— Я не особо слушала, — хотелось курить, но вряд ли легкие сейчас были в состоянии для этого, — Что-то про панков.
— А?
— Я не знаю, — я смачно сплюнула в сторону, — Какая-то сранная субкультура.
— Двое… на предыдущей ночевке, — Пит выдохнул, — Помнишь парней с крашеными волосами? Еще виски бритые. Вот.
— Да ну их.
В данный момент я их ненавидела. Невесть почему, но поначалу нас окрикнули именно так, назвали панками. Какие, к чертям собачьим, панки? Мы были похожи больше на бомжей, чем на тех двоих. Волосы были даже не яркие — мне не удавалось уже вот 2 недели помыть голову, так что рыжий больше походил на обычный русый. Грязные волосы были убраны в жидкую косу и спрятаны под капюшон толстовки. Куртка тоже самая обычная, серая на размер меньше — запястья вечно мерзли. За неформала меня отдаленно даже нельзя было посчитать, чего уж говорить о Питере с его незаурядной внешностью.
— Ты идти в состоянии?
— Не, давай посидим. Немного, пока та штука держится, а потом свалим отсюда куда-нибудь подальше.
Мне немного хотелось умереть. Совсем чуть-чуть. Я жутко устала от этого дерьма, забыла, когда последний раз спала больше 5 часов и это жутко угнетало. От постоянной гонки за место под солнцем хотелось передохнуть, хотя бы день. Выспаться наконец-то, просто погулять по городу, а не высматривать очередную жертву и не раскидывая закладки или вылавливая покупателей. А просто… погулять. Как обычный, черт возьми, подросток. В конце-концов мне оставалось немного до шеснадцатилетия, в это время девочки хихикают на ночевках и рассказывают кто кому нравится. А я… а я хихикала под воздействие марихуаны, когда мне вытаскивали пулю из ляшки или зашивали ножевое, что чудом не задело органы. Я даже немного завидовала таким девочкам — их любили. Не потому что они что-то сделали, а просто потому что они есть. Они хорошо выглядят, часто хорошо учатся и умеют общаться с людьми в отличии от меня. Им толком не нужно ничего добиваться, их будущее вполне себе безоблачно: школа, колледж, работа. Нормальная, блять, работа, а не… это. Но каждый раз, когда я задумывалась об этом вместе с обидой и некой завистью даже, то ловила себя на мысли, что вряд ли променяла бы свою жизнь на их. Мне сложно, мне чертовски сложно, я часто плачу от бессилия и ощущения собственной никчемности, но я свободна. У меня есть названый брат, парочка людей, которых отдельно можно назвать друзьями, с которыми весело и круто проводить время возле бочки с горящим мусором под бутылку — другую. И все эти чувства, которые дарила мне моя жизнь — с другой стороны они были прекрасны. Я ведь сама променяла шанс на спокойное существование, когда сбежала из приюта.
Может это и началось с ненависти, но постепенно превратилось в образ жизни. Это превратилось в любовь, в то, что позволило жить и любить жизнь, а не просто существовать на автомате. На следующей пьянке со знакомыми, со смехом уже рассказывали эту историю, один чуть прищурился, вроде новенький, и слушал как бы с особым интересом. Он был достаточно рослый, широкие плечи углядывались даже под бесформенной курткой. Тяжелая явно, серьга в мочке правого уха — гей что ли? С таким не шутили, за это могли не хило приложить где-то на не особо людной улице. Старше нас он был года на два или три от силы, он был коротко стрижен и шутил не плохие шутки. Но в основе своей предпочитал отмалчиваться, но смотрел на каждого очень внимательно и пристально — про таких говорят, что прямо в душу. Я украдкой сама поглядывала на него весь вечер, хотела заговорить, но не решалась — социализацию в своей жизни я проваливала очень успешно.
— Нахер вам тут варится? — уже после, подпитый, как и мы, спросил он, — двинули отсюда. Я знаю одно не плохое место, думаю, вам зайдет.
Парня звали Стивом. Особого доверия он не внушал, но и угрозы от него не чувствовалось. Первая ассоциация с ним — это лис. Даже четы лица у него были схожи с этими зверушками, вдобавок он часто щурился, из-за чего в уголках глаз уже сейчас можно было заметить сетку из небольших морщинок. У него был приятный голос, явно не плохо подвешенный язык и в целом… он мне понравился. Нет, не в этом плане — а как человек. Пит смотрел на него чуть более подозрительно чем я, но все же согласился, поднялся с места, залпом допивая остатки в бутылке и отбрасывая ее в кучу других.
