Как этот придурок не попал в меня буквально в упор — для меня загадка. Возможно, я ожидал чего-то такого и успел, пока дурак нажимал на спуск частично уйти с вектора стрельбы. Почему частично? Потому что пуля все-таки прочертила полу моего пиджака, вырвав из нее приличный клочок. А между прочим недешевый костюмчик. Черт бы тебя подрал! Ты такой хрен когда купишь!
— Никитенко б…ь! Ты ох…л, что ли?! — рявкнул тот, что стоял в центре — лейтенант, лет тридцати от роду, явно выходец из самых низов ППС — сука, убери ствол! Какого х. я ты палишь?!
— Ну…это…он полез! — пролепетал напуганный сержант, и лейтенант прокомментировал его слова:
— Дебил! Сука наберут ослов деревенских, и работай с такими придурками! Эй, разрешение есть? На ствол?
— Я же сказал — есть! И я за ним полез! Отберите оружие у этого осла, пока он всех не перестрелял!
— Это…ты не очень-то! Без тебя разберемся! — лейтенант дернул стволом пистолета, и тут же заорал — Опусти, б…ь, ствол, Никитенко! Уйди нехрен отсюда вообще! Уйди с глаз, чмо гребаное! Потом отчитываться будешь — куда патроны дел и зачем стрелял!
Никитенко испуганно прянул назад, опуская автомат стволом к земле, и тут же снова грянул выстрел! Ах ты ж боже мой! Этот придурок умудрился едва не прострелить себе ногу!
Если бы ситуация не было столько печальной — гибель Нади, гибель моих соратников — я бы, наверное, расхохотался. А так — просто отметил для себя: «Смешно, да. Придурки!»
А потом все закрутилось еще веселее. Вдруг на месте происшествия возникли еще менты — сразу четыре милицейских машины, а из одной вылез высоченный мужичина с глубоко запавшими в глазницы черными глазами. Глаза смотрели на мир с туго обтянутого кожей черепообразного лица очень жестко и требовательно. Это был начальник ГУВД Дремов, человек в принципе хороший, справедливый, службист до мозга костей. Ни разу не слышал про него, чтобы он брал мзду, чтобы отмазать каких-то отморозков. Нет — что-то он наверное брал, и немало, но точно не за то, чтобы отмазывать негодяев. В наше время в ментовке не берут только те менты, у которых над головой светится нимб. Это их отличительный признак, указывающий на святость. Но до сих пор святых я не встречал — ни в жизни, ни в милиции.
В бытность свою участковым я общался с Дремовым, и не раз — на моем участке располагался ледовый дворец, и Дремов очень любил приезжать на хоккейные матчи с проверками — проверять, как обеспечивается безопасность мероприятий. Это было в его ведении, так что Дремову сам бог велел постоять и посмотреть на то, как здоровенные мужики носятся с шайбой, стараясь посильнее ткнуть в поддых незадачливого противника.
А еще — Дремов посещал концерты всяческих звезд — начиная с Петросяна с его «искрометными» шутками, и заканчивая «Машиной времени», приезжавшей с «чесом» и в наш забытый богом город.
Меня Дремов помнил, некогда я был у него на хорошем счету — всегда на посту, всегда при деле, то хулиганов оформляю протоколом, то по сортирам Дворца шастаю на предмет отлова злых курильщиков. Работаю, в общем. Служу!
Дремов, как ни странно, меня узнал. Правда — руку не протянул. Помню его руку — мосластая, широченная, как лопата — как моя, точно. Кстати, мы с ним похожи. Я тоже мосластый, худой, жилистый, и ладони у меня такие же — жесткие, неподготовленному, или не ожидающему человеку могу и руку раздавить пожатием. Только я посимпатичнее, чем Дремов, больше похожий на персонажа из фильма о маньяках. Ему бы окровавленный топор в руки — вот и получился бы конкретный маньяк-дровосек.
— Что тут случилось?
Голос Дремова спокойный, хрипловатый и гулкий, как замогильный. Таким голосом только из-под кладбищенской плиты кричать: «Занято! Сюда не хоронить!»
— Здравия желаю, товарищ полковник! Здравия желаю! Здравия желаю!
