А вот это кто такие? Здоровые, почти с человеческий рост, то ли звери, то ли люди в рыжей шерсти, торопящиеся за повозкой, полной кадушек с солеными грибами. А, ну да, это же лисобои. Живущий в лесах дикий народец. Говорят, когда-то давно один из великих магов, развлекаясь, дал лисам своей провинции способность думать и передние лапы, схожие с руками. И с тех пор они живут в подземных поселках, в норах под корнями деревьев и иногда выходят к городам — обменять лесные дары на нужные в хозяйстве вещи. Бывает, когда на страну нападает черный мор или приходит сильная засуха, лисобоев обвиняют в том, что это именно они наслали порчу. И тогда лесному народцу приходится плохо.
Ивка еще раз подивилась на ажурные, будто вот-вот улетят, башни дворца, выглянула в коридор, попросила прислужницу принести горячей воды.
Гостиница была из дорогих. Сама Ивка никогда бы не могла себе позволить в такой остановиться. Но за все платила королевская казна.
Вчера девушка показала стражникам у городских ворот чеканки и сразу получила круглый медный жетон на кожаном шнурке и приказ после полуденного выстрела пушки никуда не уходить и ждать посланника из канцелярии верховного мага.
Ивка предъявила жетон в гостинице, на которую ей указали, и была встречена с чрезвычайным почтением.
Видно, казна платила за таких как она немалые деньги. Еще бы, ведь среди чеканок Ивки была одна особенная, редкая, королевская. Та, которая могла не только лечить, но и в десятки раз увеличивала силу магических заклинаний. Поэтому и стоила она не один золотой, а десять. Такую чеканку было под страхом смерти запрещено использовать кому-либо, кроме магов царского двора.
Королевские чеканки были редкостью. Даже самые сильные маги Милограда могли создавать не больше одной в год. А магов в Милограде было не так уж и много. В столице Данница Ивка была долгожданным гостем.
В чистом большом номере, который отвели Ивке, на полу лежал шерстяной Регнаушский ковер, лишь слегка побитый молью, на кровати были постелены простыни с заговоренной золотой нитью, а на стене висело зеркало в человеческий рост.
Служанка принесла ведро горячей воды, медный таз и кусок коры мыльного дерева. Поставила в углу, где пол не был покрыт ковром. Спросила, не нужно ли еще чего-нибудь, и ушла.
Ивка скинула рубашку, распустила волосы, подошла к зеркалу. Вгляделась в свое отражение. Из серебряной глубины на нее смотрела знакомая-незнакомая девушка с маленькой грудью и крепкими, чуть полноватыми ногами. Дома зеркалом служил небольшой полированный кусок металла. Все в нем плыло, двоилось, щеки становились по-хомячьи толстыми, а лоб вытягивался вверх. Лицо напоминало мятую грушу. Это латунное безобразие годилось только волосы перед сном расчесать.
Ивка долго, то приближаясь, то отступая, рассматривала свое отражение, поворачивалась так и этак. И осталась в основном довольна увиденным. Все было на месте, все ладно подогнано. Кожа светлая, талия тонкая, попка круглая. Плечи, правда, широковаты, ну да это от тяжелой работы по хозяйству. Будь она худенькая и тонкая, не справилась бы.
Зубы не кривые, большие глаза серые, нос плосковатый, но аккуратный. Шрам старый на лбу почти незаметен. Волосы хороши: светлые, падают волной. Летом с такими совсем беда — жарко очень. Перед отъездом Ма Оница изрядно их укоротила, чтобы возни в дороге было меньше. Раньше волосы спускались ниже пояса, теперь едва закрывали лопатки. Подстрижены они были неровно, овечьими ножницами, одолженными у соседа. Но в косе было незаметно.
Из Милограда Ивка ушла недели четыре назад, ребенка носила уже месяца три, но живот был по-прежнему плоским. Невозможно было поверить, что внутри у нее зреет, крошечная пока еще, новая жизнь. Тошнота почти прошла. Иногда чуть мутило по утрам, но стоило что-нибудь съесть, и неприятное сосущее недомогание уходило прочь.
Ивка налила в таз воды, тщательно вымыла волосы, прошлась исходившим пеной куском мыльной коры по груди и рукам. Жалко, до спины было не достать. Дома в таких случаях ей помогала Ма Оница или Верика. Ивка брызгала на Верику водой, сестра визжала, махала руками, отряхивалась, как кошка.
