Пришло воскресенье, старшие сестры ушли к обедне, а младшая вышла на крылечко и запела:
Фифилисто ясно перышко,
Прилети-ка на окошечко,
Принеси-ка цветно платьице.
Прилетело перышко и принесло платье хорошее, ботинки хрустальные и карету всю в золоте. Надела она все, приехала в церковь. Народ, попы и царевич, который тут был, на нее загляделись. Царевич всех спрашивал: «Чья де это такая?» Но никто не знал.
Обедня еще не отошла, а младшая дочь уже уехала. Когда выходила из церкви, то второпях потеряла ботиночек. Сильно приглянулась она царевичу, и он по ботиночку вздумал найти девушку. Для этого велел собрать девиц со всего государства. Ботинок никому не был в пору. Царевич спросил: «Нет ли еще где девушек?» Наш мужик сказал, что у него есть еще дочь. По повелению царевича привели младшую сестру. Надели ей ботинок — как прилитый подошел. Царевич взял младшую сестру за себя замуж. На свадьбе был пир во весь мир.
40. Ореховая веточка
Жил в одном селении человек, и было у него три дочери. Поехал он раз на базар и спрашивает, что им там купить. Одна заказала платье, вторая — красивый платок, а третья заказала ореховую ветку. И вот он купил одной платье, другой красивый подшалок, а ореховую ветку не нашел. Поехал домой. Едет по лесу, оглядывается, и вдруг на дорогу наклонилась с дерева ветка. Он посмотрел, а на ней орехи. Мужик и думает: «Не эту ли ореховую ветку мне дочь заказывала?» Взял и срубил эту веточку. А как только срубил — медведь зарычал:
— Как ты смел срубить мою ореховую ветку?
— Это я, — говорит мужик, — для дочери.
— Ну, вот пусть дочь эта и будет моей женой.
Мужик заплакал:
— Как же я ей скажу, что за медведя ее замуж отдам?
— А вот, — говорит, — так и скажи.
Приехал мужик домой, подарки раздал, а дочери ничего не сказал. Прошел день, прошло два, а на третий день вдруг колокольцы раздаются. Выбежали все, смотрят: а там на нескольких лошадях едет кто-то, как свадьба. Перед их крыльцом лошади остановились, и выходит кто-то в богатой одежде, в шубе тяжеленной. Разглядели — а это медведь. Вышел и говорит: «Я приехал за своей невестой, за той, что просила у отца ореховую ветку сорвать». Старшая сказала: «Это не я». Вторая сказала: «И не я». А третья призналась, что это она ореховую ветку просила. Медведь говорит: «Вот ты и будешь моей женой. Если сейчас же со мной не поедешь, то я тебя разорву». Некуда было девушке деваться, и села она с медведем.
А жених всех приглашает: «Сейчас у нас свадьба, отец с матерью и сестры пусть тоже едут». Запрягли они лошадь и поехали все. Вот подъехали они к церкви, вошли, а как взошли на паперть, с жениха медвежья-то шкура и спала. И стал он красивым молодцем и всем объявил, что он сын богатого человека и что прокляла его старая ведьма быть медведем до тех пор, пока не пойдет за него замуж какая-нибудь девушка. И он всех приманивал, старался, но вот только одна согласилась и пошла за него замуж, и он снова человеком стал.
И был пир очень большой, и я на этой свадьбе была, мед-пиво пила, по усам бежало, да в рот не попало.
41. Сивка-бурка
Жили-были старик со старухой. Поля у них были большие, сеяли они пшеницу, урожай хороший собирали и своих сыновей троих кормили, растили.
В одно лето кто-то у них стал пшеницу топтать. Старик сначала одного сына послал — тот никого не укараулил.
Второго сына послал — тоже ничего. Послал третьего сына, Ванюшу. Ванюша всю ночь не спал, караулил. Слышит: земля дрожит, конь бежит. Прибежал конь и стал пшеницу щипать, а потом стал по пшенице кататься, ноги вверх задирать. Тут Ванюша не вытерпел, тихонько подкрался, за гриву поймался и сел задом наперед. Конь выше церквей подымался, выше лесу был, выше домов, но он все равно усидел, не мог конь его сшибить. Ну, в конце концов устал конь, спустился около поля и говорит:
— Хорошо, Ванюша, ты на мне усидел, тебе мной и владеть. Только ты меня отпусти, а когда потребуюсь я тебе, скажи только: «Сивка-бурка, вещий каурка, встань передо мной, как лист перед травой». Я к тебе и прибегу.
