Они обнаружились за дощатой загородкой, двое, стояли по сторонам от двери, один срезал ножом мозоль с ладони, другой над чем-то ржал, постукивая одним сапогом о другой. Подобрались, заметив меня.
— Милостивые государи, — сказала я с нарочитой любезностью. — Господин Мэлор послал меня с просьбой.
— Господин, — хекнул веселый, стукнул кулаком в дверь. — Слышь, ублюдок, твоя девка уже по поручениям бегает. Смирная, быстро поняла. Учись!
На скуле у него красовался синяк, а у того, что ковырялся ножом у себя в ладони, распух нос. То ли между собою подрались, то ли сэр Эвин не дался просто так.
— Чего там? — спросил веселый. — Чего Марху надо?
— Господин Мэлор не поверил мне, — сказала я, — когда я его уверила, что мой дорогой страж стоит десяти его людей. Он заявил, что победит его один на один.
Разбойник с ножом хмыкнул. Веселый заколотил в дверь пяткой.
— Слышь, ублюдок! Завалишь Марха, а?
Из-за двери послышалось хриплое проклятье. Я сглотнула.
— Марх много о себе думает, — сказал разбойник с ножом, оторвал мозоль, бросил на пол. Лизнул ладонь. — Тявкать любит больно, а как один на один — любой из нас его положит, делов-то.
— Вот именно, — подтвердил веселый. — Ногу по задницу надо было отхватить, и то гонору б не убавилось. Что он вам там наговорил… мазель? — Он с трудом произнес непривычное слово.
Я сделала большие и глупые глаза.
— Он велел привести моего дорогого стража к себе, чтобы помериться силами и показать, что я была не права. Но я уверена, уверена! — Я чуть не подпрыгивала от возбуждения. Как-то так должны вести себя знатные дурочки? — Ведь вы не смогли бы справиться с пленником, а вы, господа, при полном комплекте, куда тогда господину Мэлору, который так несчастливо лишен некоторых… частей.
Веселый заржал.
— Скажу я, чего он лишен, но не при девках… прощения просим, мазели.
Разбойник с ножом больше ничего не резал, а поигрывал оружием.
— Это вы у нас пленники, а не мы у вас, — сказал он рассудительно. — Ясно, кто кого сильнее, и не надо нам в мозги срать.
— Волчья яма — это не самый честный бой, — сказала я, скромно потупившись. — Конечно, любой сильнее безоружной девушки и ее связанного защитника. Но я вас уверяю, при других обстоятельствах…
Веселый походкой вразвалочку приблизился ко мне, обвил рукой плечи так, что я не смогла дернуться. Наклонился, проговорил, лыбясь:
— А я на обстоятельства клал, как угодно вашего полукровку разложу. А потом вас. — Обратился к серьезному: — Что это Марху все достается? Пусть и нам, правильно говорю? А ты стой тут, — сказал он мне, шлепнул пониже спины. — Счас все решим и поглядим, кто чего стоит.
— Не дури, — сказал серьезный. От стенки, впрочем, так и не отлип, а глаза бегали с интересом. Что с людьми делает долгая жизнь и скука, совсем думать перестают.
— А я чуток, — сказал веселый. Пнул дверь. — Марху скажем, что пытался сбежать. А мазелька подтвердит, а? Подтвердишь?
Я проблеяла согласно, отступила немного. Перехватила кинжал за спиной.
Веселый открыл дверь. Рядом с ним встал серьезный, снял с пояса булаву. Веселый исчез в помещении, выволок оттуда сэра Эвина. Выглядел он так, словно его засунули в бочку с камнями, забили крышку и пустили катиться с холма. Он остановился взглядом на мне. Я сказала:
— Не посрамите меня, мой страж.
Сэр Эвин напружинился, когда его дернули за руки. Веселый занес нож над веревками, но передумал.
— Наверх пойдем, места больше, и всех позовем, пусть поглядят.
Сэра Эвина пихнули вперед, я отступила с дороги, встала рядом с серьезным разбойником. Он глянул на меня мельком, проводил подельника и сэра Эвина взглядом, тронулся было за ними — и я ударила кинжалом снизу вверх, тут же отлетела к стене, словно меня сшибла вертящаяся дверь. Дыхание выбило из груди, я дернулась вбок и едва-едва избежала выпада ножом. Острие шваркнуло по каменной стенке, а веселый разбойник уже орал: "Ах ты сука!" и замахивался клинком.
Сэр Эвин ударил его под колено, когда тот согнулся и упал — сапогом в плечо. Метил, наверное, в голову, но промахнулся, а так снес бы с плеч. Разбойника швырнуло вбок, как сменку рукою школьника в угол. Мой нападавший отвлекся, я ринулась прочь из-под его ударов, а сэр Эвин зарычал, прыгнул с места, выставив вперед плечо. Они повалились, сэр Эвин примял разбойника, он был выше и, очевидно, сильнее. А у разбойника торчал в щеке кинжал, острием выходил из крыла носа с другой стороны. Я быстро обежала их, пнула на всякий случай веселого в голову, с размаху наступила, подобрала его палаш. Разбойник тем временем спихнул с себя сэра Эвина, но тот вцепился зубами его ухо, повис, как бульдог, не пуская, разбойник неловко пытался ударить его палицей, но не мог освободить зажатую между тел руку. Я примерилась и ударила ботинком разбойнику между ног, а пока он потерял голос, разрезала сэру Эвину путы. Он тут же выдернул у меня из рук палаш, перекатился, вскочил и принялся разделывать противника, а я отбежала подальше, вжалась в стену, хотела не смотреть, но не могла отвести взгляда.
Грохнула дверь, и в погреб, сшибив ведро с нечистотами, с воплем "Это она, мерзавка!" ввалились "братцы". Тот, что бежал первым, споткнулся от зрелища, на него налетели сзади, толкнули чуть не в объятия сэру Эвину. Я видела только его спину, но разбойники замерли перед ним. Сэр Эвин отступил. Наклонился, выдернул кинжал из головы поверженного, перехватил удобно, крутнул палаш в другой руке.
Я сползла по стене, закрыла лицо руками. Стало все равно. Пусть сам разбирается. Я сжалась, подобрала ноги: казалось, что кровь из тел льется и льется, окружает меня. Звенела сталь и звенели голоса, сэр Эвин рычал, а его противники вскрикивали и падали. Я глянула сквозь пальцы. Ну да.
— Давайте выбираться, — сказал сэр Эвин невнятно разбитым ртом. Бросил палаш на пол, отобрал у поверженного разбойника меч, махнул для пробы. — Дерьмо. Мне нужен мой.
— Ищите, — сказала я устало. Силы окончательно меня покинули. — Вперед. А я тут посижу.
— Вы кого-нибудь убили?
— Одного, — сказала я. — Возможно, двоих, но вряд ли.
"Братцы" на полу шевелились, совсем как твари на поляне. Но сделать ничего не могли, сэр Эвин лишил их возможности двигаться. Один, кажется, полз ко мне. Я подскочила, высоко поднимая ноги, добежала до двери.
— Возьмите оружие, леди.
— Не хочу! — сказала я. Махнула рукой. — Идите, делайте свое дело, вы для этого — вот и идите! А с меня хватит.
Сэр Эвин сунул кинжал за пояс, подобрал булаву из мешанины тел, всучил мне. Взял за руку и повел, держа меч наготове. Я старалась не заплакать — все напряжение, страх и омерзение собрались в один ноющий ком. Булава была тяжелая, казалось, сейчас оторвет весом руку.
Мы пересекли тронную залу, в столовую не пошли, а пошли в другую сторону, толкаясь во все двери подряд: куда-то же они уволокли наши вещи. В одной из комнат дрыхли на одной кровати двое. Сэр Эвин подсек им сухожилия, как тварям, чтобы не могли двигаться, затолкал во рты края простыни. Я наблюдала, словно за бредовым кино, ни мыслей, ни эмоций больше не водилось.
За одной из дверей обнаружилась то ли кладовая, то ли бельевая: полки с хламом, сундуки, паутина везде. В сундуках — одежда, несколько пар маленьких башмачков… в том, на котором не было пыли, мы нашли наш мешок и почти все пожитки. Туфли мои были на месте, и даже серьги, которые завалились в тряпье, и их, видно, не нашли.
— Флягу сперли, — сказала я.
— Хотите остаться и поискать, леди? — спросил сэр Эвин саркастически.
— Жалко, — сказала я устало. — Хорошая была.
Мешок пришлось взваливать на себя мне. Опять. Рыцарь шел впереди, настороженный, а я тащилась следом. Мы кружили по коридорам, два раза прошли мимо столовой, один раз свернули в нее, пошарились, но серебряные подсвечники брать не стали. Сэр Эвин, однако, сгреб карты, сунул колоду мне. Правильно, подумала я с дурацкой веселостью. Мародерствовать! Стащить самое ценное! Где-то тут у них и шахматы могут быть, нельзя пройти мимо. Я нервно захихикала под нос. Сэр Эвин коротко обернулся, я махнула рукой. Идите, идите, делайте, что умеете.
Когда мы выбрались в холл, вокруг распластанного тела стоял консилиум из трех "братцев" и ругался. Они тут же вытащили оружие. Один из них держал меч сэра Эвина, я уже научилась узнавать его. "Братцы" попятились. Я их понимала: сэр Эвин в крови своей и чужой был страшен, как демон из ада. Он разделался с ними быстро и грязно, как мясник. Я наблюдала краем глаза, а больше следила, чтобы никто не зашел нам со спины.
Рука сэра Эвина была мокрая, когда он взял меня за запястье и потянул к двери.
— Стойте. Их главарь наверху, — я ткнула пальцем на галерейку. — Он рассказывал, что был пехотном капитаном в королевской армии, а когда дезертировал — прихватил кое-что. Может быть, он это сохранил. Может быть, там что-то ценное.
Сэр Эвин думал несколько секунд, потом с недовольным ворчанием спрятал меня за спину, а сам пошел подниматься, выставив клинки. Я плелась за ним вверх, не трудясь уже быть тихой, тяжело ставила ноги, топала.
— Почему они называли вас орком?
Сэр Эвин на секунду замер, широкая его спина закаменела. Он сказал:
— Потом, — и направился дальше шагами фехтовальщика. Я топала и стыдилась своей походки: оскорбление искусству по сравнению с ним. Ну ничего. Пусть выделывается, а я свою часть исполнила.
Сэр Эвин отодвинул скамью от двери без малейшей натуги (здоровый бык, подумала я в который раз с завистью). Никто сюда, видно, не заходил… хорошо же "братцы" сторожат своего старшенького.
Он лежал навзничь у самой приступочки. Не дополз до бадьи, судя по измаранному ковру, катался около нее, сбивая пламя. Он открыл глаза. Я показала сэру Эвину на сундуки, а сама сбросила мешок, села на приступочку, вздохнула. Ногой отпихнула обожженную руку.
— И снова здравствуйте. Мы ненадолго.
Сэр Эвин так и не двигался с места, обозревал комнату и хмурился все больше. Скоро брови срастутся от вечного выражения. Я сказала: ищите, мой страж, должно быть, где-то тут. А я посижу.
Марх Мэлор ткнулся мне пальцами в ботинок. Я брезгливо отпихнула снова. Потом легонько наступила на пальцы.
— Убью, — прошептал главарь шайки. Бывший главарь, потому что от шайки мало что осталось.
— Да, да, — проговорила я небрежно. Надавила подошвой на пальцы. — Вы могли бы быть умнее, капитан. Нельзя угрожать слабым. Потому что знаете, что бывает с крысой, которую загнали в угол? А безоружные, по жизни лишенные и силы, и защиты, и не приученные драться и побеждать — так и живут. В углу. Готовые кинуться — и насмерть. Так что не надо их дразнить. Мы изобретательны.
Палец хрустнул. Я убрала ногу.
— Убью. Шалава.
— Дать вам, чем его зарезать? — поинтересовался сэр Эвин.
— Не нужно. Одно дело самооборона, другое дело — убийство просто так. Пусть. Правильно, капитан?
Марх Мэлор перекатился на бок, приподнялся, протянул руки схватить, я пихнула его коленом, повалила назад. Спина у него была тоже обожжена, а кровать вся черная, прогорелая до деревянной основы. Успел поваляться.
Отвратительно воняло горелым мясом. Я встала, подергала ставни. Они не поддавались, и я села обратно.
Сэр Эвин методично перетряхивал сундуки, я наблюдала за ним вполглаза, слушала, как звенят и стучат об пол вещи, которые он бросал тут же, где стоял.
— Капитан, окажите любезность, сэкономьте наше время. Где вы храните то, что прихватили из прошлой армейской жизни?
— С-сука. Убью.
Наверное, он уже должен быть мертв. Как те, внизу. И только магия этого места держит его живым.
— Там, в погребе, вам подарочек от нас, — сказала я. — Поскольку подыхать вы не думаете, нужно будет как-то скоротать жизнь. Вот и займитесь, сползайте. Мы очень старались.
Марх Мэлор оскалился. Зубы между черных губ были страшно яркие.
— А самой… нравилось… отдаваться…
Сэр Эвин поглядел на меня через плечо. Долго смотрел, будто видел впервые, не смущался, что я уставилась в ответ. Все-таки отвернулся.
Я встала, наступила Марху Мэлору на лицо.
— Нашел, — сказал рыцарь. Я убрала ногу, подошла к нему. Он держал карту, а перед ним на крышке сундука были разложены еще свитки, какая-то книжка, похожая на телефонную, секстант, хрустальная чернильница с позолотой. Я повертела ее в руках.
— Я это не потащу. Тяжелая дура… если только вы сами.
Сэр Эвин сказал, что уж без чего они обойдутся, так это без чернильницы, и стал складывать находки в мешок. Секстант тоже уложил. А без него что, обойтись никак нельзя? Хотя хорошая штука, тяжелая, латунная, хватил по голове — и кончен раунд.
Марх Мэлор полз к двери. А лампа все еще горела, да и масло в сосуде осталось. Я вздохнула, вышла следом за рыцарем. Красивый дом, очистить от мрази — и можно жить. Незачем поджигать.
Незачем уничтожать больше, чем необходимо. Мы ведь не животные. Хотя это неправильная аналогия. Животные всего делают — достаточно. Люди всего делают — больше, чем нужно. Создают больше, чем необходимо для жизни. Разрушают больше, чем необходимо для победы. Странные мы, однако, существа.
Когда особняка не стало видно за деревьями, я опустилась у корней, свернулась и не отвечала, когда сэр Эвин звал. Не было никаких сил.
— Хотите, я вернусь и убью его?
Я подняла голову, мотнула, убирая волосы с глаз.
Волосы пахли гарью и кровью.
— Нет. Оставьте.
Сэр Эвин нависал надо мною во весь свой немалый рост, как небоскреб над газетным ларьком на тротуаре.
— Ваше милосердие — совершенно лишнее.
— Я вам нравлюсь? — спросила я.
Сэр Эвин помолчал. Подвигал челюстью. Сказал, наконец:
— Да.
— Даже теперь?
— Да. — Теперь он раздумывал меньше.
— Странно. А вот я себе — уже нет, — сказала я. Цепляясь за кору, поднялась. — Пойдемте. Вы знаете, куда идти?
Он повел, милосердно закинув мешок себе на плечо.
На ночлег мы устроились под ветвями лесного колосса, могучего дерева, которое смогла бы обхватить только наша пестрая компания в полном составе, да и то с трудом. Я тут же впала в полудрему, пару раз выныривала из нее, когда сэр Эвин вставал и ходил, устраивался снова, замирая, словно прислушиваясь, и снова возился между корней. Он прошептал один раз что-то, но я не отозвалась: хотелось побыть в этом полузабытьи еще.
Наутро я обнаружила себя завернутой в плащ, а сэр Эвин читал карту, сидя среди кучи оружия и тряпок. Я потянулась, потрогала подкладку плаща. Мягкая, только молью поеденная. Или мышами.
— Все-таки вернулись? — спросила я сипло со сна.
— Глупо бросать то, что может пригодиться.
— Убили… его? — Сэр Эвин сделал вид, что не может оторваться от карты, а я пояснила: — Марха Мэлора.
— Нет. Хотел, но это ваш… ваше.
Я вспомнила жадные руки, поморщилась. Завернулась в плащ, как в кокон, поднялась кое-как, зевнула. Подцепила носком ботинка булаву.
— Зачем столько? Мы все не утащим.
— Все не нужно. Выберете себе что-нибудь по руке.
По руке мне был бы шестиствольный пулемет, незаменимая штука в здешних реалиях. Но нет, предстояло выбирать из ножей, сабель, каких-то крюков… это вообще похоже на каминную кочергу. Я присела, взяла большой кривой нож, попробовала лезвие пальцем. Отложила.
— А топоров не было?
— Только для рубки дров.
Я вздохнула, на корточках неловко перебралась к другой кучке. Когда же он спал, если успел все это натаскать за ночь?
— Еды никакой не было, — сказал сэр Эвин, сворачивая карту.
В животе тут же заурчало. И зачем он это сказал?
— А фляжку-то нашли?
Он покачал головой. Да-а, без воды будет плохо, впрок не напьешься. Я чихнула, встала, сбросила с себя плащ, отошла и принялась его вытряхивать. В косых рассветных лучах полетели клубы пыли, я расчихалась еще больше.
— Там были платья, — сказал сэр Эвин мне в спину. Он чем-то шуршал и звенел.
— А что ж вы не прихватили?
— Они… не на вас.
— В каком смысле?
— Были бы малы, — сказал сэр Эвин без раздумий. Я закатила глаза. Что значит — не испорчен человек современными стандартами красоты. "Хочешь сказать, я слишком толстая?!" Хороший повод для скандала. Только это правда, я влезаю не во всякую вещь: потому, что у меня есть внутренние органы, а шьют сейчас, видно, с таким расчетом, что их быть не должно.