— Давай, не будешь мучать экскурсией сегодня, и я просто лягу спать, — скидываю его пиджак и кладу на первую попавшуюся горизонтальную поверхность, дрожь пробегает по телу и я дольше, чем надо, удерживаю свои пальцы на ткани, вспоминая, как было чертовски уютно. И прокашливаясь, спрашиваю: — Где моя комната?
— Твоя? Может, ты хотела сказать, наша? — по его ехидной улыбке понимаю, что он шутит, и оставляю предложение без ответа. — На втором этаже, первая дверь слева, ты поймёшь.
— Спокойной ночи, — не знаю, с чего проснулась такая вежливость, он явно тоже не ожидал этого, но, скидывая удивление, произносит:
— Отдыхай, Лорин.
В комнате нахожу часть своих вещей, сложенных на тумбочке, на столе и даже, блин, в шкафу — это же нарушение частной собственности. Он вечно что ли ворует чужие вещи или ему кто-то помог? Сегодня не стану беситься из-за этого, а завтра накричу на него, как только солнце встанет. С кровати беру заготовленную новую пижаму, умываюсь в ванной, которая находится смежно с комнатой, и переодеваюсь. Сон находит на меня сразу. Без сновидений. Да и какая разница?Просыпаюсь от громкого звука: хлопает дверь в доме.
— Что за чёрт? — нервно откидываю с себя одеяло с целью выяснить, что происходит, но вместо того, чтобы бежать на разведку, мгновенно возвращаю его на себя, когда понимаю, что на мне нет пижамы. Более того — вообще ничего нет. Покрываюсь красным румянцем от ненависти к этому ублюдку, который сотворил со мной это, но мой пыл остывает стоит только раздаться голосу отца в доме:
— Ну и где вы прячетесь? Мы вошли, дверь они запирать не умеют!
— Мы наверху! — раздаётся голос Лукаса. Хочу уже одеться, найти его и накостылять по светлой шевелюре, только вот я поворачиваюсь и вижу его в своей постели.
Часть 6. Лорин Хорн. Знакомство с Факерами
Из пальцев выскальзывает край одеяла от возможности нахождения меня и его в одной постели, но, успевая вспомнить, что на мне ничего нет, натягиваю на себя другую половину постельного белья, закрываясь им до подбородка. Не сразу замечаю, что чем больше тяну на себя, тем меньше остаются на Лукасе. Поэтому не один раз приходится зажмуриться и понять, что это не иллюзия и, к сожалению, не шутка. Он не только рядом со мной, да ещё и абсолютно голый.
— Скрой свой срам! — кричу на него, отталкивая ногой, отчего его оголенной плоти перед взором становится только больше. На моём лице вспыхивают костры небывалой мощности, на нём можно сжечь мясо до углей.
— Тебе точно не нравится? Я вот не уверен, твоя реакция говорит об обратном, — шепчет Лукас и нехотя скрывает своё тело частью одеяла, которую я ещё не успела натянуть на себя, но взгляд так и возвращается к тому месту, где видно маленькую дорожку волос. Моё молчание, видимо, даёт плодородную почву для издевательств и вместо того, чтобы объяснить: почему он в моей постели, почему голый, почему я-то обнаженная? Его рука касается моей ноги выше колена и выписывает какие-то узоры. Вот если он хотел растравить меня ещё больше — у него выходит.
Пинаю его изо всех сил, и он слетает с кровати, больно ударяясь чем-то об пол, понимаю это по соответствующему громкому звуку и оху. Почти ликую, пока он не встаёт и его достоинство чуть ли не упирается в лицо, а я и так всё запомнила до конца своих дней, которые стремительно сокращаются.
— Ребята, где вы? — уже недовольно отзывается отец за стенкой громче, приближаясь.
— Первая дверь слева! — с коварной улыбкой громко говорит Лукас, когда я в немой просьбе кричу: «Нет-нет-нет!», на что он отвечает: «О да!». На моё счастье он успевает натянуть на себя шорты, которые того и гляди снова спадут, прежде чем дверь открывается. А я всё так же сжимаю одеяло до белых костяшек от страха, что сейчас будет. И первое, что отцу попадается на глаза — я и наверняка моё пунцовое лицо, которое как будто сейчас лопнет от натуги. Его недовольство сменяется угрозой, когда он видит полуголого Аполлона, в его голове складывается простой такой пазл, от которого я хотела бы бежать как от чумы.