Иван взял да и отпустил его. Пришел домой, а отец спрашивает:
— Ну как? Видел кого-нибудь?
— Нет, никого, — говорит, — не видел. Только пшеницу нашу больше топтать никто не будет.
Много ли, мало ли времени прошло — старик-то заболел да умер. Старушка тоже старая совсем стала. Решили братья жениться. А в том царстве-государстве у царя была дочь, и вот этой дочери пришла пора жениха сыскать. Велел царь посадить ее в высокий терем перед окном, а на палец золотое кольцо одеть и везде афиши развесить: «Кто достанет кольцо у царевны с руки, тот получит ее в жены и полцарства в приданое».
Ну, парни как это узнали, всем захотелось взять в жены царскую дочь, а пуще того приданое — полцарства! Стали и братья Ивана думать да гадать, как бы до окошка допрыгнуть и кольцо снять.
Вот в один прекрасный день собираются братья в город, лошадей овсом кормят, чистят, хвосты им подрезают, гривы чешут. А Ванюша говорит:
— Возьмите меня тоже с собой.
— Да куда тебе, у тебя и коня нет, да и сам-то ты мазуля, грязнуля. Сиди вон на печи да перегребай золу.
Уехали. А Ванюша взял лукошко и пошел в лес. Насобирал полное лукошко грибов, спрятал под елочку. А сам крикнул:
— Эй, Сивка-бурка, вещий каурка, встань передо мной, как лист перед травой!
Сивка-бурка бежит, земля дрожит, из ноздрей жар пышет, хвост по полу тащится, грива по земле волочится. Прибежал, встал как вкопанный.
— Что, Ванюша, тебе надо?
— Да вот, говорят, царь отдаст дочь замуж за того, кто достанет кольцо у ней с руки. Мои братья уехали, а у меня и лошади нет.
— Ну так что, эта служба не такая уж большая: давай залезай в правое ухо, вылезай в левое.
Иван залез в правое ухо, вылез в левое. Сделался таким красивым, чистым, опрятным, и одежда на нем другая стала.
— Теперь, — говорит Сивка-бурка, — садись на меня.
Сел Ванюша на него и погнал. Приехал в город, а людей там на площади видимо-невидимо. Кто хочет кольцо доставать, а кто и просто так посмотреть пришел, как другие доставать будут. А царская дочь сидит на подоконнике и руку вниз спустила. А кольцо золотое у нее на руке так и светится, так и сверкает.
Разогнал Ванюша Сивку-бурку, подскочил — немного до кольца не дотянулся. Прогнал дальше и уехал снова в лес.
А Сивка-бурка его утешает:
— Да, оплошали мы, ну ничего, в следующий раз достанем.
Залез Иван коню в правое ухо, вылез в левое. Опять такой же Ванька стал. Отпустил Сивку-бурку гулять, а сам взял лукошко с грибами и пошел домой.
А братья приезжают и говорят:
— Ух, Ванька, какой там приезжал парень! Да на какой лошади, всем нашим лошадям не чета! Да какой он красивый, да как он одетый! Да ведь прыгнул и чуть-чуть не достал, а мы никто и близко не достали.
На следующее воскресенье снова братья собрались ехать. Опять они своих лошадей моют, чистят, сами чисто одеваются. А Ванька говорит:
— Возьмите меня с собой, я хоть погляжу, что там за невеста.
— Куда тебя такого грязного! Сиди на печи да перегребай золу. Нечего тебе там делать!
Уехали. А Ванька взял лукошко и опять в лес пошел. Насобирал грибов, спрятал под елочку, закрыл лопушочками, а сам свистнул:
— Ш-ш-ш… Сивка-бурка, вещий каурка, встань передо мной, как лист перед травой!
Сивка бежит, земля дрожит, жар из ноздрей пышет. Прибежал.
— Ну давай, — говорит, — ты теперь уже знаешь, что делать: залезай в одно ухо, вылезай в другое.
Ванька залез-вылез, сделался еще краше. На коня сел и погнал в город. Как разогнался Сивка-бурка на этот раз, Ванька как подпрыгнет — успел и кольцо снять, и царевну поцеловать. И опять в лес ускакал.
