— Дитрих, не все желания должны исполняться сразу.
— Но некоторым это вполне под силу, — возразил он. — Тем более, Линда, что наш поцелуй и поцелуем считать нельзя — мы только начали входить во вкус, как нас грубо прервали. Какой нехороший инор этот ваш Штефан.
— Он не мой, — возразила я. — Я ему отказала.
Я сделала шаг назад и приняла настолько неприступный вид, насколько это было возможно в такой ситуации, весьма для меня неоднозначной.
— Но это совсем не значит, что он отказался от вас. — Дитрих отошел от меня и опять сел за стол, что меня почему-то расстроило. — Выждет и сделает еще одну попытку. Кстати, где вы с ним познакомились?
— В книжном магазине, — ответила я. — Эмми его как увидела, начала пихать меня локтем в бок и издавать восторженные похрюкивания.
— Эмми вас и познакомила?
— Нет, ей просто такой типаж очень нравится, — ответила я. — Штефан к нам подошел сам.
Картинка годичной давности сама собой развернулась перед глазами. Длинный стол с новинками, которые я с интересом проглядывала, пытаясь себя убедить, что вот эта и вот эта мне совсем не нужны, отсюда я и так все знаю, а эта — слишком дорогая. Про инора, на которого указала подруга, я уже благополучно забыла, как вдруг почувствовала на себе чужой взгляд. Штефан стоял прямо напротив и держал в руках увесистый томик, но все его внимание было приковано ко мне. Не сказать, чтобы я была польщена — не люблю подобного поведения, да и сам Штефан не вызвал у меня такого восторга, как у подруги, которая наконец очнулась от созерцания и прошептала мне почти в ухо:
— Линди, как он на тебя смотрит, мама дорогая! Словно влюбился с первого взгляда.
Штефан увидел, что привлек наше внимание, улыбнулся и сказал:
— Инориты собираются оставить здесь всю стипендию, не так ли?
Я не стала ему отвечать, и скорее всего наше общение в этот день тем бы и закончилось, но Эмми радостно заулыбалась ему в ответ и сказала:
— Линда бешеные деньги тратит на книги. Думаю, она одной стипендией не ограничивается.
— Линда такая серьезная инорита. Но ей это идет, — продолжал он изображать любезность. — Штефан Эггер, к вашим услугам. Могу я узнать ваше имя?
Эмми зарделась от удовольствия и тут же ему выдала и свое имя, и где мы учимся, и какие у нас планы на этот вечер, которые волшебным образом совпали с планами этого замечательного инора. Который не преминул этим восхититься и заявить, что это сама судьба привела его в этот магазин в этот день. Он подхватил нас под руки, словно мы уже давно знакомы и такая фамильярность была сама собой разумеющейся. Я хотела возмутиться, но перехватила умоляющий взгляд подруги и не стала. Тогда я подумала, что если это судьба, то, возможно, она привела Штефана к Эмми, а он просто не понял этих знаков. Да, Эмми он тогда очень понравился, и она долго надеялась, что наши прогулки втроем, которые были почти каждый день, перейдут в прогулки вдвоем. Они и перешли, только дама оказалась не та. Штефан действовал размеренно, без напора, пытаясь привлечь к себе интерес всеми возможными способами — от рассказа о своей высокой должности и больших возможностях до выказывания себя просто интересным собеседником, умеющим ответить почти на все вопросы. Не знаю, как так вышло, но вскоре я стала испытывать к нему симпатию, которая вскоре выросла до таких размеров, что мы всерьез обсуждали дату посещения храма. Штефан ждать не хотел, но что-то внутри меня противилось скорому браку, поэтому сошлись на конце лета — я отойду от сумасшествия защиты диплома и смогу полностью посвятить себя подготовке к свадьбе. Эмми расстроилась, но говорила, что наверняка это не последний инор в ее жизни, будут и лучше, а главное — влюбленные в нее, а не в подругу. Я чувствовала перед ней неловкость, но Штефан никогда не давал ей понять, что она может рассчитывать с его стороны на что-то большее, чем обычная вежливость. Вот это я и рассказывала Дитриху, пока готовился пирог.
— И ни разу у вас даже мысли не возникло, что в вашем чувстве к Штефану есть что-то неестественное? — спросил он.
