— Прошу к столу.
Все начинают шумно отодвигать стулья и рассаживаться. Один Саша медлит. Смотрю на него. Он на меня.
— Надеюсь это приглашение незваных гостей тоже касается?
Киваю скованно, все еще не понимая, чего мне ждать от его появления. Он же, как обычно, никакого смущения не испытывает. Усаживается и окидывает стол жадным взглядом.
— Все эти штуки так пахнут! А я последний раз ел… — смотрит на часы и внезапно смеется. — Черт! В прошлом году!
Как только мы принимаемся есть, всё как-то сразу налаживается. Уходит жестокая неловкость первых минут, когда все мои поняли, кто именно к нам пожаловал. Правда нет-нет, да ловлю быстрые взгляды сыновей, которые сначала вопрошают меня, а потом стремительно выстреливают в нового гостя. Понять эмоциональную насыщенность этих взглядов не сложно: не в каждую семью под Новый Год является один из тех, кого принято называть «первыми лицами страны», вырядившийся к тому же Дедом Морозом.
Саша упорно делает вид, что взглядов этих не замечает. А может и правда так — наверно, привык уж быть в центре всеобщего внимания. Ест так, что за ушами трещит, пьет весьма сдержанно, а потом откинувшись на спинку стула некоторое время старательно таращит глаза, но сон его, видимо, в конце концов побеждает.
Когда мальчишки уходят на лестницу составить компанию курящему Митьке, а я отправляюсь на кухню, чтобы загрузить в посудомойку первую партию посуды, он просто исчезает. Сначала пугаюсь, что непутевый любовник мой в очередной раз сбежал. Но потом обнаруживаю его в той комнате, где уже спит Данька — расслабленно вытянувшимся на моей кровати поверх покрывала. Глаза закрыты. Дрыхнет?!! Наглец! Нет ну какой наглец! Качаю головой и, помедлив, все-таки накрываю Сашу пледом. Тут оказывается, что заснул он еще не до конца. Приоткрывает глаз, перехватывает мою руку, быстро целует и просит сонно:
— Можно, я посплю немного? Устал я, Надь, как собака. Разбудишь меня, когда все твои уйдут?
— Ладно.
— Только обязательно разбуди. Сразу. Мне тебе кое-что сказать нужно…
Это точно. Сказать и объяснить ему мне много чего надо. Ну да, так и быть, подожду еще немного. После того, как я ждала его столько времени, пара-тройка часов погоды не сделают.
Мальчишки мои встречают меня все теми же вопросительными взглядами.
— Спит.
— О-фи-геть… А Президент с Премьером к тебе тоже наведываются? Ну, вздремнуть немного…
— Вить, иди к черту.
— Нет, а что такое? Ну негде людям поспать — все радеют о государстве, вот и поиздержались… Теперь приходится по гражданам побираться: дайте попить, а то так есть хочется, что переночевать негде…
Все принимаются шикать на моего старшего сына, нервно косясь на дверь во вторую комнату. Но Витька не успокаивается.
— Ну что вы расшипелись-то? По-моему, это наглость — явиться в гости и, наевшись, залечь спать.
— Да ладно, Вить, все же понятно. Мужик пришел к нашей мамусечке. А тут нас — целый кагал…
— Он к тебе часто приходит… поспать?
Наконец до кого-то доходит:
— Он твой любовник что ли?!!
С каждой фразой сержусь все больше. А потому рублю с плеча, разом прекращая куриный переполох, который устроили мои дети.
— Он отец Данилы. И все, хватит! Человек просто очень устал. И не надо больше никаких домыслов и никакого ерничанья по этому поводу. Тема закрыта. Виктор, наливай.
Сидят они еще часа три, наверно. Впервые в жизни остро хочу, чтобы мои любимые дети, включая Маргарет и Линду, поскорее ушли бы… Неловко это осознавать, но слишком велико желание остаться с Сашей наедине и все-таки услышать то, что он хочет мне сказать. Наконец, выкатываются, угрожая вечером явиться на доедалки.
Удивляюсь:
— А как же отец? Вы же сегодня, вроде…
— Не-ет. Ты не знаешь что ли? Он сейчас в Лондоне. Так что мы с ним рождество католическое праздновали. С ним, и с родителями Маргарет. А потом уже сюда, к тебе поехали.
— В Лондоне?