— Ну вот, на этот раз ты молодец, — Сивка-бурка ему говорит, — не оплошал, хорошо на мне усидел и хорошо подпрыгнул.
Отпустил Иван Сивку-бурку, а сам домой пошел с грибами. Только заходит в ограду — и братья заезжают.
— Ох, Ванька, ведь парень-то прежний опять приезжал, достал кольцо-то да еще успел царевну поцеловать. Да какой конь-то под ним красивый, да какой он сам нарядный!
— Да не я ли там был?
— Тебе ли быть такому.
Ну что, лошадей поставили, ужин сготовили, а Ванька на печь залез. Кольцо, что у царевны снял, надел на палец да и тряпочкой завязал, чтобы никто не видел. Лежит на печи, и охота ему стало рассмотреть, что за кольцо-то. Взял да и развязал тряпочку. А от золотого-то кольца такой свет пошел, такие искры посыпались! А братья-то увидели и говорят:
— Ванька, ты чего там спичками балуешься, подожжешь еще!
Ванька скорей тряпочкой кольцо завязал. Поужинали они и спать легли.
В следующее воскресенье должен был жених к невесте явиться. Невеста ждала-ждала, ждала-ждала — никто не явился, никто не пришел. И она вот что придумала: на другое воскресенье позвала всех парней и стала их пивом угощать. Ходит по комнате и всех, кто пришел, пивом угощает.
Братья тоже пошли к царской дочери на угощенье, и Ванька побрел. Пришел, когда уже полна горница людей была. Прямо поместиться некуда. И он под самый порог, под умывальничек, сел, только там ему место и оказалось. Царевна всех пивом обнесла и дошла до Ваньки. Стал он кружку с пивом брать — царевна видит: а палец-то завязанный. Она спрашивает:
— А что это, молодец, у тебя палец-то завязанный?
— Да я, — говорит, — порезал.
Только она ему не поверила. Когда стала кружку обратно брать, взяла да и сдернула повязку-то. Золотое кольцо так и засветилось, так и засверкало, прямо всех вокруг ослепило. Тогда взяла она его за руку, подвела к столу и говорит:
— Вот, это мой жених.
Все удивились.
— Да как это? Ведь это же Ванька!
И братья смотрят.
— Так это же наш Ванька! Да где же ему!
Старший брат выходит, говорит:
— Ошиблись вы: наш Ванька вовсе не ходил кольцо доставать, у него и лошади-то нет.
А царская дочь все свое:
— Нет, это мой жених! Подождите покуда.
Повели Ваньку в баню. Вымыли его, вычистили, переодели и назад привели.
Встал он за стол рядышком с невестой, и все люди узнали.
— Правда, ведь этот парень-то и был!
И отдали царскую дочь за Ваньку замуж. Хотя и было обидно братьям, да деваться некуда. На свадьбе той было очень весело. И братьев, и всех-всех пригласили, и стали они жить да поживать и добра наживать.
42. Про Буренушку
Жили-были старик со старухой, и была у них доченька Машенька. Старуха умерла. Взял старик другую жену, да с двумя дочерьми. Мачеха есть мачеха: своих дочерей любила, а Машеньку нет. Своих дочерей работать не заставляла, а всю работу выполняла по дому Машенька: и стирала, и полы мыла, и скотину кормила. Мачехины же дочери только гуляли да играли.
Раз пошли они вечеровать к подружкам, и Машенька просится.
— Отпустите, — говорит, — и меня на вечерки [53].
Мачеха отпускает:
— Ладно, иди, только вот я тебе кудели [54] дам, ты ее всю опряди, а потом и играть станешь.
Взяла Машенька эту куделю, а ее так много, что и за вечер не опрясть, а поиграть так уж и вовсе времени не останется. Зашла она с этой куделей во двор, а во дворе корова, Буренушка. Она, эта Буренушка, еще при родной матери жила и была у Машеньки любимицей. Обняла она эту Буренушку за шею и говорит:
— Буренушка, матушка, как мне тяжело жить. Не любит меня мачеха, все-то меня заставляет делать: я и полы мою, я и стираю, я и варю. А ее дочери все только гуляют да бегают. Она их и на вечерки отпускает, и работушки не дает, а меня вот хоть и отпустила, дак столько кудели дала, что мне и за весь вечер не опрясть. А если не опряду, она меня бить будет, ругать будет, больше никуда не отпустит.