Это пэпээсники во главе с летехой. Вытянулись идиоты в струнку, честь отдают, от меня взгляд отвели, оружие опустили. И это притом, что я свое-то оружие еще не сдал! А если сейчас вытащу и начну палить по высокому начальству?! Что тогда будет?!
Ох ты ж идиоты…ну вот как так служат, а?! Я бы и в прежние времена, будучи зачуханным начальством участковым никогда не допустил бы такого прокола!
— Эй, бойцы, а ничего, что вы оставили меня без контроля? А я вооружен? Или вначале надо начальство поприветствовать? Зад лизнуть?
Лейтенант зыркнул на меня так, что если бы мог убивать взглядом — точно мне бы пришел конец. Потом подошел ко мне и грозно потребовал:
— Предъявите вашу лицензию на ношение оружия!
— Предъявлю. Только Никитенко опять стрелять не начнет? Нервы у него — как, успокоились?
Ага, сдал их всех начальству. И ничуть не жалею об этом! Этих придурков в конце концов завалят, с таким-то несением службы. Или они кого-нибудь завалят, что гораздо, гораздо хуже. Я бы им вообще морду набил — и в первую очередь этому Никитенко, который чуть не продырявил мне брюхо.
Передал летехе разрешение на владение и ношение, лейтенант стал внимательно, едва не шевеля губами читать.
— Доложите, что тут произошло!
Дремов был так же спокоен, и так же демонстративно не обращал на меня никакого внимания. Демонстративно. Считает меня оборотнем, точно. Или нет — предателем! Ну как же — был хороший участковый Каргин, а превратился непонятно во что — в Самурая! В бандита, который держит весь Город! И не только Город, но и кое-какие районные города! Руководитель ОПГ, точно!
— Это…товарищ полковник…мы…это…нам передали по рации — стрельба! Ну мы и поехали!
Лейтенант запинался, и было видно, что доклад дается ему с трудом. Он пытается выдавить из себя профессиональные, юридически выверенные слова, но от волнения (начальство же!) и общей малограмотности не может связно что-то из себя выдать. Вот если бы это было с матом, если бы жаргончику подпустить, тогда — да. А вот так, чтобы не было «это» и «ну» — никак не может.
— Молчать! — Дремов сказал это внушительно и веско — Когда вы научитесь связно выражать свои мысли? Когда научитесь докладывать связно, а не как дед на деревенской завалинке! Вы офицер, а двух слов связать не можете! Каргин! Объясни, что тут произошло!
Все уставились на меня, да еще и с таким удивлением, будто тот факт, что начальник ГУВД может знать какого-то там хлыща из «мерседеса» — это невесть какое событие. Да еще и на ты к нему обращается!
— Здравствуйте, Николай Дмитриевич! — невозмутимо кивнул я — Обстреляли меня. Подругу мою убили. Взяли в коробочку — впереди фургон, слева фургон, сзади крузак. Стрелять начали с левого фургона, из калаша. А потом я их всех убил.
— Из пистолета?! — недоверчиво спросил Дремов — Всех?!
— Кого-то из пистолета, кого-то из их же автоматов, одного — ножом.
Дремов посмотрел на меня, незаметно вздохнул. Мне показалось, или нет — но в его глазах мелькнул огонек уважения, и даже удовольствия.
— Видишь, лейтенант — старая школа! — неожиданно обратился Дремов к летехе — Участковый! Бывший участковый! Уложил…сколько? Почти десяток человек! А вы что? Сопли жуете? Наберут кадры с помойки, и работай с ними! Кстати, а что там за разговор о стрельбе? Кто из вас стрелял?
— Никитенко, товарища полковник — кисло выдавил из себя летеха — палец дернулся, вот и выпустил очередь. Случайно!
— И случайно едва не продырявил мне живот! — мстительно добавил я — Учить надо своих людей, лейтенант!
И тут же обратился к Дремову:
— Товарищ полковник, тут у меня информация есть…вроде как это группа захвата была. Чья только — не знаю. Но догадываюсь. Так что вас скоро отодвинут.
— Какая еще группа захвата? — Дремов был искренне удивлен — Это что, «соседи»?! И ты положил их всех?! Час от часу не легче! Ну ты парень и попал!
— Товарищ полковник, задержите меня! — попросил я — А то у меня такое ощущение, что до СИЗО я могу и не дожить.