При мысли о близких кольнуло сердце. Как они там справляются без нее? Кто теперь стирает белье и одежду? Наверное, Ма Уллика, а ведь у нее больная спина. Да и то только для своих. Приработок семья потеряла. Значит, стало совсем голодно. И картошку с базара теперь некому принести. Ивке-то нипочем было тащить набитый клубнями мешок. И посуду так тщательно, как она никто в доме не мыл. Верика ждет куклу с фарфоровым лицом. В столице наверняка есть лавки, торгующие игрушками. Вот только хватит ли денег.
Когда посланник из канцелярии верховного мага пришел в гостиницу, Ивка была полностью готова. Сидела внизу, беспокойно покачивая ногой в чиненом-перечиненном сапоге. Чистые волосы аккуратно заплетены в косу и перевиты новой красной лентой, щеки отмыты до блеска, передник накрахмален до хруста и отглажен тяжелым чугунным утюгом. Ма Оница всегда говорила: «Главное — это чистота». И Ивка это хорошо помнила.
Посланник оказался на редкость несолидным: щуплым, малорослым в мышиного цвета простом мундире. Лицо в морщинах. Прямо привядший гороховый стручок. Но держался строго и важно, хоть и доставал Ивке только до подбородка.
Низко склонившись, недоверчиво осмотрел медальон, сунул нос в кошель с чеканками, неодобрительно окинул взглядом Данницу, крепко взял ее под локоть и вывел вон.
Днем народа на улице столицы — непроходимая толпа. Просто не протолкнуться. Ивка столько и не видела никогда. От лиц, разноцветной поклажи и ярких одежд рябило в глазах. Без провожатого она бы точно заблудилась. А так шла чуть позади посланника, как козочка на веревке, и вертела в разные стороны головой, только что бубенчиком не звенела.
В просвете между домами выросла высоченная башня из красного камня с двурогой, как шапка скомороха, крышей. Ивка замерла в восхищении. И такое, оказывается, в силах построить люди. Провожатый остановился, сердито скривил рот.
— Это Башня Смери, с которой скидывают вниз государственных преступников? И выше которой нет в королевстве? — догадалась девушка.
Недовольный задержкой посланник кивнул головой, отругал Ивку: «После аудиенции рассматривай город сколько угодно. А сейчас нас в канцелярии ждут».
Глядя на площадку наверху башни, Ивка про себя решила, что если бы такое случилось с ней, то она бы умерла, еще только глянув вниз с такой невозможной высоты.
Ивка еще раз не удержалась, остановилась перед дворцовыми воротами. Больно уж красиво было вокруг.
За ажурными, будто кружевными, чугунными воротами цвели на клумбах невозможно алые цветы, била изо рта каменной рыбы в мраморном бассейне высокая струя воды, а над белыми башнями с золочеными крышами стояло сразу четыре радуги.
Говорили, что выходящий утром на службу дежурный маг первым делом читает заковыристое «радужное» заклинание столько раз, на сколько сил хватает. И по количеству радуг можно определить, насколько могуч этот чародей.
Около ворот и резной парадной двери застыли гвардейцы-гиганты. Каждый раза в полтора выше обычного человека. Лица страшные, только с одной бровью. Каждый в фиолетовом мундире с золотым шитьем и лихо заломленном на правую сторону бархатном берете с оранжевым пером. Большие медные пуговицы на груди и рукавах мундиров горели на солнце. Рядом с каждым гвардейцем стояло по огромному черному псу в попоне с кистями.
Над дворцом вдруг зазвучала музыка, радуги в небе переплелись и закружились, головки алых цветов несколько раз сами по себе закрылись и раскрылись. Мундиры гвардейцев поменяли цвет с фиолетового на синий, а потом на красный. Огромные собаки встали на задние лапы. С одной из башен поднялась стая белых голубей, струя в фонтане метнулась еще выше.
Ивка просто дыхание затаила. Она бы вечно так стояла и смотрела, но проводник уже тянул ее дальше в обход дворца.
Посланник провел Данницу к дальним воротам. Там не было толпы, но гвардейцы так же крепко сжимали пики, а псы скалили желтые клыки. Проводник предъявил охране амулет в виде звезды с изогнутыми лучами. Те расступились, приоткрыли тяжелые створки.
