— Вот… блин! Стирать теперь придется. Из-за тебя все, — бурчит, потянувшись к салфеткам, но вовремя перехватываю тоненькое запястье, с удивлением отмечая, какая она хрупкая. Не ест совсем или от вредности иссохла.
— Погоди, — выхватываю злосчастное орудие чистки, приметившись к ее левому глазу.
— Ты что делаешь?! Кирилл, сейчас все испортишь.
— Испорчу, если будешь так ерзать! — от раздражения даже не понимаю, как с «вы» на панибратское «ты» перешел. Склонился ниже, аккуратно стирая черную грязюку под глазам, рыкнув невольно:
— Глазами не хлопай, сейчас еще больше на панду похожа станешь.
Затихла, терпит, сопит, пока я в визажиста играю, убирая еще и осыпавшиеся мелкие комочки, грозящие испортить все окончательно. Наклонился совсем близко, так что можно дыхание почувствовать мятное, а тепло воздуха ощутить. Тут хочешь, не хочешь что-то ощутишь ответное, да и Стерлядь не самая страшная женщина на Земле.
По-честному она очень даже ничего.
— Все? — шепчет, а у самой зрачки расширились, пока в гляделки играем. В этот момент случается та сцена, которая обязательно должна присутствовать в любом мало-мальски закрученном сюжете. В приемную влетает особо ретивый работник конторы, у которого срочное «надо». После, как в закадровой съемке плохого кино: не видит секретаря на месте, напрямую бежит по направлению к двери руководства, ибо политика предприятия гласит: «Руководство открыто к общению для всех служащих завода».
— Ой, кажись я не вовремя, — ухмыляется Евгений, исчезая в секунду, потому что застает нас в самой недвусмысленной позе, вид которой со стороны напоминает жаркий поцелуй двух влюбленных голубков. Потрясающе, просто великолепно. Теперь я точно не отмажусь от шуток, прибауток, сплетен и разговоров на тему кто в чьей постели спит.
— Ливанский, — выдыхает Стерлядь, глядя на меня расширившимися от шока глазами.
— Я уволен? — спрашиваю как-то обреченно. Честно, даже спорить сейчас не хочу.
— Да.
Больше никогда в своей жизни ни одной женщине помогать не стану. Клянусь своей писательской карьерой.
Глава 5 — Нечто откровенное
— Как она могла тебя уволить, если твой отдел подчиняется Махмудовне? — в голосе Гришеньки столько возмущения, сколько во мне не наскребется даже после отвратительного разговора с начальницей в кабинете один на один. Стоило этому ужаленному в одно место скрыться, как спустя час ко мне не подошел только ленивый, не позвонил только немой, интересуясь произошедшей ситуацией. Каждый секретарь, начальники и зам. начальники цехов, мастера, бригадиры, часть рабочих, да половина чертового завода бегали туда-сюда в конце рабочего дня с любопытными лицами. Удивительно еще, что не дошли до высшего руководства. Впрочем, нет предела совершенству. Завтра узнаю много интересного, а то к концу рабочего дня мы оказывается, едва ли не закончили голыми на столе.
Самое обидное во всей этой ситуации: я ее даже не целовал. Вообще бьет по самооценке так, что нажраться охота. Если уж чихвостить за косяки, хотя бы за дело, а не слухи. Получается, натворил дел, но только в воспаленных умах любопытных сотрудников. Маша успела отчитать меня до того, как через эмоциональный шредер пропустила главная.
«Это просто отвратительно, Кирилл! Мы надеялись, что ты порядочный человек»
Надеялись они, лучше бы научили работников стучать прежде, чем входить. Заодно язык держать за зубами различных бестолковых личностей, однако все равно во всем буду виноват один я.
— Ты должен на нее пожаловаться!
— Угу.
— Кир, я серьезно, — Гриша хмурит брови, будто мне дело есть. Отпиваю пива, задумчиво рассматривая стеклянные бутылки с этикетками на полке спортивного бара. Где-то на задворках несколько мужиков смотрят повтор хоккейного матча, с другой болтает вяло парочка. От постоянных криков уже болит голова, сказывается недосып, плохое настроение и какая-то вялотекущая депрессия. Совсем обабился в этой конторке, скоро начну хандрить на осень да рыдать в подушку от одиночества.
— Ага, — снова выдавливаю, чувствуя, как меня трясут за плечо.
