Гривасом оказался зверек размером и формами напоминающий наших бобров, со шкуркой землистого цвета. С такой же характерной зубастой мордой и мягким шелковистым коротким мехом. Отличием был хвост и грива, давшая имя зверьку. Вместо объяснимого кожаного весла, у гриваса развевался длинный густой серебристый пучок. Один на затылке и чуть больший путался между задних лап. Если не считать зловония, зверек казался вполне симпатичным.
Пальцами, перепачканными кровью с кусочками желтоватого нутряного жира, стягивала шкурку с тушки как чулок, аккуратно подпарывая мездру лезвием, стараясь не порвать. По неопытности повредила пахучую железу и едва успела задержать дыхание, уткнувшись носом в шерсть полушубка и пытаясь не дышать совсем.
Секрет зловония открылся быстро, оказывается, у гриваса на лапах располагались железы, выделениями которых зверьки одной стаи натирали свой мех и так различали чужих и своих. Как объяснила Суларь, сереброволосые зверушки жили внутри приморских скал неподалеку в пещерах, питаясь шарфрутом, похожей на камбалу рыбой. Когда гривас старел, запах становился едким, и родичи изгоняли несчастного. Другие гривасы его не принимали, а рыба шарахалась, обрекая бедолагу на голодную смерть. Ослабленные зверьки становились добычей хищных морских ящеров. Или выползали на берег, где вскоре умирали.
По словам старушки, море — осталось единственным кормильцем и щедро снабжало людей. Гривасы ценились как источник питательного мяса, шкурок и шерсти, из которой вязали одежду и веревки. Из разных видов водорослей готовили муку, сладости, гарнир к рыбе, краски для шерсти и лекарства. Мидии, морские ежи и кальмары считались местным деликатесом.
Но самым ценным зверем был плезиозавр или по любому поводу упоминаемый аборигенами шурх. Бронированную шкуру морского ящера не брали ни стрелы, ни мечи. Когти, зубы и кровь шли на лекарственные снадобья, а из кости умельцы резали все: от фигурок до рукоятей мечей.
К слову, бабушка обмолвилась, что металлы, из которых куют клинки и предметы обихода, с большим трудом добываются в вечной мерзлоте под метровыми залежами снега в Драконьих горах. Горный хребет не преодолеть ни пешему, ни верховому. Лишь в одном месте его пересекает опасный пеший путь в Трехснежье. Цепь гор спускается к морю и тянется на многие километры по его дну. Из месторождений в этих горах рядом с Канопусом добывают горючий камень, самоцветы и кремний для огнива.
Горючим камнем местные называли особенную разновидность угля. Небольшой брусок, очень удобный в дальних переходах, долго горел зеленовато-оранжевым пламенем и давал тепла раз в десять больше земного аналога.
С тушками мы разделались быстро в три руки, Суларь растянула сушиться на специальных рамках шкурки, я убрала мясо в ледник, когда местный аналог солнца — Сагур разогнал предрассветную туманную мглу, остановившись на полпути к зениту. Отмывшись и пообедав, я села к столу дошивать вещи, рядом пристроилась оправившаяся Дин, с интересом перебирающая разноцветные чешуйки, коготки морских хищников, пеструю гальку. Ими малышка решила украсить свои обновки. Суларь улеглась отдыхать на топчан, но я чувствовала на себе ее цепкий взгляд и опускала голову ниже, страшась начать тяжелый разговор.
Глава 13
Глава 13
— Сказывай ужо, — рявкнула старушка, не выдержав затянувшейся паузы. — Любимка капитанова штоль?
Дин вздрогнула, выронив яркие пластинки и камешки, которые нанизывала на толстую жилу. Кинув виноватый взгляд в сторону топчана, где в ожидании моих откровений раздраженно сопела пожилая женщина, я помялась и промямлила:
— Я не любовница капитану. Мародеры Гур и Эрик продали меня ему на корабль. А я сбежала, прихватив Дин.
Странные всхлипы, прерываемые кашлем, схожим на карканье, прилетели со стороны теплого места за печкой. Я удивленно вскинула брови. Рядом завозилась малышка, пытаясь скрутить из обрезков игрушку.
— Эво кто кормит нонче шарфрута. Достал Рогатый Бьерн энтих зверюков.
Старушка заходилась попеременно то смехом, то кашлем, хлопая себя поверх одеяла. Малышка схватила кружку с отваром и исчезла в направлении печки. Старушка довольно заворчала, принимая заботу, а я вспомнила, о чем хотела спросить:
— Куда отправился «Единорог»?
