— Придурок, — фыркнула она.
— Я знаю, что это так, но кто я?
— Еще больший придурок.
— Я разве не прощен?
— Хммм, — хмыкнула она, заправляя за уши темно-коричневые пряди, выбившиеся из ее хвоста. — Да, наверное. Раз ты так просишь.
— О, Боже, спасибо. Знаешь что, если я когда-нибудь забуду тебя снова, я разрешу тебе дать мне пощечину.
Она засмеялась и закатила глаза.
— Блииин… Рид, я не могу дать пощечину человеку с черепно-мозговой травмой.
— Можешь, если он плохо соображает.
— Анна! — с заднего крыльца крикнула мама. — Не думай, что я забыла, что сегодня твоя очередь загружать посудомоечную машину.
Я усмехнулся и толкнул Анну.
— Тебе лучше вернуться, пока она не впала в истерику и не закопала тебя.
— Да, конечно, — когда мы встали и стряхнули траву со штанов, она посмотрела на меня. — Рид?
— Да?
— Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, Бананчик.
— Анна! Я не собираюсь повторять, — закричала мама.
— Я иду, — крикнула в ответ Анна, и я еще раз обнял ее, прежде чем отпустить.
Когда она убежала, я почувствовал, что с моих плеч свалился огромный груз. Я не ожидал, что она так быстро простит меня, но, возможно, она хотела вернуть наши отношения так же сильно, как и я. Мне нужно было как-то спланировать и провести с ней время, но, по крайней мере, на данный момент, я был уверен, что у нас все в порядке.
Слава Богу!
Я вычеркнул ее имя из своего ментального списка извинений и перешел к следующему имени: Олли. Как объяснить весь мой чемодан проблем новому другу — если мы все еще ими были — и дать ему понять, через что мне пришлось пройти? Мне нужно было придумать, что сказать, чтобы извиниться за свое поведение, поэтому, прежде чем я соберусь ему позвонить, мне нужно было немного прочистить свои мозги.
Прогулка на свежем вечернем воздухе показалась мне хорошей идеей. Последнее, что я хотел сделать, это быть в потерянном состоянии, когда позвоню ему. Хотя Олли уже видел, как у меня начиналась паническая атака, за которой последовала атака на него после ужина, так что шансы были невелики, что он даже ответит на звонок.
Боже. Это был жаркий день, примерно градусов сто (прим. примерно + 38 по Цельсию), плюс-минус, и я уже сожалел о своем решении пойти на прогулку. Но так как к этому моменту я был примерно на полпути, то решил закончить круг, вместо того, чтобы вернуться назад.
Когда я потянулся к телефону в кармане, мой взгляд упал на дом через дорогу, и я остановился. В этом месте не было ничего особенного, что привлекло бы мое внимание. Он был поменьше нашего и имел такой же кирпичный фасад, как и почти все другие дома по соседству, только у этого была красная дверь и зеленые ставни.
Но... этот дом. Я знал этот дом, и не потому, что проходил мимо него сотни раз. На третьей ступеньке крыльца этого дома шатался кирпич.
Сам не зная почему, я оказался на другой стороне улицы. Может быть, я хотел проверить кирпич, чтобы убедиться, что он действительно шатается, и я не сошел с ума. Но что это будет означать, если это будет так? Я не мог вспомнить, чтобы приходил сюда раньше. У меня нет причин знать такие подробности.
Решившись пересечь двор, я заметил, что на подъездной дорожке нет машины, так что, по крайней мере, владелец не увидит какого-то сумасшедшего парня на лужайке перед домом. «Это глупо», — подумал я, когда стоял перед крыльцом и размышлял, стоит ли мне развернуться и идти дальше. Но я зашел так далеко, и лучше полностью понять сошел ли я с ума... или нет.
Ступив на первую ступеньку, я провел ногой по краю кирпичей на третьей ступеньке. С правой стороны один из кирпичей был окружен более темными краями, и я наклонился, чтобы потрогать его рукой.
Он не двигался.
Дерьмо.
— Только не говори мне, что кирпич снова расшатался, — раздался голос с подъездной дорожки, и я обернулся, увидев, как Олли выходит из машины, все еще одетый в медицинскую форму: темно-синие штаны и такого же цвета рубашку на пуговицах, которая обтягивала его мускулистое тело, как перчатка.