Проводник долго вел Ивку по запутанным переходам с резными потолками и обшитыми светлым шелком стенами. Мимо девушки спешили солидные мужчины в коротких штанах, белых чулках, туфлях с изогнутыми носами и шпагой на боку.
Потом Ивка долго сидела в приемной. Наконец пришел чиновник в строгом синем мундире, спросил у девушки имя, возраст и название улицы, на которой она жила. Все записал в большую учетную книгу невидимыми чернилами. Ивка хотела спросить, зачем записывать то, чего никто не увидит, но постеснялась. Может, тут у всех имеются магические очки? Чиновник ткнул пальцем на страницу, спросил, умеет ли Ивка писать, приказал поставить крестик и со стуком захлопнул обложку.
Потом Ивку проводили в кабинет мага.
За широким столом сидел немолодой, ничем не примечательный человек в белой накидке. Он поднял на девушку светлые, глубоко посаженные глаза — будто рыбку-плотвичку на крючке подержал и отпустил. Ивка моргнула, глаза резануло, как будто туда песок попал.
— Садись, Данница.
Ивка осторожно опустилась на край высокого, неудобного кресла с деревянным сидением.
— Ивкой тебя зовут?
— Да, господин.
Маг свое имя не назвал, да и кто Ивка такая, чтобы королевский волшебник ей представлялся. Маг откинулся на спинку стула, сложил руки замком на коленях, еще немного посверлил девушку взглядом, отчего она совсем сникла, и спросил: «А скажи мне, Ивка, кому ты уже так успела насолить?»
Девушка непонимающе посмотрела на мага.
— Да, вот я тоже удивился. Получил недавно послание с просьбой, а может и не просьбой вовсе, а с приказом, сообщить кое-кому, когда я назначу встречу с Данницей из Милограда. С тобой, то бишь, так как никаких других Данниц у меня уже месяц как не было. Ни просьбу, ни уж тем более приказ, я выполнять не стал. Молоко еще кое у кого на губах не обсохло, а уже туда же, королевским магом командовать. Но вот любопытно мне, что тебя так тщательно кто-то ищет. Так не знаешь, говоришь?
Ивка пожала плечами: «Может, кому чеканка срочно понадобилась».
— Не думаю. Чеканку при известных связях найти несложно, — заскучал маг. — Ну да ладно, Данница, раз ничего интересного ты мне по этому вопросу сказать не можешь — показывай свой товар.
Ивка торопливо высыпала из кошеля на стол оставшиеся восемь чеканок. Одна из них заметно отличалась от своих сестер. И больше была намного, и письмена на ней шли совсем уж замысловатые.
Маг положил чеканку на ладонь, сжал пальцы в кулак. Над столом поплыл розовый дым. Запахло хвоей, осенним дождем, горелой прошлогодней листвой.
Маг разжал руку. Чеканка раскалилась докрасна, руны обуглились и почернели.
— Кто чеканку делал? Уж не Зарев ли?
— Да, — Ивка уже ничему не удивлялась. На то маг и главный, чтобы все знать. — Господин Зарев накладывал чары, а письмена мой Па выжигал.
— Хорошая работа. Приятно с мастерами дело иметь. Давно жду такую. Прямо сейчас и в дело пущу. Известно ли тебе, Ивка, что между Данницами и чеканками за время пути образуется невидимая связь? И поэтому, если Данница рядом с чеканкой будет, когда та работает или, еще лучше, в руки ее возьмет, то волшебной силы в чеканке прибавится. Так что готовься, в помощницы тебя беру.
Маг провел Ивку в соседнюю комнату без окон с выложенными кирпичом, кое-где закоптившимися (будто огонь их лизал) стенами и множеством свечей на полу и на стоящей посреди скамье.
Снял накидку, набросил на скамью. Поставил сверху медную водомерку, налил туда сначала воды, потом молока из кувшина. Резанул по запястью каменным ножом, стряхнул в водомерку несколько капель крови.
Ивка заглянула в мутную воду, но ничего там не увидела.
— Протяни руку.
Маг проколол девушке указательный палец острием ножа. Провел им по чеканке. Накрыл Ивкину руку ладонью. Стал громко, четко выговаривая слова, читать наизусть: «Разгул, раздал, разгон…» Заклинание длилось бесконечно. Продолжая говорить, маг взял у Ивки чеканку и осторожно опустил в водомерку. Серебряный амулет начал таять, пошел пар, вода неожиданно стала кровью. Поплыл во все стороны одуряющий кислый запах.
