Сид оказался прав: едва взобравшись на резиновый холм, он увидел копошащиеся у его подножия фигурки, в которых он без труда узнал нескольких членов шайки. Когда он спустился и окликнул их, они резко обернулись, а Скотт даже выхватил револьвер. Но, узнав своего, все успокоились.
— Наверное, никто больше не придет, — произнес главарь, убирая оружие. — Мы ждали долго, но теперь, похоже, уже все. Да, славно нас легавые потрепали!
Оглядевшись, Сид понял, что остался самым младшим и неопытным в шайке. Денниса и тех ребят, что стояли с ним на стреме возле дома, не было, и больше он их уже не видел. Но Таня по-прежнему была здесь, совсем рядом, на него она глядела с какой-то смесью радости и сострадания, и для него это было главное.
— Зато мы нашли того крысеныша, который нас всех сдал, — с какой-то плотоядной улыбкой произнес один из "матерых". — Мы его по-быстрому скрутили и унесли, пока он копам не успел еще настучать. Поэтому-то мы до сих пор еще здесь.
— И кто это был? — спросил Сид и внезапно все понял. Как это он мог раньше не догадаться!
— Пошли, сам увидишь, — махнул рукой Скотт. — Мы специально ждали, когда все соберутся, чтобы этот ублюдок мог в последний раз взглянуть всем нам в глаза.
Все двинулись куда-то мимо ржавых автомобильных кузовов. Сид на ватных ногах плелся позади. Он должен был это знать. Он обязан был предупредить Скотта или кого-то еще. Но он этого не сделал. И теперь ему предстояло увидеть самое гнусное зрелище расправы над предателем. Он кинул обреченный взгляд на Таню, и та ободряюще подмигнула ему, хотя сама была бледнее мела. Все-таки это немного утешило Сида, и он зашагал чуть быстрее.
На пустыре слева от свалки кузовов была вырыта неширокая яма. Возле нее со связанными руками и ногами и кляпом во рту сидел тот, кого Сид и ожидал увидеть — Нил Келлнер. Его стерегли двое мускулистых парней из "матерых". Сид поразился тому, насколько пустым и безжизненным выглядело лицо Нила — словно он уже был мертв. Очевидно, понимал, что судьба его предрешена. Все обступили его кругом.
— Ну что, крысеныш? — вкрадчиво произнес Скотт. — Будешь просить пощады?
Келлнер поднял на него взгляд, но выражение его лица не изменилось, словно он не понял или не расслышал слов главаря, хотя Сид был уверен, что это не так.
— Смотри, сколько нас осталось благодаря тебе, — продолжал Скотт, обводя взглядом остальных. — А ведь мы все клялись на крови быть одним целым, помнишь? — последние слова он произнес таким ядовито-холодным тоном, что по коже Сида пробежали мурашки, и даже в глазах Келлнера на секунду мелькнул испуг.
— Ну нет, — "успокоил" его Скотт. — Мы проливать твою кровь не будем. Мы поступим по-другому.
Он кивнул двум ребятам, и те, подхватив предателя под мышки, скинули его в яму. Сид обомлел. Он понял, что сейчас произойдет.
"Нужно остановить их во что бы то ни стало! Нужно уговорить, чтобы не делали этого!" — мелькнуло в голове у Сида. Но он тут же понял, что его попросту никто не станет слушать. Все уже давно все решили без него. Если вмешаться, подумают еще, что сочувствуешь предателю. Но ведь они тоже люди, они должны понимать… Да нет, ответил он себе, они уже не люди. Да и он вместе с ними тоже зверь…
— Подойдите ближе, — произнес Скотт.
Все стали вокруг ямы тесным рядом. Сид тоже подошел, зажмурившись и дрожа с ног до головы.
— Начинайте, — услышал он голос главаря словно издалека.
Послышался тихий шорох, как будто сыпался песок. Сид понял, что не может больше терпеть, и открыл глаза. И тут же пожалел, что это сделал. Его взору предстал Келлнер, лежавший на дне ямы. Двое парней стояли над ним с лопатами и хладнокровно ссыпали землю вниз. Лицо Нила, вначале так поразившее Сида своим безразличием, теперь прямо-таки дышало ужасом. Глаза с безумно расширившимися зрачками выкатились так, что, казалось, вот-вот выскочат из глазниц. Если бы не кляп во рту, он бы наверняка дико орал. А земля сверху все сыпалась и сыпалась… Скоро под ней были погребены ноги Нила, и он уже не мог ими пошевелить. Но земля продолжала сыпаться ему на грудь, и он изо всех сил мотал головой из стороны в сторону. В голове Сида всплыла картина: ему только исполнилось восемь, он висит на большом дубе на развилке, привязанный за ноги к ветке, и камни летят ему в голову, грудь и ноги… Одно точное попадание — и ему конец. А ведь именно Нил тогда придумал эту мерзкую забаву… И все равно Сид не мог спокойно на это глядеть. Он бросился к Скотту.