— Олли? — я потер глаза, чтобы убедиться, что это не видение, но нет. Он все еще был там. — Что ты здесь делаешь? — удивленно спросил я, когда он открыл багажник и достал несколько пакетов с продуктами. Он легко поднял их все одной рукой, а другой закрыл багажник.
— Что ты имеешь в виду, что я здесь делаю? — сказал он, бросая на меня насмешливый взгляд, когда проходил мимо меня к крыльцу. — Это мой дом. Что ты здесь делаешь?
«Его дом? Это был дом Олли?»
Он постучал ногой по третьей ступеньке, прямо над местом с потемневшими краями.
— О, хорошо. Если бы эта штука снова расшаталась, я бы выбросил ее в озеро.
«Господи». Волна головокружения заставила меня потянуться к перилам, чтобы не упасть.
Мое сознание знало дом Олли. Но почему... как? Мы только познакомились, и я никогда не был здесь раньше. Но эта деталь была настолько мощной, так же, как и то, что я знал, что если поднимусь по этим ступенькам, за дверью будет коридор с темно-синими стенами и белой отделкой, который приведет в гостиную и кухню.
«Что, черт возьми, происходит?»
Олли стоял у открытой двери и смотрел на меня.
— Ты идешь?
Иду ли я? Я все равно собирался ему позвонить, но от такого откровения казалось, будто у меня земля уходит из-под ног. На дрожащих ногах я поднялся к Олли, который наблюдал за мной с беспокойством в глазах.
— Все в порядке? — спросил он, жестом приглашая меня войти. И, конечно же, коридор выглядел точно так, как я думал — темно-синие стены и белая отделка, и пока я шел, мне пришлось держаться за стену, чтобы не упасть.
«Я ничего не понимаю», — думал я, и волна головокружения снова накрыла так сильно, что мне пришлось остановиться и закрыть глаза.
— Рид? Тебе стало плохо от жары?
— Хм? — я смог только промычать. Я слышал, как Олли опустил пакеты на пол, потом тыльная сторона его руки оказалась на моем лбу, затем на моей щеке, проверяя температуру, а потом он взял мое запястье, проверяя пульс.
— Тепловой индекс все еще выше девяноста (прим. индекс тепловой нагрузки среды), так что тебе нужно остыть, — сказал он, подводя меня к креслу и заставляя сесть. Через несколько секунд он вернулся со стаканом холодной воды, но мои руки все еще дрожали так сильно, что ему пришлось поднести его к моим губам.
Это же не может быть тепловой удар, который заставил меня чувствовать себя так странно? Нет, я так не думаю, но холодная вода помогла, и когда Олли принес стакан с водой, он также принес мокрое полотенце и положил его мне на шею.
— Так лучше? — спросил он, снова взяв меня за запястье и целую минуту глядя на часы. Затем отпустил и поправил полотенце. — Можешь прилечь, если хочешь.
Я мог только смотреть на него. Я как будто смотрел на него другими глазами. То, как он так заботился обо мне, полностью отбросив разочарование и боль от прошлого вечера, чтобы убедиться, что я в порядке... именно тогда я понял, как мне повезло, что именно он вытащил меня из машины.
— Мне очень жаль, Олли.
— Все хорошо. Я просто рад, что ты добрался сюда вместо того, чтобы отключиться на тротуаре.
— Нет, я хочу сказать, что мне жаль за вчерашнее.
— Ммм... — он снова поднес воду к моему рту, чтобы я сделал глоток. — С этим тоже все нормально.
— Я безобразно с тобой обращался. Я веду себя ужасно со всеми в последнее время, и я собирался позвонить тебе и сказать... Прости. Ты не заслужил такого отношения к себе.
Глаза Олли впились в мои с того места, где он опустился передо мной на колени, и затем он кивнул.
— Спасибо. Извинения приняты.
Он простил меня, и у меня защипало в глазах, мне пришлось смотреть на колени, чтобы он не заметил. Через мгновение он встал и пошел за пакетами, которые оставил в коридоре. У меня было желание помочь ему, но я не был уверен, что мои ноги не подведут меня, поэтому я смотрел, как он поднял пакеты и отнес их на кухню. Именно тогда я хорошо рассмотрел, где нахожусь. Сидя в кресле, мне было виден весь обзор: кремовые стены, большие серые кресла, развлекательный центр с огромным телевизором. Ничего особенного, но все было со вкусом и в полном порядке, как и сам парень. Но больше всего меня удивило пианино в углу его кухни.