— Ну да. Он со Светланой развелся и уехал. По-моему, собирается там жить.
Вот это новость! О причинах развода спрашивать как-то неловко, да и догадаться можно… Так что интересуюсь другим:
— А как же его бизнес?
— Так у него в последнее время какие-то дикие проблемы начались. Выяснилось вдруг, что земля, на которой его завод построен, куплена с нарушением каким-то. Еще там что-то такое с налогами…
Кошусь на комнату, в которой безмятежно спит Саша. Очень уж все это похоже на то, что и чиновникам, и налоговой, которые до этого момента никаких нарушений в деятельности моего мужа не видели, сильно посоветовали обратить на него пристальное внимание… Велик и могуч в нашей стране административный ресурс!
— Он что же вроде Чичваркина или Березовского сбежал от отечественного правосудия, как известно, самого справедливого в мире?
— Нет, ну что ты. Там все не до такой степени… Максимум речь шла о штрафах… Но ему четко дали понять, что с его бизнеса теперь глаз не спустят. Ну, он плюнул, объявил о продаже своих предприятий и отбыл в заграничное турне.
Мальчишки уезжают, а я решительно иду в комнату, в которой дрыхнет этот вершитель судеб всех без исключения людей в нашей чертовой стране. Даже храпит негромко, но умиротворенно. А вот Данила напротив не спит. Увидев меня тут же демонстративно выплевывает пустышку, принимается гукать и как-то особым способом складывать губки, высовывая розовый язычок. Готовится есть. Ох и не дурак он у меня по этой части! Подхватываю его на руки и выношу из комнаты. Придется разговор с Сашей немного отложить…
Когда возвращаю Даньку в кроватку сытого и сонного, как раз просыпается и второй мужчина моей жизни. Поднимает голову с торчащим справа вихром. Вид недовольный до крайности. Смотрит на часы и снова с тяжким стоном падает на подушки.
— Надь, а можно я еще посплю? Что-то я никак прийти в себя не могу.
— Спи. Только тогда ложись по-человечески.
— А я как лежу? По-нечеловечески?
Поднимает голову, корчит страшную рожу и снова утыкается лицом в шелк покрывала.
— Раздевайся, а я расстелю кровать.
— А все уже ушли, да?
— Да.
— Круто.
Поднимается и начинает расстегивать штаны. Потрясающая личность. Действительно законченный, цельный ничем не замутненный прагматик… Снимаю покрывало. Взбиваю подушки, отдергиваю в сторону уголок одеяла с той стороны, с которой обычно спал Игорь… Черт! Ну и что теперь смущаться-то? Да, привыкла я спать слева. И привыкла, чтобы кровать была большой, с кучей подушек и здоровенным двуспальным одеялом. Когда еще была замужем, главный кайф наставал, когда Игорь выкатывался на работу, и вся кровать оказывалась в моем полном распоряжении. Можно было улечься хоть поперек, хоть звездой. Так и делала, наслаждаясь при этом необычайно… Было так приятно… Круто, как говорит один знакомый вице-премьер…
Саша, скинув с себя все до нитки, укладывается под одеяло и блаженно вздыхает. После сует нос в подушку.
— Здесь все пахнет тобой.
В очередной раз смутившись, предлагаю перестелить белье. Но он отказывается, сказав при этом только одно слово:
— Балда…
Проверяю Даньку. Глазки у него уже совсем сонные. Еще пять минут и заснет. Оставляю бессменно горящий ночник и ухожу на кухню. Надо доубрать со стола и во второй раз загрузить посудомойку. После в душ и… И что? В моей кровати спит совершенно чужой мне человек. Очень любимый, несмотря ни на что, но по-прежнему совершенно чужой… Ладно, все это — лирика. Не ложиться же мне на коротковатом диванчике в гостиной! Так что надо задвинуть внезапно возникшую неловкость куда подальше и потихонечку, чтобы никого не ровен час не разбудить, забраться под одея-я-яло…
Вроде, получилось. Но как только я осторожненько поворачиваюсь на бок, спиной к спящему в моей кровати мужчине, он тут же протягивает руку, обхватывает меня за талию и придвигает к себе. Сначала утыкается мне носом в затылок, потом ощупывает мою ночную рубашку. Новую. Ни разу не одеванную…
— Ты любишь спать в одежде?
Отвечаю честно:
— Терпеть не могу.
— Тогда для чего напялила эту штуку?
