В теплой, почти семейной обстановке пожрали даже немного поржали и вернулись на места, но то один, то другой по звонкам куда-то срывались, мешая мне плести сети манипулирования. Я не сомневаюсь, что переманить их к себе не удастся, но иметь приз зрительских симпатий от приближенных к царь-батюшке совсем не будет лишним.
Адриан приехал поздно ночью, суслята едва ли не облегченно вздохнули в унисон и, сдав меня с рук на руки Адриану обратно, занесли пуховую перину в мою опочивальню и быстро сбежали.
Второй день прошел в том же режиме. С разницей, что капельницы мне больше не были нужны. Да и Адриан часов до десяти проторчал в номере, но тоже в документах. Периодически заходил ко мне, застывал немым памятником самому себе у косяка, похуистически разглядывая схемы. Полнящиеся. Меня напрягало его присутствие. Я начинала медленно соображать, нервничать. Так бывает, когда ты любитель и за тобой следит профессионал.
— Через час со мной поедешь, — внезапно нарушил давящую тишину он, когда пришел в очередной раз подпереть косяк.
Я кивнула, сдерживая желание прикусить губу и он ушел. Через час спустились на парковку у отеля. К моему удивлению никого не было, Адриан сам сел за руль. Вечернее небо начало орошать прохладный город мелкими, холодными каплями. Я потуже запахнула пальто и, помешкав, села на переднее пассажирское.
Говорят, о человеке может многое сказать его стиль вождения. Я украдкой поглядывала на него. Знаю, что видел, хотя ни разу не посмотрел, ведь ему как и всегда похер.
Его голова была почти откинута на подголовник, но взгляд часто по зеркалам, он постоянно контролирует обстановку и думает и за себя и за того парня, потому что ведет машину с расчетом, что кто-то впереди окажется бараном. Локоть левой руки на подлокотнике двери, кисть на бедре и удерживает пальцами руль снизу. Локоть правой на подлокотнике между сидениями, пальцы на рычаге переключения передач. Он был совершенно расслаблен, но при этом очень внимателен и аккуратен, когда вел. Быстро. Иногда очень. Однако, совсем не нагло, никому ни разу не помешал. Но быстро. Бывает отторжение такое, когда ты сам с правами и опытом и сидя на пассажирском, хочется водителю в ухо плюнуть, потому что иногда боязно что сейчас напортачит. Но царь-батюшка ни разу не оплошал, хотя порой у меня сердце в пятки уходило и желание плюнуть ему в ухо становилось непреодолимым.
Заехал на огороженную часть большого офисного здания. Ему открыли сразу. Припарковался у входа, хотя там было нельзя.
Вышла вслед за ним, нисколько не удивляясь тому, что поздним вечером он свободно заходит в здание. Нервозно оглянулась на ряд автомобилей. Почти все премиум-класса. Его ожидают. И я иду к ним, пусть и вместе с ним. На мгновение сбилось дыхание.
Поднялись на верхний этаж. Хороший современный офис, сейчас пустой, разумеется, ведь рабочий день давно кончился. Адриан шел по приглушенно освященному коридору в сторону приоткрытой двери конференц-зала, из которого раздавался неразличимый гомон.
Он толкнул дверь и переступил порог. Внутри многолюдно, около двадцати пяти человек. Некоторых видела в своем доме, в день убийства Артема. И они сидели ближе к пустующему креслу во главе стола, к которому направился Адриан. Они не среагировали на его появление, все так же быстро скользя взглядами по бумагам на столе перед ними и периодически глядя в мониторы ноутов. Другие лица совсем незнакомы, вероятнее всего местные… управленцы?
Но с появлением Адриана работа ускорилась до сумасшествия — они только довершали, а Адриан уже здесь и пока он пересекал часть до пустующего кресла во главе стола, разговоры быстро затихали, люди спешно расходились по местам, некоторые стояли позади кресел у стола, за которым сидели его камрады.
