«Замечательно, — подумала я. — Мне придётся ехать на страшном дала дала до самой деревни Габриэля». Я отправилась в пыльный двадцатиминутный путь назад, на автобусную остановку. Это была головокружительная какофония рейсовых автобусов, туроператоров, размахивающих картами перед моим лицом, и людей, желающих продать мне браслеты, бананы и жареную кукурузу. Улица напоминала оркестр, состоящий из мотоциклов, машин и дала дала; все двигались с разной скоростью, начиная движение и останавливаясь без порядка и предупреждения. Кондукторы висели на подножках микроавтобусов, выкрикивая их места прибытия, хлопая по бокам машины, когда хотели, чтобы водитель остановился для пассажиров. Каждый дала дала был ярко раскрашен, имел наклейку или слоган в честь какой-нибудь знаменитости: Бейонсе, Обама, Элвис. Я ждала, когда выкрикнут название деревни Габриэля, Рутема, но никто из них не ехал в ту сторону.
— Мой друг, я нашёл вас! — полноприводной автомобиль резко остановился возле меня, едва не задев человека на велосипеде. Водитель был одет в белоснежную рубашку с закатанными рукавами, в его очках-«авиаторах» отражалось моё измученное лицо.
— Это я, — он снял очки и послал мне дерзкую улыбку.
Бахати.
— Что случилось с твоим… костюмом? — прокричала я сквозь гул.
— Это не костюм. Я настоящий Масаи.
— Твои волосы тоже исчезли?
— Косички? Они накладные. Я одеваюсь для туристов. Они фотографируются со мной. Я также экскурсовод, но это всё временно. Я на самом деле актёр-супермен, ожидающий шанса прославиться. Однажды ты увидишь меня на большом экране. Но это в будущем. Вы сказали, что искали водителя. Куда вы хотите поехать?
— Рутема, — ответила я.
— Садитесь. Я отвезу вас туда.
— Сколько? — спросила я, прищурившись.
— Для вас та же цена, что и за дала дала.
Я колебалась. Я не была одной из тех, кто прыгал в машину с незнакомцем, не говоря уже о незнакомце в совершенно другой части света.
Кто-то ущипнул меня за задницу. Это могла быть старуха, пытающаяся продать мне браслеты. Я не проверяла. Я запрыгнула в машину Бахати, когда кондуктор с мегафоном что-то проорал мне в ухо.
— Ты знаешь Коринну из Nima House? — спросила я. — Она посоветовала мне обратиться к тебе.
«Замечательно, — подумала я. — У меня есть друзья, придурок, и им известно, куда я направилась».
— Я знаю мисс Коринну. Она дала вам хороший совет. Я отличный водитель.
Бахати сделал резкий поворот налево, и я сжала приборную панель, костяшки пальцев побелели.
— У вас нет ремней безопасности? — я потянулась за своим, но руки нащупали пустоту.
— Здесь никто не пользуется ремнями безопасности, — засмеялся он. — Не волнуйтесь. Вы в надёжных руках. У меня безупречный послужной список. Никаких несчастных случаев.
Я наблюдала, как два пешехода отошли с дороги как раз вовремя, чтобы не быть сбитыми им.
— Вы не сказали мне своё имя, мисс…? — он оставил повисший вопрос.
— Родел.
— Мисс Родел, вам повезло, что я нашёл вас, или вы были бы в этом, — он указал на дала дала, обгоняющий нас. — Большинство из этих миниавтобусов предположительно должны быть на десять человек. Если в нём меньше двадцати человек, это не настоящий «дала». Если вам удобно, это не настоящий «дала». У водителя абсолютная власть. Никогда не просите его выключить музыку. Никогда не ждите от него, что он остановится там, где вы должны выйти. Никогда не смейтесь над картинками на его солнцезащитном козырьке. Как только вы садитесь в «дала», вы отказываетесь от всех своих прав. Он может подвести вас, уехать, пока ваша нога ещё будет в его миниавтобусе, с вашим багажом, вашим…
— Я поняла. Мне будет лучше с тобой.
— Абсолютно. И я предлагаю много специальных пакетов. Упакованный ланч. Банановое пиво. Бесплатный африканский массаж. Нет. Не такой массаж, мой друг. Я имею в виду это, видите? — он посмотрел в мою сторону, когда мы проскочили через покрытую выбоинами улицу. — Африканский массаж. Хе-хе. Нормально, да? Вы оставите мне отзыв? У меня 4,5-звёздный рейтинг…
— Бахати?
— Да, мисс?
— Ты слишком много говоришь.
— Нет, мисс. Я только сообщаю вам важную информацию. Сегодня хороший день, чтобы поехать в Рутему. Завтра там дождь. Дороги очень грязные. Я счастлив, что мы едем сегодня. Завтра мне пришлось бы взять с вас больше, чтобы помыть машину. Это для Сюзи, моей машины, — он ударил по рулевому колесу. — Она любит, когда я содержу ее в чистоте. Но если вы хотите поехать завтра, то это тоже хорошо. У меня есть зонтик в багажнике. Он из отеля «The Grand Tulip». Очень большой, очень хороший. Его использовала Опра Уинфри (Прим. Опра Уинфри — американская телеведущая, интересная личность, известная не только в Соединенных Штатах, но и во всем мире). Вы увидите логотип. Логотип «The Grand Tulip», не Опры. Они дали его мне, потому что…
— Сегодня подходящий день. Это не то место, в которое мы направляемся?
— Да, да. Это то место, в которое я везу вас. Вы уже говорили мне. Вы забыли? Это нормально. У меня хорошая память. Но я не понимаю, почему вы хотите пойти туда. Там нечего смотреть. Если вы спросите меня, то должны пойти…
Мы проехали оживленные рынки и колониальные здания, которые стояли как упрямые, пыльные свидетельства далекого прошлого среди модных магазинов. Бахати бубнил, пока мы выехали из Амоша и ехали по грязной дороге через небольшие фермы и традиционные усадьбы. Он умолк на холме с потрясающим видом на площадь и остановил машину.
— Смотрите, — сказал он, указывая на каньоны, простирающиеся до горизонта.
Над облаками, как божественная корона небесной славы, возвышался заснеженный купол Килиманджаро. Я представляла себе его роскошное великолепие каждый раз, когда Мо говорила об этом, но ничто не подготовило меня к моему первому наблюдению его высоких, припорошенных снегом пиков.
Казалось, Бахати разделял моё чувство благоговения. На некоторое время было затишье в его комментариях. У него не было слов, чтобы поделиться со мной, не было уймы фактов, чтобы произвести на меня впечатление. Мы смотрели на сюрреалистического великана, который маячил вдали, величественно возвышаясь над золотыми равнинами африканской саванны.
— Почему вы хотите посетить Рутему? — спросил Бахати, когда мы снова вернулись на дорогу. — Это всего лишь кучка деревенских домиков и пара магазинов.
— Я ищу друга моей сестры, — я объяснила, что привело меня в Амошу и почему я нуждалась в помощи Габриэля.
— Я сожалею о вашей сестре. Это было ужасно, — сказал он. — Этот человек — Габриэль — вы не знаете его фамилию?
— Нет. Только то, что он и моя сестра работали вместе.
— Не беспокойтесь, мисс Родел. Мы найдём его.
Это было обычное утешение, но я была благодарна за это.
Когда мы въехали в Рутему, за нами по пыльной улице бежали босоногие дети, повторяя снова и снова: «Mzyngu! Mzyngu!» (Прим. здесь и далее Mzyngu — белый человек).
— Что они говорят? — спросила я Бахати.
— Мзунгу означает белый человек. Они не привыкли видеть здесь много туристов. — Он припарковал машину под фикусным деревом. Группа покрытых грязью мужчин работала под трактором, бормоча, как хирурги над пациентом. — Я спрошу, знают ли они Габриэля.
Дети окружили нашу машину, пока Бахати разговаривал с мужчинами. Они глазели и хихикали.
— Схоластика, Схоластика! — кричали они, указывая на меня.
— Я понятия не имела, что это значит, но они исчезли, когда вернулся Бахати и прогнал их.
— К счастью для вас, в деревне есть только один Габриэль, у которого есть друг девушка мзунгу. Но он много путешествует, и они не видели его некоторое время. Его семья живёт там. — Он указал на большой комплекс, который выглядел неуместным среди рядов маленьких хижин. Дом по периметру окружал забор с острым, битым стеклом, закреплённым раствором наверху.
Моё сердце замерло. Я не рассматривала возможность того, что Габриэля может не быть поблизости.
— Мы можем пойти спросить, когда он вернётся?
Мы посигналили у ворот и стали ждать. Мужчины перестали работать на тракторе и с любопытством наблюдали за нами. Женщина в платье из красочной местной ткани вышла, чтобы поприветствовать нас. Она говорила с Бахати на суахили через металлическую решётку, но её глаза всё время возвращались ко мне.
— Ты сестра Мо? — спросила она.
— Да. Меня зовут Родел.
— Я рада видеть тебя. Карибу. Добро пожаловать, — сказала она, отпирая ворота. — Я сестра Габриэля, Анна.
Её улыбка была тёплой, а глаза мрачны. Она была прекрасна в своем спокойствии, такими бывают люди с разбитым сердцем. Анна провела нас во двор с фруктовыми деревьями и маленькой игровой площадкой для детей. Пустые качели скрипели, по-прежнему покачиваясь, как будто их торопливо покинули.
Внутри были задёрнуты занавески — позор, потому что это был такой прекрасный, солнечный день. На полу разбросаны коробки, некоторые были пустыми, некоторые заклеенными.
— Я сожалею о вашей сестре, — сказала Анна, после того как мы сели.
— Спасибо, — ответила я. — Я не хочу занимать слишком много вашего времени. Не могли бы высказать мне, как связаться с вашим братом.
— Хотела бы я знать, — сказала она, глядя на свои руки. — Я давно не получала от него известий. Он никогда не пропадал так надолго. Я боюсь, что он не вернётся. Или, хуже того, с ним случилось что-то плохое.
— Что-то плохое? — я перевела взгляд с неё на Бахати, но он смотрел через моё плечо на что-то, находившееся позади меня.
Я обернулась и увидела девочку, стоящую у заднего входа. Её тёмный силуэт был очерчен светом, льющимся через открытую дверь. Казалось, что ей было около шести или семи лет, но её поза была зажатой и настороженной, как будто она не была уверена, должна ли она войти.
— Всё в порядке, Схоластика, — сказала Анна. Она перешла на суахили и уговорила ребёнка зайти внутрь.
Когда девочка вышла на свет, я вздрогнула. Возможно, это была неожиданность, шок от увиденного бледного призрака, появившегося из теней средь бела дня. Её кожа была странного оттенка белого цвета с розовыми пятнами в тех местах, где солнце коснулось её. Она смотрела на нас своими невероятными глазами — молочными и голубыми. Её вьющиеся волосы приглушенного светлого оттенка выглядели жесткими, никакой мягкости и изысканности — она была острижена практически налысо. Отсутствие цвета было резким, как картина, лишённая пигмента. Раньше я видела людей с альбинизмом (Прим. Альбинизм ( лат. albus — белый) — врождённое отсутствие пигмента меланина, который придаёт окраску коже, волосам, радужной и пигментной оболочкам глаза), но у этой девочки были струпья на губах и по всему лицу, будто чёрные маленькие мухи пировали на ее коже (Прим. Струп — корочка, покрывающая поверхность раны, ожога, ссадины, образованная свернувшейся кровью, гноем и отмершими тканями). Я не могла удержаться от дрожи, которая пробрала меня, хотя именно Схоластика заметно отшатнулась от меня, от рефлекторного ответа, с которым она, без сомнения, знакома. Отвращение. Ужас. Негодование.
