Но было еще одно, не менее важное дело – носовая фигура. На носах своих лодий русы обычно устанавливали резные бараньи или козлиные головы и иногда черепа туров с большими рогами. Морав попросил мастера-резчика, чтобы он изобразил голову волка.
Дымша словно угадал желание юного форинга.
– А пойдем глянем, что там сотворил Неждан, – сказал он, подталкивая Морава в сторону длинного приземистого строения.
Неждан был мастером-резчиком. Боги наградили его горбом и очень длинными руками, которые свисали ниже колен. Но они дали ему и необычайный талант. Резные фигуры божеств Неждану заказывали не только русы, но и племена словен, мурома, нарова, емь… Из-под его топора, долотьев и резцов изображения небожителей выходили как живые. А раскрашенные в разные цвета идолы и вовсе наводили оторопь и душевный трепет своим устрашающим видом. Такими же грозными получались и носовые фигуры боевых лодий. Казалось, что может быть пугающим в голове барана или козла? Но большой талант мастера свершал чудо дивное, и довольно безобидные домашние животные под его резцом превращались едва ли не в огнедышащих драконов.
Горбун заканчивал раскрашивать изображение волка. Время от времени он что-то мычал, тем самым выражая удовлетворение проделанной работой. Такой заказ попался ему впервые, и он испытывал радость творца, которому удалось полностью воплотить свой замысел в изображении.
Оскаленная морда волка получилась потрясающе живой. Морав даже стушевался немного, потому что резное изображения зверя живо напомнило ему схватку с белым волком на лесной поляне, тем более что Неждан покрасил фигуру… в серебристо-белый цвет! Только разверстая пасть была огненно-красной. Клыки волка мастер выточил из рыбьего зуба [34], а в большие глазницы вставил кусочки янтаря соломенного цвета.
Даже Дымша был поражен произведением мастера. Он отшатнулся и пробормотал слова охранительной молитвы. В этот сарай, до половины заполненный хорошо высушенными древесными заготовками, мастер заходил редко; это было владение Неждана, который не любил, когда ему мешали в работе.
Неждан недовольно оглянулся, но, узнав Морава, приветливо кивнул и спросил:
– Ну как?
– Здорово! – вырвалось у юноши. – У меня нет слов…
– А то… – Неждан улыбнулся, отчего его некрасивое лицо будто осветилось изнутри.
Морав еще немного потолкался возле скедии, прислушиваясь к разговорам помощников Дымши (они вяло спорили, стоит ли корпус судна покрывать варом второй раз, но мастер прикрикнул на них, и они споро взялись за работу), а затем отправился восвояси. Ему хотелось побыть одному, чтобы еще раз обдумать свой опасный замысел…
Скедия и впрямь оказалась на диво быстроходной. Она мчалась по волнам как резвый молодой конек. Тугой парус из толстой небеленой холстины, казалось, готов был сорваться с мачты, но Морав, который держал в руках рукоять большого рулевого весла, расположенного по правому борту, зорко следил за его переменчивым характером и старался не подставить корму скедии под особо сильные порывы свежего северного ветра.
Он не раз ходил под парусами (правда, на совсем крохотном дощанике), поэтому чувствовал себя довольно свободно и непринужденно. И уже в который раз Морав мысленно благодарил Рогволда, который приучал его к морю, будто знал, что его ученику предстоит стать форингом «волчьей дружины» и отправиться в опасное плавание. А может, и впрямь знал?
Над головой раздался резкий крик чайки, и Морав сначала посмотрел на лазурное небо, по которому были разбросаны белые кучевые облака, а затем перевел взгляд на парус. Он был просто превосходен. Особо прочную холстину выделил из своих запасов вождь Яролад (для сына-наследника ничего не жалко), а шили ее лучшие швеи городища, сыновья которых как раз и попали в «волчью дружину».
Но главным, как считал Морав, было то, что он никак не мог увидеть с кормы, – нарисованную с лицевой стороны паруса волчью морду. Конечно, она не была белой, как носовая фигура, но свирепый волчий оскал был пугающим. Рисовал изображение свирепого зверя все тот же Неждан; он был на все руки мастер.
