Когда он сказал вернётся? В Час Зимних Сумерек? А сейчас который час? Эльдарка слышала что-то об измерении времени у тёмных сородичей, но, сведения, которые она могла сейчас вспомнить, были крайне бессвязны и противоречивы.
Недолго поколебавшись — любопытство взяло верх, — девушка осторожно потрогала ручку двери. Ещё одна странность — дверь оказалась не заперта и даже без ловушек.
Оказавшись внутри спальни своего пленителя, эльдарка удивилась ещё больше. О личном комфорте тёмный не думал в принципе, или же не отводил ему столь большого значения, какое следовало бы, по представлению самой эльдарки. Комната выглядела маленькой, и напоминала, скорее, каморку, нежели покои воина, занимающего не последнее место в кабале. Однако, комната выглядела уютно и служила, скорее, продолжением гостиной и представляла собой ещё, скорее всего, рабочий кабинет учёного, или того, кто занимается творчеством. Вся комната была заставлена массивными книжными шкафами, внутри которых теснились ряды книг, тоненьких изданий в мягкой обложке, и толстенных фолиантов с эльдарскими рунами и неизвестными символами на корешках. Среди всего этого нагромождения стоял просторный письменный стол с кристаллом-светильником, заваленный разрисованными и исписанными бумагами, а так же письменными принадлежностями и кристаллическими носителями информации. Среди всего этого хаоса, почти на самом краешке стола располагался портативный кристалл-хранитель рукописей, а в дальнем углу высилась искусно выполненная статуэтка Каэлы Менша Кейна, древнего эльдарского бога войны, который, согласно преданиям, вступил в отчаянную схватку с Той-Что-Жаждет, и несмотря на то, что сражался отважно и свирепо, был побеждён. Но не убит. Его сущность была расколота на мелкие куски, которые попали в структуру Рукотворных Миров Эльдар. И эти осколки послужили основами для создания яростных Аватаров, теней воплощений Кроваворукого бога в этом мире. Эльдарские Провидцы пробуждают эти статуи сложным ритуалом и жертвоприношением в минуты, когда эльдарам грозит серьёзная опасность. Странно, что тёмный хранит эту статуэтку. Ярость пробуждённого Аватара Кейна частенько направлялась против тёмных эльдар, и жгла тысячи их собратьев.
У противоположной стены, прямо под книжными полками, располагалась простая, неаккуратно убранная кровать — та самая, на которой эльдарка неудачно пыталась убить своего нового…знакомого, — над которой полупарил кристалл-светильник. Да у стола стояло простое, но удобное, оббитое потёртым бархатом кресло.
Эльдарке казалось, что воин тёмных, занимающий не последнее место в иерархии, находящийся на хорошим счету, должен бы устроиться с куда большим комфортом и размахом. Однако, реальность в который раз поостудила её разгорячённое воображение.
Особое внимание эльдарки кристалл-хранитель рукописей, находящиеся на письменном столе. Она поддалась искушающему любопытству и решилась заглянуть в столь неаккуратно и опрометчиво оставленные записи. Вдруг, что удастся выяснить — кто он такой? И, самое главное, почемуон такой?
Это был ещё один удар по её картине мира. Это были рисунки. И рисунки, посвящённые старой истории Звёздной Империи эльдар и мифологии. Начиная от происхождения богов и войны на небе, Проклятия Кейна, войн с К'танами, и, конечно, заканчивая рождением Той-Что-Жаждет и гибелью богов. Одних набросков и эпизодов сражения Кейна и Слаанеш она насчитала штук пять. К некоторым даже были подписаны четверостишья и стихотворения побольше. Написаны не очень умело, грубовато, но зато с глубоким чувством и эмоциональным напряжением, таким, что читая эти строки, невольно сжималось сердце и волновалась душа. Были и картины старых дней Звёздной Империи. Панорамы утопающих в садах лёгких и прекрасных городов. Их дивные жители, неспешно прогуливающиеся по искусно выложенным, вьющимся среди изящных строений, улицам. И более игривые изображения эльдарских девушек, в лёгких одеждах и совсем обнажённых во всей их целомудренно-чувственной красоте, купающихся в водоёмах, каналах и прудах среди зелени и цветов, или дремлющих в полуденную жару в тенистых, увитых плющом беседках, нежащихся на лоне природы, беспечных и беззаботных. Лёгкими чертами была изображена их целомудренная, в то же время волнующая нагота и невинность. Да он романтик!
Один из рисунков заставил её сердце пропустить удар. На экране была изображена голова рыжеволосой эльдарской девушки, в пол оборота, с зелёными глазами. В этих чертах эльдарка узнавала себя, с немалым стыдом, злостью и смущением. К рисунку была подпись в стихах, написанная неровным, торопливым почерком.
Глаза её светлее звёзд,
А лик ясней луны,
В ней воплощенье дивных грёз
И чистота весны…
Да, видно и писал он в состоянии далёком от безмятежного спокойствия, что ещё больше задело эльдарку. И, вот, теперь она не могла решить, это чувство нравится ей, или же, всё-таки вызывает праведную ярость. По-хорошему, оно ни в коем случае не должно нравиться! Это позор, что тёмный обратил на неё такое внимание — враг, отступник и убийца их детей! И она ещё смеет потворствовать этим чувствам?! А сестра?! А друзья и подруги, убитые, или замученные в плену?! Но, почему, тогда, в груди разливается волна приятного тепла, откуда взялось ощущение и понимание, что он резко отличается от своих собратьев?! С чего вдруг?!
Засмущавшись и разозлившись на себя, она пролистнула изображение, посвящённое ей, и тут же наткнулась на кое-что, что распалило в ней интерес. Это были отрывочные записи из философских трактатов, интерактивные схемы.
Нет ничего единичного. Целостность — взаимодейтсвие частей. Совершенство — в единстве противоположностей. Добро/зло. Счастье/страдание. Жестокость/милосердие. Разрушение/созидание.
Во тьме скрыт проблеск света.
Дальше следовали другие выписки рассуждений на эту тему. То, что она уже читала в манускриптах монастыря и Храма Аспекта. То, о чём говорила Экзарх, наставляя молодых Баньши в путях войны, рассказывая об устройстве мироздания, о богах.
Эльдарка бегло просматривала непонятно чем зацепившие её записи. В них чувствовалось вступление к чему-то действительно важному, к чему-то, к чему вели все эти общие рассуждения, словно подготавливая к новому знанию и истине.
И это новое знание не заставило себя ждать. Эльдарка увидела надпись, выведенную крупными буквами, дрожащей от волнения рукой:
'ГОЛОДНУЮ СУКУ МОЖНО ПОБЕДИТЬ!!! ЕЁ ВЛАСТЬ НАД НАМИ НЕ БЕСПРЕДЕЛЬНА!!!'
Сердце эльдарки забилось чаще. Так вот к чему вели все эти рассуждения о добре и зле, о глубинной сущности бытия, разделённой на противоположности. Она не всё понимала. Где-то и вовсе было написано очень неразборчиво, темноэльдарской тайнописью и то, скорее всего, этот шифр придумал сам…Аваллах. Но, от того, что она прочла, от этих слов веяло надеждой на возрождение и освобождение такой силой и таким жаром, что она невольно прониклась и почувствовала, что тоже захвачена ими.
Как странно и непонятно всё это! Она была в замешательстве. Она не знала, что думать. Но продолжила читать. Лист за листком, страницу за страницей.
Боль рождает ненависть. Ненависть питает разрушение. Ненавистью не откупиться, её сила призрачна и мнима. Как…взрыв. Мощный и яркий, за которым идёт спад и угасание до нового взрыва.
Она читала и читала. До тех пор пока не услышала, как с шипением отворяется входная дверь, и знакомый голос проговорил с порога:
— Не скучала?
Она торопливо погасила манускрипт, надеясь, что положила его так, как он лежал и пошла встречать своего нового знакомого.
Он как раз снимал пояс с оружием и лёгкие доспехи.
Она встала рядом с ним.
Аваллах снимал комбинезон, так же снова оставшись в чём мать родила. И ни капельки не смущался. На этот раз, эльдарка не отвела взгляда. Похоже, её ненависть начала таять как запоздалый снег под лучами солнца совершенно новых, непривычных чувств.
— Что ты так на меня смотришь? — Аваллах надел лёгкий домашний костюм. — Случилось что нового?
Эльдарка решилась:
— Меня зовут Идриэль, — тихо сказала она, ненавидя себя и надеясь, что её голос не дрогнул.
Глава 6
— Скоро мы будем на месте, — сказал Аваллах, выглянув в иллюминатор, а затем, присел рядом с Идриэлью. И добавил так, чтобы слышала только она: — Ты какая-то напряжённая.
Эльдарка бросила на него быстрый взгляд. То ли не почувствовала в его словах доли лёгкой дружеской и ободряющей иронии, то ли просто пропустила мимо ушей его замечание и сделала вид, что ей всё равно.
Они были на борту лёгкого антигравитационного корабля, скользящего над нижними уровнями Коморры. За бронированными стёклами иллюминаторов мелькали острые шпили, тонкие башни, минареты и обелиски, извивы украшенных шипами, точно коронами, аркад, издалека напоминающих изгибаюшихся и извивающихся змей с острыми гребнями и хребтами. Они переливались оттенками зелёного, лилового, льдисто голубого и золотистого. Эбеновый блестящий мрамор отражал огненные сполохи тяжёлого, тёмного неба. Антигравитационный корабль шёл быстро и мягко, рассекая пространство своми тонким, обтекаемым корпусом. Тихо и мерно гудели его двигатели. Под ногами пол, начищенный до блеска, словно вибрировал. У стен салона корабля располагались изящные лавки с поручнями, на которых сидели мужчины и женщины. Мужчины были затянуты в черные кожаные костюмы, подчёркивающие их стройные фигуры с тонкими, точёными мышцами. Металлические вставки брони подчёркивали рельеф грудной клетки, пресса, мускулатуры рук и ног. На поясах разной степени роскошности и изящества, висели цепочки с тонкими, искусно выделанными крюками, а так же ножны с короткими клинками и кобуры с пистолями. Их тонкие лица были похожи на угрюмые, восковые маски, чья мрачность портила естественную красоту и очарование расы эльдар. Каждый был погружён в свои — вряд ли радостные, — мысли. За исключением одного. Рыжего, выбритого почти налысо с одной стороны, и обросшего буйной огненной гривой с другой. Его тонкие губы кривились в плотоядной ухмылке, когда взгляд его тёмно-синих, словно горящих изнутри глаз, изучал Идриэль. Поначалу Аваллах решил не обращать на это внимание, но в какой-то момент наглость эльдара окончательно вывела его из себя, и он нарочно дёрнул за цепь ошейника, надетого на Идриэль, привлекая её ближе к себе, и чуть высвободил один из клинков, с вызовом глянув на рыжего. Тот, встретившись взглядом с Аваллахом, попытался дерзко и достойно ответить на него. Такое бывало. Аваллах почувствовал ледяной огонь ненависти и азарта в глазах парня — он был моложе, а следовательно, не обременён особым интеллектом. Молодняк всегда считает, что им всё по плечу, повинуясь принципу слабоумия и отваги. Когда-то и Аваллах был таким. До тех пор пока не наполучал живительных фонарей и зуботычин, заставивших научиться использовать серое вещество в черепной коробке, дабы жизнь его не оборвалась столь быстро в какой-нибудь идиотской драке по идиотскому поводу, и матери не пришлось бы пляской клинков доказывать, как порой опасно трогать маленьких мальчиков, гуляющих одних по городу. Особенно, если они дети одной из Ведьм, не последней в своём роде. Правда, за такие проявления удали и мужества мама могла выдрать ремнём по жопе так, что он потом неделю сидеть не мог. Хотя и посматривала на него с плохо скрываемой гордостью. А потом Аваллах вырос, мамы больше не было, и теперь он уже сам выступал в роли жёсткого воспитателя подрастающего поколения. И даже хватался за любую возможность преподать хороший урок очередному обнаглевшему сопляку. И не только. В начале был вызов взглядом — два будущих противника испытывают волю друг друга глядя прямо в глаза — это продолжается недолго. Если они выдерживали взгляд, принимая вызов, в ход шли слова — обмен колкостями, перебранка, — а затем, в дело вступали осколочные пистоли и клинки. Обычно Аваллах заканичвал всё быстро — пара ударов в лицо сопляка, надёжно сбивающих его с ног. Или, если дело серьёзно, и в ход шли клинки, один точный удар рассекал артерии противников. Если, конечно, ему не хотелось поиграть. Но часто всё, заканчивалось так же, как и сейчас. Противник нехотя и с досадой признавал силу Аваллаха, отводил взгляд и делал вид, что больше его не замечает. В любой другой раз, Аваллах не отказал бы себе в некотором удовольствии продолжить знакомство, бросил бы в адрес наглеца пару смачных оскорблений, вызвал бы драку и перерезал бы ему горло, предварительно оставив на шкуре противника ещё несколько надрезов. Но, не сейчас. С ним была Идриэль. И он не хотел подвергать её опасности.
Женщины, были одеты куда более нескромно. Идриэль украдкой изучала их, и поминутно краснела. Их наряды представляли собой бронированные, гибкие корсеты, с глубоким декольте, подчёркивающие полноту и упругость груди. В то же время, подобно кирасе, они закрывали корпус, и дополнялись остроконечными наплечниками. Их тонкие, аристократически изящные руки закрывались наручами с узорами из серебристого металла и лезвиями по бокам. На поясах, так же висели украшения, в виде серебристых цепочек с крюками, соблазнительно подчёркивая обнажённость бёдер, клинки и пистоли. На длинных юбках красовались глубокие разрезы, в самых неожиданных местах, либо же одежду дам составлял лишь глухая обтягивающая куртка-корсет, затягивающая почти всё выше пояса, а ниже были только высокие сапоги до верха обнажённых бёдер, да пояс с оружием. Тёмная ткань тонких трусиков охватывала восхитительное нечто, оставляя на зависть соперницам и на распускание слюнек потенциальным избранникам восхитительные округлости.
Идриэль такая смелость и неприкрытое желание дразнить вгоняли в краску.
Но, Аваллах уловил в ней и ещё одно. Страх и ненависть. Она поглядывала на молодого раба, сидящего у ног тёмной эльдарки в чёрной куртке с узорчатыми металлическими вставками-украшениями. Её иссиня чёрные волосы были забраны в стоячий хвост. Лиловые глаза слегка щурились. Губы, смачно накрашенные чёрной помадой, слегка кривились. На обнажённом бедре, над краем сапога, красовалась татуировка из переплетающихся ломаных линий, тянущихся к паху. Чёрный цвет резко контрастировал с мраморной белизной кожи. В правой руке, облачённой в черную перчатку с жуткими длинными когтями, она сжимала цепь, тянущуюся к шипастому — судя по струйкам крови, шипы были и на внутренней стороне, — ошейнику раба. Раб был сух, тощ, со следами былой силы и красоты. Он был почти совсем обнажён, за исключением жуткой конструкции на его бёдрах, напоминающей помесь пояса целомудрия и зверского пыточного инструмента. Эта конструкция крепко и плотно охватывала его тело и от неё, по бёдрам его, текли тонкие струйки крови. На бледной коже раба были многочисленные рубцы и шрамы. Внизу живота, сбоку, было несколько свежих швов. Его руки и ноги как-то странно кривились — наверняка их ломали в нескольких местах, не один раз, снова и снова…но больше било по чувствам не это, не следы долгих и зверских пыток. А то тупое, оцепенелое, бесстрастно безучастное выражение его лица, выражение безнадёжной покорности, оцепенение выжженной души, сквозящей сквозь остекляневший взгляд. Раб, скорее всего, был из младших рас, человеком. И находился в плену уже очень давно. Хозяйка, вдруг, с хищной нежностью посмотрела на раба и издевательски погладила его по голове, тронув когтями за ухом. Он легонько вздрогнул, всё его существо сжалось в ожидании какого-нибудь жуткого и жестокого унижения и истязания. На незаметно скривившемся лице отразился ужас, тупой, животный, обессмысливающий, всепожирающий. Ужас, который ощущался даже Аваллахом. Этот ужас был словно пряное вино, крепкое и сладкое. Аваллах почувствовал лёгкое возбуждение на уровне инстинкта. А рука об руку с ним шли отвращение и тошнота…
Тем временем, корабль замедлил ход.
Лёгкий толчок, и движение прекратилось.
С шипением разъехались двери салона, к широкой, блестящей поверхности площадки выехал трап.
Аваллах встал. Потянул цепь ошейника, увлекая Идриэль вслед за собой.