— Нет, — твердо ответила я. — Если бы сегодня я была к нему равнодушна, а на следующий день — влюбилась без памяти, то это было бы подозрительно. Но чувство росло постепенно, я и сейчас не уверена, что оно было мне навязано. Все же ваши слова о привороте не имеют подтверждения, а Штефан — довольно привлекательный инор. Почему бы мне в него не влюбиться исключительно из-за его внешности и характера? А вовсе не потому, что он изо дня в день влиял на меня ментально. В конце концов, это мог быть и кто-то другой, а влиял с целями, о которых мы и не догадываемся.
— А вас не смущает, Линда, что ваше чувство к нему так быстро угасло?
Меня — смущало, но признаваться в этом я не собиралась.
— Возможно, он меня разочаровал, когда не пришел на помощь в столь сложный момент моей жизни? — парировала я. — Мне не нравится, когда инор, которого я рассматривала как будущего мужа, внезапно исчезает, пусть он потом и объяснил, что занимался исключительно государственными делами.
— Не хотите признавать очевидного? — усмехнулся Дитрих. — Ваше право. Кстати, пирог…
Пирог пах на всю кухню, и, пожалуй, его действительно можно было доставать из духовки, что я и сделала. К нему — салат, и кто теперь скажет, что в ресторане нас бы накормили лучше? Дитрих не сказал. Он молча отдавал должное еде, изредка бросая на меня взгляды то ли вопросительные, то ли восхищенные, но спрашивать ничего не торопился. Я предпочитала считать, что восхищенные, ибо отвечать на вопросы мне не хотелось. Не хотелось, но пришлось, лишь только пирог подошел к концу, а Дитрих получил чашку свежезаваренного чая.
— Как вы думаете, Линда, что такого вам могла сказать Вернер, что пришлось так срочно затирать вам память?
— Не знаю. Дитрих, вы уже спрашивали. К чему повторять?
— Возможно, у вас появились какие-то соображения по этому поводу. К примеру, вы могли при встрече сказать Эггеру, что ему передавала привет троюродная сестра, а сам момент с приветом не помнили.
— Дитрих, это несерьезно. Если вам так легко удалось выяснить, что они родственники, то какой смысл затирать мне это воспоминание?
— Я же сказал — к примеру. Любой разговор, который вы вспоминаете, и вам кажется, что в нем есть какая-то неправильность. Должно же быть что-то такое, из-за чего решились на столь жесткий метод?
— Да уж. — Я зябко передернула плечами. — Хуже ничего и не придумать.
— Почему? Можно еще физически устранить носителя информации, тогда она уйдет вместе с ним. Замаскировать смерть под несчастный случай проще простого.
— Возможно, посчитали, что это будет еще более подозрительно? — предположила я, хотя сама тема нашего разговора была мне не слишком приятна.
— То есть вы уверены, что ваша наставница не сама устроила этот громкий бабах, а ей помогли?
— Инора Вернер не занималась дома ничем таким, — ответила я, — у нее даже лаборатории там не было. Не стала бы она варить зелье на кухне?
— Почему не стала бы? — Дитрих сильно удивился моим словам. — При необходимости — вполне.
— Нет, Дитрих, — чуть снисходительно ответила я, — это невозможно. У нее иной склад характера, чем у вас. Она любит… любила порядок во всем. И самыми страшными студенческими прегрешениями для нее были безалаберность и нарушение техники безопасности. И сама она очень жестко следовала собственным правилам. Приготовление пищи и занятия алхимией в одном месте для нее было немыслимо.
— У нее в доме могло быть помещение, о котором вы не знали, — предположил Дитрих.
— У нее был очень маленький дом. Спальня, библиотека-кабинет, гостиная и кухня. Подвала не было. Нет, конечно, можно предположить, что лаборатория была настолько тайная, что она оборудовала ее на чердаке, — язвительно сказала я.
Дитрих усмехнулся. Для него в лаборатории в таком месте не было ничего странного, он даже реактивы был способен держать где попало, а на банке с печеньем написать «Мышьяк». Но инора Вернер была совсем другой. Серьезное занятие алхимией не допускает легкомысленного к себе отношения. Не допускает и не прощает.
— Библиотека… — Дитрих заинтересовался совсем не возможной лабораторией на чердаке. — И большая у нее была библиотека?