— Кир, ты че, кончай страдать. Завтра с новыми силами решишь эту проблему, уверен, — заявляет мне Гришаня, как-то прям неуверенно, но он старается, чувствую.
— Прекрати ластами трогать мое плечо. У меня, знаешь ли, зона комфорта есть. Сегодня я унылый интроверт, дай утопится на дне стакана от серости праха бытия насущного. — Как хорошо сказал-то, записать нужно обязательно, потом использую где-нибудь в постапокалипсисе. Нафиг эти романы, любовь — не мое кредо. Даже офисный планктон с меня никудышный, выкинули с насиженного места спустя пару месяцев.
Что-то, правда, нюни распустил. Драный насос, во что я превращаюсь?
— Ты же не собираешься оставить все как есть? — поинтересовался Гриша, отклоняясь на стуле с высокой спиной, вытянув ноги. Собрался уже ответить, как остановился на полпути, заметив вошедшую фигуру со стороны входа. Если я еще не ослеп к середине вечера — сама Стерлядь в мужскую обитель явилась, судорожно оглядываясь. Не в своей тарелке себя чувствует, жалость прямо какая. Косится нервно, а сама гуськом к баре пробирается, осторожно оббегая пьяную компанию. И что она тут вообще забыла? Пусть центр города, место приличное, но пьяному мужику в голову что угодно прийти может. Тем более, когда она тут в своей юбке узкой щеголяет на радость сидящим. Один уже посматривает, любуясь нижними девяносто под темной тканью одежды.
— Ты чего? — удивляется Григорий, затем переводит взгляд свой на Марьяновну, идущую к бару, — красотка какая, погляди. Вот занесло-то птичку! Может, стоит познакомиться?
Развалился аки павлин в период спаривания, хвост распушил, ноги расставил — мужественность демонстрирует. Ничего сказать про друга своего не хочу, но нафига мне подобные заботы? Он сейчас к ней подкатит, все закончится ожидаемо или нет, а я потом оправдывайся, почему мой друг лошара. Мол, может я такой. Знаем мы. Никаких шашней с начальницами твоего товарища, даже если тот почти на увольнении.
— Сиди, зад прижми к стулу, пикапер уровень начальный, — ладонь на плечо лучшего друга опустил, окидывая взглядом серьезным, чтоб проникся. Видимо слишком настойчиво смотрел, бедолага прям, побелел весь. А Марина Марьяновна тем временем уже рядом оказалась, удивленно застыв точно изваяние, на меня глядя.
— Что такое, босс? — ох, не могу от сарказма удержаться. Кажется, она еще больше впала в ступор, но вскоре справилась, головой качая.
— Вот значит, как время свое проводишь, Ливанский, — насмешка в голосе бесит, а стимулирует мой речевой аппарат на ответную реакцию. Пока там Гриша не очнулся, переводя с одного на другого взгляд, попивая свой коньяк, отвечаю:
— Так радость же — уволили. Чего бы ни отметить, — стаканом почти пустым салютирую, намекая на нее. Вздыхает, бросает сумку на соседний свободный барный стул, затем с трудом взбирается, прикидывая его возможности. Выглядит гораздо лучше, чем пару-тройку часов назад. Видимо заново накрасилась, правда вид особенно унылый немного виноватый, но разве ж в том моя проблема?
— Об этом поговорить хотела, — бросает взгляд на Гришу, уже грызущего пустой бокал от волнения с любопытством, — думала завтра в офисе. Не знала, что ты тоже тут.
А чего она сегодня добрая такая? Неужели права наша чокнутая Ирка, людей подменяют инопланетные захватчики? Неспроста чую, что-то не так. Хочет меня тоже в лабораторию на исследования, Гришка только пока мешает. Хотя вон, этот гад со стула уже сползает, чуть покачиваясь, да улыбается мне как идиот последний.
— Ну, пошел я, — подмигивает раньше, чем успеваю остановить, бодрой неровной походкой шагая на выход.
— И скотина даже не оплатил счет, — уныло изрекаю, поворачиваясь обратно к бармену, шустро меняя стакан с пустого на полный местами. Пиво пенится, Марьяновна жмется, не зная с чего начать. Тоже молчу, пусть сама начинает излагать свое мнение, на которое мне глубоко наплевать.
— Что желаете? — улыбается во все тридцать два бармен, поправляя бабочку на шее. Того гляди растечется по стойке перед взглядом брюнетки голубоглазой.
