Я тебе не секретарша - Мелевич Яна 6 стр.


«Ой, девочки, это не расчетный отдел? Мне просто алиментам узнать нужно, бывший муж уехал в отпуск с любовницей, а я все жду и жду…»

Понятия не имею, почему несчастная так жаждала поделиться интимными подробностями постельной жизни своего супруга, но мне плевать. Ибо этого слушать точно не желаю. А посему гаркнул, пусть пытаясь сдержаться:

— Это не расчетный! У нас тут алименты не начисляют, ищите их на морях у мужа с любовницей!

«Хамло!», — пискнула рыдающая бывшая жена какого-то Вовы, сбрасывая вызов раньше, чем успел дать телефон. Хорошо, не звоните больше. Здесь вам не бухгалтерия и не справочник сотрудников.

Вдохнул, выдохнул, поднялся, включая чайник. Надо передохнуть. Это просто стресс с усталостью последних дней сказывается. Да и голова гудеть начинает независимо от выпитого обезболивающего. Бросаю взгляд на время — 15:00. Отлично, как раз заслуженный регламентированный перерыв.

Вы думаете, вам дадут спокойно кофе попить? Не-е-ет.

Только кружку к губам поднес, вожделея горячий напиток испить, снова-здорово. Подпрыгиваю, часть горячего кофе, проливая на белую отглаженную Марьяновной рубашку. Кожу жжет, отвратительное пятно расползается по ткани, пока с матами, еще тихими, лечу к злосчастному разрывающемуся аппарату.

— Приемная!! — рявкаю так, что там можно умереть от инфаркта миокарда. Но кажется звонящие личности стойкие, поскольку спустя пару секунд замешательства бодрый женский голос отвечает:

«Коллекторская компания «Найдем Вас», простите, мне нужен Пупочкин Мефодий Педросович. Это вы?»

Знаете, обязательно при удобном случае посочувствовал мужику, вот только кофе очень жгет, рубашке походу хана, а я уже на пределе своего терпения. Выброшу телефон к чертовой матери в окно и плевать, как буду отвечать.

— Нет! — рявкаю, хотя умом понимаю. Звонят они туда, куда направили. Но они же упрямые.

«И все-таки вы точно не Пупочкин? Мефодий Педросович нам дал этот номер. Может, вы его знаете? Он нам денег должен», — голос даже в интонации не поменялся. Вот это выдержка.

— Поздравляю, а это предприятие, где таких Пупочкиных три вагона и парочка маленьких тележек. Увы, знать их мне не обязательно!

«Но если вы знаете…»

— Не знаю!

Бросаю трубку, выдыхая. Мрачно сверлю взглядом злостного зачинщика всего этого переполоха. Кофе успело высохнуть на рубашке, грудь почти не так жжет, а вот оставшиеся пару часов по этажу я буду ходить, как последний неудачник.

Еще раз зыркнул ненавистным взором по телефону, делая шаг в сторону обеденной зоны, дабы убрать последствия пролитого кофе, как снова оно. Звонок.

— Да что за тля такая! — взревел, мчась к столу. Стоило только-только пойти, как все стихло, заставляя непонимающе уставиться на безобразника. Это что, шутка такая? Все резко прекратили брать кредиты или выплатили их? Или может алименты, зарплату и аванс с отпускными выплатили сразу?

Все еще косясь, делаю шаг к оставленной кружке. Два шага, снова звонок. Я к нему, он замолкает. Я снова в сторону, он опять за свое. Прищурился, нагнувшись, выжидающе замирая в позе броска кобры. Сейчас зазвонит, я точно трубку возьму и наору на кого-нибудь.

— Ну, давай, — потянул, нервно постукивая носком ботинка, упрямо глядя перед собой, почти не моргая. Даже наклонился, застыв изваянием. Ни дать, ни взять гепард во всем великолепии животного мира.

Минута, две, три — спина затекла. Дверь входная открывается одновременно со звонком телефона, к которому я бросаюсь в прыжке истинного хищника. Вижу вытянувшееся от удивления лицо Марьяновны, запинаюсь за ножку стула, падая, успеваю рукой схватить шнур между трубкой и аппаратом. Все летит вместе со мной, ибо падающий телефон захватывает пачку стикеров, стакан с ручками, степлер с дыроколом, ударяясь головой, падаю под стол, вымученно прижимая к уху:

— Приемная…

«Ой, а это не квартира?»

Тля-я-я…

––

БУМ

СПОЙЛЕР

— Блин, ты подведешь меня под монастырь, Маринка!

