— Ваши организации тужатся исправить то, что испоганили другие ваши организации, — зло усмехнулась Кагайя. — И сомневаюсь, что преуспели в своих убогих конвульсиях.
— Зато, невзирая на свои пороки, мы помним о милосердии и любви. И не убиваем любого встречного из бредового опасения, что он плюнет в наш колодец.
Кажется, Гвендолин хватила через край. Это стало очевидно еще до того, как она замолчала. Колдунья вонзила в нее злобный взгляд, сощурилась и вдруг обратилась к Когану, продолжавшему топтаться рядом:
— Убить.
Поначалу Гвендолин не сообразила, что за короткое слово слетело с ведьминых губ. Потом решила, что ослышалась, или же речь шла вовсе не о ней. Однако Кагайя развеяла ее сомнения:
— Выведи из замка на арену и…
«И» осталось без уточнений, потому что в зал, топая, как стадо мамонтов, вбежала Нанну.
— Госпожа, прибыли духи леса! — возвестила она.
— Уже? — встревожилась Кагайя, мигом утратив к Гвендолин интерес. — Но я еще не успела начертить защитные заклинания! Их гостевые покои не готовы! Где они?
— Прогуливаются вдоль каналов. Честно сказать, — Нанну стушевалась, — господа остались крайне недовольны тем, что вместо хозяйки замка их встретила прислуга. Вы ведь помните, насколько они мстительны? Лучше бы незамедлительно отправиться к ним, пока парк не превратился в непролазные дебри, а каналы не заросли болотной тиной.
— Я так и сделаю. Ты! Как там тебя…
— Нанну.
— Закончи тут с крысами. Вон там ещё две клетки, их нужно скормить Галиотис и Тридактне.
Нанну побледнела, но возразить не осмелилась.
— Коган, — ведьма направилась прочь; ее черные одеяния взметнулись, — пришли ко мне Айхе, да поживее.
— Боюсь, это вызовет некоторые затруднения, — залепетал Коган, пускаясь следом.
— О чем ты болтаешь?
— Вы накануне вывихнули ему руки, госпожа, и немного поломали ребра, и… в общем, переборщили с наказанием. Вряд ли он так скоро сумеет вернуться к своим обязанностям.
— Мне плевать, что он там сломал! — рявкнула Кагайя. — Дориан разве не управился за ночь?
— Я ещё не навещал его утром…
— Так навести! Айхе нужен мне немедленно! Духи леса всегда прибывают первыми, за ними не преминут объявиться и остальные, а это проклятая туча гостей. И каждый лупит направо и налево своей хваленой магией, будто целый год сидел на голодном пайке и всего час как сорвался с цепи. Не хватает мне бардака и порушенных стен.
— Хорошо, я схожу в астрономическую башню.
— Уж сделай милость! — под ноги Кагайе вдруг невесть откуда подвернулся лохматый клубок в полосатых колготках, и она пнула его что было силы. Несчастный кыш кубарем прокатился по полу и канул в недра кораллового рифа. — И вытрави, наконец, эту заразу! Ты главный управляющий или барахло? Не будешь работать, я мигом найду замену.
Коган забормотал что-то в ответ, но они с ведьмой уже скрылись из виду, и голоса потонули в синем морском полумраке.
Гвендолин переступила с ноги на ногу и заметила, что Нанну глядит на нее с изумлением. Теперь, наверное, каждый, кто в курсе ночного происшествия, будет столбенеть от неожиданности и приставать с вопросами, вроде: «Как же это ты не умерла?»
Однако Нанну удивила. Прихватив из угла клетки с крысами, она впихнула одну Гвендолин в руки и кивком поманила за собой — совсем в другую сторону.
— Пойдем, пока ведьма не вспомнила о какой-нибудь забытой ритуальной ерунде для встречи гостей и не вернулась.
— Куда? — Гвендолин на нетвердых ногах бросилась за ней.
— Какая разница? Тебе лучше убраться долой с ее глаз.
— Спасибо.
— Мне-то за что? Я слышала, это Айхе отличился.
— А вы помогли мне у ворот.
— Говори потише, — посоветовала Нанну, стреляя глазами по аквариумам, проплывающим мимо. — Здесь даже у аммонитов есть уши. Все доложат хозяйке, не сомневайся. Я уже молчу о ее любимицах, Галиотис и Тридактне: этих опасайся в первую очередь. У них с Кагайей особая связь. Она их выкормила, они для нее, как цепные псы, догонят и порвут любого.
— Разве они могут покидать аквариум? — Гвендолин едва поспевала за Нанну.
