— ПИР?
— План Изменения Реальности.
— Прости за интимный вопрос, — сдержанным тоном сказал Иттрий. — Ты уже пробовал?
— В моей биографии почти нечего редактировать, — отозвался я. — А то бы попробовал. Интересно же.
Тут мне почудилось, он вроде как вздрогнул.
— По-моему, это противоестественно. Подменять чужими фантазиями то, что было на самом деле.
— О вкусах не спорят, — сказал я. — Многим нравится.
— Я никогда бы… — начал Иттрий и запнулся. Потом мрачновато взглянул на меня. — Ни одному эмпату такое и в голову бы не пришло.
— Ты забыл про Гиаза. Отца-Основателя. А уж он-то, если верить церковникам, был эмпат ого-го.
— Он был авгуром, — поправил мой попутчик. — Самым талантливым в мире авгуром.
— Один хрен! — отмахнулся я.
— Ты говоришь с позиции обывателя, — серьёзно возразил Иттрий. — Для нас… — тут он опять поправился, — для эмпатов старшего поколения это было ужасным шоком. Поступок Гиаза расколол мир на две половины.
— Но почему?
— Я не могу сказать. — Он беспомощно развёл руками. — Это как пытаться объяснить неэмпату, что такое эмпатия. Я просто знаю, что было табу и что оно нарушено. И каждый эмпат в мире страдает от этого чувства.
Не знаю, чем было вызвано моё везение — наличием попутчика или же случайностью, — но продвигались мы на удивление быстро. Мне почти не приходилось плутать. Однако ливень был страшенный. За ним я не сразу заметил наступление рассвета. А когда до меня дошло, что этот слабый сероватый отблеск, просочившийся в кабину, и означает утро, мы уже почти вырвались из зоны трансформации. Продолжая глядеть на дорогу, я вслепую протянул руку и подёргал дремавшего Иттрия за рукав дождевика.
— Подъезжаем!
Он сразу встрепенулся. Каково бы ни было его отношение к церковникам и Гиазу, а пропускать свой первый въезд в Таблицу он явно не собирался. Я его понимал. Сам хорошо помнил эмоции, охватившие меня при первой встрече с городом.
— Мы въедем с северной стороны, — объяснил я. — Тебе предоставляется редкая возможность разглядеть вблизи купола Фабрики.
— Через такой-то дождь? — усомнился попутчик.
— Привыкай, — я усмехнулся. — В Таблице всегда…
— …мокро, — закончил он. — Знаю. Побочный эффект работы Святой Машины.
Он завозился на сиденье, шумно роясь в недрах своего саквояжа. Потом выудил оттуда свёрток, обёрнутый коричневой промаслившейся бумагой.
— У меня тут бутерброды. Будешь?
— Спасибо, — поблагодарил я. — Но я мечтаю о свежем кофе.
— Сколько нам ещё осталось?
— Меньше часа. — Тут я осознал, что не помню, где его надо высадить. — Тебя кто-нибудь встречает?
— Теоретически, меня ожидают в ДУОБТ.
— Почти по пути, — сказал я с облегчением. — Будешь утильщиком, значит.
— Это так неприятно? — спросил Иттрий. И пояснил:
— Судя по твоей бессознательной реакции.
— Да нет, — смутился я. — Я думал, тебя отправят в Башню.
— Я рад, что меня не отправят в Башню, — вполголоса ответил он. Потом искоса взглянул на меня.
— Кажется, ты со мной не согласен.
— Хрен редьки не слаще. Но, если не боишься биоткани, то и эта работа сгодится.
Мы свернули с прямого как стрела шоссе и загрохотали по мосту.
— Сейчас как раз увидишь, где эту биоткань делают, — пообещал я, взглядом выхватывая из дождевой пелены знакомые очертания. Я почти соскучился по этому виду. Меня встречали округлые, голые как лысина, идеально ровные Купола. Четыре гигантских муравейника, битком набитые огами и их хозяевами… Впрочем, погодите-ка… Четыре? Въезжая на мост, я совершенно точно знал, что Куполов будет пять. Должно было быть пять.
Первой моей реакцией было удивление, почти сразу сменившееся паникой. Бессознательно я ударил по тормозам, мельком отметив ощутимый толчок и протестующий возглас эмпата. Но всё моё внимание было приковано к Фабрике. Реальность над ней и вокруг неё на моих глазах претерпевала изменения. Я никогда прежде не видел Святую Машину в действии, однако понял: это оно! Действительность превратилась в набор статичных картинок, каждая из которых противоречила предыдущей. Секунду назад я знал, что Фабрика состоит из пяти связанных между собой Куполов, а уже в следующий момент мог бы поклясться, что их всегда было только четыре. Потом я снова замечал пятый, недостающий Купол. Он то возникал на фоне стального неба, то бледнел и как бы размазывался. Эти мерцания были источником хаоса в мире и в моей собственной голове. Глядя на них, я ощущал себя свидетелем безмолвной, отчаянной борьбы между неведомыми противниками. Купол агонизировал, цепляясь за Реальность, но появления его становились всё реже. Потом до моста донеслось далёкое, глухое эхо, в котором слились грохот бетонных глыб и скрежет металлических перекрытий. Казалось, кричало само исчезающее здание. Вслед за этим моё ухо уловило куда более близкие и неаппетитные звуки, доносящиеся с соседнего сиденья. Иттрия тошнило.
— Прости, — сказал он, немного отдышавшись, когда я за шиворот выволок его из кабины. — Эти Изменения… это бич всех эмпатов.
— И что, вы всегда так… блюёте? — с недоверием сказал я.
Эмпат неопределённо махнул рукой.
— Это ещё ничего, — хрипло ответил он. — Вот с возрастом прогрессирует.
Он отцепился от перил моста и сделал попытку выпрямиться.
— Уже проходит. Дай мне ещё пару минут.
Я кивнул.
— Всё равно кабине надо проветриться.
— Не напоминай о моём позоре…
— Да ладно! Знаешь, что я подумал, когда недосчитался пятого Купола? Что мы попали не в ту Реальность. Чуть не описался со страху.
— Такое возможно? — спросил Иттрий.
— Байки про это ходят, — сказал я. — Я теперь чему угодно поверю.
Он серьёзно покачал головой.
— Нет. Это стопроцентное Изменение.
— Нацеленное на Фабрику? — с сомнением сказал я.
— Что в этом удивительного?
— Оговоды — наши союзники. Тебе это тут из каждого ящика… — начал я и запнулся. Со стороны Фабрики донёсся множественный вопль. Хор голосов, слившихся в протяжном крике или стоне.
— Что это? — вздрогнув, прошептал Иттрий. Я перегнулся через ограждение, тщетно пытаясь разобрать, что творилось внизу. Там стоял сплошной густой туман, отдельные клочья которого уже тянулись в нашу сторону. Я не успел заметить, когда он появился.
— Может, почудилось?
— Нет, — всё так же шёпотом отозвался мой пассажир. — Там, внизу, кто-то живой…
— Кто-то? — переспросил я. Только сейчас мне пришло на ум, что грохот, слышанный мной после Изменения, означал обрушение здания. Это могли быть перекрытия в нижней части Купола. А значит, внизу, под завалами, были жертвы.
— Один человек? Или много?
— Не могу сказать. — Иттрий хрипло дышал, глядя сквозь меня недоумевающими глазами.
— Одно сознание. Один мыслительный процесс. Но очень мощный.
Я снова покосился на пелену тумана. Она медленно, но неуклонно подползала ближе.
— Не нравится мне это…
Из пелены донеслось новое многоголосое завывание. Оно показалось мне громче и слаженней первого. Как будто обезумевший профессиональный хор, стоя среди тумана, тянул одно и то же нескончаемое «а-а-а». Голоса были высокие и не совсем человеческие. Никаких знакомых эмоций в их пении не ощущалось.
Эмпат вцепился мне в плечо. Его лицо было искажено страхом, причин которого я не понимал. Да и не мог понять.
— Оно плачет… — выдавил он. — Оно… или они… утратили что-то важное.
— Купол они утратили, — пробурчал я, беря его под руку. — Едем отсюда.
В этот момент из тумана выделилась фигура. Она мягко соскочила с перил моста, прямо у распахнутой настежь дверцы водительской кабины, и повернулась к нам. Увлекая за собой эмпата, я сделал несколько осторожных шагов навстречу. Это был человек. Не ог, а обычный человек из Таблицы. Надо полагать, он вскарабкался снизу. Я внутренне порадовался, что ключ зажигания у меня в кармане. То, как он смотрел на мою машину, мне не понравилось. Как и то, что он появился со стороны Фабрики. Наверное, он тоже осторожничал, выясняя, на кого напоролся, потому что, когда мы приблизились, сипло сказал:
— Люди… Вы ведь люди из Таблицы, да?