Его камрады…
То, как они работали, это восхитительно, это эстетика. Очень слаженно, полностью скоординировано. По парам, за столом друг напротив друга. Один называет дату, время, сумму; второй, сверяя названные данные, кивает. Ставили метки в верхнем углу листов, как печать соответсвия, после того как стоящий у каждой пары третий камрад, давал добро, глядя на бумаги у себя в руках, секунда, и листы разложены на стопки посередине стола. Следующая сверка документов, поданных местными, смотрят на экраны мониторов, пара щелчков мышью, сверка информации и по новой…
Адриан, усаживаясь в кресло, взглядом поднял солидного мужика в деловом костюме, сидящим по правую руку. Кивнул мне на место. На ватных ногах пошла.
Когда повисла полная тишина, он негромко приказал:
— Начинаем.
Несколько человек с бумагами, стоявшие за креслами камрадов быстро распределили документы перед ним на четыре стопки. Трое тех, что встречали, застыли рядом с его креслом. И он начал работать.
Четыре стопки.
Счета, платежки, банковские выписки, списки операций.
Выписки в крайней правой к нему и перьевая ручка в пальцах вычеркивает строки. Но только после того, как взглядом пробегается по выставленным счетам и соответствующим им платежным поручениям, предварительно сверившись с перечнем сделанных операций. То, что делали его камрады втроем, он делал один и гораздо быстрее. Гораздо.
Рядом, оттеснив админов два камрада. Его руки и глаза, они успевали убрать после вычеркивания просмотренные листы и подать новые.
От двух до пяти секунд действие, в зависимости от объема. И я просто вижу, я слышу, я чувствую, как с космической скоростью у него в голове складываются цифры. Он скользит взглядом по строкам, на миллионную долю секунды взгляд замирает, когда в его мыслях складывается итоговая сумма, для подтверждения которой смотрит на итог в счете, взгляд на платежное поручение — сошлось, значит, вычеркивание из списка. Следующие.
Это одно из самых жутких зрелищ. Жутких в непревзойденном совершенстве молниеносного калькулятивного расчута. Я следила за ним загипнотизировано, пыталась попасть в его ритм, но безнадежно не успевала, скорость была за пределами моих возможностей. Человеческих.
И все это под негромкое зачитывание оборота за месяц. Под шелест клавиш под тихие перешептывания присутствующих, уточняющих друг у друга детали.
— Нет, — внезапно сказал он, я поняла, что дышать перестала, да и много кто еще. Работа остановилась, камрады инстинктивно посмотрели на него. Он поднял взгляд на немолодого мужчину в очках, сидящего отдаленно от него, по левую сторону и ровно произнес, — ответ на твой вопрос «нет», Ларинцев. Еще раз такую глупость скажешь… — он замолчал. Но все было понятно. Воздух напитался удушением.
Мурашки по моим рукам, а он снова взглядом по документам, снова слаженная работа возобновилась, снова бешеный ритм.
Это не было неожиданностью, что он все видит, слышит и за всем следит, одновременно производя моментальные расчеты. Совсем не было откровением, однако, это было что-то такое, что, наверняка, ощущаешь, когда смотришь в бездну. Когда знаешь, что там, в безупречном движении вихрей и темноты нет предела. Это кружит голову, рождает чувство онемения в солнечном сплетении, расползающееся по всему телу и будоражит разум.
На следующей паре счет-платеж его взгляд остановился еще до того, как он узрел галочку маркером. Вместо точки. Взгляд метается в верхний угол листа, видит подтверждение и голова медленно склоняется вправо. Подбородок слегка вверх. Глаза немного прищуриваются, брови едва заметно сдвигаются к переносице, обозначая намек на морщину на переносице. Камрады всегда держат его в поле зрения, поэтому тоже остановились. Повисла мертвая тишина.
— Перечень закупок сокращен. Девяносто секунд на полный. — Отброшен лист на середину стола.
