— Забудьте, что вы его вообще смотрели, — процедила она. — И удалите из своих записей.
— Но почему? Что такого в этом деле?
— Потому что так нужно.
Архивистка не поленилась выйти из-за своей стойки и начала перелистывать мою тетрадь, и когда нашла нужное, тщательно прошлась по нему «ластиком». Причем заклинание выбрала не простое, а усиленное — оно не просто удаляло след карандаша с бумаги, но и восстанавливало ее структуру таким образом, что не оставалось следов от нажима грифеля, а значит, никак не получилось бы восстановить написанное. Я ей не препятствовала — все, что нужно, у меня накрепко засело в голове. Оттуда «ластиком» не сотрешь, а против ментального вмешательства у меня есть замечательный артефакт, выданный Дитрихом. Не думаю, что инора пошла бы на такое для сохранения тайны, но все же с артефактом намного спокойнее.
— С остальными делами вы закончили? — как ни в чем не бывало спросила она. — Давайте я их заберу и принесу те несколько, что вы еще не просмотрели. И поторопитесь, инорита, мой рабочий день подходит к концу.
Только теперь я обратила внимание, что день уже движется к вечеру, а пальцы, отвыкшие от писанины, ужасно болят. Цели своей я достигла, и мне захотелось отказаться от изучения того, что осталось, и уйти, но это вызвало бы ненужные вопросы и подозрения. Так что я вручила ей папки с моего стола и даже улыбнулась:
— Надеюсь, осталось не слишком много и скоро я вас освобожу от своего присутствия.
— Надеюсь, — холодно ответила она, взяла папки и удалилась в основной архив.
Что же там было такого в деле Эггера, что она так поспешила его забрать и ничего не стала объяснять? Символ явно был ей знаком и вызвал нешуточный испуг, но сама я была уверена, что раньше ничего подобного не видела. Но кто сказал, что я знаю все, пусть даже и диплом у меня Золотой? Толку теперь от этого диплома… Навалилась усталость и ужасно захотелось есть, но я решила все здесь доделать, чтобы больше не возвращаться. А то, кто знает, может, завтра архивистка потребует новое разрешение, и мне для подтверждения легенды придется опять проторчать в приемной ректора полдня. Честно говоря, мне не очень понравилось такое времяпрепровождение. Конспирация может быть намного увлекательней, в чем я не так давно убедилась на собственном опыте. Архивистка вернулась и положила на стойку всего две папки, что меня необычайно порадовало. Правда, порадовало бы куда больше, если бы она пришла и сказала: «Простите, инорита, я ошиблась. Больше ничего нет». Я вздохнула и приступила к переписыванию. Какое, оказывается, нудное дело — расследование, если оно ведется не в хорошей компании…
В двух оставшихся папках никаких неожиданностей и странных символов не было. Более того, к обоим студентам Дар вернулся. Одного из них я даже вспомнила — он учился на год старше и был таким безответственным, словно потеря его ничему не научила. Без Дара он остался по собственной глупости — экспериментировал с разными зельями, чтобы увеличить Дар, и доэкспериментировался. Впрочем, Дар у него отсутствовал всего пару месяцев и начал возвращаться почти сразу. Он даже учебу не прерывал, а значит, и не успел испугаться по-настоящему. Я поставила последнюю точку и вернула документы архивистке. Прощалась она с видимым облегчением и с желанием напомнить, что никакого дела Эггера никто никому не давал. Но вслух она этого не сказала, к вопросу злополучного символа мы так и не возвращались.
Дитрих ждал меня при выходе из академии. Он стоял и ритмично подбрасывал в руке маленький темный камешек. При моем появлении камешек переместился во внутренний карман, а партнер необычайно оживился. Наверное, ему тоже больше нравится заниматься расследованием в хорошей компании.
— И как? — спросил он. — Удалось добраться до нужного дела?
— С трудом, но удалось, — с гордостью ответила я. — Вы были правы. Дар у него был.
— Причина утери?
— Не указана. Точнее, указана таким странным символом. И вообще, там столько всего странного…
Я начала рассказывать, как всполошилась архивистка, когда я ее спросила о значении символа, как заявила, что это дело она мне не давала и знать мне ничего не нужно, и как стерла «ластиком» мои записи.
