А вот комната Гаррета была обитаема.
Неслышно ступая, подкрадываясь, все трое почти одновременно услышали отчаянный плач и жалкое всхлипывание, и Дерек, позабыв все на свете, рванул вперед, на помощь, но Уна остановила его.
— Погоди, — сухо произнесла она. — Сначала я.
Она вынула из кармана свое зеркальце, и, толкнув дверь, навела его на скорчившуюся на постели фигурку.
— Гаррет, — позвала Уна, глядя в зеркальную гладь. — Посмотри на меня. Я пришла помочь, Гаррет.
Ей не надо было даже озвучивать то, что она увидела в зеркале. Рыдающий мальчишка, чей струящийся золотой дар медленно сгнивал, становясь ядовитого зеленого цвета.
— Ну конечно, Гаррет, — пробормотал Дерек. На лице его появилось выражение гадливой жалости. — Можно ж было догадаться. На меня напал Джон, а некромаг не полез бы на рожон…
— Некромаг, — выдохнул Демьен с ненавистью. — Ах ты, шкура тупая, а ну, иди сюда!
Но Уна не дала принцу и шага сделать в комнату, удержала его.
— Смотри, — сказала она, указывая куда- то под ноги. Демьен глянул на пол — там, еле видная, словно затертая, была проведена зеленая меловая черта. — Некромаги оставили тут свои ловушки. Кто твой хозяин, Гаррет? Ради кого ты предал всех нас — меня, Джона? Отца?
При упоминании отца Гаррет заметался по постели, рыдая еще громче, и Уна увидела, что на его лодыжке блестит кольцо кандалов. Гаррет сидел на цепи, прикованный к стене, как уличный пес, как каторжник. Его одежда была грязной, давно не стиранной, и сам некромаг, у которого зло ядовитой зеленью поблескивало в глазницах, выглядел истощенным — словно его кормили через раз.
— Я не хотел, — рыдал он, размазывая по грязному лицу горькие слезы, — я не хотел! Я не знал, что это будет так страшно… я не хотел!
— А чего же ты хотел? — произнесла Уна. Голос ее был строг и спокоен, словно это не она спрашивала, а какой-то другой человек — взрослый, суровый, — которого не разжалобить слезами и почти детским отчаянием. — За что ты продал жизнь отца?
Гаррет, обхватив плечи узкими юношескими ладонями, уткнулся лицом в колени и заплакал еще горше.
— Отец сказал, что выгонит меня из дома, — с горьким полувздохом произнес он. — Он сердился, что я никак не могу освоить одно заклятье, он кричал, что я ленюсь, и грозился меня навсегда выгнать, отправит в какой-то убогий пансионат, где я едва ли получу хорошее образование. У Джона все получалось… а у меня нет. И отец повторял это раз за разом, раз за разом!
Гаррет снова разрыдался, пряча лицо, и Уна горько поджала губы, чуть качнув головой. Отец не скупился на брань и угрозы, это была правда. И они, будучи детьми, верили в это… верили…
— А потом появился он, — произнес Гаррет глухо.
— Кто? — выкрикнул Демьен, сжимая кулаки. — Кто твой хозяин?! Кто это тут посадил тебя на цепь, чтоб ты стерег получше его владения?!
— Корнелиус, — ответил Гаррет горько. — Так он себя назвал.
— Корнелиус? — подозрительно переспросил Демьен. — Он так назвался? А выглядел он как?
— В его внешности не было ничего отталкивающего или опасного, — ответил Гаррет жалобно. — Он был…
— Красивым? — подозрительно спросил Демьен. — Золотоволосым?
— Да, — ответил Гаррет, кивнув. — Когда отец в очередной раз выгнал меня с занятий и велел идти чистить свинарник, он как раз подошел к дому и попросил попить. Нищий путник, как мне тогда показалось. Почему не пожалеть его? Незаметно для самого себя я рассказал ем о всех своих обидах, и он первый, кто протянул мне руку и пожалел, первый! — выкрикнул Гаррет мучительно. — Он говорил с таким жаром и болью о тех, кто отрекается от родных… кто ищет в родных только выгоду и силу…
— Как ты ее начал искать, — угодливо подсказал язвительный Демьен.
— Я поверил ему, — горько ответил Гаррет, понурившись. — Я не знаю, отчего, но поверил ему. Мы стали с ним встречаться — тайно, просто болтали или играли, — и он подсказывал мне способы, с помощью которых я мог выполнять задания отца…
— Наверняка черная магия, — язвительно заметил Демьен.