Буренушка пожалела ее и говорит:
— Ладно, Машенька, не плачь, давай куделю, толкай ее мне в рот, а из уха клубочки мотай.
Машенька так и сделала. Корова стала эту куделю жевать, а из ушей у нее нитки пошли. Стала Машенька их доставать да в клубочки мотать. Мотала, мотала, намотала несколько клубочков, в фартук положила, сняла фартучек с себя, под крылечко спрятала, а сама на вечерки побежала. И такая была веселая, со всеми играла и песни пела. А когда стали расходиться, она взяла фартучек с клубочками и принесла домой.
— Вот, — говорит, — я напряла.
Мачеха удивилась:
— Молодец, много ты сделала. Ладно, можно тебя и на следующий раз отпустить.
Опять все на вечерки собрались, и Машенька просится:
— Можно и мне сходить?
Мачеха отвечает:
— Иди, только кудель опряди и моты [55] смотай!
И дала ей кудели больше прежнего.
Пошла Машенька к Буренушке, упала на шею, заплакала:
— Буренушка, отпустили меня погулять, а работы дали больше прежнего. Где же я столько напряду да в моты смотаю, как это я все сделаю?
А Буренушка говорит:
— Не плачь, Машенька, толкай мне в рот свою куделю, а сама моты мотай.
Столкала Машенька куделю Буренушке в рот, а сама только моты мотает. Смотала все и опять в фартучек завернула, под крылечко спрятала и на вечерки побежала. Очень ей там понравилось, даже парень один приглянулся. Ну, а когда стали все домой расходиться, она тоже пошла, моты забрала, принесла мачехе. Та удивилась, что она так много сделала, и на следующий вечер уже сама посылает:
— Иди, но не только моты смотай, а и холсты вытки.
Машенька думает: «Как это я холсты вытку? В один вечер и куделю опрясть, и моты смотать, и холсты соткать?» Пошла опять к Буренушке. Буренушка говорит:
— Не плачь, я тебе помогу!
Стала опять Буренушка куделю жевать, а из ушей у нее готовые холсты выходят, Машенька эти холсты только складывает. Сложила, спрятала под крыльцо, а сама на вечерки побежала. Поиграла там, а парень тот, который ей приглянулся, стал ее сватать.
— Пойдешь, — говорит, — за меня замуж?
А Машенька отвечает:
— Меня замуж не отдадут: ведь я в семье все делаю.
Вернулась Машенька домой, холсты из-под крыльца достала и мачехе отдала. А той понравилось, что самой прясть не надо и дочерей не надо заставлять, на следующий вечер снова Машеньку посылает.
— Иди, — говорит, — веселись, только сделай теперь не простые холсты, а с рисунками.
И кудели дала больше прежнего.
Побежала Машенька к Буренушке, а мачеха следит за ней. Следит и видит, что это Буренушка ей помогает. На следующий день говорит мачеха своему старику:
— Давай Буренушку зарежем!
Старик и рот раскрыл.
— Ты че, баба, белены объелась? Как же это мы без Буренушки-то жить будем?
— Нет, — говорит, — я от такой коровы даже и молока не хочу, не надо мне такой коровы!
Спорила, спорила, переспорила старика. Согласился он корову зарезать. А Машенька услышала, побежала к Буренушке, упала ей на шею и говорит:
— Буренушка, матушка, тебя зарезать хотят.
А Буренушка ей отвечает:
— Не плачь, Машенька: я уже старая, пора бы мне и умирать, все равно когда-то смерть должна прийти! Пусть меня зарежут, только ты все косточки мои собери в лукошечко и под окошечко закопай.
Машенька так и сделала: все мясо едят, а она под столом сидит, все косточки собирает. Собрала все косточки в лукошечко и тайком от всех под окошечко закопала. А через некоторое время под окном вырос сад, да такой расчудесный: яблони, вишни, сливы — чего в нем только нет! А когда мачеха Машеньку посылает что-нибудь сделать, она в этот сад бежит — и все само как-то быстро и легко делается, и ветки сами наклоняются, чтобы она яблочек поела, и птицы поют. А как только зайдут в этот сад мачехины дочери, птицы их клевать начинают, а все ветки вверх поднимаются. И они боялись и не любили в этот сад ходить. Мачеха видит, что ее дочерей этот сад не любит, и говорит опять старику: