Отправил роту на обед. По пути к своему дому, решил заглянуть в лазарет, проведать Силантия. В том, что он выжил, у меня сомнений не было. Не сломал ли я ему чего-нибудь?
— Ну и тяжёлая у вас рука Степан Иванович, — сокрушённо покачал головой штаб-лекарь Илья Иванович Ивницкий. — Ваш солдат имеет вывих челюсти, и ещё окончательно не пришёл в себя. Вправить я не смогу, не обучен, нужно посылать за костоправом в Новороссийск.
— Никого никуда посылать не надо Илья Иванович. Позовите четверых крепких солдат, а мне найдите перчатки из толстой кожи. Сами справимся без костоправа.
Не говорить же штаб-лекарю, что в своём времени я наловчился вправлять челюсти. Подобного рода травмы очень часто случались во время боксёрских спаррингов.
Когда перчатки нашлись и солдаты прибыли, пошли к Силантию.
— Слушаешь меня внимательно, — обратился к Тимохину, после осмотра и изучения вывиха. — Когда скажу, откроешь рот, и будешь выполнять мои приказания. Лишний раз не трепыхайся, тебя будут держать товарищи. Дёрнешься, челюсть не станет на место, будет тогда пища проливаться мимо рта. Если понял, кивни головой.
Тимохин часто закивал. Я посмотрел в глаза Силантия, и как мне показалось, увидел там страх. От чего и почему, ума не приложу. Ну ладно, начнём.
Солдаты по моей команде крепко обхватили Тимохина за туловище, а один удерживал ему голову. Я взял Силантия за нижнюю челюсть, потянул вниз и вправо до характерного щелчка, резко убрал пальцы изо рта. Зубы солдата мощно клацнули, что свидетельствовало об успешном завершении процедуры.
— Ловко у вас Степан Иванович получилось, — с восхищением сказал Илья Иванович. — Расскажите, как вы это делали.
— Ничего сложного. Такой вывих вправляется легко. Берете за челюсть, тянете немного вниз и в сторону, противоположную вывиху. Слышите щелчок. Все челюсть на месте. Но самое главное в этой процедуре, вовремя убрать пальцы, чтобы болящий, не успел их прищемить зубами.
— Порадовали вы меня подпоручик, порадовали. Забирайте своего солдата, он полностью здоров.
В сопровождении плетущегося за моей спиной Тимохина, я подходил к казарме. Солдаты в положенном месте отдыхали после обеда.
— Ты Силантий не ходи на обед сейчас, пусть боль немного усядется, не помрёшь до ужина, — напутствовал солдата, — и языком в роте поменьше мети.
— Чем это вы меня, ваше благородие огрели? — слегка растягивая слова, с небольшими паузами спросил, Силантий.
— Кулаком Тимохин, кулаком.
— Я думал, меня лошадь копытом лягнула. Помню, ударил я вас, а потом вижу дохтура, он мне ложку водки в рот льёт Как попал в лазарет, не знаю.
— В меня ты не попал, промахнулся. В лазарет твоё тело товарищи отнесли, без памяти ты был.
— Вы меня сбили с одного удара?
— Нет с двух, но очень точных и сильных.
— Так, поди, ж ты, и убить могли?
— Мог, конечно, если бы целил не в челюсть, а например, в висок. Уже Силантий, остывал бы ты, и в церкви готовились к отпеванию.
— А чего же тогда не прибили?
— Своих солдат убивать последнее дело, а вот проучить следовало. Надеюсь, сегодняшний урок уразумел?
— Уразумел. Спасибо за науку и жизнь сохранённую, — Силантий поклонился мне в пояс.
— Ладно-ладно, в армии отбивать поклоны не уместно.
— Научите меня такому бою ваше благородие. Христом Богом прошу!
— Будет свободное время, призову тебя на учёбу, а сейчас иди.
После инцидента с Тимохиным, дисциплина в роте возросла, Силантий был в авторитете среди воинов. Солдаты смотрели на меня с уважением, а некоторые со страхом. Чему удивляться. Время такое, уважают силу. Постепенно мне удалось подтянуть стрелковую подготовку и штыковой бой роты.
Как отмечал подполковник Банк, из разношёрстного сброда, мне удалось сколотить нормальную роту. На наши строевые тренировки под оркестр, собиралась большая часть офицеров крепости. Слышал я от многих одобрительные оценки, а кое-кто, очень не лестно отзывался о моих стараниях. Это так говорили мои недруги — злопыхатели, которым я отказал быть партнёром в игре в карты.