— Я стал справляться, — уныло произнес Гаррет. — Отец был доволен… а потом заметил, что я жульничаю… делаю не так, как он велит, и разозлился ужасно… Корнелиус тогда сказал, что отец не ценит и не любит меня — лишь то, что я могу дать ему: уважение и почет общества, котрое любит успешных… Он сказал, что отец тщеславен, а — всего лишь инструмент для достижения его целей.
— Как и в случае с Хельгой… Тогда Корнелиус сказал тебе, что от отца можно избавиться и стать сильнее? — спросила Уна.
— Да, — ответил Гаррет чуть слышно. — Он сказал, что можно выпить его дар… стань намного сильнее его и дать ему ощутить себя беспомощным и ненужным, дать почувствовать, как это — когда все ценят тебя только за силу дара, на которую ты никак не можешь повлиять! — в голосе Гаррета слышалось отчаяние обманутого и глубоко раскаивающегося человека. — И тогда он уже не станет оскорблять меня и унижать… я провел ритуал…
— И отец умер? — уточнила Уна.
— Да, — просто и страшно ответил Гаррет. — Он умер. Он стал просто кувшином, откуда можно было черпать дар…
— И ты его вычерпал?
— Нет, — прошептал Гаррет. — Это не я! Я не трогал его! Пока он был с даром, он еще напоминал живого… Ходил, говорил… и казалось, что все как прежде, ничего не изменилось… Его пил Корнелиус. Приходил тайком и выпивал его дар. А мне угрожал, что расскажет всем, что я натворил. И я помолчал.
— Трус! Трус! Изменилось все, — резко выкрикнул Демьен, — ты все изменил! Сам!
— Я знаю, — горько ответил Гаррет, поднимая заплаканное лицо. Его мутные глаза были пусты и печальны. — Уна… ты, только ты можешь… убрать меня. Прочти… прочти отречение. Отреки меня от семьи. И я уйду.
По лицу Уны промелькнула мучительная судорога, она отрицательно кивнула головой.
— Убить? — произнесла она жестко. — Нет. Я тут не для этого. Я предлагаю тебе иной выход. Я принесу свой и твой дар в жертву Вседвери. И она вернет тебя, прежнего. Уберет скверну из твоей крови. За этим я здесь. Ради этого совершила много сумасшедших поступков. Ты больше не будешь некромагом. Согласен?
На грязном лице Гаррета промелькнуло нечеловеческое облегчение, он вдруг понял, что и такого — преступного, ужасного, — его хотят спасти.
— Я согласен! — выкрикнул он, прижимая руки к груди. — Согласен! Я заслужу прощение! Я правда!..
— Почему ты сидишь на цепи и где Джон? — тихо спросила Уна.
— Корнелиус посадил меня на цепь, потому что я не хотел… не хотел пить дар отца. Корнелиус грязно ругался и обвинял меня в предательстве, в том, что он мне доверился, а я оказался таким же неблагодарным, как и все… Он хотел, чтобы я прочел ритуал и над Джоном, но я отказался. А без этого дар Джона не добыть: он надежно опечатан техномагической печатью.
— Так где Джон? — снова произнесла Уна изо всех сил себя удерживая от того, чтобы перепрыгнуть опасную черту и вцепиться в брата — негодяя, труса, маленького слабого слюнтяя! — и надавать ему пощечин, вымещая на нем свое горе и боль.
— В подвале, — тихо выдохнул Гаррет. В его мутных глазах мелькнул страх, когда он увидел, что Дерек отступил, словно уже собрался бежать на выручку другому близнецу. — Не уходите, постойте! Не покидайте меня! Я есть хочу, — стыдливо прошептал он и снов расплакался совсем как ребенок. — Корнелиус морит меня голодом…
— Вот тебе твои некромаги, — грубо сказал Демьен. — Но ты хорошо наказан. Думаю, и прощения заслуживаешь, если не притворяешься.
Уна еще раз глянула в зеркальце, и увидела там всего лишь рыдающего изможденного мальчишку.
— Не притворяется, — тихо сказала она. — Помоги ему освободиться, Дерек!
Тот молча направил пантеру Аргента через заветную черту, и черные дымные тени накинулись на блестящего драгоценными боками зверя. Вой, хищное рычание, удары когтистыми лапами — и жалкая кучка сухих костей упала на пол, а вход в комнату был свободен.
