Ощущение было такое, словно она на бешеной скорости падает в пропасть. Зачем она лезет во все это? Приор-то выйдет сухим из воды, а вот она, да ежели поймают… Что тогда с ней будет? Если попадется Надзору — будут пытать. Убьют и замучают…
Но руки уже тянулись к застежкам платья, и очень скоро Алька осталась в чем мать родила. Подхватила плащ — он оказался с капюшоном, закуталась в него до самых пяток. И дрожащим голосом позвала:
— Ниат Эльдор… Я готова.
— Отлично. Теперь моя очередь.
Он подошел ближе, взял сперва ее лицо в ладони и долго рассматривал. Потом легко прикоснулся подушечкой большого пальца к рельефу печати.
— Потерпи немного. И лучше зажмурься.
Алька так и сделала. Приор начал читать словоформу заклинания, и его низкий голос рокочущим барабаном отзывался в ушах. Сквозь плотно закрытые веки заскользили зеленые блики. Потом щеку легонько закололо — как раз там, где была печать — обдало приятным холодком, и все пропало. Остались только руки приора, которые он так и не убрал с ее щек. Алька поморгала.
— В-все? Все, ниат Эльдор?
— Все, — он качнул головой, так ее и не выпустив. Стоял и смотрел, смотрел, отчаянно пытаясь высмотреть в ее чертах что-то понятное ему одному.
— Ниат, — Алька завертела головой, — время. У нас ведь не так много времени.
— Да, время… — он, все еще впившись в нее взглядом, шагнул назад.
Рука Альки как будто сама взметнулась ощупать печать — и наткнулась на совершенно ровную кожу. Это было… так непривычно, так необыкновенно приятно, что она едва не запрыгала от радости. А потом вспомнила, что под плащом ничего нет. И что впереди ее ждет, возможно, не самое приятное дело.
Эльдор крутил в пальцах знакомый уже артефакт-волчок, тускло блестящий, оплетенный латунными узорами.
— Иди сюда, — позвал он, — открываю портал.
* * *
На этот раз голова кружилась меньше. Понятное дело, путешествие таким образом — дело привычки. Алька ступила на мостовую и огляделась: пространственный тоннель выплюнул их в темной аллее, которая в десятке шагов обрывалась, упираясь в каменную стену. Было по-осеннему свежо, тревожно шелестела листва, сквозь прорехи в кронах виднелись колкие кристаллики звезд. Алька снова почувствовала себя летящей в бездонную пропасть, но это было захватывающе: страха не осталось.
Она посмотрела на Эльдора и поняла, что все это время он терпеливо стоял рядом и смотрел на нее. Алька прочистила горло и спросила:
— Что я должна сделать?
В ответ Эльдор аккуратно приобнял ее за плечи и подвел ближе к стене. Над их головами как раз оказалось свободное пространство, и он указал куда-то вверх и вбок.
— Видишь башню?
Приглядевшись, Алька и в самом деле ее увидела — высоченную, отсюда кажущуюся тонкой иглой, впившейся в бархатное небо. И на самом верху ее что-то светилось.
— Я хочу, чтоб ты полетела туда, Алайна, — голос приора внезапно дрогнул, — на самом верху башни, под крышей, есть окна. Нам… говорили, что без этих окон не будет происходить взаимодействия между Оком Порядка и Пеленой. Тебе надо будет осторожно позаглядывать в эти окна, внутрь не лезь… И потом рассказать о том, что именно ты там увидишь.
— Высоко, — растерянно пробормотала Алька.
— Высоко, — согласился Эльдор, — но иного выхода я не вижу. Башня хорошо охраняется внизу, портальная материя иссечена. То есть туда можно попасть либо на крыльях, либо по лестнице — но лестница исключается.
— А что я должна там увидеть? Что мне искать? — она не отводила взгляда от башни. Свет наверху завораживал и как будто притягивал, так, что Алька напрочь забыла о том, что стоит босиком на холодных камнях.
Приор задумался на минуту, потом пояснил:
— Там, в той комнате, должно быть что-то вроде устройства, большого устройства. Знаешь, сложный такой артефакт, похожий на яйцо. Его трудно будет не узнать — но только в том случае, если он там.
— Хорошо.
Алька кивнула. Потом отошла чуть в сторону.