— Дык в Треснежье. Корабль сам ярл снарядил. Ярлова сулами понести не могет. Попрекает ярл-то и матушка ево, вот насмелилась на путь в тамошний храм Астреи просить божьей милости. Дары везет богатые.
— Дары? — я удивилась, полагая, что после такого жестокого наказания культ богини исчезнет из этого мира.
— Браслет-то с ящеркой она в дар собирается отдать, почему и послала за ем знакомца маво, — отдышавшись от смеха, обрисовала ситуацию Суларь. — Ток заздря она сокровища потратит. Не в ей беда-то. Ярл-то по младости гулялка был, из похода срамну болячку привез. Хворь-то вывели, а Астрея все одно наказала мертвым семенем.
Я задумалась, не заметив, как вернулась девочка и уселась рядом. Эта новость снимала один вопрос и ставила несколько новых. Мне срочно требовалась информация, и единственным ее источником была старушка.
— Как скоро в Трехснежье отправится следующее судно?
Суларь затихла, то ли обиделась, то ли задумалась, то ли заснула. Я уже было решила, что последнее утверждение могло оказаться верным, как она ответила:
— Это последнее. Море замерзнет. Сменит Верея облик три раза — вернется «Единорог», не раньше.
— Верея — это глаз Астреи, — ответила малышка, заметив мое растерянное лицо. — Самая большая звезда на небе.
Непослушные пальчики упорно воевали с лоскутками, стараясь придать им форму куклы.
— А другого пути в Трехснежье нет? — пытаясь скрыть подступившее отчаяние, произнесла я, переводя взгляд с девочки на старушку.
Дин так увлеклась, что не расслышала моего вопроса, Суларь не торопилась с ответами. Мне было стыдно, что я мешаю пожилой женщине отдыхать после тяжелой работы, но мне нужна была информация. Страшно становилось при мысли, что потеряю браслет снова и не смогу вернуться домой.
— Откуда ты, молодка? Мира нашего не знаешь, говоришь ужо больно чудно, — бабушка затихла, ожидая ответа.
Я отложила шитье, подошла к печке, вроде как проверить огонь и шепнула:
— Иномирянка я. В вашем мире год провела, в лабиринте.
Подкинув пару кусочков горючего камня, поставила варить бульон из гривасов. Мясо слегка попахивало, но я убедила себя, что это лишь моя предвзятость.
— Хтож тебе удружил-то так? — понизив голос, наконец, ожила Суларь. — Чем ты насолила-то?
— Три мага и один мерзкий эльф развлеклись за мой счет.
Про браслет решила молчать. Этот проклятый подарок мне уже стоил одной кисти руки. Я и так рисковала, признавшись, что из другого мира. Вряд ли старушка теперь смогла бы мне помочь выкрасть его. Но снабдить информацией о храме Астреи вполне в ее возможностях.
— Бабушка Суларь, расскажите про храм Астреи. Есть ли там жрицы и службы? — вернулась к столу, рассеянно глянув в окошко на девственно белое снежное покрывало.
— Дык чево сказывать-то, — широко зевнула Суларь, сладко потянувшись. — И жрицы, и службы. А ты никак в дорогу хлопочешь?
— Обещала Дин вернуть ее дяде, — кивнула старушке.
— Лекса станет его сулами, — убежденно подала голос девочка, пытаясь пришить своей кукле глаз из голубого камешка с дырой посредине.
От печки вновь послышались всхлипы и отрывистый смех.
— Ох, ох, насмешила, небога, — вытирая заслезившиеся глаза, произнесла пожилая женщина. — Так ужо и сулами…
— Обязательно возьмет, — кивнула малышка и с серьезностью добавила:- Только… Лексе надо много кушать и толстеть. Моя тетка говорила, что если я буду хорошо кушать, то стану красивая, как она. И меня сосватает сам ярл.
Услышав такое, не выдержала и прыснула, присоединившись к смеху Суларь. Девочка перевела удивленный взгляд с меня на старушку и через секунду зазвенела нежным колокольчиком чистого детского смеха.
Прижав к себе малышку, поцеловала в пахнущие сухим теплом золотистые волосики.
— Раз решилась идти — неволить не буду. В ентом деле только Верховная жрица поможет, коли будет на то воля Астреи. Опоздала ты. Обозы через перевал ужо не ходят. Я тебе в городе сыщу проводника через горы.