По правому борту скедии проплывали берега, уже тронутые ранней осенней позолотой, но Морав старался держаться подальше от них. Его не пугали мели и подводные камни, потому что на носу находился впередсмотрящий Кормак, который обладал чрезвычайно острым зрением. Юный форинг не без основания побаивался прибрежных племен. Они не упускали случая поразбойничать, особенно если проходящих мимо лодий было немного, а значит, и на сильный отпор они были неспособны. Что уж тогда говорить про одинокую скедию…
На ночь Морав направлял небольшое суденышко к берегу, стараясь выбирать места поглуше и желательно вблизи ручья или речушки, чтобы можно было пополнить запасы пресной воды. Прежде чем расположиться на привал, он отправлял разведчиков в разные стороны, дабы они оценили окружающую обстановку, и когда ему докладывали, что местность дикая и безлюдная, только тогда разводили небольшой костер, да так, чтобы его не было видно со стороны моря.
Кормились в основном припасами, захваченными из дому, – вяленым мясом и сухарями, – а также рыбой, которую ловили по пути. Особенно любили молодые «волки» плитки сушеного мяса с медом, ягодами и орехами. Мораву приходилось на привалах зорко следить за тем, чтобы кто-нибудь из команды не запустил руку в мешок с лакомством. Он выдавал этот ценный продукт, который хорошо поддерживал силы, понемногу, из-за чего сластена Гардар постоянно ворчал. Сухие плитки «воинского корма» (так они назывались) хранились очень долго, и Морав берег их к тому времени, когда придется оставить скедию и пробираться по лесам налегке, когда особо не поохотишься, да и костер нельзя разводить, чтобы не выдать своего присутствия.
«Воинский корм» состоял из сухого оленьего мяса, перетертого в порошок, сушеных ягод – морошки, клюквы, брусники, малины, – тоже измельченных до порошкообразного состояния, ядрышек лесного ореха, меда и топленого медвежьего жира. Кроме того, в смесь добавляли немного соли и листочки мяты, которая глушила все остальные запахи. Из-за нее даже самый чуткий нос наиболее ушлого следопыта не мог учуять дух хорошо известного всем продукта, способный выдать расположившегося на привал лазутчика с головой.
Спустя неделю пошли места, где можно было встретить охотников или рыбаков племени чудь. Морав стал еще осторожнее; он наказал Кормаку глядеть во все глаза. А сам все выискивал на берегу холм с покрученной ветрами сосной. Но его все не было и не было, и в душу юного форинга начались закрадываться сомнения: а что, если его мыслевидение было навеяно богиней Марой [35], которая решила над ним пошутить?
Самым печальным обстоятельством было то, что Морав по мере приближения к землям чуди словно утратил возможность пользоваться «третьим глазом». По ночам, на привалах, он несколько раз пытался сосредоточиться и мысленно подняться ввысь с намерением обозреть хотя бы окрестности прибрежных бухточек, где «волки» прятали скедию. Но все было тщетно.
Картинки в его воображении путались, появлялись какие-то странные, пугающие образы, а затем наступал мрак, в котором слышалась тяжелая поступь, словно к юноше приближался великан. После этих видений Морав долго не мог прийти в себя, а уж про сон и говорить было нечего. В такие ночи из-за бессонницы он назначал сам себя нести ночную стражу, за что «волки» были ему очень благодарны.
Глава 5
Юмалла
Холм с сосной оказался скалой, изрядно изъеденной веками. Скорее всего, прежде это был небольшой мыс. Ранее он имел гораздо больший размер, но теперь на том месте, где когда-то была земная твердь, находились отмели, и с виду мирные волны, приближаясь к ним, вдруг вырастали в грозные, кипящие пеной валы, которые с грохотом бились о скалу.
Заветный ориентир первым заметил Морав, хотя Кормака никак нельзя было заподозрить в небрежении своими обязанностями. Просто юный форинг, обладающий не менее зоркими глазами, чем впередсмотрящий, настолько яростно стремился к своей цели, что отбрасывал ненужные подробности прибрежного ландшафта, за которые цеплялся взгляд Кормака, и искал только уродливую сосну на верхушке холма.
– Туда! – вскричал Морав, указывая на устье небольшой речушки – скорее, полноводного ручья, – вырывавшейся на простор сквозь зеленые ворота густой прибрежной поросли.
Скедия благополучно вошла в устье, хотя оно и было не очень глубоким, но затем села на дно. Пришлось разгрузиться и дальше тащить судно волоком, чтобы его нельзя было разглядеть со стороны моря.
Время близилось к полудню. Сгорая от нетерпения, Морав едва дождался, пока скедию замаскируют ветками и «волки» покрепятся вяленым мясом. Он решил разведать окрестности как можно быстрее, чтобы взять искомое молниеносным налетом и быстро убраться восвояси.
По слухам, следопыты чуди не уступали русам, а кое в чем и превосходили соплеменников Морава. Говорили, будто они живут в глубоких пещерах и вся их территория пронизана подземными ходами, поэтому чудь хорошо слышит, что творится на поверхности. Их пытались завоевать варяги, даже обложить данью. Но когда они вознамерились взять приступом их главную твердыню, воины племени чудь вышли из-под земли посреди лагеря варягов среди ночи и перебили их почти всех сонными. Жрецы чуди часть плененных варягов принесли в жертву своим богам, а нескольким разбойниками выкололи глаза, усадили в драккар и отдали его на волю морских волн.
Каким-то чудом слепцы уцелели, их судно перехватили вездесущие соплеменники, им они и рассказали о своих злоключениях. С той поры варяги даже не помышляли приблизиться к берегам, где находились передовые посты чуди, и уж тем более они не пытались зариться на несметные богатства этого таинственного племени. У русов иногда случались стычки с чудью, однако они не обладали чрезмерной жадностью викингов, поэтому рассказы о грудах сокровищ в подземных кладовых странного народа русы воспринимали с изрядной долей скепсиса.
И впрямь откуда у полудикого племени серебро и злато, если эти благородные металлы никогда не водились на берегах Варяжского моря? А самые богатые отмели, где добывали большое количество «солнечного камня», находились на территории русов и эстов. Разве что мягкой рухляди – пушнины – у них было много; охотники племени чудь считались лучшими добытчиками среди прибрежных племен.
Но Морав думал иначе. В этом мнении его утвердил рассказ Рогволда про серебряного идола с золотой чашей в руках. Если и впрямь он больших размеров, то откуда чудь взяла так много серебра и золота? У племен Варяжского моря драгоценные металлы воспринимались как символ богатства и власти, поэтому монеты, добытые викингами у византийцев и франков, и особенно арабских народов, оценивались по их весу и чистоте. Золото считалось большой редкостью, и главным драгоценным металлом, который наиболее часто использовался в торговых сделках, было серебро в виде брусков и слитков. Нередко монеты и ювелирные изделия рубили на более мелкие части, чтобы получить требуемый для определенной торговой сделки вес.
Это сколько же нужно серебряных и золотых монет, чтобы сотворить идола и золотую чашу?! Чудь просто не могла наторговать за свою пушнину столько драгоценного металла. Видать, правду говорят древние предания, что чудь живет в пещерах, где хранятся несметные сокровища и где находятся подземные рудники золота, серебра и драгоценных камней. Если дружине Морава удастся умыкнуть идола, на всех «волков» свалится немыслимое богатство, от которого недалеко и до знатного положения среди русов.
Похоже, это понимали все участники похода. Особенно загорелся идеей быстрого обогащения сын вождя Гардар. Но Морав не взял его в свою команду лазутчиков. Ему нужны были достаточно опытные и умелые следопыты, а таких в «волчьей дружине» было всего пятеро: он сам, Сокол, Кормак, Могни и Одар. Что касается Гардара, то охотник, а тем более следопыт был из него никудышный. Когда другие юноши добывали хлеб насущный в поте лица своего, он в основном по девкам бегал да и в игры разные играл. Большая семья вождя племени Яролада была очень зажиточной, поэтому Гардар был всегда богато одет, хорошо накормлен и напоен.
– Я тоже иду с вами! – решительно заявил Гардар, когда Морав назвал тех, кого он отобрал.