Полковник зыркнул на меня исподлобья своим тяжелым взглядом, вроде как оценивая — а вообще-то стоило мне жить, или погодить? Потом перевел взгляд на лейтенанта, и приказал:
— Задержите этого человека. Сдай оружие, Каргин! Препроводите его в дежурную часть ГУВД. Прямо сейчас!
Вообще-то следовало бы дождаться дежурной группы, но Дремов знал, что делает. И когда мы отъехали от места происшествия километров на пять, навстречу нам попались две черные «волги» с синими маячами на крышах. Они неслись очень быстро, завывая сиренами и совершенно не обращая внимания на других участников движения. И я невольно кивнул своим мыслям: правильно сделал, попросив Дремова меня задержать. Какую-то отсрочку все-таки получил. Из ГУВД они меня все равно выдернут, это без всякого сомнения, но я уже буду отмечен по учету доставленных — живой, здоровый, безоружный. И нельзя будет списать меня в расход, объявив, что я начал стрелять и потому им пришлось открыть огонь на поражение.
Вообще, честно сказать, я так и не понял — что это было. Если меня хотели бы прижать за рэкет — зачем им меня убивать? Пришли в офис, тихо арестовали и увезли. Всем известно — я никогда не нападаю на ментов — если сами не начнут. И сам бывший мент.
Если хотели убрать — зачем так громко? Тупо — толпой народа, на окраине города, на шоссе! В принципе — любого человека можно убрать очень даже легко и просто. Уж я-то про это все знаю! Ибо на моем счету…уже и не помню сколько. Тридцать? Сорок? Пятьдесят человек? И это только по «заказам» Сазонова. А еще — те, кого я убил в процессе чистки Города — сам, без чьей-либо подсказки. У меня как говорится руки не то что по локоть в крови — у меня даже макушка в этой красной жидкости! Я в ней просто плаваю!
Ехать до ГУВД не так уж и долго — минут пятнадцать, так что пока эти черти доедут до места, пока разберутся, что меня на месте происшествия нет — я уже буду в «обезьяннике». Меня зарегистрируют и отметят, что я жив и здоров, и чего им не желаю.
Так оно и вышло, и кстати — на удивление быстро. Видать Дремов шепнул лейтенанту волшебные слова, после которых тот начал копытами рыть землю, и заставил дежурного по ГУВД так же яростно поскрести пол УВД своими начищенными до блеска штиблетами. К тому времени, как фейсы меня взяли — я уже был оформлен по всем правилам, и спокойно, насколько это можно было в данных обстоятельствах — обдумывал свои последующие действия. И соответственно — все происшедшее.
О том, что погибла моя подруга и были убиты мои ближайшие соратники — я старался не думать. Вообще — не думать! Иначе я начну выть и кидаться на стены, а это для меня сейчас слишком роскошное удовольствие. Тут ведь какое дело — я себя уже давно списал со счетов в этой жизни после того, как погибла моя семья. И жил я только для того, чтобы мстить. Мстить тем, кто убил мою семью. А когда отомстил — я должен был отдать долги — Сазонову. Как мы с ним и договаривались. Я не спрашивал, когда долго будет уплачен — просто делал то, о чем он просил. Или приказывал? Сазонов указывал мне цель, вкратце рассказывал, чем эта цель мешает жить людям и в чем заключается ее прегрешение, и я убирал этого человека — в любом городе, и любым возможным способом.
Мои соратники не знали о моей «работе» на Сазонова. Да, я время от времени куда-то исчезал, но потом снова появлялся, и ничего им не рассказывал. И что? Какое им дело, что у меня за дела? Я начальник, если уж на то пошло. Не царское дело осведомлять своих подданных о личных делах.
А вот все местные дела творили уже они. Под моим контролем, конечно.
Кстати, часть целей устранили именно они — не зная, что приказ получен от Сазонова. Сазонов для них был тренером, а еще — травником и врачом, который делает им очень полезные уколы. Какие именно? Полезные!
Пытались выспрашивать, но поползновения сразу были пресечены. Не их дело — какие именно уколы! Главное, что после уколов увеличивается скорость реакции и сила. А большего вам знать и не надо.