— Дайте-ка я влеплю этому дураку пару затрещин! — крикнул Демьен, пока Дерек сооружал подходящий к кандалам Гаррета ключ. — Я сошлю тебя в монастырь, и ты там прослужишь лет десять клириком. Вот тебе мое королевское слово!
— Королевское? — переспросил ошарашенно Гаррет, потирая освобожденную ногу.
— Это Его Высочество Алый Принц, — пояснила Уна. — И если он так сказал… значит, ты должен будешь подчиниться. Лучше десять лет в служении и разлуке, чем…
— Я велю отлить ему самый большой самострел, — кровожадно пообещал Демьен, — в пуд весом. И ты будешь его всюду таскать на спине и отбиваться от нечисти с его помощью.
Она подала руку брату и помогла ему подняться с кровати.
— Ну, идем в подвал? — произнес Дерек. — Джон может быть еще жив. Печать крепко защищает его от некромага, и снять ее ни одному Корнелиусу не под силу!
* * *
Впереди себя Дерек снова послал пантеру. Похоже, ему ужасно понравилось пользоваться оружием Аргента. Он был словно мальчишка, впервые вынувший меч отца из ножен, любовался его клинком и примерялся, как им рубить врагов. Пантера по его команде осматривала коридоры, совала свой нос в каждую комнатку, в кладовки, а Дерек все находил для нее все новые задания.
— Классный зверь! — произнес он с восторгом. — Разбогатею — сделаю себе такого же.
— Давай она прекратит бегать кругами, — опасливо озираясь, попросил Демьен. — А будет держаться около нас. А то тревожно все же.
И он тревожился не зря.
Прямо перед ними, с лестницы, ведущей из подвала, поднялась темная фигура, с ног до головы закутанная в плащ. Неизвестный откинул с лица капюшон, и на студентов глянули глубокие зеленые глаза, так похожие на глаза Корнелии. Молодой человек с тонкими чертами лица и золотыми волосами, но с недоброй усмешкой, преградил им путь.
— Я знал, что вы направитесь именно сюда, — красивым глубоким голосом пояснил он, увидев изумление на лицах студентов. — Моя мощь так велика, что мне не нужны даже Небесные Иглы, чтобы мгновенно оказаться там, где я пожелаю.
При виде его Демьен побледнел как полотно. Его серые глаза расширились, стали похожими на серебряные монеты.
— Корнелиус, — пробормотал он. — Сын Корнелии… так это не вранье некромажонка, это реально так…
— И что в этом особенного? — шепнула Уна.
— А ты посмотри на меня в свое зеркальце, — произнес Корнелиус, усмехаясь, явно наслаждаясь произведенным впечатлением. — Ты же уже знаешь о его волшебных свойствах?
Уна выхватила зеркало, направила его на Корнелиуса, и зеркальная гладь отразила вместо молодого человека пустоту. Темные пыльные стены, каменную лестницу, но его самого — нет.
— Он никогда не рождался, — пояснил Демьен, напряженно поглядывая на усмехающегося врага. — Корнелия так заботилась о своей талии, что… словом, не было его никогда. Его Корнелия выпросила у Вседвери. Попросила вернуть ей возможность стать матерью. Второй шанс…И Вседверь его дала, а это паршиво, очень паршиво!
— Почему? — пискнула Уна.
— Потому что я бессмертен! — выкрикнул Корнелиус страшным, грохочущим голосом, и полы его плаща взлетели, словно страшные рваные вороновы крылья. Зеленое ядовитое пламя сорвалось с обоих его ладоней, бурным потоком хлестнуло по месту, где стояли студенты, но бдительный Дерек успел. По его велению пантера в прыжке рассыпалась в огромное полотнище и накрыла собой всех черным покрывалом.
Зеленок пламя нещадно хлестало, изливалось из рук разъяренного некромага, но не достигало своей цели.
— Сейчас я откину плащ, — прошептал Дерек, весь дрожа. Ему приходилось сдерживать весь напор некромага, — и ты, Уна, стреляй по нему… Давай! — взревел Дерек, уже не в силах сдерживать мощь удара некромага. Черный алмазный плащ взлетел, и Корнелиусу в лицо четко ударил огненный клубок, еще и еще, и тот взвыл, колотя по горящим щекам ладонями. Обгоревшая кожа пластами сползала с его лица, обнажая какую-то другую — страшную, отталкивающую, — личину, Корнелиус уже не улыбался так кротко и славно, и больше походил на жертв своего магического искусства. Он взмахнул обожжённой рукой, и по его велению знакомые уже дымные тени полезли изо всех щелей, протягивая руки к студентам.
