Глава 15. Лина
Через несколько минут мы въезжаем в город с другой стороны. Судя по навигатору, буквально через четыреста метров наш пункт назначения. Алексей сбавляет скорость, чтобы не пропустить поворот, и уделяет все свое внимание дороге. А я представляю его холостяцкую квартирку с большой просторной кроватью, на шелковых простынях которой просыпалось немереное количество девиц!
— А как насчет тебя? — вдруг спрашивает Алексей, и я в страхе прогоняю прочь вереницу грязных мыслей. Я бы никогда не легла в постель с парнем, будь он хоть тысячу раз красив, только потому, что он красив. Или потому что у него собственная квартира, машина и дорогие рубашки, которые он меняет каждый день. Может, он их вовсе не стирает и не гладит, а выкидывает? Вот паршивец! Я бросаю на него косой взгляд, но меня сбивает с толка его улыбка: — Хочу услышать короткий рассказ о твоей жизни.
— Мой короткий рассказ уместится в двух словах: работа-учеба. Ты и так знаешь обо мне почти все. К тому же, еще и знаком с моей мамой.
А вот он почему-то даже ни заикнулся о своих родителях…
— Ты учишься в школе? — он подозрительно выгибает бровь.
— Прости, но ты уже шутил на эту тему. Я помню твой вопрос: «можно ли тебе ездить впереди?», — я стараюсь как можно точнее спародировать его манеру говорить. — Если ты переживаешь за свою репутацию, потому что возишь по городу малолетку, можешь быть спокоен, статья тебе не грозит.
Он громко смеется. Его смех звучит, как мелодия. Мы сворачиваем к огромному сине-белому зданию и тормозим недалеко от входа. Я вижу, как он вытирает кулаком слезы.
— Откуда ты такая? — отсмеявшись, улыбается Алексей. Улыбается так божественно, что у меня в животе начинают прыгать розовые пони с мармеладками в лапках.
— Оттуда, откуда и ты. Я тоже родилась и выросла здесь.
Он отстегивается и разворачивается ко мне вполоборота:
— Странно, и почему мы раньше не встречались?
Его на самом деле это разочаровывает? Или он снова стебется надо мной?
— Потому что шанс встретиться в нашем городе примерно один к миллиону.
— И все же мы встретились. Нам повезло.
— Да уж, повезло.
Я тоже освобождаюсь от ремня безопасности, но не потому, что он мешает мне сидеть, а чтобы как можно скорее сбежать от бесстыжих глаз этого супчика. Он снова смотрит на меня так, как умеет смотреть только он, и улыбается. Потрясающе улыбается! Взгляд Алексея нельзя назвать нахальным, самонадеянным или неприятным. Все совсем наоборот, и это меня пугает.
Я выскакиваю из машины и по инерции делаю несколько шагов вперед, но чувствую боль в лодыжке и от этого напрягаюсь всем телом. Невольно поджимаю правую ногу, вращаю стопой, опускаю ее и снова пробую наступить. Не то что бы я совсем не могу идти, но ощущаю, как при ходьбе в щиколотке что-то раздражающе зудит.
— Ты в порядке? — Алексей оказывается слишком близко. Неожиданно близко.
Он аккуратно берет меня под локоть, и от его прикосновения я задыхаюсь. Мне кажется, будто вся кровь разом отхлынула от руки и горной рекой шибанула мне в голову. Вместе с розовыми пони.
— Да, — морщусь я, но не от боли. — То есть, нет.
Он зачем-то собирается наклониться, и я, сообразив, что сейчас он прикоснется еще и к моей ноге, в испуге хватаюсь за его рубашку.
— Нет! В смысле, — я с силой тяну его обратно, — со мной все в порядке. Я просто неудачно подвернула ногу.
— Ты вывихнула ногу! — он выпрямляется и смотрит мне в глаза, как будто хочет убедить в серьезности ситуации.
Мы оказываемся в миллиметре друг от друга. Я приказываю себе отступить назад, но ощущаю тонкий аромат его парфюма, такой легкий и ненавязчивый, как морской бриз. Обычно парни выливают на себя полфлакона и создают впечатление дешевой парфюмерной лавки, с Алексеем же все совсем наоборот. Его запах притягателен, хочется вдыхать и вдыхать его, но он настолько неуловим, что, чтобы насытиться им сполна, следует выключить мозг и позволить себе раствориться в нем. Он море, он океан. Неисправимый романтик, мечтающий о парусах, бурях и мачтах. Он свобода, он свежий ветер. Он…
Нет! Я не должна терять голову!