— Отвернитесь, пожалуйста. Мне нужно перекинуться. А я, честно говоря, не очень умею это делать.
Эльдор молча развернулся к ней спиной, сложил руки на груди. Алька еще раз огляделась — было темно, тихо, они совершенно одни в этой аллее. Дернула завязки на плаще.
Страшно.
Но… чем скорее она сделает то, что нужно приору, тем скорее они вернутся домой, тем меньше шансов, что их заметят.
Единственной проблемой во всем этом было то, что Алька еще ни разу не перекидывалась по собственной воле. Тот, первый раз, не в счет.
Порыв ветра хлестнул по обнаженному телу, кожа вмиг покрылась мурашками. И зубы застучали. Так, как же ей перекинуться?
Она попыталась сосредоточиться, заглянуть вглубь самой себя. Что, во имя Пастыря, она должна там увидеть? Свою вторую сущность? Но как. И она ведь молчит сейчас, затаилась…
Накрыла паника — а что, если не получится?
Алька даже головой замотала. Нет-нет, все должно получиться. Она ведь обещала помочь — и поможет.
Попыталась вспомнить, что чувствовала, когда это произошло с ней впервые.
Ощущения. Даже не мысли, их тогда не было. То, что происходило с телом. Легкую ломоту в пальцах, когда когти пошли в рост, приятное тянущее чувство во всем теле. Обращаться в крагха было не больно, а вот обратно в человека — то еще удовольствие…
Казалось, ничего не происходит. Алька разочарованно вздохнула, посмотрела в широкую спину Эльдора, потом на свои руки и едва не взвизгнула. Предплечья сделались темными от мелких мягких перышек, а пальцы оставались все теми же, человеческими.
"Еще. Надо еще пытаться".
Она напряглась, снова пытаясь вернуться в то состояние, зажмурилась, стиснула зубы. По позвоночнику прострелила боль, что-то хрустнуло меж лопаток, неприятно, но вполне терпимо. Алька чувствовала себя так, словно ее человеческая оболочка рвалась подобно бумаге, выпуская на свет… что именно? Тяжелые крылья, которые уже в следующее мгновение начали тянуть ее назад, перевешивая. Она инстинктивно сложила их, перья защекотали лодыжки, плечи словно диковинный плащ укрыл. Потом искривились ноги, ступни распухли, треснули, и совершенно бескровно покрылись кудрявыми перьями, а из каждого пальца вытянулось по кривому когтю. До рук преображение дошло в последнюю очередь, Алька с тоской наблюдала как вместо розовых ноготков вылезли черные изогнутые когти. Она посмотрела на свое тело и поняла, что можно даже не прикрываться: грудь была надежно спрятана за пышным перьевым воротником. Ну и то, что ниже пояса тоже все заросло пушистыми перьями.
Внезапно ей захотелось разреветься. Ну вот почему, почему все это с ней? Она ведь искренне хотела замуж, хотела семью. А теперь вот…
"Курица недоделанная".
— Крагх, почти что боевая трансформация, — прокомментировал Эльдор.
Оказывается, он уже обернулся. Алька со страхом посмотрела ему в лицо — пожалуй, более всего боялась, что он будет смотреть на нее с ужасом и отвращением, как и подобает смотреть на чудовище. Но лицо Эльдора казалось высеченным из мрамора. Если ему и было противно, виду он не подал.
— Ну, вот, — Алька вздохнула и развела руками. Крылья одновременно распахнулись, раскрылись за спиной и, покосившись на них, она вдруг поняла — они очень, ну просто о-очень большие.
Эльдор шагнул к ней, усмехнулся.
— Синяя птичка. Должно быть, при свете дня это красиво, если не брать в расчет абсолютно чуждую природу и враждебность крагхов.
— Простите, — она просто не знала, что и сказать.
— Прекрати постоянно извиняться.
Эльдор указал на башню.
— Взлететь сможешь?
— Д-да.
Алька почти забыла, как это — летать. Да и опыта было всего ничего, так, один раз. Но она решительно сжала зубы, распахнула крылья, сделала несколько взмахов, разминая. Она даже не понимала, как это у нее получается, управлять этими громоздкими крыльями. Тело идеально слушалось. Только подумала о том, что надо полностью раскрыть крыло… Даже не подумала, скорее почувствовала — и вот оно, во всей красе.
