Первое испытание прошли не все. Двое юношей, сгорая от стыда и морщась от боли в обожженных ступнях, соскочили с «огненной дорожки» и поторопились скрыться за спинами зрителей. Морав мысленно улыбнулся; он знал про «огненную реку» и не раз ходил по угольям костра. Волхв научил его не ощущать боль, даже самую сильную.
Второе испытание для посвящаемых было не проще. Оно не приносило боли, но могло закончиться досадной неудачей. Юношам предстояло с завязанными глазами дойти до дуба, который находился на расстоянии сорока шагов от капища. Для этого они должны были «запомнить» босыми ногами все препятствия на пути к дубу, священному дереву Перуна, определяя по пению птиц и дуновению ветра нужное направление. Мораву завязали глаза, и Яр-Тур провел юношу, поддерживая под руку, сначала к дубу, а затем вернул обратно.
– Пусть Перун укажет тебе путь! – торжественно провозгласил Рогволд, и Морав, сосредоточившись, уверенно направился в сторону дуба.
Он уже почувствовал нужный душевный подъем – у него открылся «третий глаз». Морав как бы видел себя со стороны, с высоты птичьего полета. Поэтому путь до дуба он проделал быстрым уверенным шагом, словно и не было у него на глазах плотной повязки. Возвратившись к капищу, юноша поймал ободряющий взгляд Рогволда, в котором читалась гордость за ученика.
И на то были веские причины. С мыслевидением юноши волхву пришлось здорово повозиться. Морав никак не мог взять в толк, что человек способен видеть и с закрытыми глазами, зреть мыслию то, что доступно лишь вострому глазу. Рогволд отводил юношу в незнакомую лесистую местность и предлагал ему представить себя ястребом. Морав долго изучал окрестности, ходил кругами, представляя, как участок леса и поляна выглядят с высоты, а затем пытался обойти местность с завязанными глазами. Он учился около трех лет, и все безуспешно, пока однажды у него не случилось какое-то прояснение в голове, которое он мысленно назвал «третьим глазом».
С той поры Мораву достаточно было отрешиться от всего земного и представить себя птицей, как в его воображении появлялась нужная ему местность, притом в подробностях. Однажды он пытался достать мыслию даже до Ирия. Но едва взгляд Морава пробил тучи и перед «третьим глазом» начали вставать немыслимо красивые дворцы в ярком голубовато-белом сиянии, как раздался страшный грохот, и какая-то неведомая сила свергла его на землю, где он и пролежал без памяти почти сутки, пока Морава не отыскал Рогволд.
Хорошо, что он не ушел далеко от городища, а остановился возле священного ключа с удивительно вкусной водой. Именно отсюда русы брали живую воду для приготовления сурицы, меда и пива.
Когда Рогволд узнал причину столь странного случая, он потемнел, как грозовая туча, и впервые разъярился. Волхв начал осыпать своего ученика упреками за его богохульство, а после, немного остыв, сказал, что боги проявили к Мораву неслыханную милость, оставив в живых. Получив столь серьезную взбучку, Морав даже перестал помышлять еще раз увидеть Ирий, зато после этого злосчастного случая все его чувства сильно обострились, и «третий глаз», прежде несколько замутненный, стал различать на земле мельчайшие предметы.
Второе испытание все юноши выдержали с честью. А как не выдержать, если будущих добытчиков приучали с малых лет не просто чувствовать природу, а сжиться с нею, стать былинкой среди трав или малой пичугой в птичьей стае.
Третье испытание не представляло для Морава особой сложности. Нужно было найти среди нескольких предметов самый нужный и отгадать за три попытки три загадки. Предметом оказалась игла, без которой не сошьешь себе одежду, а загадки он знал.
Первой загадкой была: «Без рук, без ног, а ворота отворяет». Вторая: «По всей сковороде лепешки, посредине пышный хлеб». Третья загадка: «Печь день и ночь печет, а невидимка дошлую ковригу выхватывает».
«Ветер. Небо, звезды и луна. Смерть», – без запинки ответил Морав все три отгадки. Никто из присутствующих на торжестве особо и не удивился; ученик самого Рогволда не может быть глупцом. Один из бывших приятелей Морава, которого звали Сокол, не прошел третье задание, и его закопали в землю, закидав дерном, где он должен был лежать до тех пор, пока его не выручит другой испытуемый, отдав ему одну или две из своих попыток. Это была проверка юношей на взаимовыручку.
Мораву нравился Сокол, с которым он дружил с детства и который был превосходным стрелком из лука, поэтому щедро отдал ему три свои попытки, которые тот с успехом сумел использовать. Возвращаясь к остальным посвящаемым, Сокол бросил на Морава взгляд, в котором явственно читались огромная благодарность и признательность. Теперь Морав был уверен, что Сокол и впредь будет ему преданным другом.
Именно об этом не раз говорил Рогволд: «Чтобы занять высокое положение, нужно завоевать доверие и уважение окружающих. Это нелегко, но к этому нужно стремиться. Поступись малым и получишь в ответ гораздо больше».
Наконец началось последнее испытание, самое трудное. На посвящаемых началась настоящая охота. Они должны были уйти от погони, спрятаться в лесу или высокой траве, а затем пробраться через цепь охотников к священному дубу и коснуться рукой его листвы. Здесь уже каждый из юношей должен был постоять сам за себя.
Морав не питал надежд, что его будут искать спустя рукава. Скорее наоборот – волкодлака станут выслеживать лучшие следопыты городища. Он бежал по лесу и знал, что скрыть от них следы на земле невозможно. Значит, нужно подняться в воздух. Конечно, даже самые знатные волхвы не умели летать, но ходить по веткам Морав мог, как белка.
Он спустился в низинку, добежал до груды валунов, забрался на камни, стараясь не повредить мох на их крутых блоках, чтобы не оставить следов, а затем подпрыгнул, уцепился за ветку дуба и поднялся повыше. Эту дубраву он давно заприметил. Вековые деревья стояли так близко, что их ветви переплетались. Благодаря своему расположению – от моря дубовую рощу защищала высокая гряда и ее почти не трогали злые северные ветры – некоторые дубы в ней были вечнозелеными. Дуб у русов считался священным деревом, а вечнозеленый – тем более, и, казалось бы, дубрава – самое то место, где могло находиться капище Перуна, тем не менее эту местность жители городища избегали.
По старинным преданиям, дубовую рощу облюбовали зловредные лесавки – дети лешего и болотной кикиморы. В холодное время года они питались в основном желудями, поэтому земля в бору хрустела под ногами, и ноги утопали в ней, как в ворохе звериных шкур. Это были скопившиеся за долгие годы скорлупки желудей. Лесавки не отказывали себе в удовольствии пошалить; они могли сбить путника с дороги, запутать тропу, а то и обсыпать его с головы до ног трухой или обмотать паутиной, да так, что человек становился похожим на кокон бабочки. В общем, место было нехорошим.
Но Морава это не остановило. Творя заклинания, он храбро двинулся по ветвям в глубь дубравы. Ветки и сучья дубов были толстыми, так что соблюдение равновесия не требовало больших усилий. Постепенно он углубился в такие заросли, что не видно было ни земли, ни неба. Ветви настолько плотно переплелись, что Мораву приходилось уже не просто идти по ним, перепрыгивая с одной на другую, а пролазить между сплетениями. Но для гибкого мускулистого тела юноши это обстоятельство не было серьезным препятствием, мешали только преграды из паутины, от которой хотелось чихать. Но Морав сдерживал такие порывы, чтобы не выдать себя ни единым звуком.
Неожиданно он резко остановился, будто наткнулся на невидимую глазом препону. Сбоку от его воздушной «тропы» виднелось странное сооружение, похожее на огромное птичье гнездо, только шаровидной формы и с круглым отверстием-входом. Морав нерешительно шагнул вперед… и тут из «гнезда» выскочило странное, невиданное им доселе существо, размером с медвежонка.
Оно было мохнатым, с большими волосатыми ушами торчком и тонкими ручками, похожими на птичьи лапки, которые заканчивались узловатыми, обросшими шерстью пальцами с острыми когтями. Существо походило на человеческого уродца, но его обличье было каким-то несуразным. Физиономию странного существа, казалось, слепили с лица человека и заячьей мордочки. Даже два чрезмерно длинных верхних зуба были точно как у зайца и торчали наружу. Наверное, мохнатый уродец питался листьями и корешками растений.
От испуга юноша едва не свалился с ветки, но успел зацепиться за соседнюю, которая шла на уровне груди. Существо какое-то время смотрело на Морава большими круглыми глазами, которые горели желтым огнем, как у кошки в темноте, а затем негодующе заверещало и прыгнуло вниз. Морав проследил за ним взглядом и увидел, что существо не упало на землю, а буквально полетело среди ветвей, цепляясь за них руками-лапками. Вскоре оно исчезло с поля зрения, и Морав перевел дух.
Лесавка! Он встретил лесавку! В этом у юноши не было ни малейшего сомнения. Но старики говорили, что они больше похожи на людей, нежели это мохнатое лупоглазое чудище…
В дубраве Морав долго не задержался. Он услышал стрекот сорок, который постепенно отдалялся, и с удовлетворением улыбнулся. Волхв научил его, как уходить от присмотра этих лесных стражей, которые по причине своего чрезмерного любопытства не пропускали ни одно живое существо, чтобы не обсудить его на своем птичьем языке. Даже лучшие следопыты племени не смогли скрыться от зорких сорочьих глаз, и теперь птицы преследовали их, что называется, по пятам. Погоня потеряла его след, а значит, пора сворачивать к священному дубу. Это был немалый крюк, но Морав бегал лучше всех среди юнцов городища, поэтому не сомневался, что обогнать его, чтобы перехватить на подходе к дубу, не сумеет никто.
Так и случилось. Занимавший целую поляну священный дуб, кряжистый великан в пышной шапке зеленых листьев, загадочно шумел. Сгорая от нетерпения, Морав хотел бегом пересечь открытое место, но что-то его остановило. Прислушавшись, он быстро набрал охапку разных трав, обтыкался ими, и стал похожим на небольшой лохматый стожок сена. Затем, наметив места, где росла трава повыше и погуще, Морав лег на землю и очень медленно пополз к дубу.
Ему показалось, что он полз целую вечность. И чем ближе становился дуб, тем сильнее в нем крепла уверенность, что за поляной кто-то наблюдает. Но кто? Ведь за ним точно не могли проследить, в этом юноша не сомневался.
Наконец узловатый ствол дуба закрыл Мораву весь лес. Он уже добрался до кореньев священного дерева, которые раскинулись на половину поляны, и теперь они скрывали его от взгляда наблюдателя. Измерив взглядом расстояние до дуба, Морав вскочил на ноги, бросился вперед, взлетел по стволу вверх, как белка, и с торжествующим криком начал оглаживать зеленую, словно лакированную листву. Все, он победил!
Морав спрыгнул на землю – и увидел широкую улыбку на бородатом лице Яр-Тура. Старый воин не стал бегать по лесу вместе с более молодыми следопытами племени, а устроился неподалеку от священного дуба, чтобы понаблюдать, кто первым из посвящаемых доберется до поляны.
– Я был уверен, что ты всех обведешь вокруг пальца, – прогудел он своим басищем, довольно похлопывая себе по животу. – Так и вышло. Знать, не зря я с тобой возился столько лет. Но ты и меня провел, негодник. Ужо я смотрел, ужо смотрел, – все глаза проглядел. А оно вишь как получилось… И меня в дураках оставил. Как ты ухитрился пробраться к дубу незамеченным, ума не приложу. Колдовство, чистое колдовство.
– Никакого колдовства, – весело ответил Морав. – Я делал все так, как ты меня учил.
Яр-Тур с недоверием посмотрел на его наряд – часть травяных пучков уже была утеряна, и юноша напоминал плохо ощипанного гуся, – пожевал губами и ответил:
– Так-то оно так, да не совсем так. Без колдовского туману здесь не обошлось, ей-ей. Волкодлак – он и есть волкодлак… Хорошо, я, старый дурень, не пошел по твоему следу, решил полежать в тенечке, поберечь силы. То-то стыдобища была бы… Один из лучших следопытов племени – и так опростоволосился. Ты, это, не говори никому, что я тебя проморгал, – попросил старый дружинник. – Договорились?
– Договорились, – с легким сердцем ответил Морав, и они пошли к капищу…
Все юноши выдержали четвертое испытание с честью. Правда, Морав подозревал, что следопыты, отправившиеся за ними в погоню, не шибко усердствовали. К тому же не прошедших последнее испытание не лишали возможности получить светлое оружие. Их только понижали в статусе. Все прекрасно понимали, что от опытных воинов скрыться трудно, а то и невозможно. Они «читали» лес, как волхвы руны.