— Тебя стесняюсь.
— Все-таки ты балда…
Берется за меня и как-то очень ловко выпутывает из моего ночного одеяния. Потом устраивает поудобнее и наконец-то вроде бы угоманивается. В тишине и неподвижности проходит по-моему целых секунд тридцать, может быть даже сорок. Потом:
— Черт. Черт! Черт!!
Смеюсь. Объяснять мне ничего не надо — он прижал меня к себе достаточно тесно, чтобы причина этих его тройных чертей была мне совершено ясна. Как видно, не все части его длинного поджарого тела готовы перейти ко сну. Некоторые, напротив, предпочитают начать действовать.
— Надь, ну что такое? Все через пень колоду. Думал: приду, скажу тебе, что хотел, а уже потом…
— Скажи сейчас.
— Ты что? — даже пугается. — Не-ет. Нет! Давай, говорить мы будем утром, а кое-что другое сделаем уже сейчас.
— Концепция в очередной раз поменялась?
— Ага.
Не могу сказать, что мне эти перемены неприятны…
Глава 15
Утром меня будит оглодавший Данька. Саша в ответ на его похрюкивание только ворчит что-то маловразумительное и засовывает голову под подушку. Кормлю сына, тепло укутываю и укладываю досыпать в коляску, которую выкатываю на балкон. Здесь, на свежем воздухе, он должен поспать подольше… А мне что? Тоже идти досыпать? Или завтраком заняться? Нет, наверно уже больше не засну. Привычка рано вставать, как бы поздно я до этого не легла, въелась в меня очень основательно.
Иду на кухню. Что бы мне приготовить этакое — достойное первого завтрака с мужчиной моей мечты (по определению Севы Гарлицкого)? Или лучше об этом спросить его самого? Кто его знает?.. Поэтому просто завариваю кофе. Успеваю сделать один глоток, как Саша собственной персоной возникает на кухне. В одних трусах, недовольный и всклокоченный. «Облико морале» пытаются поддерживать только консервативные очки на носу.
— А еще есть?
— Кофе? Сейчас сварю…
— А давай я твой выпью, а ты себе еще сваришь? Он у тебя с сахаром?
— Нет.
Пододвигает к себе сахарницу и принимается перекладывать ее содержимое в мою теперь уже бывшую в чашку. Сбиваюсь со счета, когда он наконец-то успокаивается и, энергически перемешав получившуюся адскую смесь, делает большой глоток.
— Круто.
Смеюсь. Нахаленок…
— Что на завтрак будешь?
— Ничего. Я по утрам есть вообще не могу. А вот часа через два — слона слопаю, если дашь.
— Ну тогда может быть, наконец-то, поговорим?
Оглядывает себя и вдруг совершенно неожиданно для меня смущается. Даже странно. Что это с ним?
— Нет. Подожди. Не в таком же виде.
В два глотка допивает кофе и отправляется в сторону ванной. Полощется там так долго, что боюсь вода в кране кончится. Возвращается одетым, причесанным, свежевыбритым. Красавец-мужчина! Подходит, пытается обнять…
— Подожди, Саш.
Замирает, отстранившись.
— Сначала все-таки поговорим.
Отходит.
— Ну… хорошо… А о чем ты хочешь говорить?
Усаживается на табуретку и принимается накладывать сахар уже во вторую чашку кофе, которую я сварила себе, пока он был в душе! Провожаю ее тоскливым взглядом, но он даже не замечает этого. Придется покупать турку в три раза больше… Если все у нас… Стоп. Хватит мечтать! Ничего ведь до сих пор не ясно с этим проклятущим мужиком!
— О чем говорить? О том, что произошло там, на Домбае, о твоих исчезновениях и появлениях, о твоем чертовом молчании и, наконец, о бегстве за границу моего бывшего мужа.
Отводит глаза так воровато, что понимаю — без него тут действительно не обошлось. Но, видимо, из всего мной перечисленного, именно этот пункт для него самый безболезненный. Потому как начинает с конца.
— Я и сам не понял, чего он так драпанул. Попросил просто немного пощупать его за мягкое подбрюшье. Чтобы жизнь медом не казалась. А он в бега подался.
— Значит, попросил…
— Ну Надь!