— У вас есть кто-нибудь?
— В смысле родня? Нет.
— Хорошо.
Это несколько напрягло, незаметно я расчехлила заточку в кармане и крепко сжала ее. Одно движение, которое будет хотя бы намеком на ограбление или еще что, и парню не поздоровится. Мы шли с Питером справа, чуть позади от него и не выпускали из виду его рук. Стив всю дорогу говорил о чем-то, рассказывал различные истории, смеялся.
Петляя по улицам и переулкам, через минут 30 пути мы стояли возле подвальчика, неприметного, без каких-либо вывесок. За это время успели поговорить и по душам, он что то спрашивал, отмечал видимо для себя, рассказал по больше о себе. Жилье есть, но часто тусуется с бродягами, некоторых притаскивает сюда и если тем везет, то они выбиваются повыше. Занятие это он объясняет, раз — чуйкой на людей, что потом не сдадут место, два — желанием помочь. Верили мы не особо, уже научились, что лучше держать оружие наготове, чем потом плеваться от обиды. Потому что все свое ношу с собой, да и в принципе негде было хранить. Вроде дом и был, да только домом это не назовешь. Так, место где поспать, да поесть можно. Стив говорил, что в свое время ему не плохо помогли, поверили и подтолкнули, что теперь многое, что есть у него — это благодаря тому человеку. И сейчас, когда у него появилась возможность — почему бы не заняться некой благотворительностью? Привести человека не сложно, а дальше — пусть сам вертится. Таланты, умение заговаривать зубы — как хочет, больше человек и его судьба Стива ебать не будут, все что мог — он сделал.
Вообще бухать в барах — это непозволительная роскошь. Денег у нас не было иной раз на еду, не то что на выпивку в заведениях. Перед тем как зайти мы с Питером переглянулись, он ободряюще кивнул, и похлопал по спине, пропуская меня вперед. До самого конца мне казалось это не самой лучшей идей. В помещении царил полумрак, на стенах висели фотографии каких-то людей. За столиками было не особо много народу, в сумме человек 10, наверное. Девушки и парни — кто-то выглядел обычно, у других были волосы покрашены в яркий цвета, пирсинг, даже можно было увидеть татуировки. Усаживаясь за барную стойку, я нервно оглядывалась, дергала братца за рукав и кивком головы показывала, что "может лучше уйти?". Пит только отмахнулся, пробежался взглядом по подсунутому быстро меню, на что-то указал, выложив на стол помятую десятку. Потом вопросительно взглянул на меня. Я, очень сильно надеясь, что оно того стоит взяла пиво подешевле и пока я хмуро цедила его, мой друг уже о чем-то оживленно общался с барменом. Я не вникала, договариваться с людьми было далеко не самым моим лучшим качеством, это всегда лежало на Пите
Музыка играла громко, но не глушила, разговаривать можно. Музыка хорошая — мне нравилась, к тому же примерный плейлист был на том украденном телефоне. По крайней мере, я узнавала вокал. После одного стакана был второй, затем третий — я начала расслабляться, наконец присоединилась к Питу и с удивлением обнаружила — а как легко просто взять и заговорить с человеком. И этот парень не смотрел на нас как мусор, а как на обычных людей. Потом сознание поплыло, я помню только особо яркий фрагменты, но даже они размыты: очень хорошо врезалось в память как я выходила курить, дохнуло холодом. Я съежилась, сползая по стене и прижимая руки к груди, трясущимися пальцами пыталась подкурить и тут мне на плечи ложится чья-то куртка. Остальное — как отрезало.
Когда я кое как продрала глаза был уже день, причем поздний. Огляделась — пустая комната, стены и те без обоев, даже вместо нормального пола неотесанный бетон. Ничего не было кроме матраса, на котором я лежала. С трудом перевернувшись я увидела — Питера, парень мирно посапывал. Больше всего это помещение походило на то, в котором ремонт явно подзатянулся. Стены все обшарпаны, а для заброшки слишком тепло. Тем не менее я была одетая, в куртке, хотя почему то не своей, а Пита, даже ботинки не сняла. С минут пять я пыталась отупить происходящее, борясь с пульсирующей болью в районе… да всей головы, пожалуй, потом полезла сначала в карман к себе, потом к Питу. Внезапное осознание того, что у нас могли вытащить весь кэш хорошо взбодрила, но беспокоится было не о чем — я с удивлением вытащила деньги, все свои деньги. Меньше у меня стало долларов на 5–6, у Питера не хватало около 50. Все на месте, пробухали немного, хотя Питу и можно будет выдать тырей за такое расточительство. Почему нас не обокрали? Я нахмурилась, осторожно прощупывая квартиру ментально и меня ждало еще одно открытие: нечести не было. Ни одного духа, только сильынй фон двух человек, примешивались еще несколько. Похоже, тут часто бывают гости. Энергии смешивались, переплетались между собой и запутывались, вгоняя меня в ступор — и без того плохо соображала, а пытаться выудить что-то определенное в этом клубке было крайне сложно.
Я наконец села, обхватив голову руками — распущенные волосы быстро были убраны в хвост под затылком, сальные — я слабо поморщилась. Все никак не могла привыкнуть к такому и каждый раз, касаясь их, испытвала чуть ли не отвращение.
— Проснулась? — в проходе показался Стив в распахнутом домашнем халате, в одних трусах, с кружкой чего-то горячего, — Пошли, вылечу. Потом поговорим.
И с бесконечным пафосом свалил обратно в темноту коридора.
Глава 6. Зародыш свободы
Стив оказался человеком простым, но с подтекстом, впрочем как и большинство людей. Я смотрела на него дико — выглядел он вроде обычно. Не считая уже выше упомянутой пробитой левой мочки уха, проколотых хрящей и брови. Последний был явно сделан недавно, с неделю назад, быть может. И смотрелся… вполне не плохо, в отличии от моих первых.
С пирсингом опыт вышел довольно печальным. Я столкнулась с ним на собственном теле, когда после одной пьянки обнаружила у себя две новые дырки в ушах, с вставленным туда загнутыми кусочками проволоки. Ругаясь и матерясь на весь мир я полчаса вытаскивала их, пустив всю силу на обезбол. К тому времени они уже успели загноиться и значительно покраснеть, только подливая масла в огонь боли, страдания и страха — заражение не шутка, особенно для бездомных. От него, зачастую и умирают — в больницу пойти нельзя, а на ночлежках царила даже не антисантирия, а кое что похлеще. А Питера эта ситуация только веселила, он поминутно подъебывал меня и совершенно отказывался рассказывать что вчера происходило, сколько и чего я пила, а может и принимала. Под конец братец все таки сжалился и помог вытащить все это безобразие, щедро полив все перекисью и злорадно усмехаясь. Что-то мне подсказывало, что он отговаривал меня от этой идеи, ну либо же эти дырки — его рук дело. От крайности одной в крайность другую и в обоих случаях мне хотелось прибить Пита. В первом за то. что все таки дал сделать это, а во втором — по, думаю, понятной причине. Так что всякое воспоминание об этом виде самовыражения не вызывало у меня ничего, кроме неприязни и фантомных болей в районе ушей.
От кухни, на которую меня завел парень, было одно название. Я никогда, честное слово, никогда не видела настолько загаженных помещений. Даже мы и то старались поддерживать минимальную чистоту в жилище, что бы иногда можно было хотя бы представлять что это не притон, а просто жуткий беспорядок, который можно убрать. Но большая часть разбросанных шмоток, вещей, каких-то тетрадок и бумажек, были не наши, а трогать чужое под любым предлогом запрещалось строго-настрого.
По всему, надо сказать, достаточно большому пространству валялось все, что могло. Преобладали в основном пустые бутылки и консервные банки со срезанными крышками, бычки, пустые пачки из под сигарет. В углу стояла парочка хозяйственных мешков, явно со строительным мусором — в одном месте один порвался и от туда выглядывал внушительный кусок штукатурки. Пиздец. Стены где-то черные, будто копоть — видимо тут несколько раз были пожары. А, впрочем не мудрено — на полу я заметила СРАННОЕ КОСТРОВИЩЕ. Кое где графити, не особо умелые — видно, что человек просто баловался по, наверняка, синьке, ибо невозможно написать слова настолько криво даже баллончиком. Я принюхалась и с облегчением обнаружила, что плесенью не пахло — и то хорошо, после пары случаев у меня были не хилые тригеры на нее.