Честно сказать, я и сам не знал, что это за уколы. Вначале мне было безразлично. Ведь я мертвец! Я самурай, который все свою жизнь готовится к смерти! Сделал свое дело — и умер. И пусть даже эти уколы убивают через какое-то время — ну и что? Зато они позволяют мне выполнить мою задачу! А мертвецу уже все равно.
Я как-то спросил Сазонова — сам-то себе, что, колет эти уколы? Или нет? Думал — не ответит. У нас с ним была договоренность: я спрашиваю, он честно отвечает. Если не может ответить, но знает ответ — просто говорит: «табу». В этот раз он молчал секунд тридцать, и когда я уже не ждал ответа, сказал: «Нет. Я эти уколы не применяю. Я с детства мутант с ненормально быстрой реакцией и ненормальной силой. Кроме того, в своей жизни я побывал в таких местах, где для улучшения человеческой породы использовали древние, иногда очень жестокие методы воспитания и специальные, неизвестные западному человеку лекарственные средства. То, что вам колют — это производное от тех средств, что я употреблял в натуральном виде. И это все, что я могу тебе сказать Больше прошу меня на эту тему не спрашивать. А что касается твоих напарников — на эту тему мы уже говорили».
Ну да, говорили. Он мне запретил что-либо говорить моим…хмм…подельникам. Соратникам. Тренировал их, колол им уколы этого препарата, а потом вдруг прекратил и колоть и тренировать. Почему именно — я узнал потом, от него самого. Сазонов вдруг сообщил, что прекращает курс лекарства потому, что как оказалось — оно может вызывать непредсказуемые побочные явления. И что он очень удивлен, что у меня никаких «побочек» оно не дало.
Потрясающее известие, ага! Ты вначале колешь мне лекарство, которое нигде и никто не проверил, а потом сообщаешь, что завтра я могу превратиться в инвалида, либо сумасшедшего! Молодец, правда? Ощущение такое, что некая корпорация решила испытать на мне и моих подчиненных этот самый чертов препарат, ничуть не заботясь о нашем здоровье. Как это называется у них? Клинические испытания? Вот и испытали, черт подери!
А перестал он колоть препарат после того, как я ему рассказал о том, что у моих ребят случаются неконтролируемые приступы ярости. Например, Янек однажды разрубил на куски некого авторитета, который попытался дать нам «ответку». Я послал моего соратника на «стрелку», и Янек разобрался с авторитетом таким вот образом. Вначале вырубил этого самого бандюгана и его двух телохранителей, а потом вывез их за город, и там рубил топором — живого, по кусочкам, следя за тем чтобы тот жил как можно дольше.
Никогда не одобрял подобного зверства, и пусть Янек мой боевой товарищ, и можно сказать друг — тогда у нас с ним получилась очень большая размолвка, о которой я рассказал Сазонову. Откуда я узнал о том, что именно сделал Янек? Так он ведь не один был, с помощниками. Со своей бригадой.
Но не только потому Сазонов больше не колол препарат моим бойцам. Еще — он сказал, что я должен быть сильнее и быстрее соратников, в противном случае, когда они вдруг решат, что я им не нужен и попытаются меня убрать, я не смогу им противостоять. Я должен быть сильнее и быстрее не только любого из них — я должен быть быстрее и сильнее всех их, вместе взятых! Вот почему он не только продолжал вводить мне препарат, но еще и не преподавал парням особые приемы рукопашного боя. Вернее — особо смертельные приемы рукопашного боя. Зато я изучал их каждый день, тренировался каждый день — до сегодняшнего дня.
Кстати сказать, грешным делом, когда я увидел ствол автомата, вынюхивающий мою буйную головушку, в голове мелькнула мысль: «Вот оно, то, о чем говорил Сазонов!». То есть я подумал на периферии сознания, что кто-то из моих ребят решил, что может легко обойтись и без меня. Что можно решить вопрос с наличием начальства вот таким — радикальным и вполне в духе времени способом.
Но эта была лишь полусекундная слабость. Не могли мои ребята так поступить, как бы я с ними не ругался! Не могли! И мой телефонный звонок в офис все это доказал!
А внутри все равно гложет, гложет…как червячок такой жадный и скользкий — а вдруг?! А может это все для отвода глаз — про штурм офиса и про гибель ребят?! И неужели их всех сразу накрыли?! И почему они все убиты? Не могли всех сразу убить! Хоть кто-то должен был остаться в живых! Не верю!