— Ну… я, пожалуй, попробую, — голос звучал хрипло и жалко.
— Пробуй, — ей казалось, что Эльдор посмеивается, на нее глядя. Хотя, что здесь смешного.
Взмах, еще взмах.
А потом, подчиняясь совершенно необъяснимому чувству, Алька изо всех сил оттолкнулась от мостовой, и при этом подпрыгнула так высоко, как никогда не прыгают люди. И уже там, зависнув на миг в воздухе, что есть сил замолотила крыльями.
И поняла, что поднимается, что уже достигла середины крон деревьев, что наверху — небо, а приор Эльдор остался стоять на земле.
Может быть, вот так, долететь до Пелены — и туда? Там ведь… такие, как она. Они не причинят зла…
И тут же вспомнила про ошейник. Эльдор не даст ей сбежать, никогда.
А печать снял.
И уже только за это можно было остаться и делать все, что он прикажет.
Деревья остались внизу, и больше Алька старалась туда не смотреть, потому что начинала кружиться голова, а рот наполнялся кислой слюной. Летелось… очень легко. И даже промелькнула мысль о том, что люди так ненавидят крагхов, потому что сами не умеют летать как птицы. Потом Алька решила поменьше думать, а просто делать то, о чем попросили. Она просто летела вверх, и вверх, и вверх, и совершенно не чувствовала холода. А огни в окнах башни медленно приближались, и где-то внутри царапнул страх. Что, если ее заметят? А что, если артефакт в той башне окажется каким-нибудь агрессивным?
Но пути обратно не было.
Алька уже могла рассмотреть даже то, что светилось в окнах: туда как будто отовсюду тянулись золотистые паутинки, тонкие, совершенно невесомые. А у окон они сливались в жгуты, переплетались, свиваясь в сеть, и исчезали внутри. Наверняка это была магия, и Алька изо всех сил старалась облетать их, не задеть крыльями. А потом она осторожно, очень осторожно, затаив дыхание, заглянула в одно из стрельчатых окон.
Приор Эльдор говорил о сложном артефакте, который похож на яйцо.
Наверное, именно к нему должны были тянуться все эти энергетические нити.
Внезапно Алька почувствовала подступающую дурноту. Внутри башни была круглая небольшая комната с чем-то вроде каменного алтаря посередине. Золотистое сияние сливалось туда, спеленывая то, что лежало поверх камня. И светилось так ярко, что невозможно было толком рассмотреть, что же там такое.
Алька сглотнула, пытаясь унять дрожь во всем теле. Ее начинало изрядно трясти по совершенно необъяснимой причине, но она все же решила подлететь с другой стороны, заглянуть в другое окно, куда тянулось меньше нитей.
"Может быть, там рассмотрю".
Облетев башню, она заглянула и в другое окно — и тут словно раскаленным прутом пронзили тело. Алька невольно вскрикнула, перед глазами потемнело. И с каким-то отстраненным спокойствием поняла, что падает, и что сейчас все закончится.
"Нет, нет"
Затрепыхалась, пытаясь работать крыльями.
Но в позвоночнике по-прежнему ворочался раскаленный прут, и каждое движение причиняло такую боль, что даже кричать было невозможно. Только сдавленно хрипеть, едва удерживаясь на зыбкой границе бытия.
Еще несколько секунд падения.
Потом она кое-как замедлилась, а еще спустя мгновение с треском врубилась в дерево. Перед глазами запрыгали искры, острая боль пронзила руку, и все погасло.
* * *
Падая, она закричала.
Но рот оказался плотно зажат мозолистой ладонью, и вокруг была темнота — но уже не холодная, осенняя, а уютная темнота, едва подствеченная лайтером откуда-то сбоку.
Алька с трудом сообразила, что уже не падает, а потом:
— Ш-ш-ш-ш, тихо, гостей перепугаешь.
Она кивнула, давая понять, что все осознает, и Эльдор тут же ее отпустил, отстранился.
Алька поморгала, борясь с головокружением, приподнялась на локте — и тут же, ойкнув, рухнула обратно. Она, оказывается, совершенно голая лежала на кровати приора, а сверху он старательно, по самое горло, укрыл ее тонким шерстяным одеялом.
"Стыд-то какой", — отчаянно думала она, не зная, куда девать глаза и понимая, что уши сделались не то, что красными, а, наверное, уподобились раскаленному железу.