Совместно с Силантием, за пределами крепости, в лесочке, оборудовали небольшой «учебный класс». Этот мужик, в два раза старше меня, без каких-либо понуканий выполнял все мои приказы. Учил я Тимохина всему. Боксу, шпажному и сабельному бою, подтягиванию на ветке, которая заменяла нам перекладину. Рассказывал для чего и как правильно нужно поднимать камни. Усвоение программы физподготовки шло своим чередом. В один из вечеров я предложил Силантию перейти ко мне в денщики, мне так удобней будет с ним тренироваться.
— Стирать вам порты, ваше благородие, я не пойду, — возмутился Тимохин.
— Что ты городишь? Чего стирать? Какие порты? Для стирки есть бабы. Мне нужен человек, которого я сам обучу, и который в дальнейшем станет мне помощником, в случае опасности прикроет со спины. А ты говоришь, порты стирать!
— Если по воинской справе, так согласный я. Оружие там почистить, или саблю поточить, я завсегда готов. Опять же кулачному бою хочу научиться, как вы.
— Ты мне надобен исключительно для воинского дела. Могу просто приказать тебе перебраться в мой дом, но я хочу, чтобы ты сам решил. Подневольный человек, хуже справляется с работой.
— Уже решил. Для дела, готовый служить.
Я сидел на пеньке посреди нашего «учебного класса». Только что закончил тренировку с Силантием. Отправил его отнести учебные сабли и шпаги домой, и захватить полотенца. После занятий, у нас обязательными стали водные процедуры с заплывами по Днепру. Знаете, после купания, чувствуешь себя очень даже отменно, кажется, вода смывает всю усталость.
Тихий и спокойный день заканчивался, правда, солнце ещё не коснулось горизонта. Августовский зной уже спал. Вблизи реки дышалось легко, воздух начал насыщаться вечерней речной влагой.
Вдали послышался стук копыт, нарушив тишину и покой вечера. А жаль. По дороге, проходящей, почти вдоль реки ехала карета, запряжённая парой лошадей. Мне до этой кареты не было никакого дела. Едет, ну и пусть себе едет, куда ей надо. Когда карета проехала в десятке метров, я успел окинуть её безразличным взглядом. Зафиксировал, по привычке, величавую посадку кучера на козлах, а также цветочный орнамент, нанесённый по углам кареты. Стук копыт начал удаляться, а значит, ничто мне больше не помешает любоваться вечерней рекой, и наслаждаться отдыхом.
Внезапно заржали перепуганные лошади, и следом прогремел пистолетный выстрел. От неожиданности, я подскочил, и побежал в сторону, потревоживших меня звуков.
Моему взору предстала очень неприглядная картина. Похоже, пассажиров самым наглым образом грабили. Карету с двух сторон окружили четверо мужиков, одетых, кто во что горазд. Двое были с саблями, один с длинным ножом, а четвёртый размахивал пистолетом.
Из кареты вытащили двух женщин, одна постарше, орала так, что от её крика уши закладывало. Вторая, помоложе, была очень бледна и безмолвна. Кучер валялся возле передних колёс кареты, не шевелился.
Разбойники быстро избавили женщин от украшений, и ловко вспоров им платья ножами, явили взорам обнажённые тела. Затем женщин повалили в придорожную траву с понятными намерениями.
Я бросился бегом к месту разыгравшейся трагедии. Мне, почему то хотелось не допустить насилия над несчастными женщинами.
Разбойники меня заметили, но повели себя на удивление спокойно. Правда, попыток, овладения женщинами не предпринимали. Один разбойник, помахивая саблей, шагнул мне на встречу. Эх, была бы у меня моя сабля! Но её нет. Значит, вся надежда на кулаки.
— Ты офицер, чего сюда припёрся? — с пренебрежением сказал бандит. — Смерти своей ищешь?
— Хотел посмотреть, кто это в благословенном месте татьбу устраивает.
Приближаясь к разбойникам, старался держать всех в поле зрения. Подойдя поближе, посмотрел на второго разбойника, помахивающего ножом. Этот бандит, который с саблей, проследил за моим взглядом, отвлёкся на мгновение. Это мне на руку. Я бросился к нему, резко перехватив за кисть руки, удерживающей саблю, повернувшись к нему спиной, резко прогнул своё тело вперед.