— Не надо, пожалуйста! Не делай этого! Скажи им, пусть не засыпают его! — Скотт лишь брезгливо отвернулся. Тогда Сид кинулся к двум "могильщикам" и стал хватать их за руки, пытаясь остановить. Но один из них то ли намеренно, то ли случайно двинул его между глаз ручкой лопаты, и Сид с гудящей головой и искрами из глаз покатился по земле. Как раз в этот момент Нилу удалось, видимо, избавиться от кляпа, и из-под земли раздался душераздирающий крик, тут же, впрочем, сменившийся глухим мычанием…
Когда Сид поднялся на ноги, на месте ямы был лишь небольшой утоптанный холмик. "Аллигаторы", стоявшие вокруг, по очереди плевали на безымянную могилу своего недавнего товарища. К Сиду подошла Таня и бережно пощупала шишку на его переносице.
— Ты как? — ласково спросила она.
В другое время Сид был бы просто счастлив слышать это. Но сейчас он недовольно отстранил девушку от себя.
— Я ухожу, — сказал он, обращаясь ко всем сразу, и сам удивился тому, насколько твердо прозвучал его голос. На несколько секунд повисло молчание. Затем главарь угрожающе произнес: "Только попробуй" и сунул руку в карман, где лежал "кольт".
— Пусть уходит, — сказала вдруг Таня, и все взгляды тут же обратились к ней. — Он не виноват, что мы все тут вели себя как последние мрази.
Скотт впился в ее лицо свирепым взглядом, на который она ответила своим, полным холодной ярости. Такого взгляда Сид никогда не видел даже у сестры. Скотт, тяжело дыша, некоторое время смотрел на девушку, но ничего не говорил. Сид повернулся и пошел прочь. Он понимал, что главарь может в любую секунду выхватить револьвер и пальнуть ему в спину, но шел, не оглядываясь. "Пускай, — безразлично думал он. — Чего уж теперь. По крайней мере, хоть умру быстро, не как Нил". Он ждал, когда сзади раздастся выстрел и он ощутит острую, затем тупую боль в спине… Но ничего не произошло. Когда он заворачивал за склон резинового холма, то в последний раз оглянулся. Пятеро последних "Аллигаторов" стояли полукругом и угрюмо смотрели на него. И лишь Таня, стоявшая чуть в стороне, смотрела в землю. Но Сид знал: сейчас она как никто другой понимает и поддерживает его.
Глава 12. Ферма Смитов
До дома Сид дошел не оглядываясь, за десять минут, хотя раньше этот путь казался ему бесконечно долгим. Почти не хромая, он поднялся по склону холма и без раздумий, не таясь, распахнул входную дверь. Навстречу ему выбежала Аня, которая, похоже, и не ложилась спать.
— Сид, умоляю тебя, тише! — быстро и горячо зашептала она. — Отец сегодня спит чутко, он пару раз просыпался, да, к счастью, ничего не заметил. А тут ты…
— Плевать на отца, — резко оборвал ее Сид. — Собери мне в дорогу чего-нибудь пожрать, да поскорее. Я ухожу из дома.
Аня в немом изумлении смотрела на брата. Ее поразило не столько его решение (не таким уж оно было для нее внезапным), сколько его поведение. Это был уже не тот пусть угрюмый и молчаливый, но добрый внутри мальчик, каким она его всегда знала, нет, в его голосе, в повадках, во взгляде чувствовалось что-то звериное, злое. И Аня поняла, что тогда, в восьмой день своего рождения, он ее совсем не слушал или же не понял. Теперь в его душе поселилась настоящая злоба, и вряд ли она уже когда-нибудь покинет его. Слезы выступили у нее на глазах, и она отвернулась, чтобы скрыть их. Но она понимала, что уговаривать его остаться теперь бесполезно. Кто знает, может вдалеке от дома он станет другим, да и им с отцом будет легче? И снова, как раньше, она отправилась на кухню готовить сэндвичи в дорогу для брата.
Через полчаса она протянула ему сумку с провизией и теми немногими его вещами, которые остались на первом этаже дома. Он взял, не поблагодарив, вздохнул и угрюмо произнес, как будто выдавив из себя: "Ну, я пошел". Он уже был у самой двери, когда сестра, не выдержав, бросилась за ним.