— Виски, — твердо заявляет, а затем ловит мой удивленный взгляд, добавляя, — с колой.
— Мигом!
— По-моему это у меня право пить сегодня легализовано, — фыркаю, чтобы как-то сгладить неловкое молчание, наступившее вновь, — женщине вообще вредно питью.
— Сказал мой пьяный любовник, — иронично заметила. Ой, не могу, смешно, сейчас на пол рухну, умру от хохота.
— Ха-ха.
— Не шучу, мне так заявил генеральный, — отозвалась рассеяно, осторожно обхватывая пальцами свой поданный коктейль.
— Что я пьяный?
— Что ты любовник, — с укоризной посмотрела, будто моя вина. Нетушки, перевалить ответственность не получится. Вот только легче не станет — уволят меня, а Марьяновна работу продолжит. Козел отпущения всегда нижестоящий по должности.
Сколько ни думай, один черт смысла расстраиваться нет. Напишу что есть, а затем вернусь к боевой фантастике. В конце концов, могу сменить издательства или вовсе на интернет площадки уйти. Хотя каюсь, плевать на неустойку — это было весело.
— У меня вчера было день рождения, — рассеяно говорит Марина, заставляя вернуться мысли на землю грешную. Вот для чего так ошарашивать? Видимо изумление мое на лице отразилось, потому что Стерлядь усмехнулась, к бокалу прикладываясь, выпивая половину мути коричневой. — Ты думал, у меня не бывает дней рождений?
— Я вообще считал, что демоны, рожденные в котле сатанинском, только Вальпургиеву ночь да Хэллоуин отмечают, — плечами пожимаю, понимая, что хмель мне в голову ударил. Сам уже не понимаю, почему язык мой без тормозов вовремя закатиться куда-нибудь не может в район глотки. Слава Богу, Марьяновна сейчас в настроении глупые шутки слушать, потому что смеется, кивая бармену, чтобы повторил.
— Мне вчера исполнилось двадцать шесть лет, — отсмеявшись, ответила, головой качая, пока я в голове подсчеты вел. Получалось плохо, но соотнести даты вышло.
— Ой, дак я ж вас на шесть месяцев старше. Ночью с тридцать первого на первое января родился, — хмыкаю, стаканом салютируя парням орущим «гол». Все, я уже немного в ноль, так что можно особо не напрягаться с вежливостью. Перевожу взгляд на Марьяновну. Ловя ее внимательный взор на себе. Изучающий такой.
— Новогодний подарок?
Кого задолбали подобные шуточки, поднимите руки! Да, я родился первого января, прямо в первой половине праздничной ночи. Глаза закатываю только, фыркая.
— Именно поэтому мне дарят один подарок, ибо: «Это тебе, Кирюша, на Новый год и День рождения!», — эй, кто тут обиды свои детские высказывает. Прекрати ноющая телка, иди вон, погуляй.
— Ну вот, зато теперь я знаю, что можно тебя не поздравлять, мы же 31 не работаем, — локти на стойку устроила, подбородок, на них поставив, пока я слова переваривал, непонимающе разглядывая. Какие поздравления? Меня уволили.
— Нельзя тебя увольнять, Ливанский. Над кем я тогда буду издеваться? Так что никто не посмеет тебя вышвырнуть, пока я не разрешу, — будто мысли прочла, ведьма, руки убрала, голову в мою сторону повернула, улыбается. На такое я не подписывался, хотя признаться на душе прямо потеплело. Эта женщина меня точно любит, я — маленький сурикат под защитой суровой львицы.
— Щас расплачусь от умиления, — ладонь к правой части груди приложил, — серьезно. В голос рыдаю, вы меня, Марина Марьяновна, своей щедростью в легкое поразили.
— А что ж не в сердце? — Ой, это что же сарказм? Ничего, тоже так могу.
— Для сердца, дорогой мой босс, вам придется постараться!
Ничего не ответила. Только вновь к горячительному своему вернулась, отпивая еще немного, продолжая разглядывать бутылки впереди. Ни матч, ни веселая компания ее не интересовали, мне кажется, ей даже моя компания не особо-то нужна. Просто время убивает, домой идти не хочет. Пора завязывать с шутками про сорок кошек, а то ведь правда нечто похожее вырисовывается.