За отцом появляется мама с восхищенным лицом и фразой:
— Только посмотри на эти картины — целое состояние! — удивительно, но до мамы доходит вся эта сцена куда дольше, она даже не замечает Лукаса, пока он не здоровается.
— Доброе утро, миссис Хорн! И, конечно же, мистер Хорн. Мы тут немного разоспались, надеюсь, дадите нам пару минут, чтобы собраться?
Отец закусывает губу и выталкивает смущённую мать за дверь, громко хлопая ей. А Лукас победно улыбается и, поворачиваясь ко мне, говорит:
— Классный у тебя батя! — он легко находит рубашку в хаосе на полу и уже залезает в один рукав, когда оборачивается на меня:
— Долго будешь валяться? Нам ещё предстоит разыгрывать представление, — он держит моё бельё, я протягиваю слегка дрожащую руку. Лукас успевает схватить её и поддержать в ладони, отчего моё смущение становится только больше. — Ты такая красивая, Лорин Хорн! — негодование не даёт рассмотреть, серьёзно он это говорит или снова издевается.
— Отвернись, ублюдок, а вообще — пошёл вон! — шиплю я, вырывая руку и бельё из его лапищи.
— Будет странно, если выйду, я же уже всё там видел, — он легко подмигивает, по его улыбке опять же сложно определить, шутка это или нет.
— Как… как ты смеешь? — злость словно взболтанная и открытая газировка вырывается через горлышко. — Мелкий ублюдок!
— Прости, просто я в хорошем настроении! Я тебя не раздевал, успокойся, и даже не подглядывал, хотя очень хотелось. Честное слово! — Лукас стирает улыбку с лица, и я вижу его серьёзное выражение, которое не искажается в очередной гримасе — он говорит правду.
— Ещё раз повторить, или ты отвернёшься уже?
— Да-да… Конечно, — отвечает он и поворачивается спиной ко мне, залезая во второй рукав клетчатой рубашки. Откидываю одеяло и быстро натягиваю белье, потому что нет доверия к этому субъекту. Вдруг это его очередной план, который доведёт меня до инсульта?
Замечаю кольцо на пальце, с минуту его разглядываю, на нём оказывается есть надпись, приглядываюсь, разбирая слова, и готова убить за такой выбор. «Луна моей жизни, моё солнце и звёзды». [1] Хотя с другой стороны — если он повторит судьбу героя, то я избегу брака. Одна эта возможность заставляет улыбнуться, в зеркале перед собой замечаю, что Мэй-младший косится робко на меня через плечо, и на его лице… Нет, мне точно показалось. Или…?
— Отвернись, Лукас Эверетт Мэй!
Он шумно выдыхает, пока нахожу свои штаны и кофту на полу и быстро натягиваю на себя.
— Долго ещё?
— Я разрешала тебе говорить? Пошли, — успеваю сказать, и он направляется к двери, у которой уже стою. Его рука опускается на шею, мягко касаясь позвоночника, отчего по телу проносятся ток. Тысячи вольт, блин!
— Наизнанку надела, дурёха, — говорит он, приподнимая край кофты.
— Закрой глаза! — быстро стаскиваю с себя кофту, и дверь неожиданно открывается, я стою в нижнем белье, а Лукас — уверена специально — кладёт руку на шею, и его лицо как будто отстраняется от меня после поцелуя. «Чёртов урод!»
— Вы… вы ещё долго? — выплевывая каждое слово, выдаёт зашедший отец.
— Прошу за мной, — Лукас пролезает между мной и отцом и идёт вперёд, папа одаривает меня очередным осуждающим взглядом, но идёт за ним. Я выворачиваю кофту и залезаю в неё без желания проживать этот день. Может, тут есть где-нибудь кнопка самоуничтожения?
<center>***</center>
Все собираются в другой комнате, Лукас проводит экскурсию, моя мама только охает и ахает от стильного интерьера, всяких статуэток и прочей лабуды из поездок. Я вскользь рассматриваю все эти трофеи под вздохи, пока Мэй не заявляет:
— А это мы с Лорин в Альпах в ноябре 2017, — родители склоняются над фотографией, и я чуть ли не за секунду оказываюсь рядом, чтобы посмотреть, что на этот раз он придумал. На фотографии я, а рядом Лукас, мы действительно там в горах, но этого же не было, да ведь? Я схожу с ума, потому что фотография выглядит чересчур правдоподобной. Кажется, у меня уже дёргается глаз.
