сегодня же ее губы алеют так, что за километр видно. Ни разу не встречал, чтобы женщине действительно шла красная помада, а ей идет. На лице Эвы невозможно не задержать взгляда. И я задерживаю… да что там, я весь вечер бессовестно пялюсь на собственную невесту. Не могу от нее отойти, не могу перестать о ней думать, изо всех сил удерживаю себя от того, чтобы не засунуть руку в ее декольте. Обязательно сделаю это позже, когда останемся наедине.
Гости давно расселись за столы. Мы с Эвой сидим вместе с отцом и его лучшим другом с женой. К слову, она возраста моего Снегирька, хотя отцовский друг и он — одногодки, в этом году мы отметили его юбилей, пятьдесят пять лет. Только если мой Снегирёк пытается принять участие в беседе, посмеивается над шутками, мило улыбается, то эта пышногрудая выдра почти всё время пялится в телефон, будто этого никто не видит. Такое ощущение, что в голове у девицы целая одна извилина. Впрочем, думаю, ее в жены брали не ради интеллектуальных бесед.
Обычно я наслаждаюсь нашими ежегодными новогодними вечеринками. Здесь полно интересных людей, разговоров о бизнесе, прогнозов на предстоящий год. Я люблю подобные беседы, сам нередко ораторствую. Но не сегодня.
Сегодня все мысли лишь о том, как чуть не стал рогоносцем. Точнее, как по собственной глупости чуть не угробил верного человека, а заодно не навредил ни в чем не повинному Снегирьку. Хорошо, что сдержался, не покалечил Павла. С ним разобраться просто — жирный бонус поправит его самочувствие, а вот с Эвой сложнее.
Нехорошая тенденция, отвратительная даже. Стоит допустить мысль о том, что Снегирёк пыхтела под каким-то другим мужиком, и мне сносит планку. Ревную так, что готов разодрать всех в клочья.
Главное — всё, как я хотел! Я получил в невесты абсолютно нетронутую девушку, красивую, отлично воспитанную, вышколенную… Я ей даже нравлюсь — чувствую это по тому, как она реагирует на мое появление, как отвечает на поцелуи. И тем не менее четко осознаю, что после сегодняшнего не смогу больше наслаждаться нашими отношениями. Хочу, но не могу. Вся малина отравлена ревностью.
Понимаю, что не изменяла, но в голове звенит звонок: пока не изменяла, завтра изменит или послезавтра.
Я привык к Эве, пусть мы с ней вместе всего несколько недель. Мне с ней хорошо. Прикипел к девчонке так, как думал никогда не смогу. Я влюбляюсь в нее — это очевидно. Но ведь существует вероятность, что она рано или поздно меня предаст. Они все предают, абсолютно все.
И если мне в самом начале наших отношений было так хреново от ее возможной измены, что же будет, когда я на ней женюсь, сделаю ребенка, влюблюсь окончательно и бесповоротно… Что мне потом делать, если она вдруг изменит? Я же с ума сойду.
В то же время понимаю: если начну мучить Эву своими подозрениями, то внесу разлад в наши отношения и, возможно, этим лишь подтолкну ее к измене. Стоит представить, как мой Снегирёк позволяет какому-нибудь мудаку уложить себя на лопатки, и перед глазами появляется красная пелена. Сразу хочется убивать.
«Замкнутый круг какой-то…» — рычу я про себя, молча уплетая салат.
Вкусный. Простой, но безумно вкусный. Кладу в рот еще одну вилку, пытаюсь определить ингредиенты. Их немного, кстати. Говядина, сыр, какой-то соус… Еще и украшен интересно — на поверхности из тертого сыра желтым соусом изображены снежинки, есть даже надпись: «С Новым годом». Единственная надпись, на других блюдах ничего такого нет.
Необычный салат, Пьер раньше такого не готовил. На каждый праздник в этом доме стандартное французское меню: утиное филе, фуа-гра, морепродукты, трюфели — всё в таком духе. Основная часть еды заказывается во французском ресторане, но часть блюд наш повар-зануда не доверяет никому.
Сам себе поражаюсь: думаю о какой-то еде, а раньше и не заметил бы нового блюда. Хотя лучше думать о салате, чем о том, как Эва мне изменяет.
И тут дверь в банкетный зал открывается, а на пороге появляется Пьер собственной персоной. Под общие аплодисменты он везет тележку, на которой стоит трехъярусный торт, украшенный немыслимым количеством снежинок.
В этот момент ведущий вечера сообщает:
— Мы разрежем этот прекрасный торт, как только встретим Новый год! Приглашаю вас на улицу, дамы и господа!
Я вывожу Эву в прихожую, накидываю ей на плечи шубку, беру под руку и веду в зимний сад, где собираются остальные гости. Официанты вручают нам бокалы шампанского, начинается отсчет времени, и кульминация вечера — бой курантов.
— Один! Два! Три… Двенадцать! — кричат гости и начинают поздравлять друг друга.
Мы с Эвой стоим чуть поодаль. Я поворачиваю ее к себе, говорю на ухо:
— С Новым годом!
Целую ее прямо в красные губы. Вижу — ей приятно.
В эти секунды небо взрывается миллионом огней. Снегирёк смотрит на всё это как завороженная, будто никогда в жизни не видела фейерверков.
Покрепче ее к себе прижимаю, вспоминаю утро, когда она рассказывала о том, что хочет испечь в подарок торт. Такое ощущение, что с тех пор прошли годы, а по факту меньше суток.
— Ты испекла торт, Эва? — вдруг становится интересно мне. — Ты вроде говорила, что хочешь сделать подарок…
— Но ты же сказал, что не любишь сладкое… — тянет Снегирёк и пожимает плечами.
Почему-то резко становится обидно. Спрашиваю угрюмо:
— Решила не поздравлять меня?
— Но как же? — удивляется она. — Я поздравила! И ты даже съел мое поздравление…