— Не буду мешать тебе, — сказал Бьярн. — Выспался. Присмотрю за Эрлом пока.
Ей хотелось отругать Бьярна — зачем поднялся так рано, что за глупый и никому не нужный героизм. Но понимала: не послушается. Она и злилась на него, и в то же время радовалась: жив-здоров, а это главное.
— Ладно, иди… Ты чего?
Не уходит. Стоит. Смотрит. Огромный, как гора. Медведь — он медведь и есть…
Мара вдруг поняла, что они одни в комнате. Отступила, складывая руки на груди в неосознанном закрывающем жесте.
— Да что ж ты!.. Разве я обижу тебя!
Сколько горечи в голосе, будто Мара его ножом полоснула. Стыдно стало ужасно. Он жизнь ей спас, а она…
— Бьярн…
Подошла, прижалась, обняла за шею. Для этого пришлось на цыпочки встать, но и Бьярн наклонился навстречу. Приподнял ее легко, как пушинку.
— Если поцелую, в глаз ведь получу, да? — уточнил он.
— Получишь, — согласилась Мара. — Давай вот так просто… Просто постоим рядом…
Бьярн зарылся в ее волосы, вдыхая запах. Она чувствовала его теплое дыхание и его большие сильные руки, обнимающие за талию. Он держал ее так осторожно, так бережно, будто хотел дать понять: «Отпущу, как только попросишь». Но Мара не просила.
*** 23 ***
Обоз потихоньку продвигался на юг. Телеги постепенно пустели: товар шел хорошо. Альф даже поднял жалованье Маре и Бьярну до шести монет в день каждому. Видно, чувствовал свою вину за битву, в которой пострадал Бьярн.
Мара иногда задумывалась, хватит ли заработанных денег на то, чтобы протянуть зиму, если учесть то, что теперь на ней Эрл и его неизлечимая пока хворь. По всем подсчетам выходило — нет, не хватит. Эта мысль угнетала. Ведь осень не остановить — еще несколько недель, и она полностью вступит в свои права. Уже сейчас, хотя обоз продвигался на юг, темнело рано, и промозглый ветер выдувал тепло из палаток, в которые по ночам превращались телеги. Со дня на день зарядят дожди. Но сейчас, к счастью, последние солнечные деньки радовали путников хорошей погодой.
Они уже миновали Тарк, а до этого несколько маленьких городков на пути к нему, и теперь приближались к Соуверу. Чем дальше на юг, тем чаще лес отступал от Тракта, открывая перед взглядом путешественников обширные луга, когда-то зеленые, а теперь поросшие бурой и рыжей травой, и сжатые поля, на которых уже закончилась уборка.
Чем ближе их путь подходил к столице, тем безопаснее становились земли. Территории здесь контролировали отряды Вседержителя, очищая от шатунов и нечисти, так что по лесу можно было передвигаться почти спокойно. Мара знала по своему опыту: девочкой она провела в лесу больше месяца, а потом несколько лет прожила в домике на опушке чащи. И самыми жестокими существами, встреченными ею, оказались вовсе не шатуны. Ими были люди.
Теперь, когда опасность стала казаться далекой и эфемерной, путники повеселели. Бимер и Вильям частенько развлекали всю компанию песенками и забавными историями, которых они знали, казалось, сотни. Мара чувствовала, что совсем разленилась: иногда, вместо того чтобы, как положено, идти рядом с телегами, бессовестным образом ехала, уютно устроившись на одеялах. Нечасто, но могла себе позволить. Она никак не ожидала, что поход, начавшийся так тревожно, окажется приятной прогулкой. Порой стыдилась принимать положенную плату. Однако от таких мыслей Мара быстро избавилась: впереди три холодных месяца, а на ней ребенок.
К Эрлу она приглядывалась каждый день, прислушивалась по ночам: не будет ли болезнь прогрессировать. Нет, к счастью, вытяжка из Вестяника действовала исправно и ее хватало на несколько дней. Потом Эрл начинал испытывать голод. Сначала переставал наедаться обычной пищей, потом терял над собой контроль, и тут уже Мара чувствовала первые всплески темной энергии.