— Странно, — сказал Дитрих. — А какой символ там был?
Я открыла тетрадь и изобразила на чистой странице подобие того, что было в деле Эггера-старшего. Дитрих смотрел, хмурился, но ничего не собирался прояснять. Поэтому я не выдержала и спросила сама:
— Что он значит?
— Конкретно такой ни разу не видел, — неохотно признался Дитрих. — Похож на один из тех, что знаю, но значения похожих символов могут сильно отличаться.
— Где-нибудь эти символы можно посмотреть? — уточнила я. — Я пока даже похожих не видела.
— Открыто их нет, — ответил он. — Знаете ли, Линда, эти символы, они как раз к запрещенной магии относятся.
— И что могли у нас в академии маркировать символом из запрещенной магии?
— Мне почему-то кажется, что запрещенные действия, — непонятно ответил Дитрих. — А знаете что, Линда, давайте мы навестим Карла? Помните менталиста, который пытался восстановить утраченный вами фрагмент памяти?
Менталиста я прекрасно помнила, но навещать его или кого другого мне не хотелось.
— Честно говоря, мне не до визитов в гости, — честно ответила я. — Я устала и хочу есть.
— Мы ненадолго. Только спросим, знаком ли ему этот символ, и уйдем. А потом пойдем ужинать в кафе. Что скажете?
— Скажу, что с вашими финансами кормить девушек в кафе неразумно, — невольно улыбнулась я.
— Так я не всех девушек собираюсь кормить, а только одну конкретную, — возразил он. — Линда, сейчас с деньгами у меня не самый легкий период, это да, но от одного посещения кафе в вашей компании я не разорюсь.
Было заметно, что его обидело мое желание сэкономить ему немного наличных. Что ж, хочет меня накормить — пусть кормит, возражать больше не буду. Ему лучше знать, разорится он на ужине или нет, а я постараюсь ничего дорогого не заказывать.
— Хорошо, пойдемте к вашему Карлу, — покладисто сказала я.
Дитрих расцвел в улыбке, взял меня под руку и спросил:
— Больше в деле ничего интересного не было?
— Сплошные похвалы, — ответила я. — Но вот что мне показалось подозрительным. Там было указано имя невесты брата Штефана — Магдалена. Оно, конечно, не слишком редко встречается…
— Не слишком. Но в нашем деле пока одна Магдалена, — задумчиво сказал Дитрих.
Одна, наглая рыжая инора Кремер, которая спит до полудня и использует в своих целях Штефана. И мне почему-то казалось, что именно она была невестой Эггера-старшего…
ГЛАВА 21
По дороге Дитриху пришло в голову, что Карл может быть еще на работе, тогда лучше сначала поужинать. Но меня саму гнало вперед любопытство, поэтому я возразила, что можем сначала проверить и уж потом, если окажется, что менталиста нет дома, пойти в кафе. Да, голод меня сейчас мучил намного слабее, чем любопытство. Что говорить, я почти забыла, что хочу есть, когда поняла, что могу узнать что-то тайное, то, что испугало невозмутимую архивистку до потери контроля над собой.
Менталист был дома. Более того, он даже обрадовался нашему приходу.
— Дирк, хорошо, что тебя принесло! — Он радостно стукнул по плечу Дитриха. — Я уже сам думал тебя искать.
— А что случилось?
Карл посмотрел на меня, недолго подумал и сказал:
— Пожалуй, разговор не для чужих ушей. Потом расскажу, не срочно. Зайди завтра-послезавтра, хорошо?
Я невольно обиделась, что меня считают чужой, хотя и прекрасно понимала, что у них могут быть секреты.
— Линда не чужая, — запротестовал Дитрих. — Мы с ней партнеры.
— Уже партнеры? — усмехнулся Карл. — Прошлый раз еще была секретаршей.
— Согласись, что держать квалифицированного алхимика в секретаршах по меньшей мере странно.
— Соглашусь, — ответил менталист. — А также не удивлюсь, если при нашей следующей встрече у твоего партнера будет уже другой статус. Кстати, что там с твоей лицензией?
— Что-что… Проверяется. Это отзывают быстро, а возвращать будут неизвестно сколько, — проворчал Дитрих и недовольно поморщился. — Так что ты хотел мне сказать?
— Давай пока выкладывай, зачем пришел, — попытался отвлечь нас Карл. — Ты же не просто забежал узнать, как я себя чувствую.
— Чувствуешь ты себя великолепно, я вижу, — усмехнулся Дитрих. — Но забежали мы не поэтому. — Он взял тетрадь, в которой я изобразила странный символ, раскрыл в нужном месте и протянул собеседнику. — Встречал такое?
— Ох ты ж, — присвистнул Карл. — Это во что вы вляпались, что при расследовании такое вылезло?
— Такое что? — почти хором спросили мы с Дитрихом.
— Знак означает блокировку Дара по решению Совета Магов, — пояснил менталист.
— И за что блокируют? — деловито спросил Дитрих.
— За серьезные нарушения магической этики, чаще всего — за занятия запрещенной магией. Но вот ведь какие дела — блокировка делается как раз одним из запрещенных заклинаний.
— То есть сами же и нарушают, — влезла я в разговор.
— Именно, — серьезно ответил Карл. — Но нарушают вынужденно, поскольку в классической магии нет заклинаний пожизненной блокировки. Только временной. Но одно могу сказать точно — блокировка применяется редко, а причина для такого решения должна быть очень и очень серьезной. Более того, все члены Совета должны дать свое согласие.
— А кто у нас члены Совета?
— Тебе весь список огласить? — ехидно сказал Карл. — Начиная с придворного мага и далее? А то сам не знаешь…
— Не интересовался раньше, — огрызнулся Дитрих. — Надобности не было — меня туда почему-то никто не пригласил.
— Странное дело, — согласно кивнул Карл, — тебя — да вдруг и не пригласили посидеть в мягком уютном креслице.
— Непорядок.
Менталист чуть насмешливо прищурился и сказал:
— Тебя кто-то конкретный интересует, или так, общий вопрос?
— Конкретно, была ли там Вернер, это раз. Кто блокирует Дар, если решение принято, это два. Ну и по возможности, за что был заблокирован Дар у Эггера. Это три. Пока все.
Карл расхохотался.
— Дирк, ты всегда был нахальным, но это перебор даже для тебя. Вернер была, да, поэтому и устроили такой шмон после ее смерти. Члены Совета не должны быть замешаны в такие истории. Это раз. Кто блокирует Дар, знают только несколько особо проверенных членов Совета, я к ним не отношусь. Это два. Кто такой Эггер и за что ему заблокировали Дар, я не знаю. Это три.
— А жаль, — мрачно сказал Дитрих. — Ты обычно все знаешь.
— Дирк, магическое сообщество скрывает как может все случаи, когда приходится блокировать Дар как последнее средство, — терпеливо пояснял менталист. — Боятся, что обыватели воспримут это как новую «магическую угрозу», пойдут гонения на людей с Даром, как после магических войн. Узнать, что там случилось, практически нереально. Удивительно, что вы вообще узнали, что кому-то заблокировали Дар.
Дитрих зло сощурился:
— То есть он совершил что-то противозаконное, а ему просто заблокировали Дар и сделали вид, что ничего не было?
— Для человека с Даром нет хуже наказания, — выделяя каждое слово, ответил Карл. — Это не жизнь, жалкое существование.
— Преступник должен понести наказание по закону, а не по решению кучки магов, — упрямо сказал Дитрих.
— Кучка магов, как ты любезно выразился, и есть для нас закон, — грозно сказал Карл. — Главный закон, Дирк.
— Закон государства должен стоять выше.
— Не начинай. — Менталист поморщился. — Вспомни, к чему твоя принципиальность привела прошлый раз. Тебе так нравится следить за неверными женами?
— Обычно они молоды и красивы, — хохотнул Дитрих. — Там есть на что посмотреть…
Мне ужасно не понравились их намеки. Мало ли что можно углядеть, следя за неверными женами. Пожалуй, в работе независимого сыщика многовато минусов…
— Неужели? — холодно сказала я, напомнив этим двоим о своем присутствии.
— Мне кажется, твой партнер в этом сомневается, — ехидно заметил менталист, ничуть не смутившись. — Кстати, дорогие мои, я тут подумал над тем, что могли стереть у Линды из памяти, и вот что я вам скажу…
Он сделал паузу, такую выразительную, что я невольно подумала, уж не посещал ли он в свое время те самые театральные курсы, на которые сейчас ходит Эмми. Но он тянул и тянул, просто до неприличия усиливая напряжение, которое лопнуло со словами Дитриха:
— Скажешь, что ничего, относящегося к расследованию, не стерли, а убрали какой-то незначащий факт, который к этому времени уже и сам почти ушел из памяти?
— Сюрприз не получился, — разочарованно сказал Карл. — Обидно. Мог бы и подыграть старику.
— Извини, — без тени смущения ответил Дитрих. — Но мне показалось, ты хочешь проверить мою догадливость.
— Но зачем? Зачем дотирать то, что я уже забыла? — удивленно спросила я. — Не понимаю.
— Чтобы смазать следы прежнего легкого вмешательства, — пояснил Карл. — И не навредить вам лично. Когда убирают то, что человек и сам уже почти забыл, даже при таком сильном ударе не бывает серьезных последствий. У вас же ни разу не возникало впечатления провала в памяти, пока не сказали, что что-то там стерли?
— Нет, — была вынуждена признать я.
— Вот видите. — Карл выглядел таким счастливым, словно он лично так удачно все провернул. — Все точно рассчитали. Определить, кто вам внушал и что, невозможно. Следователь убежден, что вам удалили что-то важное, относящееся к убийству Вернер, и роет в том направлении. А тот, кто все устроил, радуется, что остался вне подозрений.
— Не уверен я, что вне подозрений, — неожиданно сказал Дитрих. — Да, обвинить его в привороте Линды сейчас не получится. Но возможно, будет более тяжкое обвинение.
— Основания?
— Мне удалось найти завещание общего прадедушки Вернеров и Эггеров. Имущество разделили неравномерно. Точнее, одну его часть. Библиотека полностью отошла Вернерам. А там были несколько томов, изданных еще до магических войн. Сам понимаешь, дело здесь не в стоимости, которая очень высока, а в знаниях, которые там есть. Или были, если книги уничтожились при взрыве Вернер.
— Но ты в этом сомневаешься.
— Сомневаюсь, — кивнул Дитрих. — Мне непонятно такое решение, но для него наверняка была серьезная причина. Исходя из моих наблюдений — скорее всего наследственность.
— Думаешь, боялись не в те руки передать знания?
Я чувствовала себя лишней. Эти двое понимали друг друга с полуслова. Да что там с полуслова. Казалось, им и слова не особо нужны.
— Что-то в любом случае передали. Заблокировали же за что-то Дар у Эггера-старшего?
— Слишком шаткие основания для обвинения.
— Я пока никого не обвиняю, — ответил Дитрих. — Так, рассуждаю вслух. В семье Эггеров очень вольно относятся к некоторым вопросам использования Дара в собственных целях.
— Замешаны они или нет, но дело Вернер как раз получило новый поворот, — ответил его собеседник. — Так что, Дирк, там пока точка не поставлена.
— Я была уверена, что наставница ни в чем таком не могла быть замешана.
— Кто знает? — ответил менталист. — Иной раз знаешь человека долгие годы исключительно с лучшей стороны, а он — раз — и повернулся к тебе другим боком. И этот бок такой неприглядный, что сомнения берут, тот ли это человек. Нет, в нашей работе главное — факты, а не пустая уверенность.
Я промолчала, хотя уверенность моя никуда не делась.
— Карл, мы пойдем, — сказал Дитрих. — У нас еще ужин впереди.
— Ужин — дело хорошее. Не забудь, ты обещал зайти.
— Зайду, куда денусь.
Кафе, куда привел меня Дитрих, было недалеко. Но я успела обдумать разговор у менталиста и сделать свои выводы, поэтому выпалила сразу, лишь только официант отошел:
— Почему ты считаешь, что Штефан убил инору Вернер?
— Я? — Дитрих посмотрел на меня с немалым удивлением. — С чего ты так решила?
— Но ваш разговор… — теперь удивлялась уже я.
— Я сказал, что его могут обвинить, а не что он убил. Чувствуешь разницу?