В одном из зловещих призраков Уна с изумлением увидела знакомые черты и поняла, что это ее отец, призванный некромагом на службу из небытия. Слезы брызнули из глаз девушки, когда она в великолепно выпаде пронзила призрак своим волшебным клинком, и тот стал осязаем, превратился в полуистлевший труп, все еще сохранивший на себе останки одежды, в которой когда-то ходил ее отец — великий огненный маг.
От второго ее удара скелет развалился, упал на пол, под ноги дерущимся, и Уна переступила через него, наступая на Корнелиуса.
— Черта с два ты бессмертен! — прорычала она яростно. — Вряд ли в кучке остывающей золы, в которую ты сейчас превратишься, будет хоть капля жизни!
Она не слышала, как отбивались от наступающих призраков Дерек и Демьен, как пантера Аргента рвала дымные тела десятками. Ее гудящие огненные шары один за другим летели в Корнелиуса. Половина из них разбивалась о выставленную им защиту — прозрачный купол, — а половина, своей мощью и жаром растопив магическую поверхность купола, падали на одежду некромага, прожигали его руки, лицо, и скоро весь он пылал, словно огромный факел, со страшным воплем.
Меч Уны был слишком мал, и она уверенно собрала из своей техноброни длинную пику — так, как это делал Аргент. Перехватила ее удобнее и одним ударом вогнала в сердце бьющегося в агонии человека.
Вмиг все стихло.
Погасло пламя, исчезли ползущие черные тени, потому что повелитель их исчез, и Уна изумленно оглядела свое оружие.
— Куда он пропал?! — в страхе крикнула она. — Куда он пошел?
— В небытие, — ответил Демьен, утирая пот со лба. Его ладони тоже хранили тепло магического огня. — Во Вседверь, чтобы родиться еще раз. Он бессмертен — тут он не наврал нисколько. Сколько раз ты его убьешь, столько раз он появится вновь. Он будет возникать снова и снова, преследуя и нападая. Понимаешь теперь, почему он опаснее Корнелии?
Глава 18. Принц, паж, белый рыцарь и паладин
Джона Уна с трудом отыскала в подвале. Он был еще более обессилен, чем брат, видно было, что Корнелиус, жаждущий его силы, его дара, применял все способы, чтобы сломать мальчишку, да только без толку. На его бледном лбу так и оставалась черная печать техномага. Сам Джин, вконец измученный и обессилевший, спал на грязном полу, свернувшись калачиком, подтянув колени к груди. Его, так же как и Гаррета, к стене приковывала не очень длинная цепь, которую Дерек легко снял.
Увидев брата в таком жалком состоянии — исхудавшего, в грязной изодранной одежде, — Уна расплакалась. Джон, услышав ее причитания, вздрогнул, просыпаясь. Его синие глаза, мутные от голода, с трудом открылись, пересохшие растрескавшиеся губы дрогнули, пытаясь улыбнуться, и он, приподнявшись на локтях, прошептал:
— Я не поддался, Уна… Он не смог меня сломать… А Гаррет где? Корнелиус и его мучил…
Джон… странное сочетание мягкости, страсти и силы. Он не мог не понять, кто является источником всех бед, постигших их семью, он смотрел в мертвые глаза брата. И все же ему было жаль его, Джон искренне беспокоился о нем.
— С Гарретом все хорошо, — рыдая, ответила Уна, утирая слезы. — Мы его освободили. Он с нами сейчас пойдет. И вернется совсем другим человеком… все будет как прежде!
— Как прежде не будет, — с трудом выдохнул Джон. — Отец… я отца похоронил под сиренью… Корнелиус разрешил… чтобы никто не видел…
Уна раскачивалась из стороны в сторону, зажав рот руками, чтоб никто не слышал ее крика, полного боли, и плакала. Казалось, весь мир для нее потонул в слезах.
Наверное, Джон думал, что видел очередной голодный сон, потому что на его исхудавшем лице отразилось изумление, когда Уна с плачем бросилась обнимать его, и он болезненно поморщился, когда ее руки обвили его шею.
— Осторожнее, — прошептал он. — Корнелиус мучил меня… вся спина горит…
— Бедный, бедный, — уже не сдерживаясь, кричала и плакала Уна, содрогаясь всем телом, прижимаясь к брату, к родному и дорогому ей человеку.