Один раз маленький кровожадина перепугал Тайлу, которая искренне полюбила мальчишку — да и как его не полюбить, такого чудесного — и часто баловалась с ним, щекотала и тискала. Мара в тот вечер как раз собиралась дать Эрлу новую порцию настойки, но совершенно неожиданно на лугу, который они пересекали, обнаружились норки штицкинов — неприятной мелкой нечисти. Штицкины незаметно забирались в волосы, а утром благодаря их стараниям можно было проснуться лысым. Поэтому Мара оказалась занята до поздней ночи, отпугивая гадких пакостников отражающим заклятием, которое не убивало, но погружало в сон.
Мара отвлеклась, и Эрл остался без настойки. Когда Тайла принялась щекотать своего любимца, он вдруг облизнулся и вцепился ей в руку. Кожу не прокусил. Сам перепугался и долго ревел, размазывая слезы, так что Тайла принялась его утешать и говорить, что она, когда была маленькая, тоже кусала братьев.
Девушка, ее отец и братья, конечно, приняли все за игру, вышедшую из-под контроля, а Мара едва не поседела, пристально разглядывая лунки от зубов Эрла на руке Тайлы. Одна крошечная царапина — и пришлось бы напоить девушку настойкой Кровяника. А после пережить долгий и неприятный разговор, объясняя, зачем применять сильное средство после укуса мальчишки. Но обошлось.
Отношения в команде сложились приятельские. Братья оказались благодушными парнями, которые первыми никогда не встревали в конфликт. Альф, если дело не касалось выгоды, легко шел на компромиссы и сквозь пальцы смотрел на многие вещи. К примеру, на то, что Мара потихоньку переложила всю настойку Живисила в свой мешок. Правда, честно, отсчитав за нее положенное количество монет. Артисты хоть и ссорились иногда между собой, но так же быстро мирились, да и вечера у костра в их обществе каждый раз превращались в маленькие представления.
Бьярн… С ним все было сложно. После того дня, когда Мара позволила себя обнять, их отношения не изменились. Возможно, подай Мара какой-нибудь знак, Бьярн сумел бы найти повод пойти на сближение. Да он и пытался. Мара пригреется у огня, а он подойдет и рядом сядет, или одеяло накинет ей на плечи — принесет из телеги.
На следующий день, как вышли из Трелея, Бимер пел песенку о любви между Благородным и обычной девушкой. Простая песенка без особых изысков и довольно предсказуемым грустным финалом. Темнота уже спустилась на поляну, где остановился обоз. В траве пели цикады, и крошечные огоньки светлячков мерцали в воздухе. Мара специально присмотрелась: не блуждающие ли огни? Нет, точно светлячки. Бьярн вдруг нашел на ощупь ее руку, и ее узкая ладонь утонула в его жаркой ладони. Он не оборачивался, не смотрел на нее, будто боялся спугнуть, и Мара тоже делала вид, что это случайность. Просто руки встретились нечаянно, бывает же…
Но потом она все испортила. Он всего-то лишь сжал ее пальцы немного сильнее, чем она хотела. Но вдруг навалилась какая-то муть, во рту пересохло, и страх, которому не было никаких оснований, сжал горло. Мара выдернула руку и спрятала кисти между колен. Они не взглянули друг на друга, но снова между ними пробежала трещина.
«Ерунда все это, — уговаривала себя Мара. — За руки держимся, как дети малые… Он взрослый красивый мужчина, заполучит любую, какую пожелает. Я только нервы ему вытреплю…»
Возможно, он бы и заполучил любую, вот только Мара сколько раз замечала, как Тайла вьется вокруг Бьярна, а тот в ответ неизменно вежлив и приветлив, но не более.
— Мара, не будь ты собакой на сене, — однажды прошипела Тайла ей на ухо, когда они ужинали в трактире городка Санса, от которого оставалось меньше одного дневного перехода до Соувера.
Тайла за время похода успела сделаться заклятой подругой Мары. Желание посплетничать и поделиться девичьими секретами тесно переплелось с завистью и надеждой одолеть соперницу. Мара старалась не обращать внимания на колкости Тайлы, тем более что в других отношениях она оказалась неплохой девчонкой.
Вся их небольшая компания заняла места за одним столом. Бьярн сидел задумавшись и опершись на руку, смотрел в стену, будто замечал на ней какие-то, видимые только ему одному, знаки. В такие моменты, как этот, Мара понимала, почему поначалу частенько шарахалась от него. Задумавшийся Бьярн, без тени улыбки на лице, с прищуренными глазами и сжатыми губами, являл собой довольно грозное зрелище.