Знал бы ты, Веня, в какой монастырь я уже готова пойти, вообще рта своего не открывал.

Влюбиться в парня, который даже не ведется на твои провокации? Могу, умею, вот вам практика, девочки. На ринг выходит Марина Стерлядь: принцесса, папочкина дочка и та лохушка, чьи литературные потуги Кирилл Ливанский высмеял давным-давно.

Запомните, красотки, одну простую вещь. Не пытайтесь переписать Шекспира. А самое главное: не нужно этого делать, желая через поэму выразить свою любовь к парню, иначе рискуете оказаться на моем месте.

В этот раз я не буду нежничать, а значит, Кир, у тебя нет никаких шансов.

— Ох, мне придется долго его уговаривать, — закатил глаза Самойлов, крутанувшись в своем кресле. Потуги финансовых вычислений на лице отражали все сомнение, которому он подверг мой гениальный план по захвату Ливанского. Ишь, гляди, лоб наморщил, думает.

— Возмещу в тройном размере. Плюс, я уверена в Кирилле. Он осилил боевую фантастику, жанр не особо популярный. Любовные романы ему по плечу, — хмыкнула, наклоняясь к главному редактору издательского дома «Чайка». С минуту смотрели друг на друга. Пока губы Вени Самойлова не растянулись в улыбке. Он протянул мне руку, давая возможность скрепить устный договор рукопожатием.

— Уломала, Стерлядь. Жду приглашения на свадьбу и все права на авторскую серию!

Глава 7 — Таких страстей Шекспир не ожидал

Послушали Кирилла, дадим слово Марине.

Вернемся на несколько лет назад, когда наши герои были еще очень молоды.

Если бы несколько лет назад кто сказал мне, что я буду преследовать творчески двинутого оболтуса, помешанного на книгах братьев Стругацких — в асфальт бы закатала. Честное слово, меня, Стерлядь Марину Марьяновну, дочку выходцев из Польши, любимицу отца, как обухом по голове приложило и больше не отпустило.

Он — «Языкознание и литературоведения», я — «Экономика и управление». Он с факультета филологии, я — экономического. Ему давался русский язык, литература, мне же экономика, математика и точные науки. У меня цифры, у него буквы. И хотя я считала, что гуманитарий это просто, Кирилл доказал обратное в тот момент, когда подчистую разнес мою самооценку в этой сфере.

Все началось на первом курсе нашего славного МГУ им. Ломоносова. Еще тогда зеленая студентка, я пришла со школы с красным дипломом, идеальными баллами и прозвищем «Стерва-Стерлядь». Парни, знаете ли, очень не любят девчонок, что голову задирают выше положено. Я была такой: умной, красивой, богатой. Родилась с золотой ложкой во рту и шелковой сорочке под пристальным вниманием двух любящих родителей. Отец — генеральный директор металлообрабатывающего предприятия, мама — главный бухгалтер. Да мне на роду написано: королевой быть.

Слушая не смешные бородатые шутки одногруппников на тему моей фамилии и отчества, шагала по коридору, никого не замечая. Первые курсы самые скучные. Общие предметы, вроде истории или социологии, первые ступени познаний таинства менеджмента, бухучета и мировой экономики.

— Маринка, а Маринка. А твое отчество часом не матчество? — гоготнул мне в ухо Димка Самсонов, закидывая свою лапищу мне на плечи. Остановилась прямо посреди наполненного голодающими студентами коридора, медленно поворачивая голову в сторону рыжего дурака. На простом веснушчатом лице Самсона, как звали его в группе, не отразилось даже понимания глупости собственного вопроса. За несколько лет такие речи слышать от людей, живущих в стране, где от Хабиба до Василия по самую Камчатку, значит быть интеллектуальным инвалидом. А я с такими не общаюсь, тупость заразная штука.

— Марина Марьяновна, — жестко отрапортировала, небрежно поведя плечами и сбрасывая конечность обалдевшего Димы. Один холодный взгляд, как отрезвляющий душ для алкоголика. — Будь добр выучи, когда обращаешься ко мне. На «вы» и шепотом.

Два шага вперед, слышу привычное в спину:

— Стерва ты Стерлядь!

Ага, ничего нового. Неудачникам всегда проще женщину обвинить, чем научится вести себя не как животное в зоопарке. А ведь парни в большинстве именно такие: грубые, невоспитанные и каждый, считающий себя необыкновенным, унылый пикапер верит в свою исключительно.