Полторы минуты и требование выполнено. Напряжение режет нервы. Работа не возобновлялась, ревизорство приостановлено, потому что Адриан слегка приподнял бровь, оглядывая листы. Приподнял всего на секунду и едва заметно, но атмосфера напряжения в кабинете сгустилась сильнее. Краткий жест и рядом тут же оказался высокий худой тип, который был одним из администраторов. Он уперся взглядом в листы перед Адрианом и слегка нахмурился, пытаясь самостоятельно найти ошибку, но тот ждать не стал, негромко и ровно произнес:
— По накладной тринадцать единиц, каждая по одному миллиону двести семьдесят восемь тысяч. Итого шестнадцать шестьсот четырнадцать. Здесь, — пальцем резко двинул только что распечатанный лист по столу по направлению к местному администратору, — по приему девять единиц по одному миллиону восемьсот сорок шесть тысяч. В расчетах с контрагентом шестнадцать шестьсот четырнадцать — сходится, а по факту три единицы ушли на сторону, для этого и сокращенно было и воровство совершено под конец месяца. Украденная сумма, — не отрывая взгляда от документов, повел головой в сторону побледневшего администратора, но тот затупил, а тупить нельзя сейчас, поэтому я очень тихо произнесла:
— Три восемьсот тридцать четыре.
— Объясни. — Адриан медленно повернул лицо к типу застывшему рядом с его креслом, все так же глядящего на листы. И переставшего дышать. Адриан удивительно воздействует на людей, когда смотрит на них со своим равнодушием. Полным. Абсолютным. И понимаешь, что не стоишь ни гроша. Как и твоя жизнь.
Администратор сцепил челюсть и, подняв взгляд на дальний конец стола, слегка прищурился.
— Руководители номинальные? — Адриан откинулся на кресле и слегка отодвинулся от стола, разворачиваясь к мужику. Положил руки на подлокотники, спокойно глядя на админа. — Я с кем разговариваю?
— Нет. — Торопливо проговорил он, удерживая взглядом похолодевших людей за дальним концом стола. Озверевшим взглядом. Полным ярости. Он их разъебет за такую подставу перед начальством, в этом не было никаких сомнений, — у этих фирм руководители реальные.
Адриан смотрел ему в глаза. Так, как умел только он. Совершенно безразлично, полностью ровно, однако кровь в жилах стыла. Мужик прикрыл глаза и кивнул. Так и не поднимая головы. В поклоне. В признании собственного проеба. Адриан похуистически глядел на него пару мгновений, потом негромко проговорил:
— Ставишь их на восемнадцать процентов счетчика, выплачивают по обходным счетам в течение недели. Потом обоих в общей банковской системе в черный список, затем экономы ведут их по сто пятьдесят девятой на четыре с половиной, с арестом недвижки, нам отстегивая пятнадцать процентов, одновременно с этим в налоговой засветить с выводом штрафа по максималке, затем прокуратура двигает требование о ликвидации.
Так вот как царь-батюшки наказывают оплошавших холопов. Я похолодела. Здесь, правда, контекст иной был, заключающийся явно в смертниках, опрометчиво считающих, что они чрезвычайно хитрожопы и могут без последствий увести в личные закрома часть того, что должно остаться собственностью начальства. Приговор в черный список банковской системы, значит, автоматом попадают и ближайшие родственники. Уход по сто пятьдесят девятой с четырьмя с половиной годами отсидки, сверху плюсом черный список налоговиков, чтобы на территории страны никогда не подняться в бизнесе и на госпредприятие с таким анамнезом не устроиться. За укус кормящей руки выбиты зубы и переломаны конечности. А они попытались увести чуть с довеском всего три ляма. Артем проебал почти ярд. И его зарезали, чтобы он не сказал Адриану, кто заставил Туму проебаться. Те, кто резал, знали о последствиях за воровство и все же решились. Снова чувство онемения в солнечном сплетении от понимания взаимосвязи масштаба его деятельности и стиля его работы.
Синекура.
Первый из многих мне известных, которому положение обеспечено его интеллектом. Его запредельной скоростью просчета и нечеловеческой способностью контролировать видеть, слышать и мгновенно анализировать сразу все.
— Сделаю. — Кивнул мужик, нахмурив брови и сжав челюсть, снова метнув злой взгляд на дальний конец стола.
— У тебя восемнадцать суток. — Адриан придвинулся обратно к столу и передал бумаги оперативно подхватившему мужчине. — Не справляешься — идешь вместо них по описанному этапу. Если сейчас обнаружу еще одну халтуру — уволен, и вылетаешь из системы с прямыми для этого последствиями. — И дальше по совершенному алгоритму.
Бешеный ритм, моментальный расчет за маской отрешенности. Его дополнительные руки и глаза снова обратили свои взоры на свою часть работы.