— У тебя есть пианино? — спросил я, нахмурив брови. — Но... ты же не играешь. Ты используешь его как стол?
— Ха-ха, очень смешно, умник. Я так понимаю, ты намекаешь на то, что я плохо играю. Я очень даже сносно играю «Мерцай, мерцай, звездочка», хотя... Мой учитель может не согласиться.
— Хммм... Он, вероятно, сказал бы, что есть к чему стремиться.
— Это было бы слишком любезно с его стороны, — усмехнулся Олли. — Итак, просто из любопытства, как ты меня нашел?
И вот тот самый вопрос, на который у меня не было ответа. Который я хотел узнать сам.
— Я, э-э-э… не знал, что это твой дом.
Олли продолжал разбирать пакеты и ухмыльнулся.
— Значит, ты ходишь от дома к дому и спрашиваешь обо мне? Это похоже на преследование, Рид. Ты мог просто позвонить мне и узнать мой адрес.
— Нет, я не знал, что это твой дом. Я не знаю, почему я здесь.
Его руки замерли, и он посмотрел на меня.
— Я ничего не понимаю.
— Я тоже не понимаю, — я наклонился вперед и провел руками по волосам. — Я... я собирался прогуляться и увидел твой дом, и я был уверен, что на ступеньке твоего крыльца расшатанный кирпич, и мне пришлось... проверить. Не знаю почему, но я должен был убедиться, что прав. А твои стены? — я жестом указал в сторону коридора. — Я знал, как они выглядят, прежде чем зашел внутрь. Для тебя это имеет смысл? Есть ли в этом смысл? Потому что мне кажется, что я как будто шарюсь в темноте, а когда просыпаюсь, то вижу только эти сумасшедшие образы.
— Какие образы? — спросил Олли, его голос был ровным, а руки все еще оставались неподвижны.
— Не пойми меня неправильно, но это ты. Я вижу тебя везде, но ни в одном случае, это не имеет никакого значения для меня, и я просто чертовски запутался, Олли, — глядя на него, я рукой обхватил затылок и сказал: — У меня нет никакого объяснения всему этому. Ни почему я здесь, ни откуда я все это знаю, ничего из этого.
Адамово яблоко Олли дернулось, когда он сглотнул, и его глаза внезапно заблестели от слез.
— Я знаю, — прошептал он, его голос дрожал, а руки сжались в кулаки. Затем он закрыл глаза, глубоко вздохнул и, когда выпустил воздух, покачал головой. — Мне очень жаль, Рид. Мне очень жаль. Но я больше не могу.
Глава 9
Олли
Я не знал, что именно заставило меня сказать Риду правду. Это могла быть отчаянная мольба о помощи, которую я слышал в его голосе, или то, как его глаза смотрели на меня, полные печали и сомнений. Но время скрывать правду закончилось. Я никогда не хотел лгать ему, но он был здесь, пытаясь собрать воедино недостающие пазлы своей жизни, и будь я проклят, если не дам ему того, чего он хочет. То, что он заслужил.
Вернувшись в гостиную, я сел в кресло, ближайшее к тому месту, где сидел Рид, и положил руки на колени. Была большая вероятность, что он возненавидит меня, когда я закончу говорить свою часть, но на этот раз я не рассуждал как эгоист. Человек, которого я любил, страдал, и если я мог чем-то помочь ему, то я собирался это сделать. Это то, что я должен был сделать в первую очередь.
Не желая, чтобы он думал, что мне больше нечего скрывать, когда правда выйдет наружу, я посмотрел ему прямо в глаза.
— Я все сделал неправильно, Рид. Я запутал тебя еще больше, и за это мне очень стыдно. Надеюсь, ты простишь меня.
— О чем ты говоришь?
— Я обещал твоей маме, что помогу тебе, буду рядом, как друг, но Рид... я больше не могу этого делать.
— Но я же сказал, что вчера вечером поступил ужасно, и я плохо соображал. Почему ты не можешь… — его слова резко оборвались, и он нахмурился. — Погоди, ты сказал, что обещал моей маме, что подружишься со мной? — когда я не ответил, он продолжил: — Олли, ты знаешь мою маму?
— Да.
— Откуда?
— Мы встретились в больнице после аварии.
— То есть после операции?
— Нет. Я имею в виду после аварии. Пока ты был в коме.