Тьфу, дилетанты. Не таких как орехи в школе щелкала.

У самой лестницы ведущей на верхние этажи столкнулась с нашим преподавателем истории. В прошлый раз мы поспорили на тему великих женщин в истории. Мне кажется, у этого мужика какие-то проблемы по сексуальной части. Ну, серьезно, вопить на всю лекционную, что Екатерина никто без своих многочисленных любовников? Эх, тяжела доля мужская, если дамы интереса не проявляют. Кроме занюханной серой мыши библиотекарши в очках с толстыми линзами, вот уж точно классическая героиня романа, кои я в детстве от скуки почитывала. Мама у меня женщина сентиментальная, этой макулатурой дома можно два гектара лесом засадить, если уметь бумагу обратно в дерево превращать.

— Стерлядь, — губы тонкие поджал, зыркая своими маленькими поросячьими глазками. Еще бы давненько тебя студентки-первокурсницы по доскам интерактивным аргументами не размазывали. Попытался даже мне незачет за семинар впаять, вот только папа быстро объяснил ему, кому он зубы свои вставные может показывать, а кому нет.

— А, Степан Сергеевич, — потянула скучающе, приметив мою подругу Машку Синицыну. Как подружку, вместе обедать ходим да на лекциях сидим. Прикольная девчонка, хоть и среднего класса на стипендии, но тоже полезна иногда. Всякие бестолковые рефераты, например, писать по социологии за деньги. — И вам не хворать. Как там моя практическая работа поживает? Уже проверили? — знаю, что издеваюсь, вон, как зубы сжал, сейчас раскрошит последние от злости. Даже кончик носа побелел, того гляди пар из ушей лопоухих пойдет, да лысина вскипятится.

— Прекрасно, студентка Стерлядь, прекрасно, — процедил, разворачиваясь, пока я задумчивым взором его мерзкий коричневый костюмчик оглядывала, в закат ушел, а Машка ко мне подскочила, возбужденная вся будто за углом распродажа шмоток от Гуччи.

— Ты чего тут с Вороном трешься? — спросила, прямо подпрыгивая от нетерпения на месте. Чего она нервная такая, ударило током что ли?

— Да вот думаю ему папиного дизайнера посоветовать, — брезгливо заметила, ремешок от сумочки, на плече поправляя и складывая руки на груди. В отличие от меня, всегда одетой в красивые стильные деловые костюмы да платья с туфлями, Машка любила кеды, джинсы и рубашки. Вот и сейчас в очередной своей клетчатой гадости стоит, то и дело глазами в сторону лестницы косит. Неужели контузия?

— Что с тобой? — спрашиваю, хотя не особо мне интересно. Так для порядка, вроде как подруги.

— Ты не представляешь, что за парня я сейчас в корпусе языковедов встретила, — и глаза так закатила, видимо желая, обратную сторону затылка рассмотреть в черепной коробке.

На это только скривилась. Гуманитарии — чем там восхищаться можно? Балаболы, бездельники и люди далекие от нормальной науки. В магазине час сдачу отсчитывают, в Макдаках после окончания универа бургеры подают. Как вообще можно всерьез восхитится парнем, учащимся на подобной профессии? Там же 90 процентов одни девчонки и те волосы друг другу дерут между литкружками за парочку своих тощих бледных ботанов.

— Кого ты там опять встретила, дитя мое неразумное? — отвлеклась на маникюр, делая шаг подальше, чтобы идущим студентам не мешать, вставая аккурат почти под лестничным пролетом возле выемки. — Рыцаря стишков Маяковского и томика Набокова?

Да, нельзя смеяться над убогими, но не могу я иначе. И Машка вон губы обиженно надула, снова на меня фыркая. Я разве ж виновата, что она в подобие мужчин влюбляется? Нет, определенно, сама точно бабочка к таинству посвящения слога литературного стремится. Он ей лапшу, а она потом на трех работах пахать, пока муж гения своего по углам пыльным в однушке за ипотеку ловит.

— Ничего ты не понимаешь, Мара, — вздохнула Машка, не замечая моего кривляния от сокращения имени. Не люблю я, когда меня «Мара» зовут. Мара — приведение, а в другой мифологии вообще демон сна. Я конечно не подарок, но на грудь никому душить не сажусь.

Только-только замечание сделать собралась, рот уже открыла, как послышался лошадиный гогот парней над нашими головами вперемешку с визгливыми вскриками каких-то девчонок. Нахмурилась, собравшись, было замечание сделать, когда эти недоумки спустятся, и тут случилось невероятное.