— О, ты их сильно недооцениваешь! Когда ведьма пожелает, они всюду ее сопровождают. Отвратительные бестии.
— Ну и мир, — пробормотала Гвендолин. — Рыбы по суше ходят, доисторические ящеры в море плавают. Прямо парк юрского периода. А динозавры у вас есть?
— Кто?
— Ну, такие огромные, зубастые ящеры.
— Драконы, что ли?
— Только без крыльев.
— Может, и есть, я не видела. Нам и Левиафана хватает.
— Значит, огнедышащее библейское чудище, кипятящее воду, — не вымысел. Надо же.
— Не знаю, о чем ты, но настоящие чудища ещё только начинают прибывать в замок.
— Божества и духи?
— Они самые.
— Вот бы хоть одним глазком…
Нанну взглянула на нее удивленно:
— А ты и впрямь необычная.
— Почему?
Нанну пожала плечами.
— И кто это сказал?
— Догадайся.
— Айхе? — робко предположила Гвендолен. Больше некому. Не Коган же будет распинаться. — Так вы его видели? С ним все в порядке? Как он?
— Живой. Дориан поколдовал над ним немного.
— Поколдовал?
— Подлечил. Дориан алхимик и по совместительству целитель. В свободное от астрономии время.
— И я смогу его увидеть? — с надеждой.
— Дориана?
— Айхе!
— Если Кагайя не вынудит его спуститься и помочь с заклинаниями, то сможешь. Мы как раз туда направляемся. Вот только освободим ни в чем не повинных животных, — Нанну поудобнее перехватила клетку с крысами.
— Вы не скормили их рыбам.
— К несчастью. Надеюсь, твари не нажалуются своей хозяйке, а то не сносить мне головы.
Непонятно, говорила она всерьез, или сильно преувеличивала. С одной стороны, жестокость колдуньи зашкаливала, и перспектива получить от нее трепку пугала до икоты. С другой… рыбы нажалуются? Серьезно? Впрочем, не стоило недооценивать замечание Нанну по поводу их особой связи с Кагайей.
Нанну хранила молчание, а Гвендолин не напрашивалась на разговоры, пока они не покинули анфиладу. Вопреки ожиданиям, Нанну направились не вниз, а снова вверх и сделала полный круг по лестнице.
— Сюда, — пригласила она, открывая дверцу в стене и пропуская девочку вперед.
Лицо обдало теплым ветром. Шагнув за порог, Гвендолин неожиданно очутилась в начале узкого каменного мостика с низенькими перилами. Мостик этот тянулся от стены замка к круглой башне, сложенной из грубого камня. Гвендолин задрала голову — башня уходила в небо, и отсюда казалось, будто ее плоская вершина царапала рыхлые облака редкими, похожими на кабаньи клыки зубцами парапета. Кинув взгляд вниз, Гвендолин обнаружила кленовые кроны, а между ними тут и там поблескивали на солнце извилистые ленты каналов и высовывались шпили и конусы, черепичные крыши и игрушечные купола гостевых домиков и часовен. Мостик был не единственным: его братья-близнецы, столь же опасно узкие, изящными дугами перекидывались через пропасть кто выше, кто ниже. От высоты и беззащитности (от края бездны Гвендолин отделяло жалких полметра) закружилась голова, а в животе образовалась противная слабость. Один неловкий шаг — и ты в свободном полете. Справедливости ради стоит отметить, что у мостика наличествовали перила. Подталкиваемая Нанну, Гвендолин попыталась ухватиться за них, но мешала клетка. Крысы в ней, надрывно пища, заметались, нарушая и без того шаткое равновесие.
— Не бойся, — подбодрила Нанну, закрывая за спиной дверь. Ее голос растворился в гуле ветра. — Раз десять туда-обратно сбегаешь и привыкнешь.
— А по-другому никак? — взмолилась Гвендолин, вцепившись в клетку мертвой хваткой, словно та могла помочь. Не хватало духу ступить ни шагу по тонкой ниточке над пустотой.
— А зачем по-другому, если так ближе? — удивилась Нанну. — Да ты трусиха! Вот бы не подумала после всего, что с тобой приключилось! А ну-ка, давай, я первая.
Держа свою клетку, она непринужденно пересекла пропасть и оглянулась.
— Ну? Поторапливайся! Давай шустрее, хоть сидя, хоть лежа. Или предпочитаешь стоять там вечно?
И Гвендолин обреченно поползла вперед, едва отрывая ноги от серого булыжника и борясь с желанием бросить крыс, упасть на живот, обхватить ненадежную опору руками — и не шевелиться в ближайшие сто лет. Промокшая одежда вновь напомнила о себе: суховей мигом выстудил сырую ткань. В носу защекотало. Ой, мамочки, только чихнуть не хватало!
