— Не взяли бы, — согласился Дитрих. — Если бы всплыло. А вот если не всплыло или обошлось невнятными подозрениями, то могли и взять. Но что-то такое непременно должно быть.
— Что знает Кремер, но не знаем мы, — заключила я. — Дитрих, возможно это глупо, но я уверена, что Штефан не занимался запрещенной магией.
Дитрих на меня недовольно посмотрел. Но чем было вызвано его недовольство, я не поняла. То ли тем, что я защищала Штефана, то ли тем, что моя уверенность шла вразрез с его. Но тут уж я ничего не могла поделать. Не виделся мне Штефан злодейским злодеем, хоть сто раз напоминай себе о технике безопасности, вдолбленной мне инорой Вернер, а сейчас благополучно отброшенной в сторону. Я даже не была уверена, что он меня действительно привораживал, а не имело место совсем другое вмешательство, каким-то образом связанное с наставницей.
— Ни в чем нельзя быть уверенным, пока не будет неопровержимых доказательств, — сказал он.
— И как вы их собираетесь получать? — заинтересовалась я.
— Почему я? Мы, — ответил Дитрих.
— Хорошо, и как мы их собираемся получать?
— В архив академии сможете попасть?
— Если придумаю убедительную причину.
— Исследование на тему потери Дара пойдет? За последние лет двадцать.
— Думаете, брат Штефана там найдется? — сразу поняла я.
— Нужно с чего-то начинать, — ответил он. — У Эггера очень сильный Дар. Обычно такие рождаются в семьях, где все маги. Проверим. Если у брата Эггера был Дар, который он потерял во время обучения, это будет в архиве.
Я прошла в комнату и взяла с полки толстую тетрадь, заполненную конспектами только до середины. В архив нужно идти подготовленной, с деловым видом. Пусть считают, что у меня уже собрана часть материала. Так, еще пару карандашей нужно взять. При мысли об академии меня охватила легкая ностальгия. Как жаль, что не придется больше ходить на занятия…
— Линда, вы не уснули? Стоите над своей тетрадкой с таким отрешенным видом. Сколько времени вам потребуется, как думаете? — деловито прервал мои мечты Дитрих.
— Думаю, до обеда управлюсь, — ответила я. — Не так много студентов теряют Дар во время обучения. Думаю, за двадцать лет от силы десяток наберется, и к некоторым Дар вернулся. В нашем архиве порядок, перерывать не придется.
— Мне бы вашу уверенность, — скептически сказал Дитрих. — Ладно, до встречи в офисе.
Как только мы вышли из дома, сразу разошлись. Я отправилась в академию, а Дитрих по своим загадочным делам, о которых он мне лишь сказал, что нужно проверить еще одну гипотезу, но какую — умолчал. Вслед я ему смотреть не стала, у меня было собственное расследование. Азарт гнал вперед, на поиски ответов на многочисленные вопросы, которые не давали спокойно жить.
Академия ничуть не изменилась за то время, что в ней не было меня. Все было как прежде. Но не совсем. Неожиданно заупрямилась архивистка, приятная такая инора, с которой раньше не возникало ни малейших проблем.
— Инорита, вы больше не наша студентка, — важно заявила она. — Поэтому, чтобы допустить вас до архива, мне требуется разрешение, подписанное ректором, лордом Гракхом.
— Но я не собираюсь выведывать никаких страшных тайн.
— Правила едины для всех. Вы не являетесь ни нашей студенткой, ни нашей аспиранткой, ни нашим работником, поэтому должны получить разрешение на пользование архивом, — твердо ответила она. — Извините, инорита, если вас обидела.
Вид у нее был настолько неприступный, что было понятно — ради меня она не пойдет даже на самое мелкое нарушение, а уж о крупном, каким она считала проникновение в подведомственный ей архив, и речи не шло. Я с тоской посмотрела на заветную дверь за ее спиной, которая была так близка, но для меня совершенно недоступна. Инора вежливо улыбнулась, но как-то так, что ее улыбка больше походила на напоминание покинуть кабинет. Я попрощалась, надеясь на скорое возвращение, и направилась к ректору.
— Линда, привет! — Неожиданно вылетевшая мне навстречу Эмми сразу повисла на моей шее, словно мы с ней давным-давно не виделись. — Вы помирились, и ты пришла мне про это рассказать? Я правильно догадалась?