— Из Таблицы, — сдержанно подтвердил я.
Он был в коричневом костюме утильщика, довольно потрёпанном. На костюме выделялись белёсые пятнышки засохшей грязи; открытые участки кожи на лице и руках забрызганы вдобавок чем-то бурым. Впрочем, жестикулировал он только левой рукой; кисть правой была засунута под куртку. Кожа у него, как у многих рыжих, была бледная, за исключением тёмных кругов, окаймлявших светлые немигающие глаза. В его манере таращиться было что-то гадкое. При моих словах он нервно осклабился и похлопал ладонью по кожаному водительскому сиденью.
— Значит, сможешь подбросить, а?
— Руку убери, — предупреждающим тоном сказал я.
— Э, э! — Он слегка отодвинулся, словно бы уступая моему напору. — Спокойно, друг! Мне до зарезу нужно в город.
— Извини, — сказал я, вклиниваясь между ним и машиной. — Мне нельзя брать попутчиков. Запрещено.
— А этот как же? — Он подбородком указал на Иттрия.
— Не твоё дело, — буркнул я. Ситуация начинала меня раздражать. — Вали отсюда, ясно?
— Бор… — предостерегающе сказал Иттрий. Должно быть, почуял неладное. Но я уже и сам понял, что крупно влип. Лицо просителя изменилось, заискивающее выражение слетело с него, как плохо подогнанная маска. Он вытащил из-под куртки правую руку с зажатым в ней пистолетом.
— Залезай, — жёстко велел он. — Подбросишь, куда скажу. Эмпат останется здесь.
Я покосился на Иттрия; тот беспомощно пожал плечами. Переведя взгляд на рыжего, я твёрдо сказал:
— Нет. Он поедет с нами.
Те несколько секунд, когда мы играли в гляделки, были самыми неприятными в моей жизни. Глаза рыжего утильщика были словно бы вычищены изнутри безумием. Я видел в них злость и готовность выстрелить, но видел и слабое колебание: на препирательства со мной тратились те драгоценные секунды, которые он хотел урвать у времени, — в этом и заключалась моя надежда.
— Ладно, — уступил он в конце концов. — Пусть эмпат обойдёт с той стороны. Потом залезу я. Потом ты. И чтоб без фокусов.
Мы подчинились — что нам оставалось делать? Забравшись в кабину, рыжий вновь запихнул пистолет под куртку.
— Не питай ложных иллюзий, — предупредил он. — Дуло нацелено на тебя. Если что…
— Я понял, — ответил я, захлопывая дверцу со своей стороны. Иттрий сделал то же с противоположной. Меня беспокоил туман. Он уже охватил весь мост и теперь, кажется, расползался вширь, заполняя собой лежащую перед нами автостраду. Я предвидел проблемы. Эмпат не мог не почуять этого. Он заёрзал на сиденье, беспокойно кашлянул и спросил, обращаясь к нашему террористу:
— Что мы должны делать?
— Сидеть смирно, — нервно покусывая губы и не смотря в его сторону, отозвался рыжий. — Это что касается тебя. Шофёр может ехать.
— Неважно куда? — уточнил я.
— Я же сказал: в город! — внезапно взорвался он. — Давай трогай уже!
Я поймал предостерегающий взгляд Иттрия, как бы говорившего: не возражай, и без дальнейших комментариев завёл машину. Туман, похожий на белые ламинарии, плавал перед лобовым стеклом. Мы осторожно сползли с моста и окунулись в его гущу.
— Прибавь газу, — скомандовал рыжий.
— Я что, самоубийца? — огрызнулся я.
Он придвинулся ко мне вплотную, так что боком я почувствовал твёрдый ободок дула, упирающегося мне в рёбра. Его дыхание обжигало щёку.
— Ты так и так им будешь, — пообещал он и неожиданно засмеялся. — Если эмпат тебе не поможет. Он чует, где дорога чистая.
Иттрий кивнул, сочувственно глядя на меня.
— Можешь прибавить. Впереди никого нет.
— Сумасшедший дом. — Я выругался и увеличил скорость, одновременно включая фары. Два жёлтых луча устремились вперёд и немного рассеяли мутный кисель.
— Выключи! — сердито прикрикнул рыжий. В тот же миг раздался глухой удар, и за стеклом мелькнуло бледно светящееся пятно. Это длилось всего одну секунду, в следующий момент мы уже опять ехали плавно, но при мысли о том, что я случайно кого-то сбил, меня охватила паника. Судя по испуганным лицам попутчиков, они чувствовали то же самое. Рыжий стиснул моё плечо свободной рукой и глухо сказал:
— Не смей останавливаться. — Он встряхнул меня. — Ты понял?
