Мальчик одобрительно кивнул и занялся очередной лягушкой.
— Простите, но я здесь бессильна, — сказала Пятницкая, прикрывая дверь палаты.
— Неужели ничего?..
— Он сказал нет. Он готов уйти. Он достаточно намучился. И я ведь не только про болезнь. У него рука была сломана, ребро…
Женщина с ужасом посмотрела на Викторию.
— Это было один раз. Случайно. Он изменился, он всё осознал.
— Сейчас, когда сын умирает, да. Но то, что было… Простите, Тимофей сказал нет. Я предупреждала. Я бессильна в этой ситуации.
«Что я буду делать без него?» — застыл в заплаканных глазах Елизаветы немой вопрос.
— Отпустите вашего сына. Я вижу странную вещь. Ваш сын вам не по судьбе. И муж. Вы сейчас должны были жить в Швейцарии. Работать переводчиком в ООН. Вы прекрасно знаете пять языков. Почему вы не уехали?
— Из-за мужа, тогда ещё будущего. Я думала, если я останусь, вернусь к нему, то смогу его изменить. Что вместе мы с этим справимся.
— Сколько он вас не бьёт? Столько, сколько сын болеет?
Женщина перестала плакать и подняла печальные глаза на Викторию.
— Это было не часто. Не думайте, — начала оправдывать своего мужа Елизавета.
— Вы тоже намучились. Знаете, ваш сын всегда будет в вашем сердце лучиком света. Он будет вас оберегать оттуда.
— А там? Как ему будет там? — вновь потекли слёзы у матери Тимофея.
— Там ему будет хорошо и спокойно, — соврала Вика, она ведь не знала, как там, но искренне верила, что именно так. — Он разрешил мне лишь снять его боль, не болезнь. Простите.
— Спасибо, — сказала Елизавета, утирая слёзы. — Это уже очень много. Я пойду к сыну, пока он здесь.
Вика быстро пошла прочь по коридорам больницы. Она зажимала в руке бумажный кораблик, который подарил ей Тимофей, и плакала. Она технически принимала выбор мальчика, но не понимала, как такое вообще могло случиться. Почему в мире столько жестокости и боли? Она не понимала и плакала от бессилия.
***
Пятницкой нужно было возвращаться на работу, а она не могла заставить себя это сделать. Она добрела до «Старбакса» рядом с офисом и решила, что если будет что-то срочное, она вернётся на работу, а если нет, то нет.
Вика плакала и думала, что пора завязывать с исцелениями, это сложно и тяжело. Пусть у неё будет семейная жизнь, банк, а с целительством надо прекращать. Это слишком трудно и больно, особенно когда так. И чрезмерные нагрузки. Её уже не хватает на всё.
Зазвонил телефон. Вика с ужасом подумала, что это может быть по работе, однако, невзирая на чувства, спешно взяла трубку и тут же обрадовалась, что это всего лишь мама.
— Привет! Я знаю, что случилось в больнице. Приедешь к нам?
— Нет. Не сегодня. Извини, — тихо сказала Вика.
— Это не забота с моей стороны. Это необходимость. Не стоит тебе сейчас замыкаться только на себе, то есть в себе.
— Я хочу сама это пережить. Это была ещё одна причина, почему люди болеют?
— Да, — с невероятным спокойствием ответила Анастасия Георгиевна. — Иногда люди жертвуют собой, чтобы другой человек что-то понял. Понял то, что не смог понять иначе. Чаще всего это дети, увы. Они изначально приходят в наш мир с этим посылом.
— То есть их невозможно спасти?
— Тут нет правил, больше важны обстоятельства. Иногда всё так кардинально меняется, что можно и исцелить их, и увидеть, как они счастливо живут последующую жизнь. Только так не всегда.
— Чаще так, как сегодня?
— По-разному. Нет жёстких правил. Однако слишком большую работу над собой нужно проделать всем участникам сложившихся обстоятельств. Не всегда это возможно. Если этот мальчик останется жив, его мать, скорее всего, так и не уйдёт от мужа, не уедет в Швейцарию. А его отец может вновь сорваться. Будут искалечены три жизни.
— Какой тяжёлый прогноз, — грустно резюмировала Пятницкая.
— Может, всё-таки приедешь?
— Я повзрослела, мам. Я хочу сама. Очень хочу сама справиться с этим. Рядом с тобой я наполнюсь свежей энергией, а это как допинг.
— Не всегда это плохо, — парировала Анастасия Георгиевна, но не стала уговаривать, а спросила: — А Виктор? Он сейчас в Москве?
— Нет. В Питере. У него дела. Если я не смогу справиться, я позвоню тебе. Честно!
— Хорошо, — согласилась мать и отключилась.
А Вика вновь заплакала: знания, слишком чётко сформулированные за время разговора с мамой, были невыносимы.
Тихо подошёл Смолин и сел напротив.
— Кто-то умер? — без иронии спросил он.
— Скоро умрёт. Я не могу ничего сделать. Это мальчик. Ему пять.
— Печально.
— Печально то, что сделал ты на совещании. А это ужасно.
— Согласен, — чётко произнёс Алексей, не отрывая взгляд от Вики.
— Ты что-то хотел, Лёш? — непонимающе спросила Пятницкая.
— Нет. Зашёл купить кофе.
— Купил?
— Нет.
— Так иди. Купи.
— Если только и на твою душу.
— Моя душа хочет покоя и одиночества.
— Нет. У тебя сегодня не тот день, чтобы быть одной. Позвоню Виктору, пусть тебя забирает.
— Не нужно.
— А-а-а… — протянул Алексей, догадываясь, почему она так ответила. — Его нет в Москве, верно? — спросил он, вглядываясь в её лицо. — Верно, — резюмировал он, не дожидаясь ответа. — Значит, проведём сегодняшний вечер вместе.
— Я Маше позвоню.
— Врёшь и так неумело, — покачал головой Смолин. — Я тебе не враг, хоть ты и не считаешь меня другом. Поехали гулять. Тут недалеко есть большой Филёвский парк. Тебе пойдёт на пользу побродить в тени его аллей.
— Солнце почти село, какая тень? — горько усмехнулась Вика.
— Смотри, уже жизнь возвращается в тебя — шутишь. Пойдём. А то возьму тебя на руки и понесу к машине. Все будут на нас смотреть и поползут новые слухи о тебе.
— Удар ниже пояса.
— Чтобы к тебе вернулась улыбка, все средства хороши.
— Хорошо, — согласилась Вика. — Только дай я сделаю один звонок, выйду на улицу.
— Идёт. Я куплю кофе и тоже выйду.
Виктория вышла из кафе, отошла от входа к высокому парапету и позвонила маме.
— Мам, меня мучает один вопрос. Я теперь знаю о факте семейного насилия: одну женщину муж периодически бьёт, и ребёнку как-то досталось. Дело не в том, что он всё это видел, а именно физически досталось, когда он полез защищать мать. Что мне делать? Обратиться в полицию?
— Перед тем как причинить кому-то добро, подскажи мне, что на этот счёт думают сами участники процесса?
— Не знаю. Я не спрашивала у Елизаветы, — честно призналась Вика.
— А какие у тебя доказательства?
— Нет доказательств, кроме моих видений, — смутилась Пятницкая.
— Тогда сначала скажу о простом: лично у тебя нет никаких реальных доказательств. Травмы ребёнка могут быть списаны на падение с велосипеда или нечто подобное. Ты не врач, чтобы утверждать иное. Твои слова могут опровергнуть, а тебя обвинить в лжесвидетельстве.
— Но как же?
— А тут сложнее, и совет один: работать над принятием ситуации, как она есть. Поговори с той женщиной, если хочешь. Спроси, хочет ли она заявить о случившемся в госорганы. Но я боюсь, тебя ждёт неудача. Если бы она хотела заявить на мужа, то уже сделала бы это.
— Но должен же быть какой-то иной выход?
— Слишком благие намерения, милая. Посмотри на ситуацию со стороны: их сын умирает, сейчас никто никого не бьёт. И ты хочешь именно сейчас убедить кого-то официально разобраться в ситуации и наказать виновного? Они уже и так наказаны.
— Ну как же? — почти прошептала Вика.
— Когда мы делаем что-то неверное с телом, например, обжигаем руку, то оно даёт нам предупредительный сигнал через боль и импульс одёрнуть её. Здесь по аналогии. Если мы идём не по судьбе, с нами происходят болезненные ситуации. И чем дальше мы отклоняемся от маршрута, тем наша душевная боль сильнее.
— Н-да. Я вроде и понимаю, о чём ты, но не могу это сейчас принять. Всё равно не могу. Тому мальчику всего пять. И всё ради того, чтобы его мать изменила свою жизнь? Это жестоко! — тяжело вздохнула Вика.
— Философы называют наш мир миром боли и печали, — тихо добавила Анастасия Георгиевна. — Мы здесь учимся и познаём различные аспекты мироздания.
— Я позвоню уже завтра, мам. Извини. Не могу пока всё это принять. Пока.
— До завтра, милая, — с нотками грусти ответила Анастасия Георгиевна, принимая выбор дочери.
— Твой капучино, — Алексей протянул Вике бумажный стакан.
— Может, виски? — задумчиво произнесла она, рассматривая алкогольный магазин напротив.
— В парке можно купить только пиво.
— Я сейчас решу этот вопрос, — покачала головой Пятницкая, вернула Смолину кофе и отправилась в магазин.
— Вика! — остановил её Алексей. — Что у тебя в любой стрессовой ситуации включается алгоритм клуба «Я сама»? Вместе идём. И забери свой кофе. Пей и успокаивайся. Ты же без него жить не можешь. Виски?! Ладно, сегодня можно. И всё-таки ты много пьёшь.
— Можешь поехать домой и не мешать мне расслабляться.
— Ага, оставь тебя наедине с виски… Нет уж.
***
— Пойдём посмотрим на закат, — предложил Алексей, когда они зашли в парк. — Надеюсь, будут свободные лежаки.
— Лежаки? — не поняла Вика.
— Да, пойдём. Сама всё увидишь. Здесь есть пляж. Закат неполноценный. Река. В воду солнце не опускается, но всё равно красиво. А после красиво смотрится свет в окнах высотных домов.
— Ты знаешь этот парк?
— Знаю. Мосфильмовская не так далеко отсюда. А у меня маленький сын. Периодически приезжаем сюда гулять.
— Да, ты же теперь примерный семьянин, — без иронии констатировала Вика.
— Сам удивляюсь, — покачал головой он.
— И каково оно — быть отцом?
— Всё меняет. Я был не готов к этому.
— Говорят, к рождению детей нельзя быть готовым. Хотя мне сложно судить. Я пока и без того знаю, что не готова.
— Конечно, ты ещё сама ребёнок.
— Кажется, я снова начинаю жалеть, что ты сегодня мой компаньон.
— Хватит тебе. Сколько раз говорить, что я тебе не враг. Я слишком хорошо к тебе отношусь.
Вике показалось, что Смолин сказал это с большей теплотой, чем того требовали обстоятельства, и даже с некоей грустью, поэтому она чуть подала корпус вперёд и заглянула Алексею прямо в лицо, чтобы прочитать его истинные чувства по мимике.
— Я хорошо к тебе отношусь, — улыбнулся в ответ Алексей. — Не ищи подтекст. Я помню, что ты замужем, а я женат. Просто старые друзья.
— Хорошо, — кивнула Вика, успокаиваясь. — А то мне померещилось.
— Да, померещилось, — поддакнул Алексей. — Нам вниз по лестнице под гору. Почти пришли.
Пятницкая и Смолин расположились на широком деревянном топчане, на котором могло уместиться четыре человека. Ложиться не стали, так как у них не было с собой пледа или подстилки, а сели, свесив ноги. На соседних лежаках люди тоже ждали закат. Почти все места были заняты.
— Хорошая у тебя возникла идея — купить маленькие бутылочки с виски. И стаканы не нужны, и ощущение — словно мы куда-то вот-вот поедем. Приятные ощущения. Давно не была в путешествии. Пару месяцев точно, — сама над собой засмеялась Вика.
— Скоро будет выездное совещание совместно с Виват-банком. Они устраивают. Краснов тебе сказал? Ты уже купила билеты на самолёт?
— Нет, ничего не говорил.
— Летим в Сочи на следующей неделе. Странно, что ты не знаешь.
— Даже не знаю, что тебе сказать, — смутилась Вика и откупорила первую бутылочку. — Может, Николай сам полетит, а я там не нужна.
— Быть такого не может. Ты ключевая фигура по проекту. Скорее всего, просто забыл. Спроси у него.
— Так уж и ключевая? — усмехнулась Пятницкая, подсознательно напрашиваясь на комплимент.
— Конечно! Кроме тебя, меня никто не мучает подробными расспросами по задачам.
— Так пишите протоколы встреч с более чёткими заданиями и сроки исполнения не забывайте.
— Какая же ты нудная порой! И почему ты не со мной? То есть не в моей команде?
— Потому что ты в меня не верил.