«— А он кто?
— Хозяин фермы.»
Хозяин.
Вспышкой в сознании, что он пришел на трон не по наместничеству. Ему не подарили его. Он сел на него по праву. По праву интеллекта. Управленец. В чистом виде. Руководит руководителями филиалов его империи. Их провис — с них спрос. С ним рядом не может быть слабых, не может быть глупых. Недопустимы ленивые, халтурщики, твари. Империя должна быть крепка. Доверили тебе часть и ты допустил в ней паноптикум — голова с плеч. С твоих плеч, раз со зверьем не управился, а судя по звериному взгляду админа на дальний конец стола, паноптикум выхватит и выхватит очень серьезно, потому что подорвали авторитет своего босса уже перед его начальством. Да и из системы ему вылетать явно не хотелось, потому и злость в глазах. Он заинтересован, они все заинтересованы, без этого никак. А ведет их интересы Адриан.
Я смотрела на него, не могла отвести взгляда. Неумолимо втягивало в его ритм. Чувствовала, как напитываясь эффектом этого безупречного механизма работы, в сознании тоже рождается интерес, как смотрю на происходящее уже через очень знакомую призму сильнейшего желания вникнуть и понять, с желанием отследить все до мелких деталей, с предвкушением глубокого погружения и последующего полного ориентирования. Я следила за ним неотрывно, за тем, что он делал, как он это делал. С нарастающей жадностью следила. Пару раз все-таки успела посчитать, почти одновременно с ним, но когда точно заключила, что сделала верный расчет, он уже на три эпизода ушел вперед. Упрямо пыталась догнать. Разрыв стабильно в три, чаще больше. Ощущение, будто плывешь по быстрому течению, тебя несет и тебе мало, хочется еще быстрее, но не догнать того, кто в режиме человека-амфибии и он абсолютно в своей стихии. Да, понимаю, что невозможно, но непреодолима жажда хотя бы подплыть ближе, просто непреодолима.
И внезапно он поднял на меня взгляд.
Кратко, на долю секунды, но глаза в глаза и ощущение, что меня только что жестко трахнули, а я об этом так давно просила и, наконец, получила. Сход тот же. Даже тело отреагировало. Мандражем и чувством немеющего покалывания под кожей. А он едва заметно повел уголком губ. И свинец начал тяжелить вены. Отвела взгляд, понимая, что дыхание учащено, что пульс ускорен, а низ живота налился тяжестью.
Внезапно все подошло к завершению — Адриан перекинул остатки камрадам и поднялся. Я молча за ним. Лифт. Возле которого пасся скучающий Гена, протянувший Адриану папку. Тот отрицательно повел головой — уже не надо и зашел в лифт. Мы за ним.
Долгий взгляд мне в глаза, пока мы стояли у противоположных стен лицом друг к другу. Его лицо непроницаемо, но я чувствовала, что он сейчас меня имеет. Продолжает. Мысленно. И скорее всего тоже жестко. Но это хорошо, потому что отдача ему идет соразмерная, ибо я тоже ценитель ментальной активности. И тоже люблю ее иметь. Во всех смыслах.
— Сколько времени тебе потребовалось, чтобы посчитать? — едва ощутимая тень алчности в бархате.
— Не знаю. — Сквозь зубы. Потому что внутри все отзывается на то, что жадно ловит слух.
— Две целых семь десятых секунды. — Тоже сквозь зубы. Потому что у тьмы нерушимый закон не выдавать свои эмоции. И она бездонна. Затягивающая отсутствием пределов своих возможностей.
Он не зря задал вопрос о сумме, уведенной у него. Он для этого взял меня с собой. Он знал, что деньги спиздят. И взял меня на тест. Чтобы потестить в сексе. В его жестком сексе. Где он был богом и имел всех. До момента пока не дал мне право голоса и получил отдачу.
Едва заметно повел подбородком, удерживая взглядом. Едва не отзеркалила.
Посмотрел на Гену, психолога-физиогномиста, прекрасно понимающего, что он сейчас здесь был лишний, но съебаться ему было некуда, поэтому он с искренним интересом рассматривал потолок, чтобы не заметить большее. Какая тактичность, божечки! Милота! Можно мне его подарить?