Непроизвольно улыбнулась, радуясь, что решение нашлось.
— Но у меня денег нет заплатить проводнику, — вспыхнувшая было надежда, тут же погасла.
— Злотни у меня найдутся, — утешила старуха. — За ето не переживай. Мне за небогу боязно. Мала совсем по перевалам-то топать.
— Я ничего не боюсь и умею управлять серым шурхом, — подала голос малышка, криво прилаживая второй зеленый глаз. — Дядя научил, как сделать, чтобы ящеры слушались. Прутом по носу эть-эть…
Девочка комично взмахнула воображаемым кнутом.
— Ох, ужо боевка растет, — подколола малышку Суларь. — Смотри ка, растрясешь жир-то на шурхе, останешься худой палкой, и не возьмет тебя ярл своей сулами.
Малышка насмешливо фыркнула, цепляя на кукленка бусики.
— Дядька мой катается от зари до зари, а только толстеет, — ответила со знанием дела девочка.
Но бабуля уже не слышала, прижавшись к печке, утомленная трудами, сладко посапывала в согнутый локоть.
Глава 14
Глава 14
— Лекса, пойдем к морю. Я хочу красивых камешков набрать, — канючила Дин, утягивая меня с ведущей к домику старушки тропки на пляж. — Рути нужно новое ожерелье. Она же сулами ярла.
Девочка потрясла перед моим носом неказистой игрушкой. Для малышки последнее казалось железным аргументом в пользу прогулки в сторону пляжа. И я сдалась, с опаской глянув по сторонам, вслушалась в тишину и потопала за рванувшей вприпрыжку девочкой.
Тяжело переставляя ноги, с тревогой следила за шустро мелькавшим среди сугробов меховым помпоном на вязаной шапке. Я снова не выспалась, пролежав вторую ночь рядом с Дин не смыкая глаз. Страх и не отпускающее чувство опасности не давали расслабиться полностью. За окном тоскливо выл ветер, на море всю ночь бушевала буря. Я пыталась отговорить старушку идти на промысел, но она потрепала меня по щеке и молча вышла за дверь. Попросила ее не ждать, отговорившись тем, что заглянет к знакомым в город и договориться с проводником.
Проворочавшись пару часов, плюнула на капризный сон и просидела за шитьем до возвращения Суларь, время от времени задремывая над работой. А сейчас сонной мухой таращилась на бескрайнюю темную, почти черную гладь моря.
— Зачем тебе еще камешки? Тех, что у Суларь не хватило? — я стояла на берегу далеко от кромки пляжа, глядя на лениво катящие волны, оставлявшие грязную пену на прибрежной гальке.
— Она не очень-то красивая, — разглядывая свою куклу, справедливо заметила Дин. — Чтобы нравиться ярлу, ей нужна красивая одежда и много украшений. О-очень много украшений.
Вымучила улыбку, радуясь, что малышка довольна и не вспоминает плен. Я не решилась ее расспрашивать, боясь вытащить тяжелые воспоминания, радуясь, что бабкин отвар из морской травы поставил нас на ноги в кратчайшие сроки.
Девчушка оказалась непоседой, почувствовав себя лучше, уже весело скакала по крошечной избушке, грозя влететь в топящуюся печь. Дабы не искушать судьбу, я решила прогулять егозу и проветриться сама. На мое решение Суларь лишь пожала равнодушно плечами, устраиваясь спать у печки. Малышка нарядившись в обновки, весело прыгала, ожидая, пока я выберусь на тропку. Скачущая на одной ножке девочка, одетая в дубленку и вязаную шапку с помпоном с выбивающимися золотистыми прядками, до боли напоминала земных детей, играющих в каждом дворе города. Внутри глухо заворочалась болью застарелая тоска по дому, часто накатывавшая на меня в лабиринте.
— Дернешься, и я тебя прирежу, — чужое дыхание обожгло ухо, — а потом девчонку.
Я сглотнула, замерев, и почувствовала, как ледяной клинок уткнулся в шею за ухом. Женщина со знанием дела торопливо обшарила мой пояс на предмет оружия и денег, не обнаружив ни того, ни другого разочарованно цыкнула, не торопясь убирать нож от шеи.
— Вы кто? Что вам нужно? — тихо прошипела, злясь, что расслабилась и позволила себя застать врасплох. — Не трогайте девочку, денег у меня все равно нет.
Странным показалось, что женщина и Дин говорили правильно на местном диалекте.