— Выглядит… опасно! — как-то сказала про задумчивого Бьярна Тайла.
Бьярн услышал и тут же улыбнулся, и улыбка мгновенно изменила его лицо.
— Тех, кто выглядит неопасно, съедают обычно в первые дни, — сообщил он.
Мара теперь часто разглядывала его и сама себе удивлялась. Как это Бьярну поначалу так ловко удалось ее провести? Она видела деревенского простого парня. Вернее, не так. Она не видела его, не замечала. Словно Бьярн состоял из каких-то отдельных частей. Отдельно борода. В тот год, когда они познакомились, бороду он себе отрастил знатную — черную и густую. Потом, видно, надоела она ему, и Бьярн подстриг ее коротко. Отдельно — голос, громкий и звучный. Отдельно — широкие плечи и огромные ладони.
И вот теперь, после стольких месяцев работы напарниками, она внезапно разглядела его таким, как он есть. Бьярн был молод: лет двадцать пять или чуть больше. И неожиданно очень красив. Удивительного цвета глаза притягивали взгляд, заставляя смотреть на его лицо снова и снова. А еще Мара с изумлением поняла, что любит оборачиваться и наблюдать за тем, как он идет за обозом. За разворотом его плеч, за уверенной походкой и за тем, как он разминает руки, вынув меч из заплечных ножен, подбрасывает и перехватывает его.
И как он — этот невероятный мужчина — может говорить такой нескладной девчонке, как она: «Люблю тебя, птаха моя…» Просто жалеет, понятно же.
Хотя, надо отдать Бьярну должное, он будто не понимал, как хорош собой. Наверное, проскользни что-то такое в его поведении прежде, Мара пригляделась бы раньше. Ведь люди, осознающие свою красоту, совсем иначе себя ведут. Вон как Тайла. Она даже ходит так, будто сообщает всему миру: «Полюбуйтесь-ка на меня!»
И все же, ей он куда более подходящая пара… И когда Тайла, раздосадованная тем, что Бьярн, пробираясь к своему месту, легко коснулся головы Мары ладонью, будто погладил, а ее — красавицу и умницу проигнорировал, прошипела про собаку на сене, Мара ответила только одно:
— Я не держу его. И никогда не держала…
«Забирай», — еще хотела добавить, но остановилась: Бьярн не вещь, которую можно забрать. Пусть сам решит.
*** 24 ***
Тайла приняла слова Мары как сигнал к действию, вот только ни в этот вечер, ни в следующий, когда подъезжали к Соуверу, ее кокетство не принесло плодов. А Тайла, надо сказать, очень старалась. Надела платье, которое почти выходило за рамки приличия: выше колен на две ладони, а вырез спереди позволял всем желающим любоваться на аппетитные девичьи прелести. Она вилась вокруг Бьярна ужом, смеялась в ответ на любую фразу и все норовила коснуться то руки, то торса. Мара только головой качала, глядя на эти ухищрения. Поначалу чувствовала она себя не очень, решив, что Бьярн, конечно, не устоит перед красавицей Тайлой. Да и кто бы смог. Она готовила себя к неизбежному. «Поболит немного и пройдет! — уговаривала она себя. — Так будет лучше. И для него, и для меня…»
Но в какой-то момент она поймала на себе растерянный взгляд напарника. Сначала на все заигрывания Тайлы он реагировал вполне благодушно, но с каждой секундой все чаще искал глазами Мару. Она старалась на него не смотреть. А закончилось все тем, что Бьярн ушел далеко вперед обоза, отговорившись тем, что надо проверить местность.
— Глупая девчонка, — шепнул он, проходя мимо Мары.
После этого он избегал любого повода остаться с Тайлой наедине. Тайла загрустила, и даже повышенное внимание со стороны Бимера и Вильяма, которые по достоинству оценили новое платье, ее не радовало.
А Мара повеселела. Стыдно признаться, но на сердце стало вдруг так легко, что хотелось прыгать. Будто она снова маленькая. Глупая девчонка, как есть.
Для радости был еще один повод. Обоз подъезжал к Соуверу, где задержится на несколько дней, прежде чем двинуться к последней точке маршрута — столице Симарии Корни-Кэш. Мара заранее договорилась с Альфом, что уйдет на несколько часов, чтобы посмотреть на Академию Медицины. На свою несбыточную мечту… Пусть ей уже никогда не подняться по пятидесяти пяти ступенькам, сложенным из черного мрамора, что ведут в центральный корпус, никогда не надеть серую мантию будущего медикуса, но она хотя бы постоит рядом. Посмотрит на счастливых сверстников, учащихся в Академии.
— Иди, конечно, — махнул рукой Альф — В городе ты мне без надобности. Вряд ли тут на нас загрызень какой нападет или шатун. Бьярна с собой забираешь? Ну ладно. Нас тогда вон Эрл защищать будет!
Альф доброжелательно потрепал мальчишку по волосам, а Мара только вздохнула. Да-да, Эрл-то вас как раз защитит!
На самом деле малыш пока не представлял опасности: он только вчера выпил новую порцию настойки, и Мара могла оставить его с чистым сердцем.
Зато в компанию к Маре и Бьярну напросилась Тайла. Платье так и не сменила, только накидку сверху набросила. Неужели не оставила надежд заполучить Бьярна? Повод для прогулки она, конечно, нашла невинный:
— Я в Соувере второй раз, а ничего толком не видела. Сижу как проклятая на постоялом дворе каждый раз, пока братья с отцом по делам мотаются.
Мара посмотрела на Бьярна, приподняв бровь: «Пусть идет?» Бьярн повел плечами: «Пусть, ладно».
В конце концов Мара даже порадовалась, что они захватили с собой Тайлу. Девушка болтала без умолку, смеялась и разглядывала достопримечательности. Это хоть немного отвлекало Мару от переживаний. Руки тряслись, и ноги будто ватные. Хотя, казалось, чего бояться? Академия Медицины — подумаешь! Всего лишь здания, сложенные из черного камня, с широкими стеклянными окнами. Всего лишь студенты, наряженные в серые мантии. Всего лишь преподаватели, которые спешат на лекции и практические занятия. Всего лишь мечта, которую можно увидеть и даже прикоснуться к ней, но, увы, никогда не достигнуть…
Академия Медицины расположилась на холме в центре города. Черные здания издалека казались детскими кубиками, расставленными в произвольном порядке. На вершине возвышался центральный корпус, к которому вела Аллея Памяти, переходящая в знаменитую Мраморную лестницу.
Мара застыла у входа на Аллею. Дорога, мощенная темными камнями, уводила вверх. Столетние дубы охраняли покой тех, чьи изваяния, вылитые из бронзы, украшали аллею. Великие профессора, великие врачи и ученые — свет Академии Медицины. У Мары не хватало силы духа переступить невидимую черту, отделяющую обычную городскую улицу от святая святых.
Но вот мимо пробежала стайка девушек в серых мантиях, они о чем-то оживленно беседовали и торопились, прижимая к груди книги и свитки. То, что казалось Маре чудом, для них являлось обыденностью. Наверняка они только и делают, что носятся туда-сюда по этой аллее, а преодолевая пятьдесят пять ступенек, испытывают злость и усталость, но никак не восторженный трепет.
Бьярн терпеливо ждал, пока Мара решится. А она сжала кулаки и все же сделала первый шаг. Потом идти стало легче.
Тайла подбегала то к одной скульптуре, то к другой, зачитывала вслух надписи, трогала бронзу, из которой они были отлиты. Мара вновь порадовалась, что они взяли несносную купеческую дочь с собой. Сама Мара застывала бы у каждой скульптуры на полчаса, вглядываясь в лица, пытаясь представить этих людей живыми. Она знала почти всех по рассказам профессора Вигге, читала их книги и лекции, записанные на свитках. Она сейчас словно встречала старых знакомых.
— У-у, какой толстый нос! — радостно сообщала Тайла про известного врача Лоура Рота. — А вот у этого… хм… Вариуса Лири кудряшки, как у барашки!
Бьярн ничего не говорил, молча шел рядом. Искоса поглядывал на Мару: «Как ты, птаха?»
Чем выше забирала дорога, чем ближе подходили они к Мраморной лестнице, тем тревожнее становилось Маре. Даже воздуха сложно набрать в грудь, будто что-то ее сжимало.
— О, новенькая скульптурка, прямо светится! — донесся до нее голос Тайлы. — Профессор… Биргер Вигге.
Мара вздрогнула и обернулась. Не может быть. И все же это был он, она его сразу узнала.