Он оглянулся назад, на другой берег и неожиданно заметил на лице Корриса тень страха. Все правильно, парень. Я тоже чувствую это, когда вижу перед собой такое войско. Разве может горстка людей, одолеть такое… такое чудовище, на которое даже смотреть боязно? Они сроют гору, до земли. Они расплескают море. Они непобедимы. И знают об этом.
Назад, к лагерю, ехали без лишних разговоров. В ночных холодах, чувствовалась осень. Под копытами коней задумчиво шелестела первая облетевшая листва. Дорога вилась за частоколами деревьев, ныряя в разлогие влажные овраги и перекидываясь древними мостиками через яры. Петляла мимо замшелых менгиров и таинственных пещер. Вилась по дну каменистых ущелий. Дорога была неблизкой. Потаенной. Такой, что только хороший следопыт смог бы разыскать ее. Или Вольные, выбравшие для себя новый лагерь, хорошо спрятанный в лесах близ Вельбрега. Удачное расположение, позволяло иметь выходы к двум основным королевским трактам, а так же продолжать набеги на дворянские имения, пополняя запасы провизии. И готовиться.
У Липового Озера, как всегда погруженного в загадочную туманную дымку, их повстречал дозорный отряд. Вольных принято было считать степным племенем, однако это не мешало им отлично ориентироваться в любых условиях, и быть замечательными разведчиками. Фигуры всадников в серых плащах показались из-за деревьев почти одновременно. Неожиданно. Как налетающее в погожий день плохое предчувствие.
— Лорд Сотар, — обратился к Барлейту командир отряда, когда они поравнялись. На одном конском боку изгибался лаковым узором мощный гашхарский лук. На другом туго заполненный оперенными стрелами колчан. — Мы специально задержались. Ждали вас. Хотели предупредить.
— О чем? — почувствовал, как шевельнулось внутри беспокойство Сокол.
— В лагерь прибыло еще одно подкрепление.
— Кто? Откуда? — живо поинтересовались Волчий Брат и Башивир.
В лесу глухо, по-хозяйски заухал филин. Плеснула вода в озере.
— Три тысячи шестьсот человек. Из Красной Гряды.
— Че-е-его?
Ночь была полна звуков. Страшно кричали летящие под темным небом черные птицы. Вились, шелестя крыльями нетопыри. Скрипело похожее на многоглавую гидру чудовище, с грохотом опуская свои лапы в воду. Трещали, будто изрыгая проклятия бастылины камышей. Тело горело и мерзло одновременно, сотрясаемое острыми приступами точно в него загоняли оранжевые медные иглы. Кто-то постоянно ходил рядом, топча землю раздвоенным копытом и хрипло принюхиваясь. Кто-то скреб длинными когтями, точно лезущий из-под земли оживший мертвец. В ночи скрывались мириады жгучих голодных огоньков. Глаза смотрели на него.
Все они ждали. Ждали, пока маг умрет, чтобы полакомится еще теплой кровью. В какой-то миг ему казалось, что конец близок — его словно приподнимало над землей; дыхание перехватывало. Виз начинал кричать от страха и мучительной боли. Стонать, чувствуя на себе хватку, вытягивающих жилы рук. Смерть, явившаяся к нему в образе черного человека вертела его в своих объятиях.
— Это не больно, — говорила Смерть голосом убитого Видящего, и Виз тут же понимал, что вот он, сидит перед ним. На груди запекшаяся кровавая рана. Волосы слиплись на голове, спадая на правую половину бледного лица. В них что-то копошилось. Левый глаз, с застывшим хрусталиком, смотрел успокаивающе. Изо рта, по синей губе, медленно стекала прозрачная вода. — Не бойся, король мертвецов. Я открою тебе один секрет. Смерть придет за всеми.
Рвет уши, остающийся внутри крик: «Предатель!». Падает топор палача и тело несется, несется в кровавом потоке, в котором отражаются тени поднятых высоко, в триумфальном рывке пик. Жужжат мухи, обсевшие полуразложившиеся, подставленные солнцу лица. Мать и сын за трясущейся от ударов дверью. Сверкает рубин в роскошных золотых локонах. Её уста говорят ложь, но в эту ложь нужно верить. Потому что Смерть придет за всеми. Она — угол бронзовой подставки с фигуркой неукротимого скакуна. На латунной табличке, слово, с обрызганными кровью буквами. Она — удавка, в миг торжества рвущая горло, черной змеей. Грохот выстрела в зимнем яру, отбивающийся эхом от красного рыцаря в алом развевающемся плаще. Рыцаря, вокруг которого смыкают ряд черные всадники на черных конях. От них пахнет смертью. И вкус на губах. Это вкус меда… и предательства.
— Не стоит бояться меня, — сказал Видящий. И наклонился к Визу. На грудь ему закапала вода из приоткрытого рта. — Нам нужно подружиться.
Виз истошно закричал, чувствуя как ладони мертвеца, все сильнее стискивают его горло. Вода лилась на его лицо и сквозь зубы протекала внутрь.
— Давай-давай, пей, парень. Пей, говорю, это тебе поможет, — горлышко, раздвинув губы, стучало по зубам. Жидкость, не вода, а что-то похожее на подогретое вино текла в глотку. — Глотай.
Он пытался еще сопротивляться, находясь во власти видений, но наседавший был упорный и куда более сильный. Виза, со всем его горячечным пылом, удерживала притиснутым к расстеленному на траве плащу, одна ладонь. Он бился и выворачивался как угорь, но попал под руку, кажется, ожившему колоссу.
А потом микстура, чем бы она ни была, добралась до нутра. И начала действовать. И все прекратилось. Оглушающий шорох и треск, стал шумом реки. Машущий лапами монстр, изменился и оказался колесом расположенной выше по реке водной мельницы. Огоньки и отсветы, превратились в звезды и свет разведенного рядом костерка. Запах меда сменился ароматами незнакомых травяных сборов. Черный человек, впрочем, остался. Но при ближайшем рассмотрении в его наряде проявились и другие цвета. Только вот лицо. Визерий зажмурился, прогоняя пелену и снова посмотрел на сидящего над ним.
— Я это я, — понимая, что творится сейчас в голове Визерия, коротко подтвердил Грив Кривонос. Старый знакомый его отца. Старый враг его государства. Маг, преподавший Визу один из первых уроков рудной магии.
— Нхо отхуда? — спросил все еще туго соображающий Виз.
— Твой отец просил тебя разыскать, — свет, играющий на левой половине лица, подчеркивал изгиб сломанного некогда носа. Уродовал лицо. — А кто умеет делать это, лучше меня. Только вот я слегка припозднился. Лежи-лежи, не шевелись, а то сейчас вороний коготь начнет действовать.
— Гхде мы?
— В безопасности. Временной, — он подвинулся к огню и, взяв прутик, стал ворошить угли. — По крайней мере, головорезы, преследовавшие тебя, сюда не сунутся.
Виз застонал, вспомнив свой отчаянный заплыв. Вспомнив крик Гексли. И Заику. Сердце стукнуло и этот стук отозвался болью в висках.
— Заика… уу них, надо вернуться. Грив… надо…
— Успокойся, — прутик скакал в потрескивающем пламени. В воздух поднимался запах сгорающего дерева. — Уже ничего не надо.
— Ты не понимаешь…
— Виз, — оглянулся Кривонос. — Прошли уже сутки, с той поры как я выловил из воды твое окоченевшее тело, дрейфующее в страну мертвых. И, что бы там, у тебя не случилось, в данный момент это не имеет никакого значения. Лежи-лежи, я не для того накачивал тебя всеми этими отварами.
Виз неожиданно почувствовал, как горло стягивает спазм.
— Грив, — дернулся он. — Грив.
Вороний коготь подействовал. Виз побелел и перекатился на бок. Его вырвало. Речной водой. Желчью. И чем-то похожим на комки застывшей крови.
— Хм, — только и сказал Кривонос. — Смотри-ка, из тебя уже вышло литра три. Я думал уже все. Не торопись, не торопись, парень. Вся ночь в твоем распоряжении. А утром нам нужно будет идти. Не будем искушать судьбу.
У Виза было много вопросов. Об отце. Об Артее Гексли и его банде. О том, как все-таки Грив сумел разыскать его столь чудесным образом. О… но все это было не важно. «Заика», — подумал он, чувствуя отвратительную горечь в сердце. И во рту.
Грив Кривонос молча, сидел у огня, отложив свой прутик в сторону. Его заскорузлые пальцы задумчиво потирали продолговатый камень цвета разбавленного молока.
Ночь, подкрашивала туманную мглу, царящую в лесу мутноватыми оттенками. Она превращала пространство вокруг лагеря Вольных в кольцо неприступных стен. Лучше частоколов. Лучше каменного бастиона. Ночь была лучшим из укрытий.
Сотар вошел в лагерь, держа коня на поводу, встречаемый негромкими окликами сторожей. Их впрочем, было так же мало, как и спящих. Сегодня у Вольных был интерес собраться в центре, на широком пятаке земли, отделенном со всех сторон походным жильем. Передав заботу у Рыси одному из молодых Вольных и наказав ее хорошенько вычистить да напоить, Барлейт присоединился к народу. Он даже не удосужился сменить простой полевой колет, на свою обычную одежду. Сабля в гладко поблескивающих ножнах с золотыми насечками покачивалась в такт мягким шагам. Узнающие его даже в темноте Вольные, почтительно расступались, пропуская на импровизированную площадь. На ней, освещенные многочисленными факелами выстроились среди вытоптанной земли плотные людские ряды. Мальдгардцы смотрели на пришлых с интересом, без какой-либо настороженности, даже доброжелательно.
Старшины Вольных — все как один наряженные в богатое, парадное убранство, перетянутые драгоценными поясами, — заняли места за спиной лорда. Барлейт встал напротив гостей, странно похожий лицом и повадкой на саблезубого тигра. Черные глаза, глядели из-под изогнутых бровей, замечая всех и вся.
— Кто вы? Зачем пришли сюда? — спросил он, не повышая голоса. По рядам пронесся нестройный шум отвечающих одно и то же голосов:
— Воевать.
— Воевать.
— Воевать.
Сокол уже видел, что в этом подкреплении не так много людей, обладающих бойцовской выправкой. Многие из них сутулились, выглядели измучено, робко. Не так, как должны выглядеть воины. Вместо оружия у них при себе были крестьянские серпы, косы, цепы и вилы. Мечи других, заржавевшие, явно были вытащены из могильников или откопаны из земли. Но все ж среди них встречались и другие. Явно знающие, с какого конца брать за меч. Держащиеся с достоинством, явно выделяясь своими группками среди рыхлого большинства.
— Зачем вы пришли? — спросил Барлейт во второй раз. Обращаясь к замученным дорогой людям. — Кто привел вас сюда?
Миг тишины. Передние ряды оглядываются на кого-то в глубине.
— Я сделал это, — вперед протиснулся благородный юноша в охотничьей одежде. С нашитым на груди, выставленным специально, напоказ, гербом. Алый сокол, расправлял свои похожие на изгиб молнии крылья. — Потому что все они этого хотели. Я шел к тебе, с отрядом Вольных Кимлада от Красной Гряды. А все эти люди, присоединялись к нам по пути, оставляя свои села и желая воевать за тебя…
Ториас явно готовил, репетировал свою речь заранее. Слишком усердствовал, скрывая волнение. Желая выглядеть достойным отца и своего дома.
«А ведь я почти тебя спас», — одними только глазами сказал лорд Сотар. Он ведь писал. Он ведь требовал от своего сына понимания и покорности. Штеффард сейчас с матерью. Визерий — пропал. Хотя бы среднему уцелеть.
Молчание лорда по-своему истолковали пришельцы.
— Господин! — окликнул Барлейта один, в вышитой красными оленями грязно-белой рубахе. — Не прогоняйте нас! Дозвольте быть с вами! Нету уже моченьки терпеть шпоры благородных! Они уже и жгли нас, и били… да вы посмотрите, никого здесь нету, чтоб от них не пострадал, от псов проклятых! Вы уж позвольте, а мы вас не подведем! Да, что там, умрем за вас!
Сокол остро поглядел на крикуна:
— Не боишься восставать? Против божественной крови короля выступать? Вас ведь за такое Прародитель в вечность не пустит, — сказал специально, чтоб видеть: дрогнет ли кто? Дрогнули. Некоторые аж назад подались от испуга. Оковы веры, держали крепче стальных цепей. Даже этих отчаянных.
Удивительное дело, но сам крикун нисколечко не испугался. Отчетливо выделились тонкие, словно вырезанные ножом черты лица.
— Я не боюсь. У меня ваша милость, страха совсем не осталось. А не пустит Прародитель… тогда здесь останусь, и дальше благородных бить стану.
Старшина одобрительно зашепталась. Да, вот этот, пожалуй, не уйдет даже если погонят. Неважно где он родился и жил, и кому кланялся. Этот по духу свой.
Вольные ждали ответа предводителя. Его решения — принимать или нет в свои ряды этих людей.
— Пускай возвращаются, — крикнули из толпы. — Это не про них!
Некоторые пришлые робко вздрогнули при этих словах. Как собаки, заслышавшие щелчок хозяйской нагайки.
— Сотни четыре отставить, — шепнул на ухо Сотару пахнущий черным элем Тиб. — Остальных по домам. Куда им под нож? Их золотая длань короля в лепешку раздавит.
Сотар глядел на напряженно краснеющего сына. Охотничья одежда — это потому что некому было в Гряде подогнать ему броню по размеру? О чем он, спрашивается, только думал, покидая замок? Отправить домой? На глазах всех этих людей, опозорить его? Спасти жизнь, но нанести обиду, смертельную обиду? Ведь Ториасу на самом деле пора стать мужчиной. Сам Барлейт был примерно в его возрасте, когда участвовал в первом крупном сражении. А что нынешнее сражение, рискует стать последним, так ведь времена не выбирают.
— Наша судьба будет общей.
Шла вторая неделя объявленного Короной похода против смуты. И третий день, как королевская армия, встав большим табором на берегу Малой Тисы — скромного, разительно отличающегося от старшей сестры притока Заливы — вела беспощадную подготовку к сражению с врагом.
Ярже Клабс зевнул, сонно потягиваясь. Рыцарь поерзал задом на жестковатом щите, подложенном на землю вместо скамьи, и блаженно прикрыл глаза, подставляя теплому солнышку загорелое лицо. Хорошо, вот так наслаждаться остатками летнего зноя, глядя на спокойное течение речки. Слушая за спиной голоса пробуждающегося к обеду воинства.
— Может в Вельбрег? — со скукой в голосе предложил он. — У меня там, у дядьки отличная баня, заодно развеемся? Ларс?
Боевой товарищ, задумчиво мочащийся в реку, ничего не ответил. Зажав саблю подмышкой, он одетый в сине-черный вамс, был погружен в собственные мысли. Жбан пива с утра, это вам не шуточки!
— Ларс!
Рыцарь королевской армии Ларс Мисгерд недовольно качнулся и через плечо спросил:
— Что ты вечно куда-то лезешь? Ну чего тебе сейчас не хватает? Вчера их милости устраивали охоту, сегодня наверняка тоже, что-нибудь намечается. Зачем тебе Вельбрег? Весь Вельбрег уже давно здесь!
В его словах была толика истины. Заслышав о настроениях в королевском войске многие решительные торговцы, спешили собрать свой товар и отправиться в лагерь. Рыцари и их солдаты были при деньгах и, не считая, платили за любую понравившуюся вещицу.
— Скучно, — ответил, съезжая на смятую траву и откидываясь на локти, Ярже. — Это война или что?
Расположившиеся поодаль слуги ловили отголоски господского спора.
Из стоящей рядом с ними зеленой палатки, откуда уже некоторое время доносилась узнаваемая возня, послышался страстный женский вздох и мужской рык. Через минуту оттуда выбралась устало пошатывающаяся молодая женщина в одной только ночной рубашке. Растрепанные, спадающие на торчащие сквозь ткань соски каштановые кудри и размазанная по лицу дешевая помада. Горящее лицо, похожее на неряшливую маску из пудры. Сейчас она не выглядела красивой. Обычная потрепанная баба. В кулаке победным призом блестело золото. Зашнуровывающий штаны Ларс и сидящий на берегу Ярже переглянулись.
— Сиятельные рыцари скучают? — низким, с чувственной хрипотцой голоском поинтересовалась дама. После проделанных в палатке «упражнений» ей было непросто восстановить дыхание. Поэтому вопрос звучал не игриво, а скорее делово. Как у мясника, спрашивающего покупателей, какую часть туши резать. — Может быть, я сумею их развлечь?
Брезгливый Ларс ответил ругательством. Ярже был сдержанней:
— Не жадничай, — посоветовал он женщине. — Может в другой раз.
Из палатки на свет божий выглянул голый по пояс Лиам Вальц. Его смазливая физиономия светилась довольством.
— Честное слово, — с непонятным выражением лица протянул Ларс, — не понимаю. Что ты в них находишь? Честное слово, шлюхи сами должны тебе приплачивать за траханье. У тебя на крючке побывала, небось, треть всех благородных дочек столицы и их придворных мамаш. Так какого?