— Подожди, Сид! Ты ничего не хочешь мне сказать? — крикнула она.
Он остановился, поглядел на нее каким-то отрешенным взглядом и произнес нехотя, словно слова давались ему с трудом:
— Ну, прощай, Аня. Отцу, конечно, ничего не говори. Бабушке… бабушке можешь сказать.
— Так значит, ты не к ней уходишь? — воскликнула Аня. Это была ее последняя, хоть и слабая надежда.
— Нет… Я еще сам не знаю куда… — замялся Сид. — Ну, пока, в общем…
Он повернулся и переступил порог уже окончательно. Аня долго смотрела из окна на его тщедушную фигурку, которая, слегка прихрамывая, спустилась по склону холма и вскоре растаяла в предрассветном тумане. Ни разу он не оглянулся. И только после того как силуэт брата окончательно исчез вдали, она горько зарыдала.
Сид шел не останавливаясь, оставив позади и родной городок, и места сборищ шайки. Перед ним была только прямая пыльная дорога с бесконечными кукурузными полями по обе ее стороны. Взошедшее солнце припекало все сильнее, жажда была невыносима, а последние капли воды он выпил еще в начале пути. Ноги его устали и сильно болели, голова раскалывалась от зноя. Еще никогда ему не случалось совершать столь далекое путешествие. Он пытался остановить попутку, но машины появлялись крайне редко, а те, что были, мчались мимо не останавливаясь. К полудню он уже готов был сойти с ума от усталости, жажды и зноя, как вдруг вдалеке показалась ферма. Сид радостно ускорил шаг и вскоре уже подходил к плетеной изгороди. Он увидел большой дом со скотным двором и многочисленными пристройками. Из стойл доносилось мычание коров, по двору с кудахтаньем ходили куры. В глубине двора шумела ветряная мельница. Из дома с кувшином молока в руках вышла девочка в старомодном платье, чепце и переднике. Сид с волнением облизнул губы. Может, попросить у нее испить молока? Жажда была просто невыносимой. Тут сзади послышался стук копыт и шум колес. Обернувшись, Сид увидел двуколку, которой правил мужчина с густой бородой, в шляпе и неком подобии рясы, напоминающий какого-нибудь библейского патриарха. Тогда он понял, что оказался на одной из амишских ферм.
Худой высокий парень, на несколько лет старше Сида, одетый в такую же одежду, что и пожилой амиш, вышел со скотного двора и открыл перед повозкой ворота. Тут библейский патриарх заметил Сида и, сурово сдвинув брови, натянул вожжи.
— А тебе чего тут надо, мальчик? — строго спросил он.
Боясь, что амиш сейчас прогонит его отсюда, Сид умоляюще сложил руки и простонал:
— Воды… пожалуйста… хоть каплю… я так хочу пить…
Лицо патриарха сразу смягчилось, суровые морщины на нем разгладились, и он стал похож на доброго Деда Мороза из русских сказок, которые Сиду в детстве читала сестра, пытаясь привить ему любовь к своим корням.
— Ну, заходи, — произнес он. — Ева, дай этому отроку молока, ибо он страждет как народ Моисеев на исходе сорока лет скитаний по пустыне.
Сид невольно улыбнулся, но старик, похоже, не думал шутить: на лице его не мелькнуло и тени улыбки. Сид решил в дальнейшем не обращать внимания на его необычную манеру речи. Он принял из руки девочки в чепце стакан, куда она налила молока из кувшина и, припав к нему губами, стал жадно пить. Старик тем временем загнал повозку под навес, а молодой парень завел лошадь в конюшню. Закончив пить, Сид отдал стакан Еве и огляделся. Изнутри ферма казалась еще необычней, чем снаружи. Сиду показалось, что он перенесся в книгу о Диком Западе или о первых поселенцах: настолько здесь все дышало стариной. Но в то же время эта атмосфера так притягивала его к себе, что он, казалось бы, мог остаться здесь на всю жизнь. Пока молодой амиш запирал ворота, Сид обратился к пожилому и попросил разрешения войти в дом, чтобы осмотреть его. Хозяин улыбнулся в бороду и от этого так подобрел, что Сид окончательно перестал его бояться.
— Конечно, заходи, отрок, — произнес он. — А я пока скажу Еве, чтобы собирала на стол. Ведь ты наверняка так голоден, что пять хлебов и пять рыб вряд ли успокоят твое чрево.
