— А я полагал, Ваше Императорское Высочество, что флот проводит испытания на Охтинском поле, — удивленно заметил генерал, выходя из коляски.
— Вот ещё, — хмыкнул великий князь. — Тащиться в такую даль! Ладно бы испытывать пушку, а то так — безделицу.
Михаил Дмитриевич не стал отвечать и с любопытством осмотрелся. Экипаж привез их в порт, где силами матросов с фрегата «Генерал-Адмирал» была расчищена небольшая площадка, на которой мастеровые занимались сборкой какого-то механизма. Командовавший матросами лейтенант, увидев прибытие высоких гостей, скомандовал: — «Смирно!» и подошел с докладом.
— Вольно, — небрежно козырнул в ответ великий князь и поинтересовался: — Всё ли готово?
— Сию секунду, Ваше Императорское Высочество!
Мастеровые и впрямь уже заканчивали, а к члену императорской фамилии почтительно приблизился известный изобретатель — инженер Барановский.
— Ну что, Владимир Степанович, — доброжелательно обратился к нему, хорошо его знавший, Алексей Александрович, — готов представить своё новое изобретение?
— Ну, изобретение не совсем моё, но для демонстрации мы готовы.
— Отлично. Тогда изволь начать. Кстати, знаком ли ты с Михаилом Дмитриевичем?
— Ну кто же в России не знает знаменитого «Белого генерала»! Вы, верно, не помните, Ваше Превосходительство, но мы встречались…
— Отчего же не помню, — приветливо улыбнулся Скобелев и крепко пожал руку Барановскому. — Очень хорошо помню. И турки усовершенствованные вами митральезы Гатлинга должны хорошо помнить!
— Вы слишком добры ко мне.
— Ничуть. Ну, так что, покажете свою новую «адскую машину»?
Инженер, убедившись, что высокопоставленные зрители заняли свои места, пошел к стоявшим у картечницы мастеровым и озабочено спросил:
— Ну как?
— Надо бы лучше, но уже некуда, — буркнул в ответ Будищев, которому не слишком нравились спешка и перенос места испытаний.
— Тогда с Богом!
— Он-то тут причем? — хмыкнул Дмитрий и нажал на гашетку.
Пулемёт в ответ громко зарокотал, и, окутавшись клубами дыма, выпустил длинную очередь. Едва закончились патроны, натасканный вчерашним гальванёром второй номер сноровисто снарядил магазин, и за первой очередью последовала вторая, но уже прицельная. С расставленных тут и там мишеней полетели щепки, вызвав тем самым бурный восторг у генерала и некоторое оживление со стороны явно скучающего великого князя. И наконец, последовал коронный номер: на стене близлежащего пакгауза появилась большая буква «А», а под ней две черточки, изображающие римскую цифру «II».
— Ай, молодец! — не удержавшись, завопил Скобелев и с азартом хлопнул себя по ляжке. — Императорский вензель изобразил!
— И впрямь, недурно, — согласился с ним Алексей Александрович. — Кто этот виртуоз?
— А вот это и есть изобретатель! — с готовностью пояснил Барановский.
— Что вы говорите? — удивился высокий гость и с любопытством подошел к пулеметчику. — Кто ты таков, братец?
— Отставной унтер-офицер Болховского полка Дмитрий Будищев! — отрапортовал тот, вытянувшись во фрунт.
— Кавалер? — продолжил расспрос великий князь, заметив георгиевскую ленточку, приколотую к пиджаку.
— Так точно, Ваше Императорское Высочество!
— И за что же?
— Я — бантист, — невозмутимо отвечал Дмитрий. — А первый, за то, что в атаке на турецкий пароход участвовал.
— Это как же? — удивился августейший контр-адмирал в прошедшую войну как раз командовавший русской флотилией на Дунае.
— А вон у их благородия господина лейтенанта спросите, — кивнул в сторону офицера Будищев. — Это он тогда «Шуткой» [48] командовал.
— Нилов, это правда? — обернулся великий князь.
— Так точно, Ваше Императорское Высочество. Он нам тогда гальванику на катере починил.
— Так ты не только стрелок, но и гальванёр, да ещё и изобретатель?
— Так точно!
— Экий молодец! Не желаешь ли вернуться на службу? Во флоте такие умельцы нужны. Станешь прапорщиком по адмиралтейству, а я тебе протекцию составлю. Что скажешь?
