— Может быть, но контракт подписан, дорогой мой. Деньги в качестве аванса получены, оборудование закуплено, подопытные, включая ваших ротозеев охранников, доставлены, так что надо начинать работать, а не рассуждать, что можно, а чего нельзя, — повышая голос произнес Асланов.
Аркадий посмотрел на него, потом на Бориса, словно ища в его лице поддержки, и лишь развел руками, словно говоря: «Я предупреждаю, из этой затеи ничего не выйдет, а поэтому я умываю руки, точнее могу только участвовать во всем этом, но не отвечать».
— Вот и отлично, а теперь прошу взглянуть на лабораторию, которую мы подготовили.
Сидящие поднялись и, пройдя через зал, спустились в подземную часть здания. Матовая стеклянная дверь, за которой была вторая такая же, раздвинулись, пропуская людей. В большом круглом зале располагалось несколько герметичных кабин и ряд дверей, на которых было написано «лаборатория» и цифры с номерами. При виде оборудования, которое он увидел, у него перехватило дух. Аркадий понял, что все сказанное было не пустым звуком и не авантюрной затеей людей, пытающихся продать воздух. Они знали чего хотят и как это сделать. Им оставалось только одно — найти специалистов, которые возьмутся за решение этой проблемы.
— А вот и курочки, — с ухмылкой на лице произнес Асланов, глядя на ряд стеклянных клеток, в одной из которых сидела курица.
Аркадий вздрогнул и посмотрел на Асланова.
— Шутка, дорогой мой, шутка. Сначала надо подобрать штат сотрудников, а потом птичек завозить для работы, а то они помрут, и какой прок от них будет? Никакой. А больные курочки денег стоят, наших с вами, между прочим, денег, — и рассмеялся.
— Фантастика, — произнес Аркадий, глядя на приборы, компьютеры, микроскопы и шкафы, набитые банками и прочей медтехникой, — честное слово, просто фантастика. Где вы все это раздобыли?
Довольный такой реакцией, Асланов усмехнулся и произнес:
— Деньги, дорогой мой, деньги и еще раз деньги. Сегодня платишь, завтра получаешь то, что тебе надо. Я же сказал, аванс получен, стало быть, надо работать, чтобы получить остальное.
— Да, но…, — Аркадий осекся, так и не закончив фразу. Все было и так понятно. Все изменилось, и теперь предстояло работать совершенно в ином направлении, и для этого нужны были специалисты другого профиля, нежели он. Он повернулся к Борису и спросил:
— Нужны врачи, точнее специалисты в области вирусологии, иммунологи, биологи и генетики. Ты понимаешь, что это значит?
— Конечно. Нужны? Значит будут. Из-под земли достанем.
— А если?
— А если не захотят, а так скорее всего и будет, привезем и заставим. И в этом нам помогут, не так ли Али? — и Борис повернулся к молчавшему все это время Али, который как тень шел позади всех.
— В чем вопрос. Скажи, кто нужен и завтра он будет у тебя. Вместе с женой и любимой тещей и будет ради их жизни делать то, что ты ему скажешь. Ты меня знаешь. Мои люди тебе сколько доноров доставили? Сорок?
— Тридцать девять.
— Извини, дорогой, одним больше одним меньше, какие вопросы. Но ведь доставили. И теперь достанем и врачей и биологов и медсестер, каких только скажешь.
— Вот тебе и ответ на твой вопрос, — подытожил разговор Борис, — Все что надо, будет. Твое дело скоординировать их деятельность и заставить работать, а специалистов мы тебе найдем каких захочешь, об этом ты, Аркаша, не волнуйся. Понял?
— Понял.
— Вот и отлично. Поднимемся наверх и обмоем начало нового проекта?
— Отличная идея, — произнес Али и первым пошел к лестнице.
* * *
За обедом Аркадий, впервые после большого перерыва, основательно напился. Он сам не понимал зачем столько выпил. Возможно, чтобы забыть переживания прошедших суток с момента когда сбежал донор, или оттого, что его смущал, точнее пугал предстоящий проект. Короче — он напился и не без помощи Али был препровожден в комнату, где благополучно приземлился на софе.