Пряча улыбку, Сид прошел внутрь. Все здесь, как и следовало ожидать, было отделано в викторианском стиле, с цитатами из Библии на каждом шагу, но в то же время привлекало своей простотой и естественностью. Казалось, этот домик сохранился здесь еще со Средневековья, когда были впервые открыты эти земли. Скоро Сида позвали в отделанную резным дубом столовую, где, помолившись, все сели обедать. Еда была простая, натуральная, какой Сид уже давно не ел. Кроме хозяина дома, Евы и молодого парня в семье были еще хозяйка, пожилая степенная женщина с постным лицом, и пятеро совсем маленьких детей, все с библейскими именами: Иосиф, Авраам, Юдифь. Сид подивился такой многочисленности семейства, но потом вспомнил, что о предохранении здесь, пожалуй, и не слышали. Обед прошел в чинном молчании, и после этого Сиду позволили немного отдохнуть в амбаре с сеном. Он так устал после бессонной ночи и долгого пути, что заснул, едва прилег на сено. Проснувшись через некоторое время, он увидел, что в ногах у него сидит Ева. Она приветливо улыбнулась ему и завела разговор о нем самом, о его жизни в Большом Мире (так она называла мир "обычных людей", от которого их церковь старалась всячески отгородиться). Она с восторгом и удивлением слушала рассказы Сида, а он, в свою очередь, удивлялся ее истинно детской наивности и тому, как мало она знает о жизни. "Вот где я обрел бы, пожалуй, истинное счастье, — подумал Сид о ферме. — Знай читай Библию да молись Богу, ничего другого и не нужно". Но все-таки ему нужно было двигаться дальше, ибо, не познав Большого Мира в полной мере, нечего было и думать об уединении. С тяжелым сердцем он распрощался с дружелюбным семейством Смитов и в особенности с хорошенькой Евой. Сам глава семьи, отправившийся за покупками на соседнюю ферму, предложил подвезти на двуколке и Сида, на что тот с радостью согласился. Еще никогда ему не приходилось ездить в повозке, запряженной лошадьми, и теперь он испытывал несказанное удовольствие, откинувшись на сиденье и под скрип колес и стук лошадиных копыт созерцая небо и бесконечную равнину с холмами где-то на горизонте, раскинувшиеся вокруг него. За всю дорогу мистер Смит спросил у него только одно:
— Веруешь ли ты в Господа нашего, отрок?
— Даже не знаю, — ответил Сид. — Мой отец атеист и о религии всегда запрещал мне говорить. Даже крестить меня не позволил, хотя бабушка и хотела. Так-то я, может быть, и верил бы.
— Мы никогда не крестим наших детей, — ответил Смит. — Мы даем им право самим сделать осознанный выбор. Но дело не в этом, а в том, имеешь ли ты веру в своей душе. Без этого не только небесный, но и земной рай вряд ли откроются для тебя.
Сид задумался. Определенно, в словах пожилого амиша была своя правда. Вот только во что ему было верить? За последние дни он слишком во многом разочаровался, и ни один путь уже не казался ему светлым. Вскоре повозка остановилась и Сид, поблагодарив мистера Смита, слез на дорогу. Вдруг амиш окликнул его: "Постой, отрок, я кое-что должен тебе дать". Он порылся в складках своей рясы и достал маленькую Библию в простом кожаном переплете.
— Возьми ее, — произнес он. — И пусть ты не веруешь в Господа, но просто почитай ее, и ты сразу многое поймешь. Мне говорили, что даже самые отчаянные грешники менялись, прочитав Священное Писание. И самое главное: веруй в доброту и мужественно переноси все страдания, что встретятся на твоем пути. Ну, ступай с Богом. — Он перекрестил Сида и, тронув вожжи, поехал в сторону небольшой фермы, видневшейся справа от дороги. Сид немного посмотрел ему вслед, а затем продолжил путь по бесконечному шоссе. Впереди возвышался холм, дорога круто поднималась по его склону. Преодолев подъем, Сид остановился на вершине и оглянулся назад. Все оставшееся там, позади, — и бескрайняя равнина, и родной городок с двумя холмами, и Дом Отщепенца, и места сборищ "Аллигаторов", и даже ферма Смитов, — теперь казалось ему прошлым, которое нужно было забыть, отсечь, перейдя грань — спустившись с холма. Впереди виднелись аккуратные сельские домики с засеянными полями, а еще дальше, на самом горизонте — дымные трубы заводов. Именно туда и лежал его путь, именно там и ждало его великое (или же наоборот, ничтожное) будущее. Помедлив немного, Сид вздохнул и шагнул с холма вниз, навстречу неизведанному.