— Прошу простить, Ваше Императорское, — прикинулся простачком Дмитрий. — Но нам — ярославским — даже в графы и то не завлекательно!
Алексей Александрович на какое-то время застыл, как громом пораженный, видимо, пытаясь осмыслить дерзкий ответ. Потом, не найдя ничего лучшего, отрывисто захохотал. Присутствующие тоже деликатно похихикали, разве что Скобелев при этом смотрел на бывшего унтера оценивающе, а Барановский тайком вытирал пот. Нилов, единственный оставшийся серьезным, тем временем подошел к великому князю и что-то тихонько прошептал.
— Так вот как, — удивленно пробормотал августейший моряк и уже иначе взглянул на непонятно откуда взявшегося изобретателя.
«А ведь эта история, расскажи я её в свете, может наделать немало шума» — подумал он про себя. — «Да и Зинаиде должно понравиться».
— Ну как знаешь, — барственно отозвался великий князь и обернулся к Барановскому. — Мне понравилось ваше изобретение. Может рассчитывать на мою поддержку.
— Благодарю вас, Ваше Императорское Высочество, — с чувством отвечал инженер. — Счастлив, что смог заслужить Ваше благосклонное внимание. Однако осмелюсь заметить, что изобретателем является…
— Вот и хорошо, — отмахнулся от объяснений контр-адмирал, весьма мало озабоченный проблемами авторских прав, и обернулся к своему спутнику. — Ну что, Скобелев, угодил я тебе? Тогда поехали.
«Белый генерал» в ответ почтительно поблагодарил высокого покровителя. Вообще-то ему ещё хотелось бы пострелять самому, но Алексей Александрович заторопился, а отстать от него в такой ситуации было бы крайне невежливо. Поэтому Михаил Дмитриевич, дав себе зарок поближе познакомиться и со странным отставным унтером и его изобретением, кивнув всем на прощание, последовал за великим князем.
— Дмитрий Николаевич, — облегченно выдохнул Барановский, когда высокие особы удалились. — Ты меня эдак до удара доведешь!
— Или до заказа, — философски пожал плечами Будищев.
— Возможно, что до того и другого, — не стал спорить инженер.
— Да ладно вам, лучше скажите, какая нелегкая нас сюда принесла? Испытания же на носу, а мы тут цирк устроили на потеху публике. Слава Богу ничего не заклинило, а то бы греха не обобрались.
— Ничего-то ты не понимаешь, теперь, когда наш пулемёт понравился великому князю, любая комиссия просто формальность. Никто не посмеет возразить августейшей особе.
— А вы говорили, что на флоте все решает Константин Николаевич, а он с племянниками не очень-то дружен.
— Верно, но у него сейчас сложное положение, а потому он не станет с ними ссориться по пустякам.
— Хорошо пустяки! — хмыкнул Дмитрий. — Небось, тысяч триста планируете на заказе поднять?
— Может и больше, — загадочно улыбнулся Барановский. — Кстати, ты заметил, что везде упоминаю тебя как изобретателя? Помяни мое слово, будет твоя фамилия в названии новой митральезы!
— А можно деньгами?
— Скучный ты человек Будищев! Меркантильный.
— Это точно. Так что давайте так, пулемёт — Родине, славу — вам, деньги — мне!
— Гобсек!
— Что? — наклонил голову отставной унтер и, прищурившись, посмотрел на своего недавнего работодателя.
Затем, очевидно, решив, что первыми слогами всё-таки было не «гомо» изобразил на лице нечто вроде улыбки.
Звонок на двери был старый, и для того что бы позвонить требовалось как следует дернуть за висевшую снаружи ручку, после чего в квартире раздавался настоящий колокольный звон, способный пробудить и мертвого. По городу ходили упорные слухи о каких-то новомодных электрических звонках, привезенных неким ушлым купцом не то из Парижа, не то из Лондона, а может быть даже и из далекой Америки, но пока что Гедвига Берг не могла себе позволить такой экзотики. Всё-таки она простая модистка, хоть и довольно популярная.
Впрочем, дела её в последнее время шли лучше и лучше. Над заказами кроме неё самой трудились ещё две портнихи, а помимо них наконец-то появилась ещё и кухарка. Вот только сейчас она ушла на рынок, и хозяйке пришлось идти открывать самой.
— Кто там? — поинтересовалась она, прежде чем отворить.