— Нужно тебе подобрать другую одежду, — деловито заметила Нанну, поймав протянутую руку и почти волоком втаскивая Гвендолин на уступ по ту сторону моста. — Как-то ты неважно выглядишь.
Серьезно?!
— Ты не заболела?
Гвендолин тряслась и клацала зубами, к лицу прилил тяжелый, распирающий голову жар. Нанну потрогала ее лоб и нахмурилась
— Я поговорю с Дорианом.
Точно. Здесь ведь живет целый знахарь! Он наварит ей горьких трав, облепит горчичниками с ног до макушки, натрет барсучьим жиром или чем тут еще натирают безнадежно простывших — и назавтра Гвендолин проснется, как новенькая.
— А больных у вас тут, случаем, на кострах не сжигают? С ритуальными плясками под бубен?
Нанну шутку не оценила. Или не расслышала, потому что уже нырнула в низенькую дверцу. Гвендолин протиснулась следом. Не верилось, что кошмарная пропасть осталась позади: десяток метров моста отобрал у Гвендолин десяток лет жизни.
— Дориан гений. — Нанну опустила клетку на пол и открыла дверцу. Крысы кинулись врассыпную. — Это он уговорил Кагайю вернуть мне человеческое обличье.
— Скорее, герой, чем гений, — пробормотала Гвендолин, последовав ее примеру. Оказалось, пустая клетка мешала ничуть не меньше. — Он человек, достойный уважения, если помогает другим бескорыстно.
— Можешь не сомневаться. Идем.
Внутри башня разительно отличалась от замка. Ни тебе королевских покоев, ни музея морского дна. Как говорится, труба пониже, дым пожиже. Тесная спиральная лестница с высоченными ступеньками — того и гляди споткнешься и переломаешь ноги — круто взмывала вверх и почти отвесно ухала вниз. Вместо окон изредка попадались широкие подоконники с бойницами, а потолок буквально царапал голову. Гвендолин карабкалась вверх, согнувшись в три погибели, и волокла за собой клетку, гадая, когда же разрешат от нее избавиться.
— Он вообще странный, — продолжила Нанну. — С тараканами в голове. Знаешь, кто такие тараканы?
— Догадываюсь.
— Но гений, без сомнения. Откуда, как считаешь, берутся анфилады из аквариумов?
Рабы строят, чуть не ляпнула Гвендолин.
— А редчайшие рыбы? А морские гады? Это он изобретает для них ловушки.
Молодец. Но лучше бы занялся чем-то полезным.
— Он изготавливает сложнейшие зелья: изобретает новые и усовершенствует те, что есть. Он предугадывает погоду. Он предупреждает о налетах гарпий: заранее знает, когда те спустятся с гор, и предупреждает об опасности. Он ведет учет всех волшебных амулетов, существующих в мире, и следит за каждым. Предсказывает миграции ками…
— Кого?
Послужной список алхимика впечатлял, хоть и вызывал недоумение. Как, например, можно отслеживать каждый амулет? С помощью GРS-навигатора? Или «жучками»? И что ещё за ками?
— Мы называем так не упокоенные души, призраки. Как правило, они существуют поодиночке: выбирают глубокие ущелья или заброшенные дома, где можно вдоволь постонать и повыть. Многие из них часто шатаются по тем местам, где их настигла смерть. Но время от времени ками сбиваются в целые стаи и устремляются невесть куда. Вреда они не причиняют, только своим появлением вселяют дикую тоску. Если обратишь на них внимание, прилипнут к тебе, будут таскаться следом и ныть.
— Жуть, — пробормотала Гвендолин.
— Поэтому с незнакомыми призраками лучше не заговаривать. Даже о погоде.
— Спасибо за предупреждение.
— Мы почти на месте.
Какое облегчение! От усталости ослабевшая Гвендолин уже едва волоклась по крутой лестнице.
Неожиданно сверху послышался шорох.
— Кто-то идет, посторонись, — предупредила Нанну.
Легко сказать: посторонись! Правое плечо то и дело шваркало о стену, а чуть отодвинешься — стукнешься левым. Нанну распласталась по стене, а Гвендолин не придумала ничего удачнее, чем взобраться с ногами в грязную нишу с бойницей. Она постаралась прикрыться клеткой — вдруг это Коган разыскивает ее, чтобы исполнить приговор колдуньи?