— Клиническая картина при вывихе совершенно иная, — я присаживаюсь на корточки и вытягиваю правую ногу, живо вспоминая лекцию. Я будто бы читаю записанные мною строчки, не вникая в их смысл: — Основной жалобой пострадавшего при вывихе является невозможность произвести какое-либо движение в суставе. Попытка сделать движение в суставе сопровождается появлением сильной боли в области сустава. — Я возвращаюсь в вертикальное положение и делаю огромный шаг в сторону. — У меня нет сильной боли, лишь небольшой дискомфорт.
— Точно? — строго спрашивает Алексей, как будто разговаривает с ребенком.
— Точно, — киваю я, не смея взглянуть на него даже вскользь.
— Думаю, тебе все равно лучше посидеть в машине. Я сам заберу заказ, это дело не требует твоего присутствия.
— Хорошо, — соглашаюсь я.
Алексей распахивает передо мной дверцу, и я, не мешкая, плюхаюсь на сидение, чтобы он не успел снова прикоснуться ко мне. Чертов джентри! Он такой обходительный, заботливый, красивый, его взгляд переполнен участием… Умоляю небеса, чтобы этот супчик поскорее скрылся вон за теми дверьми и не мучил меня больше своей идеальностью! Я зажмуриваюсь и вновь ощущаю его запах, полный свежести и манящей свободы. В своих мечтах я рисую, как засыпаю у него на плече, встретив рассвет на берегу океана.
Вскоре Алексей возвращается с первой партией эхеверий. Я не могу усидеть на месте и привстаю, чтобы увидеть малышек воочию, но почему-то при всем своем желании уделяю им лишь несколько секунд. Большую же часть времени я наблюдаю за самим Алексеем: как он ставит ящик на заднее сидение, как его крепкие руки тянутся вглубь салона и поправляют покрывало, которое он предварительно расстелил, чтобы не поцарапать Черную Кошечку изнутри. Его машина уже не кажется мне Убийцей, она такая же аккуратная и покладистая, как и ее хозяин.
Я обнимаю спинку сидения и, не сумев вовремя прикусить язык, выдаю:
— Наверно, сегодня я могла бы не ездить с тобой совсем.
— С твоей ногой все так плохо?
— Нет! Не беспокойся, она в порядке. Просто… ты все делаешь сам.
Алексей приподнимает бровь:
— А ты хотела бы потаскать ящики?
Я смеюсь:
— Представляю это жалкое зрелище!
Он улыбается и выныривает из салона, но на мгновение задерживается, еще до конца не прикрыв заднюю дверцу:
— Твое присутствие делает мне этот день, — улыбается по-простому, без заискивания или какого бы то ни было подтекста. — И для этого тебе не обязательно таскать ящики. К тому же, кто еще, кроме тебя, раскрыл бы мне глаза на то, что быть «ми-ми-ми» — это ужасно!
Коротко хохотнув, он разворачивается и уходит.
— Не ужасно, а слишком. И это не одно и то же! — выкрикиваю я ему вслед.
Вздыхаю и растекаюсь по сидению.
Когда все ящики с эхевериями и пахифитумами оказываются внутри салона, а Алексей занимает свое место рядом со мной, меня накрывает колкое мучительное волнение. Я понимаю, что ближайшие полчаса для нас последние. Нет, в смысле дальше и у него, и у меня все будет хорошо, но это «для нас» бесследно растворится в завтрашнем дне. Я не хочу заглядывать вперед, я хочу остаться в настоящем навсегда. Но это глупо. Глупо и слишком легкомысленно.
— Так значит, ты будущий врач? — Алексей кладет руки на руль, но, кажется, собирается ограничиться лишь этим действием.
— Я? Что ты, не-ет! — произношу это так, будто врачебное дело для меня недосягаемо. Хотя зачем я вру? Дружить с химией и биологией я до сих пор так и не научилась.
Он разглядывает меня с двойным любопытством:
— Мне показалось, что ты в идеале владеешь темой. Тогда откуда такие познания?
— Готовлюсь к зачету, — пожимаю плечами я, — базовые знания по оказанию первой медицинской помощи нужны не только врачам, но еще и педагогам.