Хруст сломанной руки, был для меня просто музыкой. Полет через меня, разбойник сопровождал истошным криком. Оборвал я этот крик, мощным ударом кулака в висок. Подхватил саблю.
Не останавливаясь, подскочил ко второму разбойнику, и без затей, рубанул саблей по шее. Так, два в минусе, остались двое.
Отойдя от жертв разбоя, эти двое, без тени страха и сомнения пошли на меня. Один из них высокой, жилистый, со смуглым лицом, похоже, он и есть атаманом этой шайки. В одной руке держал саблю, а другой нож, не значительно, уступающий сабле по размеру. Второй подельник, был как бы квадратным, с какой бы стороны на него не посмотреть. Вооружён был длинным ножом, и небольшой дубиной. От пистолета он избавился, значит, второго нет, уже легче.
— Не угомонился, господин офицер? — хриплым голосом, спросил атаман. — Мы тебя можем отпустить. Ты нас не видел, и мы тебя не знаем.
Внимательно я смотрел за обоими разбойниками. Второй начал обходить меня по дуге. Я сделал вид, что не замечаю этого, якобы полностью поглощённый беседой с атаманом. Сам же постепенно поворачивался таким образом, чтобы моя тень упала чётко передо мной. Приближался вечер, потому тени от деревьев и предметов были длиннее.
— Непонятливый ты офицер. Смерть всех уравнивает в званиях, — продолжил атаман. — Ещё не поздно, можешь уйти.
— Ты тоже мог уйти со своими разбойниками. А теперь поздно.
— Почему? — удивился атаман.
— Вот почему.
Резко отпрянув вправо, я пригнулся, и на одних инстинктах, нанёс удар саблей позади себя. Не зря я отслеживал этого разбойника по тени, послышался стон, а затем падение тела. Можно даже не оглядываться, попал я удачно, и скорей всего, я приложил бандита насмерть.
Глаз от атамана я не отводил. Увидев, судьбу своего товарища разбойник забеспокоился и побледнел.
На всякий случай я разорвал дистанцию с атаманом, кто его знает, какой он боец на саблях. Не успел моргнуть глазом, атаман атаковал меня. Сабли высекли искры, и разбойник тут же отпрыгнул. Вид у него был немного растерянный. Ещё бы не растеряться. В течение минуты лишиться всей банды!
— Прошу пощады, — прохрипел атаман, — дай уйти.
— Может и дал бы, если бы вы тати поганые, только грабили, — ответил я атаману. — Так нет же, решили плоть свою разбойную потешить!
— Так баба для утехи и живете Отпусти.
— Отпущу, только ползком.
Отбив простенький удар атамана, я нанёс ответный, чётко по локтевому суставу. Часть руки с саблей, покинула предназначенное природой место, и упала в шаге от атамана. Он закричал дико, страшно и надрывно. Завертелся на одном месте, пытаясь здоровой рукой зажать обрубок, и остановить, хлещущую из раны кровь. Я добавил в дикий ор атамана, ещё несколько нот, рубанув саблей по коленям с обратной стороны, лишив его возможности, передвижения в вертикальном положении. Осмотрел место схватки, убедился, что живым из разбойников остался только атаман, все остальные, стали, новопреставленными.
Настало время заняться пострадавшими женщинами. Обе были без чувств. Смотрелись они колоритно, лежа обнажёнными на остатках платьев.
Молодая, уже сформировавшаяся, во всех отношениях барышня, напоминала нераспустившийся бутон розы. Грудки остренькие, бедра узкие, кожа белая, волнующие изгибы и иные прелести, загляденье, да и только. Но-но, сейчас не время и не место для более тесного и куртуазного знакомства. Кое-как собрал в кучу остатки платья девушки, подвязал под грудью. Снял с себя камзол, и одел на девушку, полностью прикрыв её наготу. Ростом я значительно выше барышни, потому, в моем камзоле, она просто утонула. Сознание к девушке не вернулось, а может она так хорошо притворялась, выяснять не стал.
Затем подошёл к старшей женщине. Если использовать ту же цветочную терминологию, то можно сказать — отцвели, уж давно, хризантемы в саду. Начал связывать распоротое платье. Услышал за спиной топот ног. Резко встал, подхватив саблю и выпрямился. Со всех ног, ко мне бежал Силантий.
— Ваше благородие, что здесь произошло? Разбойники напали? — переводя дух, спросил Тимохин. — Я только принёс оружие домой, как вломился в дверь караульный. Говорит, стрельбу слышал на берегу. Я и побег. На берегу вы только были.