— Права. Не верил. И ошибся. Давно признал это. И ты знаешь. Так что не нуди, — усмехнулся Алексей.
— Я могу пить молча. Смотреть на закат и слушать пение птиц. Здесь хорошо. Спасибо, что показал это место.
— Всегда рад. Расскажешь, что произошло?
— Я не смогла исцелить ребёнка — что ещё тут рассказать… — Пятницкая залпом допила бутылочку.
— Да, лучше не рассказывай, если после каждого предложения ты так будешь пить, — попытался пошутить Смолин, а потом серьёзно добавил: — Я верю, что крещёные дети отправляются сразу в рай. В этом случае небесный суд не нужен.
— Я не знаю, был ли он крещёный. И не знаю, во что верить. Я сама не видела рай и не общалась ни с кем, кто его видел.
Алексей смутился такому ответу.
— Я всего лишь умею исцелять, — добавила Вика. — Даже не смогу подтвердить, что существуют духи или приведения. Я не видела. Да, мне бы хотелось верить в хорошее, но я не могу. Мне нужны доказательства.
— Всегда считал, что ты веришь в Бога.
— Верю. Я чувствую его как энергию всего. Как бесконечный источник и истинную, безусловную любовь. Но там, где я была, нет больше ничего, кроме этой энергии. Там растворяешься как личность. Да, там очень хорошо, но в то же время ты становишься ничем, сливаешься с этим бесконечным однородным пространством. Понимаешь?
— Не совсем.
— Там не будет ни тебя, ни меня. И тогда мать больше никогда не встретит своего сына, если он всё же умрёт. Ужасно осознавать, что смерть — это вечная разлука, а не расставание. Мне бы хотелось знать, что мы встретимся там со своими близкими. Мне кажется, рай должен быть именно таким, а не экстатическим слиянием с бесформенной массой.
— Есть вещи, которые мы не можем постичь, потому что мы просто люди и наше сознание ограничено законами трёхмерной реальности.
— Когда ты стал философом?
— Я стал отцом. Это многое меняет и добавляет ответственности. Вот ты знаешь, что Бог есть, а некоторые просто в это верят. Тебе уже повезло больше, чем мне, например. Я не был там в бесконечном источнике какой-то там любви.
— Хочешь отведу? — просто спросила Пятницкая и залпом опустошила ещё одну бутылочку.
— Куда ты меня можешь отвести после этого? — усмехнулся Алексей, указывая на пустую тару. — Как бы мне тебя нести не пришлось.
— Я трезва как стекло. Меня не берёт. Даже жалко продукт переводить. Так хочешь?
— Хочу. Когда?
— Сейчас. Чего время тянуть. Сядь удобнее, а я пристроюсь сзади и буду держать руки у твоей головы. Следуй за моим голосом. Я проведу.
— Хорошо, — согласился Смолин и сделал так, как она просила.
Виктория положила руки на голову Алексея — за ушами, ближе к затылку — и пропустила через него энергию безусловной любви, расслабляя его тело. А потом начала говорить:
— Сделай несколько глубоких вдохов и выходов в низ живота. Отпускай каждую приходящую в голову мысль. Она вернётся, если будет важна для тебя, так что отпускай сейчас свои мысли. Отпускай. И представь, как над твоей макушкой образуется полый шар. Обрати внимание, какого он цвета и размера. Представь, как ты садишься в этот шар и поднимаешься в нём всё выше и выше, за пределы атмосферы Земли, просачиваясь между звёзд, оставляя позади Галактику, минуя вспышки света и пробираясь через некий золотистый слой. Ощути, как шар, в котором ты удобно расположился, преодолевает желеобразную субстанцию, переливающуюся всеми цветами радуги, и теперь посмотри наверх, где есть сгусток белого света, — мы поднимаемся туда, всё выше и выше. Бесконечное белое пространство растворяет стенки шара, в котором ты поднимался к источнику, и чистейшая энергия проникает в каждую клеточку твоего организма. Не сопротивляйся потоку и позволь себе раствориться в энергии безусловной любви. Я оставлю тебя здесь, возвращайся, когда сочтёшь нужным. У тебя достаточно времени, чтобы насладиться слиянием с источником.
В ожидании Смолина Вика неспешно выпила ещё две бутылочки виски и наконец начала чувствовать опьянение и сонливость. А ещё она снова ощутила чей-то взгляд в спину. И снова никого не увидела рядом или поодаль, кто мог бы смотреть на неё.