Смотрит умильно, но глаза смеются. Мальчишка. Великовозрастный мальчишка, облеченный колоссальной властью… Ладно. Проехали. В конце концов, не мне быть недовольной тем, что Игоря наконец-то крепко щелкнули по носу. Чувствую себя отомщенной. Хотя, наверно, месть оказалось слишком масштабной… С другой стороны, если так резво кинулся бежать, может, совесть-то у него действительно не чиста?..
— А что до последних событий, завершение которых ты наблюдала на Домбае, то спрашивай. Я отвечу на все твои вопросы, Надь. Обещаю.
— Ты даже не представляешь себе, что я пережила. Из-за Даньки, из-за тебя…
— Так было надо.
Черт! И этот туда же!
— Но почему? Зачем?..
— Этой истории уже много лет. Моя жена… Бывшая жена… — смотрит со значением и продолжает. — Я бы действительно развелся с ней уже давно, если бы…
— Если бы не гора трупов…
— Надь, ну ты-то не такая дура, как Наташка. Это она вбила себе в голову, что если уничтожит вокруг меня всех женщин, то я навек останусь с ней. Чушь. Я оставался с ней совсем по другой причине.
— Из-за чувства вины?
— Поняла, да?
Киваю и, чтобы спрятать от него лицо, отворачиваюсь к плите и принимаюсь варить еще одну порцию кофе. А заодно ставлю на огонь большую сковородку. Я, в отличие от моего любовника, есть уже очень хочу.
— После той аварии, когда она чуть не умерла — врачи чудом вытащили, я себе места не находил. Как гляну на нее… Или на Димку, бедолагу. Я был тогда очень усталым — ехали издалека. Не заснул за рулем, нет, но если бы не эта чертова усталость, наверно, мог бы среагировать быстрее, резче и адекватнее. А так тот камазист, которого Наташка при тебе упоминала, нашу машину просто в узел завязал.
Даже руками всплескиваю, поворачиваясь к нему.
— Глупости! Ни в чем ты не виноват, Саш. Ты… Ты просто дурак какой-то. Столько лет себя терзать! Кому от этого легче?..
— Ты бы меня простила?
— Ну конечно, простила. Когда женщина любит, то может простить все…
Думаю о Даньке и о том, как повел себя Саша в пионерском лагере. И сразу мрачнею. Боль он мне тогда причинил колоссальную… Теперь-то понятно — небось, уже тогда Гошу подозревал, но все равно… Я снова отворачиваюсь к плите, снова прячусь. Внезапно его руки обнимают меня.
— Тогда прости меня, Надь! За все.
— Так уверен, что люблю?
— Да. То есть нет. То есть… Надь, иди к черту. Не умею я на эти бабские темы говорить — люблю, не люблю. Я за вас с Данькой жизнь отдам, а ты со своими глупостями…
— Уже отдал. У меня на глазах. Седых волос мне сколько прибавил!
— Нету у тебя никаких седых волос, не ври. Это вот у меня вся башка седая…
Вырываюсь из его объятий. Вздыхает и вновь отходит в сторону.
— Так зачем был нужен этот спектакль?
— Из-за покушений на меня. Кто-то очень хотел меня убить, а кто именно, никак не удавалось вычислить. Про Наташу я в этом смысле и не думал. Был уверен, что все пропавшие и погибшие женщины — Нина, Оля, потом Таня, Маша и Юлька — дело рук Димы.
— Они все… Ты любил их?
— Нину — очень. Ушел бы к ней, если бы… Если бы сумел ее сберечь. Оля… С Олей мне просто легко было. Приятно и легко… Маша и Таня — просто случайные связи, которые закончились для этих девчонок так страшно. Юлька забеременела… Как ты… Только…
— Я знаю. Можешь не продолжать.
Молчит. Потом:
— Спасибо. Мне было бы трудно говорить об этом… — повисает пауза, а потом продолжает уже другим, куда более деловитым тоном. — Что только не предпринимали, чтобы Димку под контролем держать, а он все равно раз за разом ускользал. Скольким я людям жизнь сломал, увольняя с волчьим билетом. Гневался, что не уследили они за маньяком… Теперь-то стало понятно, что Димке в этих побегах профессионально помогали те, кому моя жена платила. Его увозили из больницы, по всей видимости, вкалывали сильное снотворное и клали возле очередного трупа. А когда он приходил в себя и видел весь ужас вокруг, появлялась Наташка и рассказывала ему, что это он все сделал. С подробностями.