Возможно, обе принадлежат к господскому сословию. Надо было расспросить малышку о родителях и дяде.
— Если ты беднячка, зачем искала проводника? — клинок усилил нажим. — Ты не приманкой ли тут осталась?
— Я тут с малышкой гуляю, — раздражаясь и забыв по страх, ответила разбойнице. — Уберите нож и представьтесь. Тогда и поговорим.
— Смотри ка, гонор есть! — осторожно провела вниз по шее лезвием. — Не боишься, что я тебя просто прирежу.
— Боюсь, — честно призналась ей, понимая, что нарвалась на психопатку.
А ведь должна была сообразить, что за столько лет жизни в вечной зиме жители давно должны были сойти с ума.
Я кусала губы, неотрывно следя за ковыряющей прибрежную гальку девочкой, сожалея, что взяла ее с собой на прогулку. Не повезло малышке связаться с влипающей в неприятности девицей, которую постоянно преследуют неудачи. Может Астрея будет милостива к Дин и защитит невинное дитя от кровожадной маньячки.
— Зря, — неожиданно смилостивилась женщина, будто подслушала мои молитвы, убирая нож, отступая от меня на шаг, давая себя рассмотреть. — Я Элина, но зови Фикса. Охотница, расхитительница сокровищниц и твой проводник. Это же ты собралась в Трехснежье?
Протянув узкую, мозолистую ладонь, высокая молодая шатенка лишь сощурила стального цвета глаза, когда я, забыв об увечье, подала для пожатия культю. Одернув руку, почувствовала, как вспыхнувшее было смущение затапливает холодная ярость. Девушка, похоже, испытывала неловкость. Длинные пальцы взъерошили русую челку короткой стрижки. Она привычным движением загнала узкий стилет в простые ножны на широком поясе, стягивающем тонкую талию, где висело еще много всего. Под теплым плащом я заметила меховую куртку, кожаные брюки, заправленные в высокие сапоги и короткий клинок в узорчатых, неожиданно богатых ножнах.
— Нравится? — заметив мой взгляд, она понимающе ухмыльнулась и любовно погладила затейливую вязь. — Один дурак дал поносить.
— Почему дурак?
— Ну не заметил сразу, что ему он маловат, а мне в самый раз, — ухмыльнулась Фикса, просияв белоснежным рядом зубов вопреки своему прозвищу. — Тебя-то как звать?
— Лекса, кто она такая? — Дин, незаметно подобравшись, требовательно дернула меня за край жилета, не дав мне ответить. — Она мне не нравится. Пусть уйдет.
— Скажи какая цаца! — скорчила рожу проводница, заметив стоящую возле меня девочку. — Командует, как настоящая ярлова дочка. И разодели же тебя…
— Я не цаца, — девчушка спряталась за меня и оттуда крикнула:- Стану женой вашего ярла — велю тебе отрезать язык и повесить.
Наемница удивленно вскинула брови и тихо присвистнула, изумляясь детской кровожадности. Я оторопело уставилась на малышку, не веря, что до этого момента ласковая как котенок девочка только что все это произнесла.
Она же помогала мне в избушке, бабушке воду подавала! Что на нее нашло?
— Я бабушке Суларь пожалуюсь, — продолжала стращать наемницу малышка. — Она сильнее, чем ты. Голову тебе оторвет и… сварит.
Стряхнув с себя оцепенение, виной которому еще была усталость и бессонница, я подняла Дин на руки, прижимая к себе, и познакомила этих двоих.
— Фикса, познакомься с Дин, — повернулась к девочке, доверчиво жмущейся ко мне. — Дин, Фикса проведет нас через горы в Трехснежье. Это проводник, которого обещала Суларь.
— Я ей не верю, — прошептала мне на ухо малышка. — Надо у бабушки спросить про нее.
— Надо, — согласилась и жестом предложила Фиксе идти первой по дорожке к избушке.
Глава 15
Глава 15
В избушку мы трое вошли тихо, стараясь не шуметь и не разбудить спящую Суларь. Опустив Дин на пол, повернулась к Фиксе, чтобы забрать тяжелый плащ, как меня с силой отшвырнуло в сторону. Не устояв на ногах, отлетела к столу у окна, хорошо приложившись спиной и затылком к хлипкой ножке. Столешница накренился на подломленной опоре, и все, что было на ней, посыпалось и полилось мне на голову. Я едва успела прикрыться руками. Малышка взвизгнула от страха и кинулась под мою защиту.