Согласно традициям, наместник и ярлы Скайрима ожидали правителя Империи на широких, выщербленных снегами, ветром и дождями ступенях лестницы, ведущей в башню-донжон. Там же толпились свитские ярлов, их хускарлы-телохранители и обыватели побойчее, успевшие затесаться в толпу придворных. На фоне выделанной кожи, стали и мехов поблескивали украшения из бронзы, серебра и меди с вкраплениями грубо обработанных рубинов и изумрудов. Локи, предпочитавший в нарядах черные и зеленые тона с редким вкраплением золота, по сравнению с высокорослыми и крупными ярлами казался слишком молодым и хрупким. Однако выражение его лица никому не позволяло усомниться в том, кто здесь обладает всей полнотой власти.
Выбравшиеся из рыдванов утонченные столичные дамы немедля сбились в пеструю стайку, зашелестели приглушенно, снисходительно косясь на грубых северянок – среди которых умение обращаться с мечом и топором ценилось неизмеримо выше искусства вести приятную беседу и изящно кружиться в танце.
— Я что-то не вразумевши, — громко поделилась леди Сиф с задушевной подругой Йордис Мечницей, пристально разглядывая вычурные платья и слегка растрепавшиеся в долгой дороге локоны императорских фрейлин, — мы ж вроде победили альтмеров, так?
— Победили, а как же, — с готовностью согласилась Йордис.
— Тогда с какой радости эти фифы разгуливают в драных эльфьих тряпках и с эльфьими прическами?
— Наверное, мужья им на бедность трофейного барахла с Саммерсета привезли, — предположила Мечница. – Вот и натянули, чего по сундукам отыскалось.
Стоявшие рядом с девами ярлы Сиддгейр из Фолкрита и Корир Винтерхолдский жизнерадостно заржали. Локи метнул в сторону веселящейся компании раздраженный взгляд, безмолвно приказывая заткнуться.
— Они б еще в задницы себе павлиньих перьев навтыкали, — мрачно буркнула Лайла Рифтенская. Утром наместник побеседовал с ней, и у ярла Рифтена резко испортилось настроение. Господин Лофт намекнул, что, если Лайла хочет произвести хорошее впечатление, ей стоит передать Титу Миду известную личность безо всяких требований вознаграждения. Ее верноподданный жест будет оценен по достоинству и послужит вящему укреплению репутации госпожи Лайлы, а также подтверждению доброго мнения императора о провинции в целом. В свою очередь, наместник позаботится, чтобы Звезда не отправился на плаху, но был включен в число игроков. Часть выигрыша от принятых на него ставок пойдет Лайле и Рифтену, часть отойдет наместнику. Справедливо, госпожа Лайла, не находите?
Лайла совершенно не находила такой расклад справедливым, но крыть ей было нечем. Ей позарез требовались деньги для города и возможность сохранить титул ярла. Лайла удрученно взглянула в полные искренней заботы прозрачно-зеленые очи Лофта Лаувейссона, мысленно выругалась и кивнула – пусть будет так.
Император спрыгнул с коня, обернулся, приветственно вскидывая сомкнутые руки над головой. Солитьюдское общество обрадованно заголосило в ответ, многие слаженно заколотили мечами или топорами по щитам. Нестройно, но оглушительно взревели витые рога. Наместник склонился в коротком поклоне, широким жестом предлагая гостям проследовать в распахнувшиеся двери башни.
Рядом с императором тенью мелькнула высокая и тонкая фигура в просторном одеянии сдержанных лиловых тонов. Советница Катария, неизменная и всецело преданная служению трону. Личность, не имевшая официальных титулов, однако чье слово порой перевешивало мнение всего Коронного совета. Катария в неизменной маске тончайшей черной кожи с узорчатой золотой каймой вокруг прорезей для глаз и рта.
Сполох магического огня, обжегший ей лицо в битве Алого Кольца навсегда перечеркнул и изменил жизнь этой незаурядной женщины. Прежде, шелестела молва, она была прекраснейшей из фрейлин имперского двора и отважной воительницей. Она вела свой род из какого-то данмерского Великого Дома – то ли Редоранов, то ли Телванни. Лишившись в бою лица, она отказалась и от родового имени.
Прозвищем Катарии ее наградил император, заметив, что знанием жизни и дипломатическими талантами его советница ничуть не уступает великой императрице Катарии, супруге потерявшего рассудок Пелагия Септима. Императрица тоже происходила из колена данмеров, прославившись тем, что сумела исправить пагубные последствия деяний своего безумного муженька, а по его кончине почти сорок лет мудро и справедливо правила Империей.
Даже враги императора неохотно признавали, что леди Катария никогда не злоупотребляла своим влиянием, а любые ее действия и советы были направлены исключительно в благо страны. При дворе Катарию недолюбливали, но уважали за острый ум, сдержанность и проницательность. Советница императора отлично знала свое место и не стремилась занять чужое.
Знатные гости из столицы и скайримские хозяева скрылись в дверях башни. Народ не спешил расходиться, радуясь возможности всласть почесать языками и перемыть косточки приезжим. Было объявлено, что сегодня наместник и ярлы устраивают пирушку в честь императора с придворными, а на Колодезной площади всем и каждому будет раздаваться бесплатное угощение с праздничного стола. Игрища, ради которых в Солитьюд съехалось столько гостей, торжественно открывались завтра, в день Боэтии – единственного из принцев даэдра, откликнувшегося на людские мольбы и оказавшего свое покровительство легионам Империи во время битвы Алого Кольца.
Застолье в Имперской башне было обычным для любого из скайримских замков. Много хмельного меда, много копчёной в ольховом дыму оленины и вымоченной в вересковом настое медвежатины, много громогласных речей, шума и мгновенно вспыхивающих ссор, тут же заканчивающихся общим примирением. Леди Сиф и Йордис показали гостям захватывающий дух танец с метанием топориков, ножей и кубков в партнера. Ярл Скальд из Данстара пел под аккомпанемент арфы – хотя его пение больше напоминало рев вошедшего в охотку матерого оленя – и рассказывал жуткие истории о временах Потемы, королевы-волчицы, воскрешавшей мертвых и резавшей сородичей в борьбе за трон. Столичные дамы бледнели, ахали и украдкой строили глазки не ведающим хороших манер, но таким мужественным северным воителям.
Советница Катария, улучив момент, тихонько исчезла из залы – шумные застолья были ей не по душе, если только ее присутствие не требовалось регламентом или желанием императора.
Влетели нанятые для увеселения гостей редоранские плясуньи – смуглые и черноволосые, в перезвоне золотых монист и браслетов, в вихре пестрых легких тканей. Закружились, гортанно и резко вскрикивая, отмечая такт звонкими хлопками ладоней. Беседы гостей привольно скакали с одной темы на другую. Волнения в Хаммерфелле и последние новости из покоренного Саммерсета. Скандальное увлечение чейденхолльского герцога симпатичными хаджитками и уничтоженное отрядом Бдящих в Элинире святилище Матери Ночи, не-мертвой покровительницы Гильдии Убийц, да когда ж наконец удастся с корнем выжечь эту смертоносную заразу? Вспыхнувшая среди богатых дам повальная мода на украшения из двемерского стекла – и, как следствие, очередной виток войны Восточной компании с вольными грабителями подземелий. Резня в Брумском замке, где неуловимый Последний Мститель альтмеров расправился с герцогом Карвейном, между нами – той еще сволочью. Дознаватели говорят, Мстителя наняла тамошняя альтмерская община. Значит, ей и расплачиваться за пролитую кровь. Собственность конфискуем, самих альтмеров отправим на осушение болот Аргонии или расчистку Морнхолда от пепла. Пускай трудятся на благо государства.
Ближе к полуночи император вместе с частью свитских покинул застолье, прочие гости остались веселиться. Наместник впал в рассеянную задумчивость, невзирая на все попытки леди Элисиф растормошить его и вынудить хотя бы разок улыбнуться. Наконец, извинившись и сославшись на грядущий трудный день, он тоже удалился. Красотка сорвалась было следом, но Локи уговорил ее вернуться, попросив взять на себя обязанности хозяйки пира. Сиф понимающе закивала и уселась обратно на свое место по правую руку от опустевшего кресла наместника. Нацедила полный кубок меда, залпом опрокинула его и мрачно уставилась на шумные пляски в зале.
— Стряслось что? – заметила дурное настроение подруги Йордис.
— Да не… — помотала отяжелевшей головой Сиф. Рядом галдели и хохотали, никто не обращал на нее внимания, и захмелевшая Красотка тоскливо поделилась с Йордис наболевшим: — Никак не возьму в толк, что ж это за человек такой. Мила я ему или нет? Чего он мне голову морочит? Ладно, замуж не зовет, бывает. В конце концов, кто он и кто я. Наместник, ярл, уважаемый господин, с императором запросто беседует, а у меня в роду даже ни одного завалящего тана не было!
— Да ладно тебе, — отмахнулась суровая Мечница. – Развела страдания на пустом месте – мила, не мила. Была б не мила, разве б сидела ты за столом в Имперской башне? Он же перед всеми столичными гостями тебя за руку брал и вел, как свою законную госпожу. Да любого спроси на улице, кто у нас в Солитьюде королева? Скажут – Элисиф Прекрасная, кто ж еще!
— Кто ж еще… — с непонятной интонацией повторила Сиф и протянула руку за вторым кувшином, нарочито громко засмеявшись: — Давай напьемся, Йорди, да так, чтоб всем тошно стало!
— А давай, — охотно согласилась Мечница. Сиф, конечно, отличная деваха и подружка что надо, но в глубине души Йордис полагала, что смотрелась бы рядом с господином Лаувейссоном ничуть не хуже Сиф. Да, порой он кажется немного странным, ну и что с того? Она бы не стала ходить вокруг да около, а быстренько вынудила бы его сделать предложение. Леди Йордис, госпожа наместница. Звучит-то как, заслушаешься.
Несколькими этажами и толстыми перекрытиями выше, в покоях на самом верхнем ярусе Имперской башни двое мужчин стояли у распахнутого окна, рассеянно созерцая гавань Солитьюда в жемчужно-серебристом сиянии Массера и Секунды. Небольшая лодка черным призраком выскользнула из-за мыса и, поймав в паруса ветер, быстро побежала по направлению к башне маяка. Трещали поленья в камине, распространяя приятный запах смолистой горной сосны. Тени и отблески метались по полу и старинным гобеленам с изображением подвигов Исграмора на поле брани. Шептались, якобы среди гобеленов сохранились один или два доподлинных, времен самого Воителя, вытканных руками пленных эльфиек, а вместо шерстяных нитей в них вплетены срезанные с голов побежденных волосы.
Прошмыгнувшая в покои Ноктюрнал старательно прикидывалась пыльным чучелом сороки, украшающей ветвистые оленьи рога на стене.
— Твоя подруга очень хороша собой. Она такая милая… и непосредственная, — высказал свое авторитетное мнение император. Лофт кивнул:
— Элисиф? Да, она может быть очень полезной. Горожане просто обожают ее... и мне тоже перепадает малость уделенного ей внимания. Сиф любит поболтать, умеет слушать и всегда в курсе происходящего в Солитьюде. Она — моя личная Катария, — он ухмыльнулся собственным мыслям. Леди Сиф подобная ухмылка очень бы не понравилась, но леди Сиф сидела в большом обеденном зале, стремительно и целеустремленно накачиваясь медовухой в компании Йордис и ярла Корира, славного умением пить, не пьянея.
— Неужели у бедняжки нет ни малейшего шанса стать когда-нибудь леди Лаувейссон? – судя по интонации, Мид откровенно поддразнивал своего собеседника.
— Всякий раз, когда меня подмывает сказать «да, Сиф, давай поженимся», я иду посмотреть, как она упражняется с топором, — откликнулся Локи. – Созерцая разлетающиеся в щепки мишени, я нахожу множество аргументов в пользу холостой жизни. Успеется. Дурное дело нехитрое.
— Топор-р, — не удержалась сорока. Потрясла длинным хвостом и нерешительно добавила: — Р-рубить?..
— Это еще что такое? – удивился Мид.
— Извольте видеть, это наша Ноктюрнал, — хмыкнув, представил сороку Лофт. – Удивительно разумное для птицы создание. Верный патриот своей малой суровой родины.
— Р-родина! – обрадованно заорала Нона. – Скайр-рим! Скайр-рим для нор-рдов! Смер-рть остр-роухим! На костер-р!..
— Кыш, — шуганул птицу Локи. Ноктюрнал перепрыгнула выше и оттуда требовательно выкрикнула:
— Сахар-рок!..
— И как широко простираются ее познания? – заинтересовался Мид. – Ну-ка… император!
— Безвр-ременно, — зашелестела крыльями Нона. – Ур-риэль!..
— А вот с этого места, пожалуйста, подробнее.
— Ноктюрнал не способна предсказывать будущее, — вступился за любимицу Локи. – Да, она постоянно болтает, но не понимает и четверти того, что говорит.
— А мне кажется, ее высказывания не лишены определенной мудрости, — не согласился император. – Да, Ноктюрнал? Что думаешь о судьбах Империи?
— Тамр-риэль, — откликнулась сорока. – Др-раконы! Кр-ровь!.. – она щелкнула клювом, четко выговорив: — Даэдр-ра!..
— Новенькое в ее репертуаре, — подозрительно нахмурился наместник. – Нона, где ты этого нахваталась?
— Двор-рец, — коротко и емко заявила Ноктюрнал, и скосилась вопросительно: – Скайр-рим?..
— Скайрим вечен и незыблем, — согласился с птицей Лофт. Мид кивнул каким-то своим мыслям, протянул руку и сгреб Локи за плечо, привлекая ближе. На мгновение уткнулся лицом в темные волосы, глубоко и тяжко вздохнув, как вынырнувший из глубин на поверхность кит. Лофт замер, не препятствуя настойчивым рукам гостя расстегивать позолоченные пряжки на колете черной кожи. Одна, вторая, третья – Локи быстро и ловко извернулся, сбрасывая колет на пол, и застыл, полуприкрыв веки, из-под которых остро поблескивала зеленая искорка. Ладони спустились к талии, вытягивая ремень из зажимов тяжелой кованой пряжки и стягивая вниз штаны с узких бедер. Пробираясь внутрь, к прохладной коже и напрягшемуся достоинству. Локи чуть вздрогнул, когда столичный гость хозяйским движением провел большим пальцем вдоль его члена, слегка надавив на головку.
— Мы давно не виделись, — непонятно, чего в голосе Мида было больше – сдержанного упрека или сожаления об убегающем прочь времени. Откинув голову назад, Локи пристроил ее на широком плече стоявшего позади императора и чуть подался бедрами вперед. Ладонь, плотно обхватившая его достоинство, сжалась и ритмично задвигалась вверх-вниз, даря острое и болезненное удовольствие. Локи прикусил губу, стараясь дышать глубоко и размеренно, пока Мид ласкал его – недостаточно сильно, на вкус Локи. Мида раздражали откровенные проявления страсти, все эти судорожные вопли-визги, надрывные стоны и назойливые требования «скорее-трахни-меня-быстрее-глубже». Он полагал их насквозь фальшивыми и наигранными, плохо скрывающими истинную суть происходящего: поддельная любовь в обмен на настоящее золото и привилегии при дворе. Но спокойное, идущее откуда-то из самых глубин души согласие и готовность Локи уступать чужим причудам пришлись императору по вкусу.
Это было нечто общее, вспыхнувшее между ними еще тогда, в военные дни, подле только что отбитой у альтмеров столицы, под треск яростного пламени, пожиравшего изнутри башню Белого Золота – самую прекрасную и древнюю из построек Тамриэля. Нечто, имевшее определенное отношение к услугам, оказанным Лофтом Лаувейссоном правителю Империи и неписанным договорам, заключенным между ними. Разделенное ложе и разделенная на двоих тайна как безмолвное подтверждение клятв и деяний, свершенных во имя Империи. Они вряд ли сумели бы договориться, если б не это – неуловимое, как осенняя дымка, ощущение родства, общности, единства.
Мид опять не позволил аманту кончить, с силой сжав пальцы у основания члена за считанные мгновения до того, как Локи был готов выплеснуться прямо на подоконник Имперской башни. Не удержавшись, Лофт досадливо скрипнул зубами и различил довольный утробный смешок за спиной. Мид увлек его за собой, опрокидывая на кровать, сдирая съехавшие уже до самых колен штаны и рубашку с узорчатой вышивкой, вытканной своеручно леди Сиф. Навалился сверху, не целуя, но жадно прикусывая кожу на шее и плечах, царапая жестким золотым шитьем на камзоле. С этой его привычкой Локи тоже пришлось свыкнуться: император хотел видеть любовника полностью обнаженным, но сам предпочитал от одежды не избавляться. Лофт никогда не оставался в общей постели до рассвета – как только все заканчивалось, он прощался и уходил, уступая место вышколенной прислуге, давно усвоившей, на что следует закрывать глаза, а чего в жизни императора никогда не было и быть не могло.