– Нет! – отрезал Морав. – Ты останешься возле скедии, за старшего. Мы пойдем налегке, а вам всем нужно надеть броню и быть готовым дать отпор, если вас найдут. Если утратим скедию, наш план пойдет насмарку. И смотрите в оба! Огня не зажигать ни в коем случае. И чтобы не было никаких разговоров! Сидите тихо, как мышь под метлой.
Гардар немного поворчал, но быстро успокоился. Ему польстил приказ форинга остаться за старшего. Юные «волки» вмиг посерьезнели; несколько дружинников выдвинулись в передовой дозор, а остальные застыли в напряженном ожидании. Все они понимали, что их ожидает огромная опасность, и были готовы сражаться до последнего – как их учили наставники…
Пятеро русов казались бесплотными тенями, так тихо они передвигались по лесу. Со стороны их можно было принять за лесавок: лица и руки вымазаны сажей, заранее заготовленные накидки с капюшонами были обшиты со всех сторон ветками и пучками травы, а ноги обуты в мягкие кожаные опорки, благодаря которым поступь «волков» была мягче кошачьей. Под ней не хрустнула ни одна сухая веточка, не зашелестела трава, не упал на землю пожелтевший листок, когда юноши пробирались сквозь густой подлесок. Ведь для опытного следопыта достаточно малейшей зацепки, чтобы выйти на след Морава и его товарищей.
Перед выходом он дал всей «волчьей дружине» выпить настой, который добавлял сил и обострял все органы чувств. Морав взял с собой целую сумку лекарств – на всякий случай. Он оставил ее в скедии. Все юноши знали, как пользоваться целительными средствами, этому их обучали волхвы и знахарки, поэтому за них он был спокоен. Случись ранение или ушиб, они сами себя смогут врачевать. Но у Морава было припасено и настоящее колдовское зелье. Он захватил его с собой, сунув небольшой узелок за пазуху.
Кроме того, Морав и его четверо товарищей тщательно помылись в речушке, тела смочили отваром полыни и других лесных трав, дух которого держался очень долго, и надели чистые одежды. Обработке подверглось и оружие, но уже грибной настойкой. Морав здраво рассудил, что если он превосходно «читает» лесные запахи, то следопыты чуди, племени более древнего, чем русы, и вовсе могут обладать звериным нюхом.
Все лазутчики имели луки, колчаны со стрелами и ножи, Морав и Сокол были вооружены мечами, а остальные – боевыми топорами. Ни щитов, ни копий «волки» не взяли; они будут мешать во время движения по лесу. Тем более если придется уходить от погони, что вовсе не исключалось.
Они должны были найти ельник. Притом очень древний, где произрастали одни ели, возраст которых должен быть не менее тысячи лет. Так говорил Рогволд. А уж он-то хорошо разбирался в таких вещах. Иногда Мораву казалось, что старый волхв знает ответы на все загадки мироздания, но не обо всем говорит: или не считает нужным пускаться в отвлеченные рассуждения, или опасается, что его знания могут принести русам вред. Ведь большинство людей подвержено нездоровым страстям, и мало кто живет по здравому уму и в согласии с окружающим миром.
Морав мысленно прикидывал, где может быть искомый мыс с идолом. С помощью «третьего глаза» он заметил, что побережье в этом месте сильно изрезано, в нем много удобных бухт и не меньше участков суши, которые клином врезались в море. И почти все они поросли лесом. Поди отгадай, где тот мыс, который нужен. Но у Морава был ответ и на этот вопрос. По крайней мере, он так считал.
– Глядите в оба! – предупредил он «волков». – Мыс с божеством чуди должен быть защищен западнями. Мы ищем старый ельник, и, как видите, среди лиственных деревьев уже начали появляться ели. Так что будьте настороже.
– Мог бы и не предупреждать, – буркнул Одар. – Чай, не впервой искать ловушки…
Одар был не по годам ворчлив, но слыл одним из лучших следопытов среди «волчьей дружины». Это было у него наследственное – его отец всегда возглавлял охотников, когда русы, дабы запастись на зиму мясом, устраивали к концу осени большие ловы. К тому времени животные – в основном олени и лоси, главный объект охоты, – уже нагуляли жирок, и вяленое мясо по этой причине хранилось долго и было очень сытным.