— Не знаю, правда, как со сплетнями быть, — озадачилась Стерлядь вдруг, снова ввергая меня в ступор своими неожиданными словами. Вот что за женщина такая. То молчит, словно рыба, то выдаст нечто из ряда вон.
Вздыхаю, представляя себе какое безумие завтра будет твориться. Спать хочется, но мысли все равно в полупьяном мозге дырочке сверлят, выискивая червоточины, дабы туда забраться и пилить до самого утра. Бросаю взгляд на очередной наполненный стакан, затем отодвигаю, говоря пареньку за баром:
— Вискарь тащи, не одной даме сегодня в кураж уходить.
Затем к Стерляди поворачиваюсь, удивленно хлопающей глазами своими. Видно, что плакала, если присмотреться лучше. Белки глаза чуть покраснели, да припухлости остались — никакая косметика не скроет. Возможно, в обычные дни я даже внимания не обратил бы, но сегодня все иначе. Звук открывающейся новой бутылки, наполняющийся второй бокал янтарной жидкость и шум на заднем плане, пока лицо разглядываю озадаченное.
— Давай-ка, Марина, — говорю прежде, чем успеваю хорошенько подумать. Думать — оно вообще походу не про меня. Бокал хватаю, осторожно касаясь ее с тихим перезвоном стекла, уставившись прямо в голубые глаза.
— Что давать? — выдохнула, рот открыв, когда я залпом виски осушил, чуть морщась.
— Сплетни подтверждать. Собак повесили, надо значит работать на публику — подогревать общественный интерес! — и пока сказать ничего не успела, за руку хватаю, со стула стаскивая, прижав к себе. Мелкая такая, даже на своих каблучищах макушка в районе плеча. Рукой обхватить талию дважды можно или вовсе как попугая говорливого на плече носить. Стерлядь и Кирилл Одноногий, потому что сейчас моя птица-говорун шпилькой меня ступни лишит от злости. Вон аж кончики ушей покраснели, пока я ее крепче прижимал. Даже к духам принюхался — сладкие, но терпимо пока. Правда, если врать о страстных отношениях в жизни никто не поверит, все знают в нашей компании, сколь сильно не люблю облитых парфюмерией девушек.
— Знаешь, так нам точно не поверят, — говорю сам себе, а заодно ей, уху наклоняясь. И что это за мурчание утробное такое, кот Вася внутренний включился, прекрати.
— Почему это? — даже дыхание затаила, прижалась, точно мышка, притихнув в ожидании ответа.
— Духи твои — гадость редкостная!
Вот я уже скачками от нее убегаю, чтоб не убила, врываясь в толпу гогочащих мужиков, празднующих в пятый раз повтора матча Спартак-ЦСКА. Марьяновна следом летит, злющая аки ведьма, что-то там насчет того, чтобы оторвать какие-то части тела да пришить в другое место. Не, не надо так. С заводскими настройками я более хорош, чем в сборном виде своими руками. Уже кажется эти игры в догонялки дело привычное, весело, словно нам по пять лет. Однако вскоре устаю, да и мужики уже что-то ободряющее кричат, потому перехватываю Стерлядь на бегу, спиной к себе прижимая, обхватывая руками в замок. Приятно, чертовски приятно. Даже надоедливый аромат какие-то экзотических фруктов не раздражает. Наоборот, заставляет уткнуться носом в распущенные волосы.
— Кирилл?
— Ась? — отзываюсь, глаза прикрывая, чувствуя умиротворенное спокойствие, уносящее в легкую дрему под звуки очередного матча, смешанного с криками толпы. Такое чувство, словно любимое одеяло, обнял или игрушку мягкую. Хочу сильнее почувствовать живое тепло, почему сейчас оно необходимо. Наверное, сказывается недосып, регулярный стресс — с завтрашнего дня перехожу на здоровый образ жизни.
— Может, отпустишь меня? — Что за тон недовольный, я же из лучших побуждений. Стой да наслаждайся мгновением грядущего, нет, обязательно нужно возмущаться.
— Не-е-ет.
— Ты что там спишь?! — плечом подталкивает, пытаясь повернуться, но лишь крепче сжимаю объятия. Алкоголь достиг критической отметки в организме от наших спортивных забегов на короткие дистанции видимо. Мозг не варит, речевой фильтр отключился, стоп-кран сорвало, а тормоза, сколько не выжимай, больше не работают. Больше за себя не отвечаю, честно-честно. Спросят, кто творил дела, скажу автопилот.