— Не слишком. Но зато какая… — Я мечтательно вздохнула. — Вы не представляете, какие там были редкости.
— Дорогие? — деловито уточнил Дитрих.
— Студентам точно не по карману, — вздохнула я. — Инора Вернер оставляла в букинистических магазинах и на аукционах большую часть своей зарплаты. Но зато у нее была такая подборка книг по алхимии, что я бы там часами сидела, если бы наставница позволяла.
Но Дитрих моего восторга не разделил.
— То есть дорогие, но не такие, ради которых можно пойти на столь затратное преступление, — резюмировал он. — Или у нее было нечто, стоящее как пол-Гарма? Хотя… вряд ли оно стояло просто так на полках, даже с такой хорошей защитой, как у Вернер.
— У нее был сейф, — немного уязвленно сказала я, — где находились особо ценные книги.
— Только книги?
— Не знаю. При мне она сейф ни разу не открывала.
— А значит, там вполне могло быть что-то, что и бабахнуло, — сказал Дитрих с явным разочарованием.
— Зачем бы ей было хранить такое дома, если она даже использовать его там не могла?
— Попросил троюродный брат?
Я невольно рассмеялась, уж очень забавный вид был у Дитриха, когда он это сказал.
— Почему вы так стремитесь приписать все Штефану?
— Потому что он мне не нравится, — не задумываясь, ответил Дитрих. — Этакий скользкий тип, да еще и претендующий на мою секретаршу. Лучше ему быть подальше от Гаэрры, а Гармские Каменоломни — самое подходящее для этого место.
— Дитрих, но ведь он может быть и ни при чем, — возмущенно сказала я. — А вы исключительно из личной неприязни пытаетесь его посадить!
— Я? — теперь возмутился уже он. — Если я его засажу за решетку, то лишь потому, что он виновен, а не чтобы он не мог ухаживать за моей де… секретаршей.
Оговорка его была весьма занимательна. Но я сделала вид, что не обратила на нее внимания.
— Вот уволюсь от вас, и чем вы будете тогда оправдываться? — пригрозила я.
— Не уволитесь, — нахально ответил он. — Я вас буду шантажировать фикусом. Надеюсь, судьба фикуса вам небезразлична?
— О, какие ужасные угрозы. Неужели вы настолько жестокий инор? Никогда бы не подумала.
Я с трудом сдерживала смех.
— А зря. — Дитрих сохранял серьезное лицо. — Не в ваших интересах оставлять заложника.
— Я заберу его с собой, и у вас не будет возможности мне угрожать.
Почему-то захотелось показать ему язык и заявить: «Что, съел?» Но солидному дипломированному алхимику это не к лицу, поэтому я пыталась держать себя в руках. Из последних сил пыталась.
— А я вам его не отдам.
— Как это вы можете мне не отдать мою собственность?
— Честно украденную в соседском кафе? — ехидно спросил он. — О, придумал. Я же еще могу вас шантажировать тем, что донесу на вас в Сыск. Знаете, какой срок за такое серьезное преступление против Гарма? Вот то-то же. Лучше не доводите меня до крайности.
Он принял необычайно серьезный вид. Даже поправил несуществующий галстук.
— И что теперь? — жалобно спросила я. — Мне всю жизнь придется у вас работать?
— Конечно, — ответил он.
— У меня недостаточно высокая квалификация, — напомнила я. — Дитрих, вы можете найти кого-нибудь получше…
— Квалификацию повысим, я ради своего персонала готов на любые жертвы. Вот прямо хоть сейчас. Помнится, у нас были проблемы с конспирацией…
Он с важным видом подошел ко мне и состроил страдальческую гримасу, словно ему предстояло нечто ужасное. Нечто такое, на что он идет исключительно ради дела. Тут я не выдержала и рассмеялась в голос.
— Дитрих, не надо таких жертв. Если вам себя не жалко, то напоминаю — рабочее время у меня уже закончилось. Так что идите-ка вы домой.
— А конспирация? — грустно сказал он. — Линда, у вас здесь так уютно, что уходить не хочется.
— Придется, — твердо ответила я. — Не будете же вы спать здесь на табуретке или на коврике в прихожей?
— Мне тоже кажется, что он слишком короткий…
Дитрих с надеждой на меня посмотрел, отклика не дождался, вздохнул и начал прощаться.
Стук в дверь раздался почти сразу после его ухода. Я было решила, что он что-то у меня забыл, но нет, на пороге возник мрачный Штефан. Он сделал попытку пройти, но я его не впустила — на сегодня лимит иноров в моей квартире был исчерпан, и лишние мне были не нужны.
— Штефан, я очень устала, мне не до разговоров, — твердо сказала я.
— Линда, не можешь же ты перечеркнуть в одночасье все, что между нами было? — умоляюще сказал он. — Ты сейчас совершаешь ошибку, поверь. Этого Хартмана не просто так выгнали из Сыска…
Он сделал паузу, ожидая от меня какой-то реакции, но я молчала.
— Я понимаю, ты ему благодарна, что он в такой сложной для тебя ситуации взял на работу. Но, Линда, ничего хорошего тебя с ним не ждет.
— Возможно, — ответила я. — Но с тобой, Штефан, меня тоже ничего больше не ждет — ни хорошего, ни плохого. Спокойной ночи.
Дверь я закрыла сразу, хоть он и пытался мне сказать что-то еще. Нет, Штефан, ничего тебе не изменить. Я не знаю, будет ли у меня что-то с Дитрихом, но с тобой уже точно — нет.
ГЛАВА 14
Утром меня разбудил посыльный из цветочного магазина. Обижать мальчика я не стала и взяла корзину, хотя она была от Штефана, который не забыл вложить не только карточку, но и письмо. Такое красивое письмо, что я зачиталась. Наполненное глубокими чувствами, заверениями в вечной любви и просьбами о прощении. Хорошо, что короткое, а то бы я от восхищения эпистолярными талантами бывшего жениха могла и на работу опоздать. А так посмеялась, позавтракала да и убежала из дома. Штефану я вчера сказала все, что думаю, и никаким письмам это не изменить. Не знаю, прав ли Дитрих, когда говорил, что Штефан меня привораживал, но если даже и так — приворот прошел, а от нового меня защищает выданный на работе артефакт.
Дитриха уже не было, но у меня на столе лежала бумажка, гордо озаглавленная «Отчет для инора Кремера», которую я с интересом изучила и из которой я не поняла ровным счетом ничего, кроме одного-единственного факта — наблюдение проводится и все встречи бедной Магдалены Кремер записываются. И делает это скорее всего не сам Дитрих, а кто-то им нанятый. Про полынь, которую мне пытались вручить для анализа, в отчете не было ни слова. Впрочем, она могла и не иметь никакого отношения к делу инора Кремера. Чем еще занимался мой работодатель, я не знала, что было вполне понятно — я же для него просто секретарша, а не напарник. Я задумалась, не хотелось бы мне стать его напарником, но решила, что нет. Сыск меня не привлекал, я и сейчас с большим удовольствием попробовала бы устроиться на одно из тех предприятий, что прислали вчера письма. Если бы не… фикус. Да, конечно, я не могу оставить беззащитное растение на растерзание бессердечному шантажисту, фикусовый лист чувствовал себя прекрасно, бугорки, которые вчера были лишь намеком на корешки, сегодня вытянулись и выглядели крепкими беленькими отростками, вызвавшими мое законное восхищение. Полюбовавшись немного на уворованный лист, я достала из ящика стола очередной учебник и погрузилась в мир алхимии. Если не получается улучшать рабочие навыки, будем поднимать теорию. Хотя теоретическая алхимия — это совершенно неправильно, но практики у меня пока не предвидится, разве что Дитрих все же настоит на анализе полыни. Теперь я даже жалела, что отказалась. Вдруг бы там обнаружилось что-то неожиданное? И потом, Эмми утверждала, что когда я вожусь с зельями в лаборатории, вид у меня вдохновенный и это меня очень красит. Да и сидеть без дела тоскливо. Читать намного интереснее, если знаешь, что все это сможешь применить…
Долго скучать мне не дали. Инор Кремер решил не дожидаться обеда, а прийти пораньше. Или обед начинался у него не как у всех остальных людей? Этого я тоже исключить не могла, поскольку после его прошлого визита стала сомневаться в его нормальности. Но сегодня этот инор был опять добродушен и вежлив.