— Кого я сбил? — с трудом переводя дыхание, пробормотал я. — Вы не видели?
— Нет, — за всех ответил Иттрий. И, помолчав, добавил: — Что бы это ни было, оно было лёгкое.
Я перевёл дух. Мой адреналин возвращался в норму, и я с досадой накинулся на эмпата:
— Ты же сказал, что впереди никого нет!
— Да, — утомлённо подтвердил тот, прикрывая глаза рукой в перчатке. — Там действительно никого не было…
— Кроме нелюдей, — с перекошенным лицом закончил рыжий. — Нелюди не в счёт.
После этого в кабине повисло тягостное молчание. Пережитые события вогнали меня в какой-то ступор. Туман и та ненормальная скорость, с которой мы прорывали его насквозь, привели к тому, что я совершенно утратил ориентацию в пространстве. Время от времени Иттрий возвращал меня на землю короткими фразами. «Поверни налево» — говорил он, или: «тут дорога сужается», — выглядело это так, будто он знает, что делает. В перерывах между командами его лицо нервно подёргивалось, как будто гримасы рыжего напрямую передавались ему. Через четверть часа мне начало казаться, что я сплю и вижу сон про двух кривляющихся паяцев, один из которых передразнивает другого. Но потом Иттрий сказал: «Легионеры», а рыжий откликнулся: «Близко?», и звук их голосов вернул меня к реальности. Я сбросил скорость, хотя никто мне не приказывал.
— Метрах в семистах отсюда, — между тем отвечал эмпат. — Идут цепью. Пешие.
Рыжий дёрнулся, однако справился с собой и почти спокойно велел:
— Останови.
Вообще, нервничал он теперь не так сильно, как раньше. Как будто атмосфера неизвестного ужаса, окутавшего Фабрику, перестала давить на его чувства. Он даже выглядел почти нормальным, и я не испугался, когда он сказал:
— Значит, приехали… Ну, и что мне теперь с вами делать?
— В смысле? — Я повернул к нему голову. Он опять вытащил пистолет из-под куртки и, взвешивая каждое слово, проговорил:
— В смысле, пристрелить вас, чтоб не болтали, или взять в заложники?
— Меня не устраивает ни то, ни другое, — отозвался я. — Может быть, разойдёмся мирно?
Он неприятно усмехнулся.
— Недолго мне тогда бегать на свободе.
— Боишься, что мы сдадим тебя легионерам? — догадался я. — От кого ты вообще бежишь? От Церкви или от Фабрики?
— Алекс Бор, — отрешённо и устало сказал эмпат, — не раздражай его. Тогда, возможно, мы не пострадаем.
Рыжий серьёзно кивнул.
— Эмпат прав. — И безо всякого перехода добавил: — Значит, тебя зовут Алекс Бор?
Казалось, его заинтересовало моё имя.
— Хочешь прислать венок на мою могилку? — равнодушно огрызнулся я. Вся эта мелодрама мне надоела. Ужасно хотелось спать.
Он расхохотался и этак по-приятельски ткнул меня дулом в плечо.
— Вылезай!
Я выбрался наружу. Вокруг было сыро, и то ли от влажности, то ли от перспективы умереть на этом шоссе, я весь покрылся гусиной кожей. Этот псих спустился следом за мной. Лицо его снова приняло жёсткое выражение.
— Значит, запомни, — быстро проговорил он. — Коси под дурачка. Держись подальше от этих дел, — тут он мотнул головой куда-то в сторону. — Один неверный шаг и… Я буду следить за тобой. Я знаю твоё имя и знаю, что ты транзитник.
Впереди по всему пространству дороги начинало разливаться призрачное свечение. Долетела команда, приглушённая сырой промокашкой тумана. Рыжий на мгновение оглянулся и ловко соскочил под насыпь. Махнув мне рукой на прощание, он пригнувшись побежал в ту сторону, откуда мы приехали. Через пару метров я уже потерял его из виду. Без мыслей, без слов я развернулся лицом к сияющим нимбам, плывущим в море белёсой мглы, и стал ожидать легионеров.
Первым, кого я встретил, вернувшись в общагу, был подвыпивший Заши, сосед по этажу. При виде меня он приветственно простёр руки и гаркнул: