Итак, мы остаемся в Отражении. Навсегда. Но что значит это «навсегда»?
Я — призрак. Или дух? Да какая разница? Некая нематериальная сущность. Мое тело находится на пять веков вперед, да еще в параллельном мире. Вполне живое тело. Что произойдет, когда оно умрет? Сейчас меня связывает с ним только Мэгги, это тоненькая, но все-таки ниточка между настоящим и Отражением. И если не станет моего тела, связь эта окончательно исчезнет. Останется ли мой дух в Отражении — или же уйдет туда, где оказываются после смерти все нормальные души?
А Тони? Возможно, и он связан с настоящим через Мэгги, но одновременно связан с Отражением телом Маргарет. А Маргарет здесь осталось жить всего год. Что произойдет через год с телом, которое по плану должно лежать в склепе? Начнет разлагаться? Или Отражение списало его как непредусмотренную потерю, создав резервную копию? Может быть, в этом случае списанное тело проживет еще долгую жизнь? Но даже если так — рано или поздно оно все равно умрет. Что тогда будет с Тони? Никто не знает.
Сестра Констанс освободила меня от умирающего тела Мартина, поскольку никто не знал, что после его смерти случится со мной. Мы можем вернуться в Рэтби, и она точно так же освободит Тони от тела Маргарет. Даже, наверно, не стоит ждать. Сколько там еще осталось сестре Констанс — два или три года? Она умрет — и вернется на семьдесят лет назад, в Баклэнд. А мы останемся. Познакомимся с Дженни, племянницей сестры Агнес, потом с другими хранительницами…
И тут мне в голову (ладно, ладно, пусть не в голову, не суть!) пришла совершенно безумная мысль.
Маргарет, став призраком, провела в Скайхилле почти пять столетий, поскольку не могла его покинуть. Мы с Тони не привязаны к какому-то конкретному месту. И если нам предстоит пребывать в Отражении призраками до скончания веков, что за нужда оставаться в Рэтби и вообще в параллельном мире. Мы сможем вернуться в свой мир, в Скайхилл. И каким бы странным образом ни текло здесь время, рано или поздно мы подойдем к той грани, где настоящее становится прошлым. К моменту нашего знакомства.
— Тони! — заорала я.
Он вздрогнул и поднял голову. Его глаза были красными и подозрительно блестели. Интересно, подумала я, насколько он жалеет, что отправился за мной? Что вообще со мной встретился?
— Потише думать нельзя? — поморщился Тони. — Как из пушки. Теперь я понимаю, почему сестра Констанс раскололась, когда ты вот так вопила ей прямо в голову.
— Послушай, я тут вот о чем подумала…
Я как могла попыталась изложить свои мысли, но Тони не дал мне додумать:
— Ты ошибаешься в главном, Света. Маргарет почти пятьсот лет болталась в замке призраком — да. Но только в настоящем Скайхилле. Допустим, мы действительно останемся здесь, после того как наши тела умрут. Да, нам ничто не помешает вернуться в наш мир и дождаться момента нашего знакомства. И что?
— А что, если мы как-то сможем?..
— Нет, не сможем. Во-первых, это как догонять едущего на параллельном эскалаторе. Когда подъезжаешь к тому месту, где он был десять секунд назад, оказывается, что он уже уехал вперед. Поэтому момент нашего знакомства…
— Тоже окажется глубоко в Отражении. Спасибо, Капитан Очевидность, — буркнула я. — Дебил все понял. Но ты же знаешь, что время здесь течет совсем по-другому.
— Иначе — это не значит, что быстрее, — не согласился Тони. — Тут все не…
— Если скажешь хоть слово про нелинейность, я буду орать тебе в мозг, — пообещала я.
— Хорошо, не буду.
Он встал, заправил на место высунувшуюся из выреза рубахи грудь, подтянул штаны и пошел к лестнице.
— Эй! — окликнула я, обогнав его. — Ты куда?
Тони молча спустился на первый этаж, так же молча пошел по галерее. Пока мы разговаривали с аббатисой, пошел дождь. Смеркалось, холодный ветер забрасывал на галерею водяную пыль, и мне вдруг вспомнился давний осенний вечер, когда я стояла во дворе и понимала, что не хочу идти домой, к Федьке. Вот только этого мне сейчас и не хватало. Театр абсурда. Ионеску нервно курит под корягой.
— Тони!!!
Он вздрогнул, сморщился, как будто изо всех сил прикусил зубами вилку, и остановился.
— Ну что тебе? — спросил он. — Я иду искать еду. И какое-нибудь место, где можно спокойно выспаться. Тебе ничего этого не надо, так что отстань, пожалуйста. Достало, что ты вечно строишь из себя самую умную, и при этом ни хрена не понимаешь. Но попробуй хоть слово тебе скажи поперек. Сразу начинаются идиотские шуточки. Такая тонкая-тонкая ирония.
— Тебе не кажется, что семейная ссора призрака и мужика в бабском теле — это очень глупо? — поинтересовалась я.
— А не пошла бы ты, Света? Я и так из-за тебя… — тут он замолчал, сообразив, что в запале ляпнул лишнее. Но мне было уже не остановиться.
— Ну-ну, договаривай! Из-за меня ты оказался здесь. А тебя кто-то просил? Мне вот оно надо — постоянно думать о том, что ты здесь из-за меня и меня в этом винишь?
— Да что ты выдумываешь-то? — возмутился он. — Кто тебя винит? С чего ты взяла?
— Но ты же сам сказал «я и так из-за тебя…». Думаешь, непонятно, что ты имел в виду?
— Послушай!..
Но слушать я не стала и мгновенно перенесла себя на колокольню. Там было сыро и холодно. Ну и пусть, подумала я. Буду сидеть здесь и мерзнуть. Назло. Хотя… кому от этого будет хуже-то? Только мне.
Я вернулась в коридор второго этажа, где мы разговаривали с настоятельницей. Хотелось куда-нибудь в тепло. Но это оказалось серьезной проблемой. Чтобы попасть куда-то, я должна была либо видеть это место, либо представить его. В коридоре мне было не видно ничего, кроме лестницы и закрытых дверей, а все места обители, которые я могла себе представить, имели мало общего с теплом и уютом. В общем, в жизни вездесущего призрака тоже имелись свои сложности.
Я могла пристроиться в кильватер к одной из монахинь. Либо ждать, когда Тони остынет и отправится искать меня, подавая звуковые сигналы, как пароход в тумане. Но монахини попрятались за закрытыми дверями, а Тони мог дуться еще долго. Поэтому я нашла место, где не слишком сквозило, и повисла под потолком — там было теплее.
По правде, иногда Тони здорово бесил меня своей самоуверенной снисходительностью и попытками учить жизни бедную девочку-дурочку. И дело было даже не в разнице в возрасте, все-таки пять лет не двадцать и даже не десять. Интересно, это появилось в нем только сейчас или было всегда, но я ничего не замечала в эйфории волшебной влюбленности?
«Замполит хренов!» — проворчала я.
Если бы я не перебила Тони, следующим пунктом он наверняка начал бы объяснять, что при любом раскладе, как бы там ни текло время в Отражении, мы не смогли бы перейти границу и попасть в настоящее. Даже если бы почти догнали себя — настоящих, все равно отставали бы. Пусть на секунду, на долю секунды — но отставали.
По своему обыкновению я начала просчитывать этот вариант.
Представим, что это случилось.
После смерти наших тел в настоящем мы с Тони не перенеслись в райские кущи или адские бездны, а остались в Отражении. Как сказала сестра Констанс, до скончания веков, когда все души предстанут перед Создателем. Мы перебрались в наш мир и, перемещаясь с места на место, протянули почти пять веков. И вот наконец мы в Скайхилле, местное время — около пяти часов дня, седьмое июня 2016 года, вторник. Смотрим с балюстрады «Хэмптон-корта», как перед аркой останавливается Дефендер, оттуда вылезает искусственная Света и смотрит на окно второго этажа, в котором нет никакой Маргарет Даннер. Потому что нормальным, настоящим призракам в Отражение вход запрещен. Точно так же, как всяким видениям, снам, мыслям и чувствам. А искусственный Тони в это время с искусственным Питером в конторе обсуждает хозяйственные дела.
Ненастоящая Люська, поддельный Эйч, плюшевые корги… Потом мы понаблюдаем за нашим знакомством — занятно, наверно, будет взглянуть на это со стороны. И на то, как мы в первый раз занялись любовью? Хм… А вот возвращения в прошлое с Маргарет не будет — это точно.
А что, если?..
Черт, было бы у меня тело, наверно, его бросило бы в дрожь!
Что, если бы мы смогли забраться в эти наши тела — пусть даже фальшивые? Ну а вдруг? Чтобы вернуться в тело Маргарет, когда сестра Констанс превратила меня в призрак в прошлый раз, мне понадобилось всего лишь вспомнить яркий эпизод, пережитый в ее теле. Что, если это сработает и с нашими телами?
Ну и пусть они мертвые — но мы-то живые! Пусть у нас не будет своей воли, свободы, но мы будем жить, хоть и с опозданием, ту жизнь, которую прожили наши тела. Да, это не настоящее возвращение, все вокруг будет мертвое, уже отжитое, архивный файл, но так ли уж это важно?
Но после вспышки надежды тут же пришло отчаяние.
Окстись, Света! Какая жизнь? Мы проживем так меньше года. А потом наши мертвые куклы станут еще более мертвыми. Они будут молчать и безропотно подчиняться чужой воле. Есть то, что поставят под нос, идти куда ведут. Какое-то время я буду ухаживать за Мэгги, но сколько это будет продолжаться? Возможно, только пока она грудная?
А что будет потом? Кстати, мы вообще не знаем, что произошло, после того как Тони отправился в Отражение за мной. Как долго Люська и Питер держали нас у себя? Ведь не оставили же в Скайхилле насовсем. Отправили в психиатрическую клинику? Или, может, нас забрали к себе родители Тони?
Как бы там ни было, мы проведем остаток жизни в этих клетках, не имея возможности даже перекинуться словом. Уж не знаю почему, но я была абсолютно уверена, что управлять своими телами мы не сможем, даже по минимуму. А когда умрем, родимся снова — и так бесконечно.
Нет уж, чем так — лучше все-таки призраками. Быть рядом с теми, кого любили. Нет, не с ними, с их копиями, но все-таки… Словно смотреть стереокино о жизни Мэгги, Питера, Люськи, Джина. Узнать, что будет дальше, после нас, после них…
Что-то не давало мне покоя. Какой-то обрывок мысли, слово. Я вернулась назад и снова прокрутила в памяти все, о чем думала с момента возвращения в коридор. С начала и до конца. Тщетно. Ощущение тревоги только усилилось, но я так и не смогла поймать за хвост мысль, которая ее породила.
Хорошо, еще раз. Нам торопиться теперь некуда. У нас впереди вечность.
«Настоящим призракам вход в Отражение воспрещен».
Тепло!
«Так же, как всяким видениям, снам, мыслям и чувствам».
Еще теплее! Но чего-то не хватает. Как будто одного слова из этого ряда.
Я словно увидела нарисованную на черном фоне светящуюся картинку.
Вот маленький человечек. Одной ногой он стоит на висящей в пустоте черточке, вторую поднял, чтобы шагнуть — но куда? Над ним чуть впереди светящееся, мерцающее облако. Маленькая часть облака отделяется, движется навстречу человечку, становится еще одной черточкой, на которую он ставит ногу. В это же мгновение предыдущая проваливается в пустоту. Свет от облака падает на нее, она вспыхивает и исчезает, а далеко внизу к бесконечной цепочке черточек добавляется еще одна…
Призраки… видения, сны, мысли, чувства… Мечты!!!
— Тони!!! — заорала я так, что он должен был услышать меня, даже если бы спал мертвецким сном где-нибудь в Больё или даже в Каоре.
Секунды, минуты… Наконец я услышала откуда-то снизу крик:
— Света! Ты где?
Я мгновенно перенеслась на галерею. Тони стоял и озирался, как будто мог меня увидеть. Его рубаха выбилась из-под пояса, небрежно заплетенная коса растрепалась. В руке он держал надкусанный ломоть хлеба.
— Я здесь, — сказала я.
— Что случилось? — недовольно спросил Тони. — Могу я поесть спокойно или нет?
— Кажется, я поняла, что она имела в виду.
— Кто? Старуха? Ты о чем вообще?
— О том, что мы убили будущее. Помнишь, я рассказывала тебе, как говорила с Биллом о мечтах? Ну, то есть Мартин с ним говорил. По дороге в Лондон.
— Билл — это который его слуга? Из Стэмфорда? Кстати, был один момент, когда мне показалось, что я слышу твой голос. В смысле, Мартина. Как будто он говорит с кем-то — действительно о мечтах. И еще видел какую-то женщину в платье с вырезом до пупа.
— Это была Китти, проститутка. Я тоже иногда слышала что-то, связанное с Маргарет. Один раз голос Роджера, очень отчетливо. Да, так вот, Мартин спросил Билла, о чем тот мечтает. И Билл ответил, что хотел бы стать лекарем, но какой смысл мечтать о том, чего никогда не случится. И Мартин ответил, что мечтать обязательно надо, потому что даже самые безумные мечты иногда сбываются. А потом лекарь из Лондона взял Билла к себе в помощники. Билл поехал в Стэмфорд, чтобы проводить Мартина и забрать в Лондон свою сестру. Он сначала ухаживал за Мартином в Лондоне, потом нашел его раненого на улице и, думаю, выходил еще раз. Наверняка Мартин его щедро отблагодарил.
— Слушай, а как его фамилия, Билла этого?
— Фитцпатрик, а что?
— Ничего себе! — изумленно ахнул Тони. — Да это же предок нашего Фица. Семейного врача Питера. Фитцпатрики лечили Скайвортов где-то с середины XVII века, если не ошибаюсь. Наш Фиц… Между прочим, он приезжал в Скайхилл на праздник, когда ты там была. Не помнишь? Рыжий, с лохматой бородой, лет пятидесяти.
— Нет, не помню. И что он?
— Он говорил, что его предок как раз при Тюдорах ухаживал за каким-то иностранным аристократом, и тот в благодарность отвалил столько денег, что предок этот выучился на костоправа. А два его сына уже учились в университете и стали настоящими врачами. Но я тебя перебил, продолжай.
Кажется, наша ссора уже была забыта. Хотя вид у Тони по-прежнему был раздраженный и надутый.
— Я тогда вспомнила тебя — что ты тоже всегда говорил: какой смысл мечтать о том, что нереально. А я наоборот всегда любила мечтать о том, что, казалось бы, никогда не может произойти. Например, о том, чтобы свободно говорить на нескольких иностранных языках. Или путешествовать по всему миру. Или…
— Света, давай ближе к делу, хорошо?
— Хорошо. Я тогда поняла, что не мечтала ни о чем уже очень давно. И по времени это совпадает с…
— С тем моментом, когда мы уничтожили кольцо, так? Ты хочешь сказать, что мечты
— это и есть будущее? Да ну, какая-то ерунда!
— Смотри! Помнишь, ты как-то по дороге сюда сказал, что должен быть источник света или энергии, чтобы настоящее отражалось на чем-то? Отражается и записывается только материальное. Действия, речь. Физические ощущения тела — как реакция на внешние раздражители. А все мысли, ощущения, эмоции — это душа, ее нет здесь. Это то, что живет в настоящем, переносится из одного мгновения в другое. А потом уходит куда-то совсем в другое место. Или измерение, неважно. Но мечты — это другое. Это то, что направлено в будущее.
— Света, но не все же люди мечтают, как ты, — поморщился Тони. — Многие просто думают о будущем, строят планы, прикидывают, как будет лучше, делают какой-то выбор из нескольких вариантов. А некоторые вообще живут, как живется. Что захотелось — то и сделали. Нет никакого будущего, никакой судьбы, я в этом уверен. Есть просто масса возможных вариантов. Все зыбко, все неопределенно.
— Да, все так, — согласилась я. — Именно вся эта масса вариантов и есть будущее. Зыбкое, неопределенное будущее. Оно и сейчас есть, никуда не делось. Но именно мечты делают его сияющим, дают ему свет. То есть давали. Видимо, эта связь двусторонняя: мечты рождают сияние, а сияние дает людям возможность мечтать. А кольцо Маргарет они называют кольцом Сияния.
— Кто они? — не понял Тони.
— Она. Апиенора. И все хранительницы колец, наверно.
— Сестра Констанс не называла. Ни разу не слышал.
— Сестра Констанс… Слушай, Тони, тебе не показалось, что она… мать Алиенора что-то знает о ней? Что-то в ее голосе было странное, когда она сказала: «Мать Констанс, аббатиса Бакпэнда». Хотя ладно, неважно.
Я попыталась описать Тони ту картинку с шагающим по черточкам человечком, которую — я была уверена в этом! — мне словно нарисовал кто-то, не сама она возникла в моем воображении. Выслушав меня, он уже открыл рот, явно собираясь возразить, и вдруг замер.