Я отвела взгляд, стыдясь за себя. Она была просто маленькой девочкой, рождённой без цвета.
— Это дочь Габриэля, — сказала нам Анна. — Она не говорит по-английски. Габриэль перестал посылать её в школу, потому что они не могли гарантировать её безопасность, поэтому она остаётся дома, со мной.
Я кивнула, думая о детях, которые скандировали «Схоластика, Схоластика!», когда они увидели меня. Для них, она, вероятно, больше походила на меня, чем на них. Как учитель я хорошо знала, как дети могли объединяться и реагировать на то, чего они не понимали.
— Она чувствительна к солнцу, но я не могу держать её в помещении весь день, — Анна коснулась лица своей племянницы. — Это коросты от солнечных ожогов, — её голос дрогнул, когда она заговорила снова. — Я хочу, чтобы ты взяла её с собой.
— Прошу прощения? — я наклонилась вперед, убеждённая, что неверно расслышала.
— Твоя сестра помогала Габриэлю перевести детей-альбиносов в приют в Ванзе. У них там есть школа для таких детей, как Схоластика, место, где она будет в безопасности, где она не должна будет чувствовать, что она какая-то другая.
— Ты хочешь отослать её? В детский дом? — я была поражена. — Разве ты не должна сначала обсудить это с Габриэлем?
— На этот раз Габриэль отсутствует слишком долго. Он сказал, что мы переедем в Ванзу, когда он вернётся, — подбородок Анны задрожал, и она глубоко вздохнула. — Я не могу присматривать за Схоластикой одна. У меня двое собственных детей. Габриэль принял нас и арендовал дом побольше, когда мы с мужем развелись. Без него я не смогу платить арендную плату. Я только что получила уведомление о выселении. — Она указала на коробки вокруг нас. — Я должна переехать, и как только мы покинем эту территорию… Бахати, ты понимаешь? Скажи ей, что бы она отвезла Схоластику в приют.
При упоминании её имени Схоластика перевела взгляд со своей тёти на Бахати.
«Она не понимает, о чём мы говорим», — подумала я.
— Детский дом в Ванзе — это то место, в которое Мо перевозила всех детей? — спросила я.
— Габриэль забирал их. Он попросил Мо помочь ему доставить их туда. У них была договорённость. Габриэль предложил Мо отвезти её туда, куда она только захочет, — национальные парки, озёра, сафари-отели — бесплатно. Взамен Мо перевозила детей как своих собственных.
— Я не понимаю. Мо перевозила детей как своих собственных? — спросила я.
— Дети-альбиносы выделяются в Африке. Они особенные. Другие. Есть люди, которые, не колеблясь, могут издеваться над ними или навредить им. Когда вы надеваете большую шляпу и правильную одежду на этих детей, вы можете обмануть людей, заставив их думать, что они туристы — по крайней мере, на расстоянии. Намного легче, когда люди думают, что они видят мать мзунгу и ребёнка мзунгу, путешествующих с местным гидом. Раз в месяц Мо обеспечивала безопасный проход для одного из детей, которого находил Габриэль, и он возвращал долг, показывая ей окрестности.
— Но теперь он пропал, — сказала я. — Вы сообщили об этом в полицию?
— Да, но есть много мужчин, которые уезжают в город и никогда не возвращаются. Они думают, что Габриэль бросил нас.
— Это возможно?
— Я не знаю. Я так не думаю. Он бы не бросил Схоластику просто так. Её мать уехала после её рождения. Она хотела отдать её, потому что считала, что дети-альбиносы прокляты, но Габриэль не стал бы этого делать. Если бы ты могла доставить Схоластику в Ванзу, я бы чувствовала себя намного лучше, по крайней мере, пока моя жизнь не наладится. Когда Габриэль появится, он будет знать, где её найти.
Было слишком информации для размышления. Я приехала в Рутему с простой миссией: найти человека, который, как я думала, помогал моей сестре. Вместо этого, меня попросили о помощи.