— Оу! — Алексей оживляется. Он склоняет голову так, что несколько отдельных прядей волос падают ему на лоб, и смотрит на меня с легким прищуром. — Выходит, я катаю по городу училку? По-моему, это в разы страшнее той статьи, которой ты мне угрожала.
— Что ты имеешь против училок? — театрально нахохливаюсь я.
Он смеется:
— Готов поспорить, если бы я был твоим учеником, ты бы не щадила красные чернила и на каждом уроке отрывалась бы именно на мне. Поссорилась с мужем, свекровь достала, неприятности в коллективе — я был бы твоим «любимчиком».
«Ты был бы моим любимчиком!» — мысленно соглашаюсь я, но произношу совсем другое:
— Ну уж нет! Я буду оценивать каждого непредвзято.
— Ого, какие громкие заявления! — Алексей потирает подбородок и с огоньком в глазах предлагает то, на что мне сейчас меньше всего хотелось бы реагировать: — Потренируешься на мне? Как ты меня оцениваешь?
Теперь его взгляд по-настоящему невыносим. Мне хочется сбежать, спрятаться, скрыться, исчезнуть. Он изучает меня, всю, от и до, и делает это с не скрывающим азартом.
— Я оцениваю тебя непредвзято, — скороговоркой произношу я и хватаюсь за ремень безопасности. Мне срочно нужно занять чем-то руки… глаза, мысли, розовую пустоту, которая осталась после пони — заполнить ее чувством томительной взволнованности. Я не понимаю, нравится ли мне подобное внимание или оно меня пугает. Я запуталась.
— Звучит убедительно, — смеется он и тоже пристегивается.
Мы отъезжаем от сине-белого здания — теперь оно будет ассоциироваться у меня непременно с морским причалом! — будто выплываем из бухты под тугими парусами.
Минута молчания тянется слишком долго. Про себя я перебираю темы, которыми можно было бы сорвать нависшую над нами паузу, но все мои размышления вновь сводятся к его «многочисленным Катеринам». Сколько у него их было: одна, две, три или девятнадцать, как в романе? И пока я детально, вплоть до нарисованных бровей и марки тонального крема, представляю каждую, мы выезжаем на «окружную».
— Как поживают твои подписчики? — вдруг спрашивает Алексей, и мне становится стыдно за то, что я ковыряюсь в его спальне, пусть даже та спальня находится в моем собственном воображении, в то время как он беспокоится о моих неудачах. — Кто-нибудь прибавился?
— Ну да, — ухмыляюсь я и позволяю себе взглянуть на него, пока он увлечен дорогой. — Ты и один из твоих приятелей.
На самом деле мне очень приятно, что Алексей сразу же подписался. А я так и не решилась взглянуть на его снимки. Наверняка они жизнеутверждающие и разнообразные, и он на них не один.
— Мне кажется, тебе нужно разбавить кадры с растениями своими фотографиями.
Что? Я не ослышалась? Загружать в бизнес-профиль фотографии девчонки, которая едва тянет на четырнадцать? Да меня никто не воспримет всерьез!
Я издаю громкий звук, похожий на бульканье воды в закипающем чайнике:
— Да ну, не-е-ет! — и вскидываю руки, желая заткнуть себе уши, будто бы то, что я только что воспроизвела, можно удалить из его памяти.
— Ну или кем-то другим, но живым, — ровно отзывается он. И я начинаю сомневаться: а может, метод ушных затычек реально работает? — Как насчет твоего парня?
— У меня нет парня! — снова хмыкаю я, но на этот раз узнаю свой собственный, нормальный голос.
— Есть, — утверждает он, будто бы успел что-то разнюхать.
Но у меня действительно нет парня, и не было уже лет сто! Ровно с того момента, как началась взрослая жизнь, полная забот и обязанностей. О ком он? Может, самонадеянный супчик намекает на себя? Хах!
О, боже-е-е…
— Ты… — вырывается из меня, но я осекаюсь.
— Я о том счастливчике, который живет у вас в магазине. Кактус. К сожалению, не знаю его названия…
— Род.
— Его зовут Рот? — удивляется он.
Я нервно хихикаю, вспоминая, чьим именем нарекла упоминаемого «парня».
— Не название, а род. Его род — опунция, семейство — кактусовые. И вообще, он не мой парень! — … А наверняка чей-то еще. — Или ты считаешь, что если я люблю суккуленты, то стану встречаться с кактусом?