Голова шла кругом, а вместе с ней, словно спираль, раскручивались мысли о прошлом.
Тысяча девятьсот восемьдесят седьмой год, перестройка в самом разгаре. Молоденький паренек Аркадий Логачев оканчивает школу и без проблем поступает в медицинский институт. Годы учебы пролетают как один день. Перспективный студент, гордость факультета, заканчивает его в числе лучших, и перед ним открывается блестящая карьера врача. Планы, мечты, слава и, конечно же, деньги, зовут и манят новоявленного хирурга в одну из клиник Питера. И здесь впервые волны жизненных передряг ударяются о незримые преграды, коих множество на пути путников за удачей. На дворе девяносто третий год, неудержимая инфляция, проблемы с выплатой зарплат в учреждениях, в том числе больницах и клиниках. К тому же сама зарплата просто смехотворная. Именно тогда Аркадий впервые задумывается: а правильно ли он сделал, выбрав медицину, в качестве своего призвания. Операции, бессонные ночи, и больные, больные, бесконечной чередой проходят перед ним.
После двух лет работы понимает, что так жить дальше он не может, а главное — не хочет. Он решается уйти из клиники и отчаянно ищет новую работу. Для этого предпринимаются разные шаги, обращается к друзьям и в частные клиники с предложениями, и впервые сталкивается с проблемой, о которой не подозревал. Считать себя талантливым врачом и быть таковым на самом деле — это разные вещи. Мало по-настоящему владеть своим ремеслом, надо иметь стаж, опыт, рекомендации и массу черт знает чего, чтобы, придя на собеседование, ты мог не ерзать на стуле, а спокойно и вальяжно разговаривать, зная себе цену, и грубо говоря, «качать права», зная, что за спиной достойный послужной список, включая опыт работы, публикации и прочие заслуги. Время шло, но попытки найти хорошее, а точнее сказать, денежное место, оканчивались ничем, и он продолжал работать на прежнем месте.
В том же девяносто восьмом Аркадий впервые сорвался и прямо за операционным столом допустил непростительную ошибку, результатом которой стала смерть больного. Стараниями шефа инцидент был замят, но для себя Аркадий твердо решил, что это знак, надо кардинально менять работу или он просто сопьется, а к этому все шло. Нет, он не был запойным пьяницей, но, как и большинство врачей в клинике, после смены выпивал изрядную дозу халявного спирта, который подобно наркотику снимал напряжение рабочего дня и давал возможность расслабиться и забыть заботы и тревоги хотя бы до следующего утра. Потом приходила рабочая смена, финал которой был точным повторением предыдущего дня. И так изо дня в день.
Шаг, который определил судьбу Аркадия, был сделан случайно, а может быть, к этому располагал характер, который за годы работы в клинике полностью сформировался. Он понял, что больные ему совершенно безразличны. Он делал операции и копался в их организме, как механик, ремонтирующий поношенный двигатель старого авто. Только вместо поршней, стартеров и карбюраторов были почки, печенка, селезенка и куча других органов, пораженных десятками недугов или подорванных наркотой, водкой и самой жизнью. Он смотрел на них, резал, пришивал, вставлял новые и все чаще задумывался, с каким жгучим желанием, он просто отправил бы того или иного пациента, с противными глазками, или заплывшей рожей, на тот свет и при этом совершенно не мучился совестью из-за своего поступка. Резать людей было его ремеслом. Именно резать, а не лечить, так для себя Аркадий сформулировал род своей деятельности.
Он вспомнил как дико посмотрела на него Ольга, с которой он начал встречаться, когда на вопрос, — А чем ты занимаешься? — он ответил прямо и четко: — Людей режу вдоль и поперек, иногда зашиваю, иногда, если не получается, их увозят в морг, все зависит от настроения, — и улыбнулся собственной шутке. Но для него это было естественным, истинным пониманием того, что он делает, и в этом была его трагедия.
Летом двухтысячного года, когда после неудачной операции, в результате которой пациент умер спустя трое суток, его вызвал заведующий отделением Осипов, и мрачно посмотрев в глаза, спросил:
— Выдохся?
— Наверно.
— Тогда лучше уходи. Трудно покрывать факты, а они упрямая вещь.