— Выходит, не только я. Разбойники здесь прятались. Напали на карету, пограбили. Женщин хотели снасильничать. Я не позволил.
— Это вы всех порубили?
— А ты кого-то ещё здесь видишь? Лучше снимай камзол, оденем в него женщину, нечего ей наготой сверкать. Помоги мне перенести их в карету. Не забудь проверить карманы разбойников, они отобрали драгоценности у дам. Нужно вернуть.
Вдвоём мы быстро управились. На запятки кареты забросили тело погибшего кучера. Силантий, в чистую тряпицу завернул всякие побрякушки, найденные у разбойников.
Я залез в карету. Похлопывая легонько по щекам, привёл в чувство старшую женщину.
— Не кричите, будьте любезны, вы под защитой русской армии, — обратился я к женщине. — Мой денщик отвезёт вас, куда вы скажите.
— А где эти страшные разбойники? И почему на мне чужая одежда? — посыпались вопросы.
— От вашей одежды почти ничего не осталось, пришлось обрядить вас и вашу спутницу в наши мундиры. Успокойтесь все уже позади. Вас как величать?
— Наталья Григорьевна, я двоюродная тётя Оленьки. Кстати, что с ней?
— Она не ранена. Просто обморок, похоже, глубокий. Куда вы ехали?
— В немецкую колонию Кронцевейд, там папинька Оленьки, с немцами подряд готовил. Меньше десяти вёрст проехать осталось.
Выйдя из кареты, я подозвал Силантия.
— Отвезешь Наталью Григорьевну и её племянницу в Кронцевейд. Мы там были две недели назад, масло коровье, для гарнизона покупали. Только не гони лошадей, а то ещё подумают, что мы их похитили. Когда привезёшь женщин, скажи, чтобы тебя доставили в крепость.
— Будет исполнено. Место я это хорошо запомнил ваше благородие.
Силантий занял место на козлах. Взмахнул кнутом, и карета плавно сдвинулась с места.
Прошёлся, собрал все оружие, валяющееся в беспорядке. Посмотрел на ползущего атамана. Метров двадцать ему удалось преодолеть. За ним оставался обильный кровавый след. Ещё чуть-чуть и все, истечёт кровью. Казалось бы, тварь Божья, пожалеть надобно, но почему-то и капли жалости к атаману не появлялось.
Несмотря на уничтожение шайки, на душе радости не было. Было огорчение, что такой райский уголок природы, тихое место, опоганено смертоубийством.
Глава 5
Моё вчерашнее приключение, имело продолжение сегодня. Когда я занимался с ротой на стрельбище, прибежал адъютант коменданта крепости. Я должен был срочно предстать пред ясные очи начальства. Все правильно, Иван Петрович — полковник, а ваш покорный слуга — подпоручик, выполняющий подчинение, вышестоящему командованию неукоснительно. Приведя себя в порядок, очистившись от пыли, отправился в кабинет коменданта.
Иван Петрович в кабинете был не один. За столом восседал мужчина, лет пятидесяти, в дорогом гражданском платье. Его немаленькие ладони покоились на солидном брюшке. Взгляд светло серых глаз был направлен на меня.
— Вот он, наш герой, — тыча в меня пальцем, сказал Вырубов, — знакомьтесь, подпоручик Степан Иванович Головко. — Хочу отметить, боевой офицер. — Позвольте вам представить, Степан Иванович…
— Подождите, Иван Петрович, я хочу сам, — сказал, солидный на вид мужчина, вставая из-за стола, — пожать руку герою, и представиться. — Я Константин Иванович Маврогеди, отец, спасённой из лап разбойников Ольги. Очень признателен вам подпоручик. Вы, рискуя жизнью, спасли моё единственное дитя.
— Я выполнял свой офицерский долг, защищая, попавших в беду женщин, — отрапортовал я, не сходя с места, стоя по стойке «смирно».
— Исполнили, так исполнили, — продолжил Маврогеди. — Ваш денщик нам рассказал, как вы один, уложили четверых бандитов, не дав им возможности надругаться над моей дочерью. Да и глядя на вас, я думаю, разбойники, могли испугаться одного вашего взгляда или действия. Чувствуется в вас сила и мощь даже на расстоянии. Если у вас, Иван Петрович, все такие молодцы, навроде подпоручика, то нам можно спать спокойно.