— То есть та неделя у подруги на съёмном коттедже было вот этим? — отец поворачивается, смотря прямо в глаза. И я, наконец, вспоминаю. Да, меня действительно не было неделю в ноябре дома, только я была не у подруги, а у Тоби — у нас был нон-стоп «Друзей» и ещё парочки сериалов, которые обязательно смотрим раз в год.
Сейчас не лучшее время, чтобы говорить правду, поэтому приходится подыгрывать Лукасу и надеяться на то, что отец не поверит во всё это и откажет ему, и я буду ещё некоторое время свободна от обязательств жены. Хочется сказать отцу о том, что это всё план Патрисии, но кто мне сейчас поверит? Кто мне вообще когда-то верил? Не я же идеальная дочь из сказки.
Лукас устремляется к столу и говорит: «А это мы с Ло там… и там…». Даже смотреть на это не хочу, это непростительно. За находчивость и фотошоп, конечно, можно поставить ему пять баллов, но за мои унижения — минус сто очков Слизерину, я уверена, что этот змей там учился бы, если бы использовать на нём шляпу распределения. Кидаю на него укоризненные взгляды, а он только отмахивается своими улыбочками и чмоками в мою сторону, которые не остаются без внимания отца. Его, как и меня, что-то не убеждает вся эта любовь. Что ж… оно и на руку.
Лукас проходит в другую комнату, на ходу что-то рассказывая моей маме, которая если только не залезла на него и не расцеловала за то, что на меня, наконец, кто-то обратил внимание и все эти нерациональные страхи по поводу проклятья пропадут. Отец держится отстраненно, но после очередной комнаты расслабляется то ли из-за постоянных речей Лукаса, который удивительно подробно всё рассказывает — сколько он продумывал эту историю до этого? И это непонятно, папа что, верит во всю эту чушь? Это надо прекращать и быстро!
Вспоминаются слова Лукаса: это не его план, что всё это придумано не им. Но кто тогда так меня не любит? Патрисия? Сестра, конечно, за разное могла зло держать, но чтобы прям так… Мои мысли метаются между вероятностями этого варианта, пока я не слышу:
— А это, Роуз… — этот нахал уже называет мою мать по имени? — Ванная.
Отец останавливается передо мной и, разворачиваясь, хватает за запястье, чтобы я обратила внимание.
— Милая, скажи сейчас… Это всё правда? Я не буду сердиться. Мне в этой жизни много не надо, чтобы вы, три дамы моего сердца, были счастливы.
— Пап, я…
— Не перебивай, а то я не договорю вообще. Я спрашиваю это не только из-за Патрисии или… проклятья, — я закатываю глаза. — Лорин, убавь пыл и не комментируй — мы в это верим, и я не позволю подвергать твою жизнь или Пат опасности. Я спрашиваю, потому что хочу тебе счастья, чтобы твои глаза светились. Но если это первый встречный или чуть ближе, то...
— Какая огромная! Дорогой, только посмотри! — кричит мама из ванной, перебивая отца. Он словно теряет нить монолога и отходит от меня, направляясь внутрь.
Приходится зайти следом. Она действительно больше похожа на какой-то зал. На разных полках замечаю аналоги вещей, которые должны стоять только у меня дома, но уж точно не здесь. Любые гели и шампунь открыты и видно, что ими пользовались. Мне кажется, если Лукас будет инсценировать мою смерть, то его не только оправдают, но ещё и компенсацию выплатят.
Мама открывает один ящик за другим, а когда открывает последний — из него выпадает свёрток прямоугольных пакетиков и коробочек. Приходит осознания — это презервативы и тест на беременность, а на лице мамы загорается румянец. Добившись этой реакции и от отца, Лукас, театрально охнув, самостоятельно складывает вещи обратно на свои места со словами:
— Ой, иногда не угадаешь, что здесь заваляется… Какой же огромный дом! — он так заразительно и правдиво смеётся, что кажется кто-то войдёт и даст ему Оскар за самую достоверную роль притворщика, но, увы, вместо этого: — Какие же мы негостеприимные хозяева! Пойдёмте пить чай, — Лукас быстро выходит из ванной, а маме приходится взять отца под руку, потому что он так и смотрит на то место, где вывалились компрометирующие вещички. Я плетусь следом, надеясь, что это последний закидон Лукаса на сегодня, ещё немного и я просто умру. Вот прям на этом самом месте.