Кровь снова стала водой, на этот раз прозрачно-родниковой. На дне возникло зеркало. Маг склонился над водомеркой. С серебряного дна на него смотрел совершенно другой человек. С черными гладкими волосами, капризно вывернутыми губами, гладко выбритыми щеками. Маг покачнулся, схватился за края водомерки, произнес хрипло, с трудом: «Великий, склоняюсь перед тобой. Разрыв ширится, Великий. Начались Проникновения. Сила уходит. Что мне нужно делать?»
Морщинистые губы, будто нехотя, разомкнулись: «Не делай ничего. Дай тем, кто должен выполнить свое предназначение. Амулет Первого Данника… Передай амулет…».
Вода пошла рябью. Изображение исказилось, потемнело. Края водомерки покрылись инеем, будто скинутая с места невидимой силой, она упала, расколовшись надвое. Свечи стали стремительно гаснуть одна за другой.
Маг без сил опустился на скамью и зажал голову руками. Пальцы его дрожали.
Он поднял на Ивку налитые кровью растерянные глаза: «Дай другим выполнить свое предназначение». Значит, я, главный королевский маг, остановивший в стране черный мор, перенесший на две данны по воздуху Мертвую башню, уже ни на что не способен? Значит, кто-то другой ему нужнее? И что мне делать с амулетом, который никто не трогал уже лет сто? Ладно, идем, я ведь с тобой еще расплатиться должен.
В кабинете маг открыл дверцы резного шкафа, блеснуло в воздухе яркой молнией потревоженное защитное заклинание. Отсчитал десять золотых. Взял в руки шкатулку черного дерева, открыл. На бархатном подстиле лежала простая серебряная цепочка с красной рубиновой каплей подвески.
Маг приподнял украшение, стал рассматривать его, словно видел в первый раз: «Ну кому, скажите на милость, надо отдать такую опасную вещь».
Неожиданно цепочка выскользнула из рук, упала на пол, слабо звякнул кулон. Ивка быстро нагнулась, собираясь подхватить творение Первого Данника.
— Не смей! — маг попытался оттолкнуть Ивку и не успел. Пальцы уже сомкнулись на тонкой серебряной змейке.
Ивка поднялась и протянула магу цепочку. Но тот даже на нее и не взглянул. Он смотрел на Ивку, и во взгляде его удивление сменилось недоумением, а потом даже испугом.
— Кто ты такая, Данница?
— Да никто, — пожала плечами девушка. — Ивка я из Милограда. Ребенком тяжелая. На четвертом месяце.
— Ивка, значит. Из Милограда. Ты знаешь, что никто, кроме посвященных магов, не смеет дотронуться до этого амулета? Он просто умрет на месте. И тело его обратится в прах. А тебе он доверился. Я думаю теперь, да что там думаю, я уверен, что Великий имел в виду тебя. Не знаю, почему. Не вижу. И пытаться докапываться до сути не буду. Иди сюда.
Ивка, с опаской глядя на украшение, подошла к магу. Тот надел цепочку Ивке на шею. Застегнул замочек. Алый солнечный зайчик, отраженный рубином, побежал по стене.
— Теперь слушай внимательно. Пока он на твоей шее, до него могут дотрагиваться чужие руки. Этот амулет — оберег. Если ты почувствуешь, что звенья цепочки нагрелись, а рубин жжет кожу, это будет значить, что тебе грозит опасность. Ночью или днем, в грозу или снегопад — немедленно собирайся и уходи. Понятно?
Ивка кивнула головой: «Понятно».
Да и что тут было непонятного-то.
Выйдя из канцелярии главного королевского мага, Ивка купила липкой сахарной ваты, потом долго глазела на дворец; дождалась смены караула, когда мимо нее, чеканя шаг, промаршировали гвардейцы, на этот раз в желтых мундирах; а потом углубилась в лабиринт узких, мощеных камнем улочек, таких чистых, будто мыли их корой мыльного дерева и поливали водой. И почти сразу обнаружила лавку игрушек. Поколебавшись немного, дернула за ручку двери. Звякнул колокольчик. Улыбчивый хозяин в расшитом яркими нитками сюртуке поспешил навстречу: «Чего изволит юная барышня?»