— Верю.
— Ты что спятил?
— Да на такой работе, кто угодно спятит. Я по шесть, а то и восемь часов стою на ногах, и не просто стою, а режу людей.
— Вот именно, режешь. Слово-то какое. А надо не резать, надо лечить, понимаешь? Аркадий, ты же отличный хирург. Я помню как ты мне не раз ассистировал, сколько раз мы вместе делали сложнейшие операции, и я завидовал тому, как мастерски ты оперируешь. Что случилось?
— Ничего, — тихо произнес Аркадий, — не могу больше. Все опротивело, понимаешь, опро-ти-ве-ло. Прихожу в кассу, а дают копейки. Потом как нищему в карманы суют пакеты с деньгами или бутылки с коньяком, а я выхожу на улицу и вижу, как этот самый прыщавый больной садится в Мерс за сто штук баксов и, ухмыляясь, гладит телку, которая готова отсосать ему прямо в машине. Противно, понимаешь противно все.
— Что противно? Жизнь не нравится, хочешь видеть себя на месте прыщавого что ли?
— Поверишь, хочу. Очень хочу. Вот так же как он, сесть в тачку и с ходу сотню, чтоб колеса визжали, по газам и со свистом. Вечером в кабак с огнями и вокруг девки, чтобы на цырлах в очереди.
— Знаешь, по-моему у тебя и впрямь крыша поехала, или может ты кайфанул?
— Нет, кроме местного дрянного спирта, ничего.
— Тогда извини, но я тебя не понимаю. Хорошо, допустим мало платят, не хватает, надоело, только к чему весь этот огород городить? Ищи место, иди в частную медицину, в конце концов, на дворе двадцать первый век, народ делает деньги из воздуха. Если тебе так хочется окунуться в этот мир, какие проблемы? Ты же хирург от бога, займись пластической хирургией, там сумасшедшие деньги платят, или, на худой конец, абортами, будешь упакован так, что и на тачку хватит, и девок накупишь сколько на конец насадить сможешь. Не хочешь хирургией заниматься, так, пожалуйста, займись алкашней. Сейчас из запоя чтобы вывести до двух тысяч берут, а всего-то дел, капельницу поставил, да лекарств, от силы на триста рублей накупил. Взял двух-трех медсестер, натаскал и вперед, стричь купоны.
— Может быть, — тоскливо произнес Аркадий.
— Короче думай сам, только это тебе мое последнее предупреждение. Облажаешься еще раз защищать не буду, выгоню с волчьим билетом, так и знай. Все, разговор окончен.
Аркадий вышел, а через два дня подал заявление об уходе.
Месяц он проторчал дома. Деньги кончились и надо было решать, как жить дальше. Впрочем, решение пришло само собой. Спустя несколько дней ему позвонил один из его бывших пациентов, попросил разрешения подъехать, о чем-то переговорить. Они встретились на следующий день. Оказалось, что у его знакомой проблема, которую он хотел бы решить, но она столь деликатного характера, что не знает с чего начать. Аркадий не сразу понял в чем суть дела, и лишь спустя полчаса, после путаного рассказа гостя тот, наконец, прямо заявил, что его сестре нужна почка для пересадки, ждать значит обречь сестру на верную смерть. И поэтому он готов хорошо заплатить, если Аркадий ему поможет решить эту проблему.
Аркадий хотел было послать бывшего пациента куда подальше, но, подумав, неожиданно сказал, что подумает как помочь его сестре. Это и положило начало новому жизненному пути, который на несколько лет определил деятельность Аркадия. Уже через два месяца он завел знакомства, а спустя короткое время устроился в больницу, где шла достаточно бойкая незаконная торговля донорскими органами. Они продержались почти два года, пока их бизнес не прикрыли. Ему чудом удалось избежать наказания, но с Питером пришлось расстаться раз и навсегда, и он перебрался в Тверь.
Захолустный по его понятиям городок был лишь транзитом для переезда в Москву, но для этого нужны были деньги. Вот тут-то на горизонте и появился Борис с проектом, который сулил в перспективе огромные деньги, квартиру в Москве, машину и все остальное. Аркадий воспринял это как само собой разумеющееся и без колебаний сделал новый шаг в своем движении на пути, который вел либо к заветной мечте разбогатеть, либо прямо в Ад.
Аркадий потянулся, спираль его жизни как-то странно скрипнула и оборвалась, и он заснул мертвецким сном, забыв на время обо всем, что было и что ждет его впереди.
Глава 10
Павел сидел в своем кабинете все еще находясь под впечатлением новости, которую ему только что сообщила Лиза.
— Нет, надо же, майор её дядя, а никто об этом, в том числе и он, не знает. Впрочем, наверняка кто-то и знает, только не он. А Лиза, какова, молчала как партизан и ни слова.
В этот момент мобильный телефон замурлыкал знакомую мелодию. Павел вытащил телефон и посмотрел на экран. Звонил Волин, номер которого он уже занес в блокнот.
— Алло.
— Павел, привет, это я, Артем. Слушай, я завтра возвращаюсь, ты часам к десяти, подгребай ко мне.
— Что-нибудь раскопали?
— Так, мелочь, но все же хоть что-то чем ничего.
— А что мне начальству доложить?
— Просто отметься и все, я приеду и все улажу, возможно, тебя к нам заберут.
— В смысле?
— В прямом. Ты что, до пенсии хочешь сидеть в своем отделении?
— Да нет, я как-то об этом не думал, и вообще…, — он чуть не брякнул насчет Лизы, но вовремя остановился и добавил, — Я все понял, завтра буду в десять.
— Добро, до завтра.
Павел щелкнул крышкой и задумался.
— Ну и денек выдался, лучше не придумаешь, одна новость за другой. То-то еще будет впереди. Честное слово, с ума сойти можно.
* * *
Остаток дня прошел гораздо спокойнее, чем утро, и когда Лиза заглянула в его кабинет и спросила, не собирается ли он домой, он живо убрал папку с делом в сейф, и тут же собрался.
Они вышли на улицу. Теплый вечер высветил звезды на небе и на душе было легко и спокойно.
— Какие на сегодня планы? — спросил он.
Лиза рассмеялась и ответила:
— То же самое я хотела спросить у тебя.
Они уже вышли за ограду райотдела и направились по дорожке вдоль пятиэтажек, которые должны были скоро снести. В палисадниках росли деревья, а возле одного из домов была выложена красивая клумба из камней и посажены цветы. Павел держал Лизу за руку и не знал что сказать. Вернее, он знал, но слов было так много, что они нагромождались друг на друга, а хотелось выделить главные слова, те, которые отразили бы смысл всех остальных. Но вместо этого он произнес:
— Волин звонил с Петровки, меня вроде как хотят забрать туда работать, — произнес он, с грустью в голосе.
— На Петровку, здорово. Значит, ты им понравился. Слушай, Паша, ты прямо растешь не по дням, а по часам. Глядишь, через год повышение дадут.
— Брось Лиз, я серьезно.
— И я серьезно, радоваться надо, а ты?
— Так ведь там тебя не будет, чего же мне радоваться.
Она остановилась.
— Ты серьезно?
— Конечно.
— Глупый, я действительно рада, что у тебя так здорово все складывается. А то что видеться не будем, так ведь это только на работе, не так ли?
— А разве может быть иначе?
— Тогда о чем грустить, наоборот, это надо отметить.
— Точно, а как?
— Тебя же повысили, тебе и предлагать.
— Еще нет, может еще все изменится или начальство не отпустит.
— Брось. Раз твой Волин намекнул, значит все решено, а стало быть твое повышение дело времени.
— Ты так считаешь?
— Конечно.
Павел подумал и вдруг, произнес:
— А как ты смотришь, если мы отметим у меня дома и я познакомлю тебя со своими родными?
— Как, прямо сейчас?
— Ну да, а что такого?
— Да нет, во-первых я в форме, и вообще, надо подготовиться. Представляю как они воспримут меня в таком наряде.
— Очень даже хорошо воспримут, уверяю тебя. И потом, рано или поздно надо познакомиться, а следующий черед будет мой.
— Ты считаешь, что в таком наряде я не очень их шокирую?
— Совершенно нет, ты не знаешь моих предков, особенно батю, мировой мужик.