Спускаемся вниз, минуя снова все комнаты, проходим в огромную светло-фисташковую кухню-столовую. Мама уже собирается восхищаться, набирая в легкие побольше воздуха, но я замечаю, как отец берёт её за локоть и вынуждает тем самым остановиться и прекратить восхищаться хоть немного. До сих пор не понимаю, как они смогли сойтись: активная, легкая и бескомплексная мать, которая всё время в детстве вгоняла меня в краску своими закидонами и отец — полная противоположность: спокойный, молчаливый и жёсткий. Но стоит сейчас матери обернуться на отца, я вижу, что в её глазах сначала непонимание, а потом какая-то щенячья привязанность, и она, кивая, понимает без слов, что он просит. Я никогда не задумывалась: любят ли они друг другу — мне даже было неинтересно это, но разве такое понимание не должно говорить — это не просто привычка быть вместе. Может, что-то намного глубже? Лукас быстро сервирует стол, бегая от одного шкафа до стола и обратно; родители молчат, только держатся за руки и даже не смотрят в мою сторону, вообще кажется, что они бы тоже хотели оказаться где-то в другом месте. Как мне это знакомо!
Прокашливаясь через несколько минут, отец произносит:
— Так… так как давно вы знакомы с Лорин?
Лукас плюхается на стул, явно чувствуя себя очень расслабленным, словно король.
— Дайте подумать… — мягко кладёт руку мне на ладонь. — Где-то два года… Да, точно! Два года будет через пару недель.
— Лорин, ты так долго молчала? — отец поворачивается с удивленным выражением лица. Я тоже в общем-то в шоке — папа больше не сердится, он почти что улыбается. И какого это чёрта?
— Ну вы же знаете её, такая скромная и закрытая, но я нашёл ключ от всех её дверей, — отвечает за меня Мэй и крепче сжимает руку, чтобы я не ляпнула лишнего. Но он сейчас меня не заткнёт, я намерена поставить все точки над «i».
— Отец, я хотела признаться…
— Не отговаривайся, я всё понимаю! — и просыпается надежда на то, что сейчас скажет, что это бред и не верит ни единому слову в этом доме.
— Правда? Знаешь про то, что всё это…?
— Конечно! Я сначала разозлился, но теперь-то понимаю, что это всё между вами — правда.
Мэй бросает на меня взгляд полный любви, а у меня так некстати наворачиваются слёзы на глаза, только поддерживая теорию Лукаса и предположение родителей.
— Милая, не плачь! — говорит демон и обнимает за плечи, а когда его губы касаются моего уха: — Видишь! Твои часики безбрачия прекращают ходить, — и легко целует в щёку.
— Так, а мы, наверно, пойдём! Старикам надо переварить всё это, а завтра приходите на семейный ужин, познакомимся ещё раз и поближе, — просто не верю своим ушам, когда это слышу. «Какой ещё ужин? Давайте сразу панихиду».
Теряю счёт времени. Так и остаюсь сидеть за столом, пока родители встают и уходят. Кажется, ляпаю невпопад слова на прощание, но всё как в тумане. Не сразу замечаю, когда Лукас возвращается и сколько он уже смотрит на меня в упор с серьёзным выражением:
— Ты в порядке?
Как бы ему объяснить то, что меня съели, пережевали и выкинули в унитаз. Ему такие чувства не понятны, его жизнь — это одни радости, следующие друг за другом. И теперь мне надо играть по этим правилам, потому что он всё равно добьётся своего, только к концу всех его попыток я могу вообще перестать быть человеком. Побыстрее бы это уже закончилось, и я жила в светлом одиночестве. Ну, как так могло случиться, что в одночасье я потеряла и семью, и сестру, и Тоби?
Лукас уходит из столовой, не дождавшись ответа, а я сижу так некоторое время, пока не слышу знакомые имена. Знаю, что не должна этого делать, но встаю с места и иду на звук, и оказываюсь в большой гостиной. На экране появляется знакомая серия «Как я встретил вашу маму», а на лице зажигается улыбка. Не знаю, как он узнал, что надо делать, но у него выходит — я расслабляюсь, посматривая на экран. Он поворачивается ко мне из-за спинки дивана и призывает: