— Классно ты его развел, папань, — заметил сын, когда они отошли от скупки. — Как последнего лоха.
— Почему «развел»? — удивился старший Всеволод. — С чего такой поклеп, товарищ сержант?
— Н-но… Ты ж его на деньги так лихо поднял… И… — Тут младший Всеволод окончательно смешался под ироничным взглядом отца и совершенно нелогично закончил — Вот!
Старший несколько секунд подождал продолжения, а потом усмехнулся:
— Удивительно богатая, изобилующая метафорами и красивыми сравнениями речь. Смотрю, ты у нас — оратор… — Он снова усмехнулся, — Сын, ты еще не понял, что наручные часы здесь — вещь статусная. Очень и очень. А потому и стоят они, ну если не как чугунный мост, то весьма близко. Учти: в Советской России часы еще даже и не производят. А когда начнут производить, то сперва — карманные. И в продажу они не попадут: их будут распределять среди железнодорожников и командиров Красной Армии. — Старший Всеволод почесал нос, — Возможно, здесь, за счет Японии, ситуация с часами чуть лучше, но ненамного. Так что цену мы за наши часы взяли вполне честную, и гаврик этот на нас еще и наварится… — Тут он вдруг рассмеялся, — Интересно, что скажут часовщики, когда года через два-три к ним наши часы принесут в починку?
Младший Всеволод только тут сообразил, что именно произойдет через два-три года. Батарейка кончится. И когда часовщик откроет часы, чтобы посмотреть в чем дело…
— Глаза будут, как три рубля, — расхохотался он. — Они ж клиентам скажут, что эти часы не могут ходить. В принципе! Механизма-то нет!
— Механизм есть, — засмеялся вместе с ним отец. — А вот пружину — пружину они будут долго искать!
Волков-младший словно наяву увидел часовщика, почему-то похожего на киношного Остапа Бендера, который строго вопрошает: «Грустно, девицы. Шутки шутить надо мной задумали? Ты куда пружину дел, лишенец?!», и засмеялся еще громче.
Так беседуя они свернули в проулок — сократить путь к пристани. Здесь было тихо и безлюдно. И тут вдруг младший Всеволод почувствовал легкий толчок в спину. Что-то это ему напоминает? Позвольте, да ведь точно также его пытались обокрасть в метро, рядом с институтом! Резко бросив руку вниз, он перехватил чужую кисть…
Чиж, несмотря на свой совсем еще невеликий возраст — всего-то пятнадцатилетие на Троицу справил! — шигач вполне опытный, «тонкая проволока», почти аристократ. Вот уже третий год, как он удачно подписался под втыковую масть — шайку, работающую на волжских пароходах.
Сам Чиж, подкладчик Грех, мурка Любка и симпатичная вихря Настасья, которая была еще и знатной волынщицей обычно изображали из себя семейство среднего достатка, а еще трое вихеров — Шпыня, Вол и Гнат, что пасли поляну и били понты — фраеров лопоухих, из каких-нибудь мелких совслужащих.
На пароходах работать хорошо. Разомлевшие от скуки да от буфетной водки штымпы сами лопатники да сумки раскидывали. А уж в толпе у трапа по прибытию на пристань — рай! Чистый рай! Но и на берегу работается неплохо. Вон, взять хотя бы эту парочку. У молодого видно: карман деньги оттопыривают, даром, что шкары на нем — галифе. Ишь, фраер ушастый: папашу слушает — рот только не разинул! Ну так и сейчас…
Рука привычно скользнула в чужой карман, но тут…
…Всеволод-младший сильно прижал чужую ладонь к своему бедру и резко повернулся. Раздался негромкий хруст, и только потом — дикий крик.
На земле сидел парнишка лет пятнадцати, держась за сломанную кисть. И тут же словно из-под земли вынырнули двое. Крепкие такие мужички, смотрят нехорошо…
— Это что ж тут делается? — спросил один из подошедших. — Дите покалечил?
— Этому дитю в тюрьме давно прогулы ставят, — напрягся парень. — Лучше милиционера позовите: карманника поймал.
— Прямо так и поймал? — осклабился второй подошедший. И тут же ударил Всеволода в лицо. Вернее, попытался ударить…
Младший Волков легко качнулся в сторону, крутнулся на пятке и ударил каблуком пролетавшего мимо нападавшего в крестец. Тот нелепо взмахнул руками, словно пытался удержаться за воздух, и налетел на услужливо подставленный Волковым-старшим кулак. Глухо булькнул и растаявшим пломбиром оплыл наземь.
Второй сообщник махнул рукой, и в ней коротко блеснуло узкое лезвие. А сзади раздался топот: к ним бежал еще какой-то мужик с широким злым лицом.
— Сын, твой — тот, — ткнул рукой отец. И уже обладателю ножа, — Брось железо, козел. Руки вырву.
Тот, щеря плохие зубы, попытался покрутить нож в руке. В этот же самый момент Всеволод-младший прыжком сократил дистанцию с третьим противником и нанес прямой удар в печень, одновременно уходя влево.
Оппонент оказался крепким: удар не сбил его с атаки, и он попытался достать парня настоящим боксерским хуком. «Во как! — поразился младший Волков. — Это ж надо: на доисторического боксера нарвался!»
Уголовник со стажем по кличке Шпыня действительно был знаком с боксом и даже как-то выступал, а потому слыл крутым бойцом. Вполне заслужено… для двадцать девятого года. Вот только сержант Волков полгода тому назад взял первенство части по рукопашному бою. Совсем в другом времени, с совсем другими требованиями. И Шпыня на свою беду об этом не догадывался…
Удар ребром стопы выбил Шпыне колено, и тут же жесткая ладонь сломала кадык. Всеволод-младший поспешил повернуться: вдруг помощь нужна? «Все-таки бате уже за сорок, — промелькнуло у него. — А ну, как…» Но, никакого «ну, как» не произошло: Младший Волков только и успел заметить выпавший из вывернутой руки нож, а противник отца, уже дергался и хрипел в неразрывном захвате. Волков-старший чуть напряг руку и у бандита глаза на лоб полезли…
— И что это было? — спросил старший Всеволод так спокойно, словно сидел за столом в кабинете. — Чего за гнилой наезд? Ну?
— Папань, он же говорить не может. Ты ж его сейчас задушишь…
— М-да? — приподнял бровь старший Волков. — Ну, значит судьба у него такая…
— Бать, отпусти ты этого урлоида…
Теперь Волков-младший волновался уже совсем по другой причине. Обычно тихий и спокойный отец не зря числился в нескольких странах военным преступником, и к врагам, особенно — к таким вот шакалам, относился безо всякого почтения. Неизвестно даже, считал ли он их вообще за людей, или числил в разряде мелких вредителей, наравне с клопами и тараканами?..
— Ладно, урочье племя, — Всеволод-старший разжал руки и одновременно наладил свою жертву здоровенным пинком в «задний фасад». — Те, кто меня слышит — запомните, и передайте остальным: если я ваши бакланьи хари хоть раз до отъезда увижу — окалечу! Вопросы, пожелания есть? Если есть, заткнули их себе в хайло и дернули отсюда мелкой рысью! Пошли, сын…
Билеты у Волковых были на пароход «Яхонт», шедший вниз по Волге. Увидев это странное заднеколесное суденышко, отец и сын остановились, с минуту разглядывали несуразное плавсредство, а потом, переглянувшись, пропели дуэтом:
Америка России подарила пароход.
С носу пар. Колеса сзади.
И ужасно, и ужасно,
И ужасно тихий ход!
Но оказалось, что никакая Америка никакой России «Яхонт» не дарила, а построили его на заводе Крюкова в Молитовке в далеком одиннадцатом году. Эту информацию довел до них добродушный пожилой рыжий и веснушчатый мужик в тельняшке, стоявший у трапа. Уже в каюте сын поинтересовался:
— Папань, Молитовка — это где?
Отец, завалившийся было на койку, ответил, что Молитовка — деревня рядом с Нижним Новгородом. Но недолго ей осталось: в середине тридцатых она войдет в состав Ленинского района города Горький. А знает он это потому, что когда-то там жила родня его матери — бабушки младшего Всеволода.
— А вот что там за завод был — понятия не имею, — добавил он. Встал и потянулся, — Пойдем-ка лучше на палубе посидим, воздухом подышим, на пейзажи полюбуемся. Да и покурить бы, а то в нашей каюте… — и вместо окончания фразы Волков-старший просто обвел рукой крохотное помещение.
На палубе опять было людно. Отец и сын расположились на длинной дощатой скамейке. Волков-старший достал серебряный портсигар с тремя богатырями на крышке, подаренный ему еще его дедом. Портсигар был старинным… ну, то есть по меркам их времени, так как сделали его еще в середине двадцатого века. Но и здесь он смотрелся вполне достойно.
Они закурили, бездумно разглядывая проплывающие берега, как вдруг старший Всеволод насторожился. Младший поискал взглядом источник отцовского беспокойства и вскоре нашел. Плотный человек в полотняном костюме, энергично рубя воздух рукой, обращался к своему седому и длинноусому соседу:
— И если мы поднимем температуру, то производительность куба вырастет, по нашим расчетам, на целых двенадцать процентов!
Длинноусый пожевал губами:
— На двенадцать, это вы, батенька, уж чересчур. Даже если на семь поднимите — превосходно. Но встает единственный вопрос: как вы собираетесь оправдать требование на увеличенный расход нефтяного топлива? Ведь оправдывать-то надо будет не мне, а наркомату…
— Почему же не оправдаем?! — горячился плотный. — Если три стопудовика начнут давать по сто двенадцать пудов — разве это не оправдывает увеличение расхода пара?
Седоусый задумчиво покачал головой. Видно было, что он ищет достойный ответ, но тот как-то все не находится…
— Дополнительный котел ставить будете? — спокойно поинтересовался Волков-старший. — Если нет, то ждите одного из двух: или трубки порвет, или развальцует и из решетки вырвет.
— Что?! — хором переспросили плотный и седоусый.
Всеволод-старший принялся объяснять скучным тоном университетского профессора. Оба незнакомца слушали его, потом седоусый запротестовал, вытащил из кармана записную книжку и принялся что-то там черкать и высчитывать. Всеволод-младший сидел, и слушал, как отец, заглянув в расчеты, усмехнулся и предложил считать по-другому. Потом заговорили все трое разом, и эта словесная перепалка очень скоро стала напоминать ему дагестанский мат. Только тот был понятен хотя бы интуитивно, а здесь даже два курса института не могли помочь разобраться в нагромождении «паропроизводительностей», «дефлегматизаций паров», «парциальных давлений», «температур разложения» и тому подобного. После пошло что-то уж и вовсе невообразимое. Старший Всеволод встал, прошелся перед оппонентами и поинтересовался:
— Передовой метод инженера Шухова по расчету теоретических тарелок вам, надо полагать, неизвестен? Ах, известен? Ну, так возьмите номограмму и просто посмотрите. И производительность у вас поднимется, хорошо, если на пару десятых процента. Если бы вы перерабатывали три миллиона тонн нефти в год, то и это была бы цифра, а так… Стоит ли рисковать оборудованием? Тем более, что есть более простой способ…
И дальше опять покатилась высокопробная производственная заумь. Младший Всеволод было заскучал, но минут через двадцать плотный вдруг подскочил, точно его укололи шилом, схватил отца за плечи и буквально заорал:
— Товарищ! Дорогой вы наш! Вы где служите?! Мы вам командировочку на наш завод вытребуем! Приедете, поможете нам, а?! А ведь там, глядишь, может остаться захотите?! Ну, говорите же! Вы из наркомата?!
Старший Всеволод кашлянул:
— Я, собственно, сейчас ехал на завод в Константиновском. Мне сказали, что там найдется работа для инженера…
Секретарь ячейки ВКП(б) Константиновского завода Григорий Петрович Куприянов.
День как всегда весь расписан. До распоследней секундочки. Куда там пятилетнему плану! С утра на проверку анкеты делегатов на четвертую районную партконференцию принесли: проверить и подготовить к обсуждению на собрании. Потом сидел над отчетом в райпарторганизацию об участии ячейки в проведении политических кампаний. Дел и на заводе — завал завальный, но разве товарищу Нейману это объяснишь? Шлет телеграмму за телеграммой: где?! Давай! Шуруй! Перед Партией ответишь! На фронте и то — легче было. Там хоть все понятно: пока Омск не взяли, на Иркутск и замахиваться нечего. А тут — это давай! И вон то шуруй! И еще вон то, то и вот это и не забудь! И попробуй только не исполнить в срок! Перед Партией ответишь! А как исполнить, если руки всего две, и обе заняты?
Катенька? Что тебе? Курьер? Пусть войдет. Здравствуйте, товарищ. Что у вас? Резолюции заседаний районного комитета? Расписаться? Конечно. Вот, черкнул. Товарищ Нейман велел на словах передать? Конечно, сразу же доведем до сведения всех. Непременно сообщим. И вам до свидания.
И что же нам прислали? Нет!.. Легко говорить: «Перевыполним план на двадцать процентов», а как это прикажете сделать, если некомплект инженеров был и так, а теперь еще Тринклера и Матовкина взяли по делу Промпартии?! На заводе инженеров меньше, чем по одному на цех! Так не пойдет…
Алё? Девушка, дайте мне райком партии. Товарища Неймана. Да, самого. Не отвечает? Линия занята? Когда освободиться? А, вот так?.. Хорошо, тогда соедините меня со вторым секретарем… Не «с кем-с кем?», а с товарищем Котовым. Василий Петрович? Привет, Куприянов тебя беспокоит. Резолюции? Получил, потому и телефонирую… Что? НЕТ! А я говорю: НЕТ! Не можем мы двадцать пять процентов дать! У нас инженеров — шиш да кумыш! Считай сам, товарищ Котов: Райнгольд ушел? Ушел. Белячкова и Юрина в Баку переманили? Переманили. Гровс на повышение в Москву убыл? Убыл. Тринклера и Матовкина арестовали? Арестовали. И теперь у нас инженеров некомплект. Такой, что хоть ложись и помирай. Это еще учесть надо, что Плавский и Карташев — старики, и работают уж известно как… Ну да, ну да… Смелее продвигать рабочую инициативу, так? Ага. А не ты ли, товарищ Котов, меня в апреле на бюро лаял матерно, когда у меня такие вот «инициативные» чуть котел не взорвали?.. Рабфак? Так ты дай мне этих рабфаковцев, дай! Да? А я их где возьму?.. Где изыскать-то?! Где?! Врешь, Василий Петрович, смотрел я там: нету там рабфаковцев! Нетути! Тебе смешно, товарищ Котов, а мне выть хочется… Ты уж скажи товарищу Нейману, что нет никакой возможности. А я за свое слово большевика отвечать привык, и сказками бабьими кормить бюро не стану!..
Катенька! Чаю мне дай! Что? Я занят! И что, что пришел Левченко? Кого привел? КОГО?!! А ну-ка, давай мне их сюда…
Вслед пароходному знакомцу — молодому инженеру Левченко, Волковы вошли в помещение парткома. Впрочем, выяснилось, что в двадцать девятом он еще не носил такого звучного названия: табличка на дверях гласила, что здесь располагается ячейка ВКП(б) Константиновского завода.
— Мелкий, ты сейчас — Киса Воробьянинов, — шепнул отец сыну. — То есть молчишь и надуваешь щеки, понял?
Парень незаметно кивнул. А Волков-старший шагнул вперед, коротко отрекомендовался, представил сына, а потом как-то очень спокойно и гладко принялся объяснять, что по дороге их обокрали, что часть документов пропала, что он хочет работать на заводе, и сын его — тоже, и так далее, и тому подобное. Говорил коротко, максимально просто строя фразы, и младший Всеволод сообразил, что отец старается сделать свою речь понятнее для секретаря ячейки.
Тот все внимательно выслушал, кивнул и потребовал у старшего Всеволода учетную карточку. Тщательно ее изучил, а потом вопросительно посмотрел на Левченко.
— Товарищ Куприянов, да товарищ Волоков — дельный инженер. Мы с ним на пароходе познакомились, так он нам с Карташевым такую лекцию прочитал — ого-го! И в оборудовании разбирается, и в расчетах. Сразу видно — опыт.
— А от меня-то вы что хотите? — поинтересовался Куприянов.
Спросил вроде как почти равнодушно, но от Волковых не укрылся острый интерес партийного начальника. «Ему очень нужен инженер. Просто очень-очень», — подумал Всеволод-младший. «Товарищ просто жаждет получить партийного инженера, — усмехнулся про себя Всеволод-старший. — И ради того, чтобы заполучить меня, он пойдет на многое. Теперь самое главное — не перегнуть палку с требованиями, но и получить меньше возможного нежелательно… А добьем-ка мы его!»