Одна-единственная сломанная веточка и едва заметный след на траве могли подсказать опытному следопыту столько, что в голове не вмещалось: и сколько человек прошло по лесу, и какого они роду-племени, и куда держат путь, и какой у них вес. Если большой, значит, это воины с оружием, а то и в броне, которые пришли с недобрыми намерениями. Небольшой вес и узкая обувь указывали на охотников из других племен, позарившихся на богатые охотничьи угодья русов. В отличие от воинов, которые носили большей частью или простые чеботы, или тачаные сапоги, охотники предпочитали мягкие поршни. Их делали из целого куска мягкой кожи, подбирая его по краю кожаным ремнем, которым обматывали ногу, чтобы поршни не спадали.
Что касается того, кем были пришлые, то их выдавал запах тел и одежды. Следопыты определяли, какого они роду-племени, как волки – верхним чутьем. У каждого народа был свой запах, и Мораву приходилось долго учиться, чтобы разобраться в тонкостях этой сложной науки.
Для этого у волхва было много одежды и обуви практически всех представителей племен, населявших побережья Варяжского моря. Он хранил все это барахло в плотно закрытых кожаных мешках. Рогволд заставлял своего ученика принюхиваться к тряпкам и определять, кому они принадлежат. Со временем Мораву достаточно было лишь легкого дуновения ветерка, чтобы узнать, чья одежда лежит на пригорке в некотором отдалении…
Морав едва не подпрыгивал на месте по причине огромного возбуждения. Его почему-то поставили в конец очереди, и он изнывал от нетерпения. Некоторые юноши – из семей, что побогаче, – получали мечи, а те, кто победнее, – боевые топоры. Ритуал несколько затянулся, и на капище опустился тихий летний вечер. В краду подбросили поленьев, и огонь поднялся высоко, ярко осветив место священного действа.
Иногда ему на ум приходило встреча с лесавкой, и он невольно вздрагивал. Что это было? Какое-то грозное предупреждение, посланное богами, или некая милость, доверие, высказанное к нему лесными духами? Ведь лесавок никто не видел с давних пор. В старые времена их было гораздо больше, и русы иногда встречали их в своих охотничьих угодьях.
Кроме желудей и сладких корешков лесавки не прочь были полакомиться еще и мясом. Нередко случалось, что они утаскивали добычу из ловчих петель и сетей. Лесавки мужского рода назывались лесовичками. Скорее всего, Морав встретился именно с лесовичком. Для ублажения лесавок, дабы они не воровали дичь из ловушек, охотники оставляли в лесу сладкие коврижки и мясные обрезки. Об этом Мораву рассказал Рогволд.
Но с некоторого времени лесавки затаились, будто предчувствуя недоброе. Волхвы и старейшины в один голос говорили, что виною тому новая вера, которая пришла к племенам, проживающим на берегах Варяжского моря, с Востока.
– Эй, ты уснул? – Сияющий Сокол, который получил новенький меч, легонько подтолкнул Морава. – Пришел твой черед…
Морав подошел к пылающей краде на деревянных, негнущихся ногах и встретил подбадривающий взгляд Рогволда. Волхв держал в руках ножны с вложенным в них мечом. Мораву одного взгляда на оружие хватило, дабы определить, что такого меча ему еще не доводилось видеть. Даже у вождя Яролада ножны были поплоше, не говоря уже о «яблоке» рукояти, на которой сверкал, словно кровавый глаз, большой красный камень.
Оружие явно было заморским, о чем свидетельствовала оковка ножен: на медном устье неведомый мастер вычеканил крылатых львов, а наконечник выполнил в виде волчьей пасти, заглатывающей ножны. Их изготовили из черного дерева и покрыли лаком, который местами несколько пообтерся. Видимо, оружие не раз побывало в сражениях. На перевязь пошла прочная бычья кожа – толстая, но очень мягкая, с вытисненными на ней рунами.
– Прими этот меч, сын мой! – торжественно провозгласил Рогволд и надел на Морава перевязь с мечом. – Ты достойно выдержал испытание.