В любом случае что-то, что выглядело не очень круто. Гарнитур был конечно, наверное даже когда-то белая раковина, прилежащая к ней столешница без навесных шкафов. Ну или не чисто-белым, может немного желтоватым или с мелкими пятнышками. Моей фантазии тупо не хватало, что бы представить, что ЭТО могло быть белым. В следствии того, что шкафчиков не было, а единственная этажерка стояла чуть поодаль и в нее явно забывали постоянно все убирать на гарнитуре можно было увидеть кучу каких-то круп, макарон, консервных банок — открытых и еще не тронутых, все это мешалось в жутком хаосе. Среди всего этого я углядела обычный чайник, и так поняла, что стоял он на плите… подумать было страшно, в каком она состоянии, раз я ее даже не увидела. Может я и бомж, будем честны, но это — это пиздец. Если у тебя есть шанс жить в чистоте, почему им не воспользоваться?
Пит поднялся только через полчаса, кивнул, мол, доброе утро и плюхнулся рядом. Хмурый, как грозовая туча — один из побочных эффектов его похмелья, пока не отойдет, будет ненавидеть все и вся. Зато время, пока братец досыпал я успела проблеваться, выпить кофе, проблеваться еще раз, потом выдуть кружку крепкого чая. Отпускало быстро во многом благодаря ускоренной регенерации. К тому же, в отличии от Питера я знала меру, и каким то образом состояние того самого стереотипного "с бодуна" меня избегало. Я не мучилась по несколько часов, а отходила быстро. Мне нравилось выпить, но не очень нравилось валяться потом утром или днем на матрасе и шипеть на каждый звук или источник света. Стив смотрел на меня ухмылочкой а-ля «лошара», но веселой, по крайней мере, мне не хотелось дать ему в рожу за это.
Мы толком нормально не говорили с ним, парень говорил, что хочет дождаться пробуждения моего друга. Перекинулись парой слов и прошлом вечере, я спросила чья это квартира. Ответ меня удивил — его. Мне стало резко интересно откуда у него деньги, потому что комнат в ней было как минимум три и это те, что я видела, мимо которых проходила. После кухни коридор сворачивал куда то дальше, так что не знаю насколько она была большой.
— Что там про панков? — наконец поинтиресовалась я, — Ты обещал побольше рассказать.
— Аполитики все на голову, выглядят хрен пойми как по стандартам общества и душу друг за друга продадут, если не говнари какие-нибудь. Кстати, здрасте, — Стив закурил, эффектно выдохнув облачко дыма в потолок, — один из представителей этого вида дибилов. Не знаю, почему вас за них приняли, вроде бродяги как бродяги. Говорите, из приюта сбежали?
У меня складывалось впечатление что пафос — это его гребанный образ жизни.
— Да. Почти 4 года назад, — Опустевший желудок требовал заполнения, причем незамедлительного. Я уминала уже третий бутерброд, к счастью своему понимая, что четвертый не потяну и тероризировать холодильник хозяина дома не придется — жрать хотелось неимоверно. Настолько, я что предложила приготовить что-нибудь, если можно, но Стив наотрез отказал. Мол на этой кухне готовит только он, а в данный момент ему крайне лень, так что обойдусь чем-то уже готовым, что найду в холодильнике. Ничего, кроме двух булок батона и палки колбасы там не было.
— То есть тебе 16?
— Почти, — я сглотнула сухой кусок, запила чаем с сожалением обнаружив, что он закончился, — Через неделю стукнет.
Выглядел он удивленно, но оклемался быстро. Реакция такая была у многих — обычно мне давали за 17 точно. Не знаю чем это было обусловлено, как по мне выглядела я как раз на свой возраст. Зашуганный подросток, с бегающими глазами, отбитый, которому в принципе плевать. Не на что-то конкретно, а в принципе. Это достаточно страшная вещь, учитывая что таким людям нечего, да и я к ним вполне относилась. За что мне было держаться? Нарко-притон, где боишься рюкзак оставить, даже для похода в туалет? Так называемые связи, которые тебя сдадут с потрахами за сотку-другую баксов? Работу диллера, где ты должен пихать в тридорога наркоту всем подряд, а потом стучать коллекторам на должников, либо наведываться к ним самим? Единственной причиной, по которой я все еще оставалась здесь был Питер. В конце-концов он тоже терпел все это. Да и неловко было бы оставлять его разгребать все то дерьмо, которое бы за мной осталось.
— СТИИИВ, — в коридоре хлопнула явно входная дверь, — Твою мать, ты опять кого-то притащил?
— Есть такое, — с улыбкой Чешира протянул парень, — Да ты проходи, присаживайся. Чего-нибудь надо?
— Умереть желательно, — пробубнил прошедший на кухню патлатый парень с распущенными волосами. В прошипованной кожанке, немного странного вида, брюки защитного цвета и берцы. Из пирсинга — бровь с ушами. Персонаж меня заинтиресовал.