Однако навстречу вдруг спустился Айхе. Выглядел он ужасно: осунувшийся, с воспаленными щеками и ссадинами на скулах. Из-под закатанных рукавов рубашки торчали края повязок, обвивавших локти, расстегнутый ворот не скрывал тугую повязку на ребрах. Он тяжело, хрипло дышал — похоже, движения причиняли мучительную боль. А в запавших глазах застыла угрюмая решимость.
Айхе мрачным кивком поздоровался с Нанну и перестал придерживаться за стены. Глупый, тщеславный мальчишка! Гордость не позволяла ему обнаружить слабость перед свидетелями. Он скорее свернет себе шею, чем распишется в беспомощности. Да ведь это гордыня погнала его, полуживого, что-то доказывать ведьме!
Зла не хватает!
Заметив Гвендолин, притаившуюся на подоконнике бойницы, Айхе вздрогнул и застыл, словно громом пораженный. Острое бледное лицо исказилось от испуга, потом сомнения, недоумения и среди полной мешанины чувств, буквально на долю секунды — от радости. А может, Гвендолин выдала желаемое за действительное.
— Ты… — выдохнул Айхе, не успев совладать с эмоциями. Однако быстро взял себя в руки и нацепил сердитую маску. Уткнулся глазами в ступени и двинулся дальше, крепко стиснув зубы.
— Айхе… — шепнула растерянная Гвендолин. — Как ты?
— О, бесподобно, — буркнул он и отвернулся.
Гвендолин проводила взглядом его напряженную спину, сгорбленные плечи — как он ни старался, боль не позволяла их расправить, — и спутанные волосы на затылке. Меньше всего на свете мальчишка сейчас напоминал вчерашнего дерзкого выскочку, рискнувшего кинуть вызов могущественной ведьме. Скорее, побитого щенка. Высокомерного и озлобленного побитого щенка.
— Пойдем уже, — поторопила Нанну.
— Он же… он на ногах едва держится! — выпалила Гвендолин, спрыгнув на ступени. — А руки!.. А эти повязки!.. Ему нельзя колдовать!
— Догони и удиви его этой новостью, — оборвала Нанну ее трагические излияния. — Уверена, он послушает и непременно вернется!
Сарказм окатил девочку ушатом ледяной воды. Гвендолин вспыхнула от стыда. Ладно. Хватит. Айхе ведет себя, как идиот, и пускай. Ей-то какое дело?
Она шмыгнула носом и украдкой вытерла глаза рукавом куртки.
Тем временем они достигли последних ступенек. Лестница совершила последний крутой рывок и уперлась в обитую железом деревянную дверь со старомодным кольцом вместо ручки. Нанну толкнула ее плечом. В нос ударила неописуемая смесь запахов: горечь трав, едкая гарь, противные вкрапления химикалий.
Лаборатория?
Гвендолин переступила через порог, обводя почтительным взглядом столы со штативами, пробирками, колбами и вычурными агрегатами, состоявшими из сотен трубочек, спиралек, чашечек и резервуаров, в которых пузырились разноцветные жидкости. Половину обзора закрывали шкафы и стеллажи, битком набитые всевозможными пузырьками и банками — из ближайшей на Гвендолин пусто таращился круглый глаз, а в соседних, как огурцы в маринаде, плавали чьи-то розоватые внутренности. В воздухе пластами висел голубой туман.
— Нанну? — позвал низкий, чуть дребезжащий голос. — Это ты?
— Я, если не ждешь никого другого, — Нанну подмигнула Гвендолин и кивком предложила следовать за ней. — Что за вонищу ты тут развел, а? Опять зелье всемогущества?
— Беспамятства, — буркнул мужчина и вынырнул из тумана.
Гвендолин, приготовившись поздороваться, внезапно подавилась словами. Да они все тут были один краше другого, пронеслось в голове. Сначала Кагайя с ее чудовищными башнями из волос, потом бочонок-Коган в нелепом трико, а теперь этот харизматичный тип!
Первыми почему-то бросились в глаза его необычайно тощие ноги, обтянутые черными брюками: длинные и какие-то острые, изломанные в коленях, точно лапки у кузнечика. Зато плечи у их обладателя были что надо, и бесформенная коричневая хламида, пропыленная, заляпанная зельями, местами прожженная искрами от огня, свисала с них, как с вешалки, и заканчивалась бахромой. Скулы на бледной физиономии несоразмерно выпирали. Вокруг запавших черных глаз образовались темные круги, а волосы густой, длиннющей, до пояса, нечесаной огненно-рыжей копной торчали во все стороны. От вида этой гривы Гвендолин просто онемела.