Мне по макушке прилетело толстеньким таким библиотечным томиком. Просветление наступило, точно у Ньютона от яблока в известном мифе. Глаза Машки расширились от ужаса, а я боли не почувствовала, скорее очень удивилась, кто смелый такой, да глаза вниз опустила на книжку библиотечную. В золотом теснении на темно-синем фоне красовался портрет известного драматурга. «Уильям Шекспир. Трагедии. Комедии. Сонеты» — гласили буквы, чуть разъезжающиеся перед моими глазами.

— Ой, Марин, ты в порядке? — очнулась Синицына меня за плечо, хватая, чуть потряхивая, а я вот не в порядке. Меня в себя прихожу, чувствуя боль, пульсирующую в голове. Жажда убивать просыпается, сейчас Марина Стерлядь той курице, что эти собрания сочинений на меня уронила, наподдаю хорошенько словесно, так что вообще на своей филологии больше слова произнести не сможет!

Наклоняюсь, чтобы злосчастную книжку в руки взять и слышу сверху крики радостные каких-то болванов:

— Видали парни, вот я дал, девчонок прямо словом драматурга с ног сбиваю! — проскандировал на всю лестницу видимо виновник моего будущего сотрясения и собственной адской мучительной смерти. На попытки Маши меня остановить не обращаю внимания, особенно, если рядом хихикают как дурочки девчонки. Оборачиваюсь и замираю, вот прям на месте с этим талмудом, потому что глаз оторвать не могу.

Как в той истории про любовь у очередной писательницы: «она встала точно вкопанная, не способная пошевелится от его пристального взора шоколадных глаз». Хотя привираю, радужки у него не шоколадные, а ореховые, а улыбка такая солнечная, что ей одной можно весь мир светом одарить. И ямочки эти, подбородок, ровный аристократичный нос, губы и даже голос:

— Хоть встретишь в ней ты ангела, душою не робей! Ну, ангел добр! Будь дьяволом она, другое дело.

Процитировал, стоит, ждет от меня реакции какой-то, а я вообще не понимаю, что хочет этот образчик всего прекрасного, что в парнях есть. Плечи широкие, рост высокий, волосы каштановые в идеальном беспорядке лежат, только курицы эти, что рядом вертятся, бесят немного.

— А? — только и могу выдавить вместо той тирады, что пару минут назад выпалить собиралась. Глазами хлопаю точно дурочка, наверное, за нее он меня и принял. Ибо сам потянулся к книжке, спустившись, обойдя лестницу ко мне.

— Говорю, прости принцесса, надеюсь, ты не злишься. Такая красавица просто не может держать обиды на криворуких бестолочей вроде меня, — бархатистым своим тоном рассмеялся, аж замурлыкать захотелось. Даже пальцы сжала, книжку с неохотой отдавая, хотя бы на секунду момент встречи продлить.

— Кир, ну ты идешь? У нас сейчас философия начнется, — позвали его недовольным тоном с лестницы девчонки, меня взглядом сверлящие. Будто мне дело до пернатых каких-то есть, когда тут любовь всей моей жизни стоит. Да я уже имена детей запланировала наших, количество гостей на свадьбу и дизайн платья подобрала. Моргнула пару раз, а мечта моя уже к уткам своим просвещением литературным обиженным двинулся под смешки дружков.

Ничего, как только поженимся, быстро избавлю своего мужа от дурной компании. Нечего со всякими время проводить.

— Марин, ты в порядке? — моей руки коснулась Маша, отвлекая от созерцания задницы в джинсах будущего мужа. Пока медитировала, он уже в толпе скрылся.

— Синицына, — выдыхаю, хватаю ее за руку, да так, что она аж вскрикнула от неожиданности, — ты мне друг или черствая ватрушка с универской столовой?

— Эээ… — понятно, у Синички апгрейд идет, перезагрузка системы. Терпеливо жду, носком туфли притопывая. В груди поет Бейонсе, в голове марш Мендельсона, красивая я с букетом орхидей по красной дорожке идут навстречу мечте своей с ямочками.

— Мне нужен этот парень! — тыкаю туда, куда шатен мой распрекрасный ушел. Некогда мне ждать, пока Синичка додумается, у меня тут свадьба прослаивается. Надо будет вечером папе сказать, чтоб больше сынков партнеров своих не подсовывал, дочка уже нашла своего Ланселота.

Назад Дальше