— Госпожа Берг, здесь проживает? — раздался снаружи какой-то странно знакомый голос.
— Да, — улыбнулась она, ожидая клиентов, и принялась отпирать запоры.
Оббитая зеленым коленкором дверь распахнулась, и перед модисткой предстал её старый знакомый. Из той прошлой жизни, которую ей так иногда хотелось забыть.
— Здравствуй, Геся.
— Это вы? — вздрогнула она.
— Неужели ты думала, что я тебя не найду?
Девушка растерянно посмотрела ему в глаза и тихо спросила:
— А зачем вы меня искали?
— Может, ты пригласишь меня войти? — вопросом на вопрос ответил Будищев.
— Да, конечно, проходите, — смешалась она.
— А у тебя милая квартирка, — похвалил Дмитрий, оказавшись в гостиной.
— Спасибо. Неугодно ли чаю?
— Геся, перестань мне выкать, а то мне кажется, что разговариваешь с кем-то другим.
— Но мы…
— Мы с тобой давно знакомы, прошли войну, ты меня перевязывала, если помнишь.
— Да. Вы правы… ну хорошо, ты прав. Но ты, так и не ответил, зачем ты меня искал?
— А сама не знаешь?
— Нет.
На лицо Дмитрия набежала тень. Некоторое время он молчал, как будто собираясь с мыслями, потом, наконец, решился и принялся говорить. Сначала короткими будто рубленными фразами, потом всё более увлекаясь становясь оттого красноречивым.
— Геся, я люблю тебя! С того самого момента как увидел впервые в Бердичеве. Ты тогда пришла проводить нашего Николашу. Я помню в каком платье ты была одета; помню шляпку; длинные до локтя перчатки. Ты была самая красивая на том перроне. Послушай, я не виноват в том, что у вас не сложилось с Штерном. И уж тем более не виноват в его смерти. Меня тогда вообще в полку не было…
— У тебя хорошая память.
— Ты о чем?
— Может, ты вспомнишь ещё и о том, зачем врал, будто знал моего брата?
— Геся, я же все тебя объяснил…
— И ты думаешь, что этого довольно?!
— А что я ещё могу сделать?
— Господи! Да оставь меня в покое!
— Не могу. Прости. Ты помнишь Лешку?
— Лиховцева?
— Да.
— Конечно, помню. Это же друг Николаши, очень приятный и воспитанный молодой человек. У него ещё была невеста, как её…
— Софья.
— Да, кажется, Софья. Ты не знаешь, как у них всё сложилось?
— Никак.
— Что?!
— Никак, говорю, не сложилось. Увидев его без ноги, невеста тот час выскочила за другого.
— Какой ужас!
— А его позвала быть шафером.
— Это невозможно! Ты врешь мне. Не знаю почему, но ты, верно, хочешь сделать мне больно!
— Нет, что ты.
— Тогда зачем ты вспомнил об этом?
— Просто он сказал тогда, что если нам суждено быть вместе, то мы будем. И нравится тебе или нет, то наша встреча это знак судьбы. Ты ведь тоже хотела меня найти, не правда ли?
— С чего ты взял?!
— А зачем ты рассказала своим новым товарищам обо мне? Кстати, зачем ты вообще с ними связалась?
— Это получилось случайно. А второе тебя вообще не касается!
— Ещё как касается. Помнишь, я говорил, что убью любого, если он будет угрожать тебе?
— Они вовсе мне не угрожают.
— Ошибаешься! Эти твои народники — полные отморозки. Рано или поздно, они вляпаются в какое-нибудь дерьмо и утянут тебя за собой.
— Они хотят только хорошего. Они борцы за народное счастье…
— И готовы перебить половину этого самого народа, чтобы осчастливить вторую.
— Как ты можешь так говорить? Ты же их совсем не знаешь!
— Зато я хорошо знаю, чем всё это кончится.
— И чем же? — раздался от двери насмешливый голос.
Гедвига и Дмитрий одновременно оглянулись и увидели стоящего в проеме Крашенинникова. Ипполит Сергеевич всё это время с нескрываемым интересом прислушивался к их разговору, но в последний момент не выдержал и вмешался.
— Дядя, тебя стучать не учили? — первым опомнился Дмитрий.
— А я, некоторым образом, у себя дома.
— Что?!
— Что слышали. Я снимаю эту квартиру для госпожи Берг и, следовательно, являюсь здесь хозяином.