— Не совсем, — ответила я. — Мы со Штефаном не ссорились, а значит, помириться не могли. Встречаться с ним я не буду.
— Ну вот, — расстроенно сказала Эмми. — Я все-таки все испортила, да?
Похоже, Штефан во время уговоров поселил у нее в голове стойкое чувство вины, раз она до сих пор уверена, что причина нашего разрыва кроется в том, что она мне рассказала о встрече моего бывшего жениха с той рыжей.
— Нет, дело не в тебе, а во мне, — пояснила я. — Я поняла, что не люблю Штефана. Если что-то и было, то оно ушло. Совсем ушло.
Почему-то я чувствовала перед ней вину. Не было бы меня, может, что и сложилось бы у нее со Штефаном, который ее до сих пор восхищал, несмотря на явное пренебрежение с его стороны. А сейчас она готова жертвовать собой ради призрака нашего с ним счастья.
— Понимаешь, — продолжила я, — даже если бы ты мне ничего не сказала, к этому времени я уже сама поняла, что все кончено, назад дороги нет.
Эмми расстроенно вздохнула. А меня вдруг обожгла мысль — если у Штефана не было любовной связи с рыжей Кремер, почему он при ней заявил, что между ним и мной все кончено? Какой был в этом смысл, если их связывал какой-то странный гибрид дружески-партнерских отношений? В то, что он растерялся и сказал от неожиданности, мне не верилось. Я за ним ни разу не замечала, чтобы он терялся и говорил какую-нибудь глупость. Скорее, отделался бы от Эмми гладкими обтекаемыми фразами, красивыми, но ничего не значащими. Значит, ему было важно, чтобы рыжая услышала именно эту версию…
— Линда… — расстроенно протянула Эмми, — мне кажется, Штефан заслуживает еще одного шанса, пусть самого маленького. Ты прости, но твой Дитрих не выдерживает с ним никакого сравнения. Я бы даже сказала, проигрывает по всем пунктам.
Ее уверенность меня скорее забавляла, чем убеждала. Если Штефан так хорош, пусть берет его себе. Я только порадуюсь их свадьбе. А мне подделок чувств не нужно.
— Эмми, — вкрадчиво сказала я, — а почему бы тебе самой не попробовать его заинтересовать?
— Если уж он за год не заинтересовался…
— Потому что был уверен, что добьется моей взаимности. Но за год он непременно должен был разглядеть, какая ты замечательная.
Эмми смотрела на меня с большим сомнением и наверняка нашла бы, что сказать, если бы ей не нужно было идти на занятия, поэтому она лишь сказала:
— Для меня лучше, чтобы вы оба были счастливы, чем он со мной — и несчастен. Что толку, если он разглядит, какая я замечательная, если любить будет тебя?
И ушла, расстроенно шмыгнув носом на прощание. Ее можно было понять. Эмми тоже не нужны иллюзии чувств. Ужасно понимать, что тот, кто рядом, постоянно думает о другой. Но здесь я ничем помочь не могла. Ни ему, ни ей.
В приемной ректора пришлось подождать. Посетителей хватало и до моего прихода, каждый считал, что его дело необыкновенно важное, и торчал в кабинете очень долго. Я попыталась было сунуться к секретарше, мимоходом подумав, что мы с ней почти коллеги, но она гордо заявила, что такие вопросы не в ее компетенции и подсовывать начальству бумаги на подпись она не будет. Пришлось смириться и несколько часов провести в приемной, маясь от безделья. Не помогало даже чтение конспекта — ничего нового из него почерпнуть я не могла, а бесцельно перечитывать оказалось необыкновенно скучно. Наконец ожидание закончилось, и я вошла в кабинет лорда Гракха, надеясь, что все мои мытарства позади. Но не тут-то было.
— Зачем вам в наш архив? — подозрительно спросил он. — Я прекрасно помню, что вы алхимик. Алхимики архивными изысканиями не занимаются.
Еще бы он не помнил. Не так уж часто академия выпускает алхимиков с Золотым дипломом. Раньше это наполнило бы меня законной гордостью, но сейчас я лишь порадовалась бы, выкажи он плохую память.