— Прости, я не это имел в виду, — улыбается Алексей, и я понимаю, что его извиняющаяся улыбка очаровательна. — Я всего лишь хотел подкинуть тебе идею.
— Какую?
— Что, если не ты, а он станет ведущим цветочного блога: будет рассказывать о растениях, о своем распорядке дня, делиться мечтами и планами, ездить в отпуск, спрашивать мнение подписчиков на злободневные темы… в общем, делать тебе неповторимый, оригинальный контент.
Представляю эту картину: кактус в компании изысканных стройняшек-монантес и подпись «самовлюбленный супчик не может выбрать очередную пассию», а на следующем снимке снова он, но уже один на один с обнаженной аргиродермой. И никаких рубашек!
Я смеюсь. Но сомневаюсь, смогу ли я подобным образом сделать «Алексея» героем нашего времени? Где его фотографировать, каждый раз в кругу «дам»? О чем писать, о его непревзойденной прическе?
— Не знаю, — произношу я, утопая в сомнениях, но по интонации выходит как-то слишком вдохновенно.
— Мне кажется, именно этого вам и не хватает: капельки абсурда и юмора. А с юмором у тебя все в порядке!
— Спасибо, — благодарю я. И чувствую, как по моему лицу от его комплемента сама собой растекается улыбка. Наверно, я выгляжу, глупо. Глупо, но счастливо. Но все-таки настораживаюсь: — А с чего вдруг такой интерес к цветочному профилю?
— Мне кажется, вы могли бы зарабатывать больше. Честно говоря, не понимаю, в чем причина низких продаж.
— Откуда ты знаешь о наших объемах продаж?
— Ох, да. Извини. — Он пожимает плечами. — Я случайно видел бухгалтерию, когда стоял за стойкой…
Его лицо говорит мне о том, что Алексей извиняется совершенно искренне. К тому же, маме свойственно держать подобные бумаги под рукой.
— Да ничего. Никаких секретов, — вздыхаю я. — Все, действительно, паршиво.
Алексей виновато улыбается и тянется к телефону, который все это время безмолвствовал на приборной панели, а теперь ожил и сообщает о входящем звонке.
— Привет, — переключает свое внимание на кого-то, и по его интонации я просто уверена, что это девушка! Так не разговаривают с лицами мужского пола, пусть даже это родной отец или лучший друг. — Чего-то вы быстро. Насиделись уже? — Я внимательно наблюдаю за его мимикой и по вопросам-ответам пытаюсь проанализировать, кем она может ему приходиться. А он, выгибает бровь и обращается ко мне: — Мы же не спешим?
— Нет, — растерянно отзываюсь я.
Он спокоен? В панике? Не рассчитывал, что та закончит дела так скоро? Нет… Алексея ни капли не смущает мое присутствие. Он с ней любезничает! Любезничает при мне.
Вот дьявол!
— Тогда выходи, сейчас заберу, — мягко улыбается он. Прячет айфон в карман и осторожно смотрит на меня. Смотрит долго, сомневающимся взглядом.
— Что? — не выдерживаю я.
Мое настроение стремительно катится в тартарары. Сейчас в нашу Черную Кошечку сядет одна из тех, кого я сегодня в подробностях рисовала в своем воображении, и я при этом должна оставаться в бодром расположении духа? Отвратительная ситуация, хуже не придумаешь!
К тому же Алексей меня добивает:
— Послушай… только не обижайся, пожалуйста! Там ящики, — он едва заметно кивает, указывая на цветы, — а нам нужно подобрать одного хорошего человечка. Может, ты пересядешь назад, а? И заодно присмотришь за растениями. Так было бы удобнее. А Катя сядет впереди.
Катя?
Катерина?
Вот гадость!
Пропади он пропадом, этот всевидящий Джон Грин*!
*Джон Грин — американский писатель, автор книг для подростков, название одной из которых «Многочисленные Катерины».
Глава 16. Алексей
Мы подъезжаем к дому Шуши, возле которого, сразу после универа, я высадил Катю. Его фасад, отражая солнечные лучи, слепит глаза. Катя уже стоит возле фонтана, но мою машину пока еще не видит — увлечена телефонным разговором. Она активно жестикулирует свободной рукой, видимо, пытаясь кому-то что-то объяснить или доказать, и смотрит себе под ноги.