— Это правда? — повернулся к девушке Будищев.
Та не нашла в себе сил ответить и лишь затравлено молчала, прикрыв лицо руками.
— Ну что же ты, голубушка, — продолжал адвокат. — Хоть бы дверь закрыла, ей богу.
— Вам не следовало так поступать, — глухо отозвалась модистка.
— Да, — бесстыдно согласился Ипполит. — Не слишком красиво получилось, но я даже рад, что услышал всё это. Не в каждом романе прочитаешь про такое!
— Ладно, пошел я, — хмуро заметил Дмитрий, с неприязнью глядя на Крашенинникова.
— Но вы так и не ответили, чем все это закончится?
— Для кого как.
— В каком смысле?
— Очень просто. Ты этих дурачков, вроде Максима, на смерть пошлешь, а сам будешь в шоколаде. Такие как ты — всегда в выигрыше.
— Вы фундаментально ошибаетесь на наш счет! Мы — борцы за народное счастье и не боимся сложить головы за свои идеалы. И если надо будет, то и я, не колеблясь, положу свою жизнь на алтарь революции. А вы способны на такое? Вы сможете пожертвовать собой, чтобы уничтожить тирана?
Дмитрий, некоторое время, не мигая, смотрел на упивавшегося своим красноречием Крашенинникова. Громкие слова адвоката не произвели на георгиевского кавалера ни малейшего впечатления, но вот явно сквозившее в них обвинение в трусости показалось обидным. И Будищев не выдержал.
— То, что вы собираетесь погибнуть, говорит лишь о вашем непрофессионализме, — с кривой усмешкой заявил он Ипполиту. — А теперь, если нет крыльев, посторонись.
— Каких крыльев? — удивился тот.
— А вот я тебя сейчас в окно выкину, тогда узнаешь, отчего люди не летают как птицы!
Дорога домой показалась графу Вадиму Дмитриевичу невыносимо долгой. Казалось что лошади еле плетутся, кучер совершенно их не понукает, а колесные оси скрипят так, как будто не видели смазки со времён выхода из каретной мастерской. Но хуже всего, казалось что каждый прохожий бездельник, каждый зевака завидев блудовскую карету ткал в неё пальцем и говорил окружающим: — «смотрите, это едет первое посмешище на весь Петербург»!
Наконец, экипаж остановился возле дома и чиновник для особых поручений, сделав каменное лицо, прошел мимо вытянувшегося перед ним швейцара и поднялся по лестнице к себе. Сестра, услышав шум, вышла из своей комнаты и встретила его на пороге гостиной.
— Ты сегодня рано, — немного удивленно спросила она, но, заметив выражение лица брата, всполошилась и озабочено воскликнула: — Что с тобой, Вадим?
— Вы ещё спрашиваете?! — взвился тот и, может быть, впервые в жизни посмотрел на Антонину Дмитриевну с такой неприязнью.
— Да скажи же ты, наконец, в чем дело?
— Дело в вашем протеже, которого вы, непонятно почему, полагаете моим сыном!
Выпалив это, и дав, таким образом, выход своему раздражению, Вадим Дмитриевич неожиданно успокоился и смог присесть за стол, бросив на него цилиндр и перчатки. Сестра, которую совершенно не смутили ни его горячность, ни сказанные им слова, присела рядом. Помолчав несколько времени, и убедившись, что брат успокоился, она положила руку ему на ладонь и мягко спросила:
— Так что же всё-таки произошло?
— Ничего особенного, — буркнул тот, уже жалея, что дал волю чувствам.
— Настолько, что ты бросил прием, прибежал домой и наговорил мне Бог знает каких глупостей?
— Прости, Тоня, но меня вывели из себя.
— Кто?
— Ну, ты вероятно слышала о графине Богарнэ?
— Морганатической супруге герцога Лейхтенбергского? Да слышала, причем весьма мало хорошего!
— В действительности она ещё хуже, — желчно усмехнулся Вадим.
— Так зачем ты бываешь в таких местах?
— Ну, милая моя, она теперь всё-таки член императорской фамилии, а я по долгу службы вынужден бывать на приемах. Не думаешь же ты, что мы повстречались в бор… в неподобающем месте.
— Хм, я действительно не думала, до сего вечера, что ты можешь бывать в таких «неподобающих местах», особенно начинающихся на…