— Я хочу заняться разработкой зелья, позволяющего вернуть Дар, — начала я вдохновенно сочинять. — Для этого мне надо получить статистику по случаям спонтанного исчезновения Дара и его возвращения.
— Пустое дело, — успокоился ректор. — Этим маги с мировым именем занимались. Куда вам лезть?
— Почему вы думаете, что свежий взгляд ничего не даст? — невольно обиделась я. — Если эта информация такая секретная, что на архивы за все время существования академии вы разрешения дать не можете, то хоть за последние лет двадцать. Пожалуйста…
Последнее слово я выговорила со всеми умоляющими нотками, на которые оказалась способна. Ректора мое рвение к знаниям смягчило.
— Да вам и не нужно столько, — сказал он. — Ладно, за последние сто лет подпишу. Действительно, вдруг у вас что получится, а мы сразу палки в колеса ставим. Но чтобы я один из первых узнал о результате!
Он грозно помахал в мою сторону ручкой и подписал разрешение. Сияющая магическая печать придала документу завершенный вид и подарила мне надежду, что совсем скоро мне удастся узнать, учился ли здесь брат Штефана. Но не тут-то было. Архив оказался закрыт на обеденный перерыв. Это сколько же я просидела в приемной?
ГЛАВА 20
С обеда архивистка пришла в благодушном настроении, которое не испортило даже выданное ректором разрешение на пользование архивом. Она внимательно его изучила, даже поводила над листом перстнем-артефактом, но этим и удовлетворилась.
— Вот видите, инорита, — наставительно сказала она, — не так это было и сложно.
— Не сложно, но долго, — улыбнулась я.
— В работе с архивами спешка неуместна, — не разделила она со мной веселье. — Нужно придерживаться установленного порядка, иначе это будет не архив, а склад папок. Если вы, конечно, улавливаете разницу.
Она строго на меня посмотрела, и я поспешила ее заверить, что понимаю разницу и что не собираюсь нарушать заведенный в архиве порядок. Мне нужно-то — просмотреть несколько дел и выписать из них необходимую информацию. Что-то портить, менять местами или вырывать листы я не собираюсь. Она немного смягчилась и открыла дверь в архив.
Я думала, она мне вынесет сразу стопку дел и забудет на время о моем существовании. Но не тут-то было. Принесла она мне только пять штук и все время, что я их изучала, не сводила с меня пристального взора, словно я только и ждала, когда она отвернется, чтобы изрисовать чуть пожелтевшие от времени листы неприличными символами. Папки были как раз с начала того срока, разрешение на который мне выдал ректор. Сто лет назад дела в архиве велись столь же безупречно, как и сейчас.
— Вы же личные данные выписывать не будете? — уточнила она зачем-то.
— Конечно, — убедительно ответила я. — Только пол, возраст и обстоятельства, сопутствующие потере Дара. И возвращению, если таковое случилось.
— Чаще всего возвращается, — ответила она. — Случаев, когда Дар пропал безвозвратно, очень мало. Хорошо, не буду вас отвлекать.
Она замолчала, а я торопливо заработала карандашом. Чем быстрее я покончу с этими, тем быстрее дойду до времени, когда здесь предположительно учился брат Штефана. Вот будет обидно, если это окажется не так и я напрасно потрачу столько времени. Хотя почему напрасно? Можно действительно заняться исследованием… Но тогда нужно выписывать побольше. Все, даже самые мелкие детали, на первый взгляд не имеющие отношения к потере Дара. Архивистка приносила по пять папок, а я работала и работала карандашом, почти как в недалекие студенческие времена. Разница лишь в том, что сейчас этим занималась по собственному желанию, а не по необходимости. Большинство теряли Дар по собственной вине — перенапряжение, глупые опасные эксперименты и несоблюдение техники безопасности, о чем так любила говорить моя наставница. Лишь сей час я осознала, насколько это было важно. Дар возвращался почти ко всем. Лишь единицы больше не могли продолжать обучение, и за каждой такой единицей стояла горькая человеческая судьба. Жизнь без Дара немыслима для того, кто прикоснулся к магии. Не уверена, что я смогла бы смириться с такой потерей.
Я так задумалась, что даже не сразу поняла, почему фамилия «Эггер» прозвучала для меня тревожным звонком. Краткий миг смотрела на нее в недоумении и лишь потом догадалась — вот он, брат Штефана, информацию о котором надеялся найти Дитрих. И он действительно учился в нашей академии, поступил на два года раньше своего младшего брата. И хорошо учился — почти по всем предметам вплоть до конца четвертого курса стояли отличные оценки. Но после четвертого курса что-то случилось и Дар пропал. Странное дело, там, где должна была указываться причина и где в остальных личных делах текста зачастую было очень много написано, здесь стоял лишь один неизвестный мне символ. Я его старательно скопировала и начала листать в надежде найти расшифровку. Но нет, больше он нигде не попался. Отзывы преподавателей, восторженные, написанные исключительно в превосходной степени. Отзывы с практик, умилительно-похвальные. Характеристика куратора — ни одной отрицательной черты не отмечено, кроме, разве что, стремления добиваться своей цели любой ценой. Отрицательная ли это черта? Если бы были приведены конкретные примеры, можно было бы судить. Но куратор ограничился лишь общими фразами, ничего не расписывая. Но и из общих фраз складывалась цельная картина — гордый, талантливый и очень самолюбивый. Каково было студенту с такими способностями враз остаться без Дара? Мне стало необычайно жалко брата Штефана. Я бы ни за что не хотела оказаться на его месте. Я продолжала пролистывать, чтобы все же узнать, в чем была причина того, что пропал Дар. Но это оставалось для меня загадкой. Зато попалась отметка о невесте Эггера-старшего, фамилия мне ничего не говорила, но вот имя — Магдалена — почему-то сразу напомнило о жене Кремера. Конечно, имя не очень редкое, но все же совпадение показалось мне странным. Штефан ни разу не упоминал, что брат женат. Возможно, помолвку расторгли после потери Дара Эггером-старшим? Стал бы Штефан поддерживать хорошие отношения с девушкой, бросившей брата? Помогать ей с лекарствами для мужа? Нет, скорее всего имя — простое совпадение. Но Дитриху о нем непременно нужно будет рассказать.
— Инорита, мне кажется, ваш интерес к этому делу вышел за рамки вашего исследования. Зачем вы роетесь в папке?
Оказывается, архивистка так же пристально за мной наблюдает, как и в начале моей работы. Можно подумать, у нее своих дел совсем нет! Вон, на столе сколько папок скопилось, и все требуют внимания.
— Извините, инора, я не хотела вас беспокоить, — обратилась я к ней. — Но очень похоже, что без вашей помощи мне не обойтись.
— Да? Я вас слушаю.
Когда она поняла, что роюсь я не из праздного любопытства, лицо у нее чуть смягчилось. Но именно, что чуть. До возвращения назад недоуменного осуждения было не так уж и много.
— В этом деле не указана причина исчезновения Дара. Точнее, указана, но таким странным символом, которого я раньше нигде не встречала. Я и надеялась найти расшифровку где-нибудь дальше, но, увы, так и не смогла ничего найти.
Я взяла папку и подошла к ней. Кому как не архивистке знать все эти странные символы? И да, она его узнала. Издала странный звук, похожий на сдерживаемый кашель, испуганно на меня посмотрела и начала стремительно краснеть некрасивыми неровными пятнами, а потом буквально выхватила эту папку из моих рук.
— Это вам не надо, — торопливо заговорила она. — К вашему исследованию этот случай не имеет никакого отношения.
— Ну как же? — удивилась я. — Мне нужны все случаи, тем более что к этому студенту Дар не вернулся, или здесь не указано.
Архивистка уже оправилась от растерянности, приняла свой обычный высокомерный вид, захлопнула папку и с деланой небрежностью бросила ее на стол. Но пятна с лица уходить не желали, создавая впечатление странной экзотической болезни.
— Инорита, повторяю, это дело вы получили по ошибке, к вашему исследованию оно не имеет никакого отношения.
— Да как же не имеет! — запротестовала я.
Строго говоря, только это дело и имело отношение к моему исследованию, точнее, расследованию. И с учетом того, что в нем сразу выявились определенные странности, оно представляло для меня повышенный интерес. Правда, этой милой иноре о таком знать совершенно не обязательно. Она и без этого знания выглядела на редкость недружелюбно.