Последнее, что помнилось — это падение, хруст ломаемых веток, боль в правом предплечье. Алька прислушалась к себе. Ничего не болело.
— Ты руку сломала, — разрешил ее сомнения Эльдор.
Он сидел рядом, на краю кровати, и внимательно на нее смотрел.
— Я… — и вот уже и щеки заполыхали.
Он. Нес. Ее. Голой.
Видел голой.
Что можно после всего этого говорить и делать, Алька не знала.
Но приор продолжал вести себя так, словно ничего не произошло.
— Я ее залечил, — негромко пояснил он, — я умею… немного. Как ты себя чувствуешь?
Алька даже нашла в себе силы улыбнуться. Надо же, приор Роутона вдруг заинтересовался состоянием здоровья собственной рабыни.
— Голова кружится, — честно призналась она, глядя снизу вверх на Эльдора.
— Ничего больше не тревожит?
— Нет.
И зарылась поглубже под одеяло, только нос наружу торчал.
Ситуация складывалась весьма пикантная. Голая двуликая в кровати и приор, одни в темной комнате. И он вовсе не торопился уходить, все сидел и смотрел. А потом вдруг протянул руку и что-то вынул из ее волос. Оказалось — длинное синее перо, волнистое, мягкое. Эльдор покрутил его перед глазами и внезапно улыбнулся, и Алька вдруг поняла, что это первый раз, когда она видит его таким… живым, настоящим.
— Синяя, — сказал он и отложил перо на тумбочку, — заберешь потом к себе в комнату.
— С-спасибо, — растерянно прошептала Алька.
Вот это непривычно теплое выражение лица приора, непонятный интерес в глазах — сбивали с толку, заставляли ползти мурашки по пояснице и мерзнуть пятки. Она уставилась на него как кролик на удава, с ужасом ловя себя на крамольной мысли о том, что ей не нравится то, что вокруг поговаривают о повторной женитьбе приора Роутона.
— Что ты видела в башне? — спросил Эльдор, — что там произошло, Алайна? Я понял, что тебе там стало дурно…
И все очарование момента пропало, осыпалось хрупкими иголочками инея в грязь. Алька закрыла глаза и поежилась под одеялом. Увиденное в башне… Его хотелось забыть. Просто никогда не видеть. Потому что все это теперь словно прилипло, пачкая, заставляя стискивать зубы и дышать поглубже, чтоб не стошнило.
— Я пыталась высмотреть артефакт, о котором вы говорили, — запинаясь, начала она, — искала что-то механическое, быть может. Знаете, ведь свет, которым светится башня, не идет из нее…
Приор поднял брови.
— Он идет в нее. Как будто тянется отовсюду. Такими паутинками, знаете… Неровными, они изгибаются волнами, сплетаются в жгуты. И все это сходится к алтарю, приор Эльдор, но на алтаре нет никакого артефакта.
Она увидела, что густые брови Эльдора сошлись на переносице, а ноздри хищно подергиваются, как у собаки, почуявшей дичь.
— Там лежал человек, ниат, — прошептала Алька, — совершенно голый. Плети света обволакивали его и как будто впитывались внутрь. Он лежал как будто мертвый и не шевелился, и еще… у него была брюшина вскрыта, и свет лился и туда, внутренности светились оранжевым.
— Любопытно, — пробормотал Эльдор и глубоко над чем-то задумался. Потом спросил, — тебе там стало плохо, да?
— Как будто что-то ударило в спину и прошло сквозь позвоночник.
Алька подумала, что ее голос прозвучал слишком жалобно, поэтому высунулась из-под одеяла по подбородок и выдавила подобие улыбки.
— Но это ничего. Правда, я едва не разбилась.
И, вспомнив внезапно, тихо спросила:
— Ниат Эльдор, а как же… как же я теперь… без печати? Донесут ведь. У вас столько гостей, и если я сейчас выйду, то…
— Не выйдешь, — Эльдор рассеянно провел рукой по коротко стриженым волосам, — оставайся здесь до утра. Это не просьба, это приказ.
Он помолчал еще немного, затем резко поднялся и пошел к двери. Уже взявшись за щеколду, обернулся.
— Отдыхай, птичка. Ты это вполне заслужила, спасибо тебе.