— Что? Как?
— Потому что я пробрался в твою палату, чтобы увидеть тебя, — я сцепил руки на коленях и выдохнул. — Чтобы убедиться, что ты в порядке. Я вообще не должен был быть там, но я просто... не смог удержаться. Твоя семья вошла прежде, чем я успел выйти из палаты, а потом…
— Что потом? — дрожащим голосом спросил Рид.
— Потом ты очнулся.
— Ладно, — сказал он, глядя на кофейный столик, и я практически видел, как его разум работает над тем, чтобы собрать воедино то, что я ему говорил, но он никак не мог с этим справиться. Не обошлось и без недостающих фрагментов.
«Боже, я могу это сделать? Сказать ему правду и рискнуть вообще потерять даже возможность пребывания его в моей жизни?»
Но у меня не было выбора. Если я любил и уважал Рида, то должен был рассказать все ему, потому что он заслуживал всех ответов. Я только молился, чтобы он не возненавидел меня и не посмотрел на меня с отвращением, когда все будет сказано и сделано.
— Значит, вы познакомились тогда, но это было несколько месяцев назад. Я не понимаю, почему ты пообещал ей, что подружишься со мной. Ты часто берешься за печальные благотворительные случаи?
— Ты не печальный благотворительный случай, — сказал я, и мой тон стал намного тверже, чем я предполагал. — И есть вещи, которые ты должен знать о месяцах, которые ты не помнишь. О времени между твоей аварией и операцией.
— Откуда ты знаешь что-нибудь об этих месяцах?
— Потому что я был рядом.
— Что? — Рид вздрогнул.
— Я был рядом, — я позволил информации немного осесть и продолжил: — Ты провел... много времени со мной.
— Я? — Рид качал головой и недоверчиво смотрел на меня.
— Да.
— Хорошо, — сказал он, глядя на свои сжатые руки, и я видел, как вращаются колесики в его мозгах, когда он обрабатывал то, что я ему говорил. — Итак, я был здесь раньше?
— Да был.
— Именно поэтому я и знал об этом. Насчет коридора.
— Да, это так.
— О, Господи! — сказал он и улыбнулся, а его глаза наполнились слезами. — Значит, я не схожу с ума.
То, что он на минуту усомнился в себе, мучило меня чувством вины.
— Нет. Это не так.
Он засмеялся и вытер глаза рукавом футболки.
— А тако? Ты делал их для меня? Со своей приправой?
— Да, делал.
— Неужели я уже знал, что они так хороши, когда ты хвастался вчера вечером?
«Черт».
— У тебя не было возможности попробовать.
— Почему нет? Эй, ты их сжег?
Я покачал головой.
— Это было в тот вечер, когда я отвез тебя в больницу, — когда улыбка Рида спала, я потер челюсть. — У тебя были головные боли. Ужасные головные боли. Это оказалось более серьезным, чем предполагалось.
— Это был тот вечер, когда мне сделали операцию?
— Да.
— Выходит… ты дважды спас мне жизнь.
Я не ответил, позволив его дедукции зависнуть в воздухе в качестве подтверждения. Погрузившись в раздумья, он чертил круги на подлокотнике кресла, в то время как мне приходилось заставлять ногу перестать подпрыгивать от беспокойства.
Пальцы Рида перестали двигаться, и его голова взлетела вверх.
— Но... боулинг.
— Ты помнишь боулинг? — интересно, что именно заставило его выглядеть таким испуганным, когда это был такой хороший вечер. Пытаясь разрядить обстановку, я сказал, — Ты был ужасен. Наверное, ты вспомнил, как твой шар раз за разом скатывался в желоб.
— Это... не... — он тяжело сглотнул, его грудь начала быстро двигаться вверх и вниз.
— Скажи это… — пытался помочь ему я.
— Мы были... друзьями?
— Да.
— Просто... друзьями? — его дыхание было таким тяжелым, что я подумал, что он может начать задыхаться, но, когда я потянулся к нему, чтобы успокоить, он дернулся.
— Рид, просто дыши. Я все объясню, но мне нужно, чтобы ты успокоился. Тебе нужен пакет?
— Нет, мне не нужен пакет, — отрезал он. — Мне нужна правда. Я помню, — лицо его нахмурилось, когда он закрыл глаза и глубоко вздохнул, — я ревновал. К парню в красной рубашке.