Глава 13. Десять лет спустя
В баре небольшого городка, расположенного милях в ста к западу от Двух Холмов, только что закончилось выступление местной рок-группы. Под восторженные крики и аплодисменты музыканты ушли со сцены, а спустя некоторое время, когда ажиотаж в зале утих, прошли за столик и сели выпить наравне с другими посетителями. В разгар веселья солисту группы, высокому волосатому парню в темных очках, весело шутившему с парой местных глупых девчонок, показалось вдруг, что из-за соседнего столика за ним пристально наблюдают. Внимательно вглядевшись в ту сторону, он увидел парня чуть помоложе его самого. Его лицо и фигура показались солисту до боли знакомыми. А когда парень вдруг улыбнулся ему и слегка кивнул, он окончательно узнал его. Извинившись перед своей компанией, он подошел к парню и крепко обнял его.
— Сидди, братишка! Сколько лет, сколько зим! — повторял он. — Я уж и не надеялся увидеть тебя!
— А я только сегодня случайно узнал, что ты здесь выступаешь, — сияя улыбкой, ответил Сид.
— Так чего же раньше не подошел, не поздоровался? — спросил Энди (а это был, конечно же, он), у которого от радости встречи после долгой разлуки даже слезы выступили на глазах.
— Да я как-то постеснялся, — ответил Сид. — Вокруг тебя столько народу было… я даже протолкнуться не смог бы… Вот, все ждал, когда ты сам меня заметишь.
— А ты, я вижу, не изменился, Сид, — произнес Энди, садясь за стол и наливая себе и брату полные кружки пива.
Нет, он все-таки изменился, решил про себя Энди, глядя на возмужавшего брата. За десять лет он вырос, окреп и уже не казался таким сгорбленным и неуклюжим, каким Энди помнил его с детства.
— Ну, давай рассказывай, как ты тут и какими судьбами, — сказал Энди после того как они выпили по кружке за встречу.
— Да ну… что рассказывать, — смутился Сид. — Я тут лет пять назад осел, несколько работ сменил, платили хреново, но кое-как выжить можно было. Вот, сейчас работаю курьером, скопил-таки деньжат на приличную квартирку и даже на подержанную тачку. А ты-то как?
— Да что обо мне говорить, — махнул рукой Энди. — Я все эти десять лет разъезжаю с ребятами по Америке, пытаюсь хоть куда-то пристроить наши записи, иногда, вот как сегодня, выступаю за гроши, а иногда вкалываю как лошадь. Словом, одни хлопоты, а как жить дальше, не представляю. Ну, а как там твой старик поживает? А сестра? Бабка? Что-то я давно уже о них ничего не слышал.
— Отец и Аня давно умерли, — просто ответил Сид. — Бабушка еще жива и живет там же, где и раньше.
— Прости, я не знал. — Энди налил им обоим еще по кружке. — Ну, расскажи, как все случилось.
— Ну, начну с того, что десять лет назад я ушел из дома, — заговорил Сид. — Первые пять лет я скитался где попало, ничего путного не находил, а потом, когда остановился здесь, решил все-таки узнать, как там без меня поживают, и позвонил бабушке (ее номер у меня еще оставался, а дома у нас телефона не было). Она не обрадовалась, когда меня услышала, а только сухо поздоровалась и ответила, что мой отец уже три года как умер, а Аня до сих пор плачет и ждет моего возвращения. После этого она повесила трубку, и я понял, что она так и не простила того, что я тогда внезапно ушел и даже не зашел к ней попрощаться. Словом, я собрался и поехал туда.
Сид отхлебнул из кружки большой глоток и помолчал, видимо, собираясь с мыслями. Энди терпеливо ждал. Наконец Сид заговорил:
— Когда я ехал туда, все думал: вот сейчас сестра спустится с холма меня встречать или хотя бы выйдет на порог, как только меня увидит. Но когда я увидел родной дом, мне показалось, что он уже давно заброшен: сад зарос сорняками, крыша обваливалась, на стенах росли мох и плесень. Не могло такого быть, чтобы сестра оттуда давно уехала: я знал, что она этого никогда бы не сделала. Да и бабушка ничего такого мне не говорила. Я долго стучал в дверь, и наконец Аня мне открыла. — Сид с трудом сглотнул и, подавив всхлипывание, продолжил: — Я не узнал ее. Она была так худа, бледна и измождена, что выглядела лет на сорок, хотя она всего на два года меня старше. Она меня с радостью обняла, сказала, что сейчас сбегает в магазин за едой, потому что к ужину у нее ничего нет. Я сказал, что не голоден, и она, кажется, даже обрадовалась этому. Я стал расспрашивать ее об отце, и она рассказала, что после моего ухода он сначала разъярился, грозил найти меня и проучить как следует, а потом вдруг разрыдался, стал говорить, что ни к кому так сильно не привязывался за эти годы, как ко мне, что я зря оставил его… С того дня он начал много пить, есть почти перестал, все деньги тратил только на водку. Потом его выгнали с работы, и он окончательно спился, а потом и умер. Аня после этого долго не знала, как ей быть. Школу она давно закончила, денег на дальнейшее обучение не было, а на работу ее нигде в округе не брали, должно быть, потому, что она жила в Доме Отщепенца, а все давно уже невзлюбили этот дом и нашу семью тоже. Я ее спросил, почему она не переехала жить к бабушке, хотя бы на первое время, но она ответила, что ни за что не оставит родной дом, что хоть кто-то должен за ним присматривать. В общем, она устроилась санитаркой в госпиталь для неизлечимо больных — никуда больше ее не взяли. Тут она стала рассказывать мне про больных в этом госпитале, я запомнил только про какого-то мистера Фокса, которому уже восемьдесят и у которого рак мозга, но он по-прежнему весел, со всеми шутит и рассказывает всякие забавные случаи из жизни. Так мы с ней сидели около часа, разговаривали, поесть она мне так ничего и не предложила. Потом вдруг она стала выпроваживать меня из дома, говорить, что ей уже пора, что у нее скоро ночное дежурство. Я захотел остаться дома, но она почему-то не согласилась, стала говорить: "У тебя же там работа, свой дом, а я уж тут как-нибудь сама". Я видел, что она что-то от меня скрывает, что у нее есть другая причина выпроводить меня, но не стал ничего спрашивать, а попрощался и ушел. Вдруг, когда я был уже на пороге, она громко сказала: "А еще у нас в госпитале есть один парень, по имени Томми. Ему тридцать, и он всегда такой угрюмый, злой, прямо смотреть на него страшно", — и тут она почему-то всхлипнула. Я спросил: "Что с тобой?", но она помотала головой и ответила: "Просто мне правда жалко этого парня. Он ведь еще так молод". Я только пожал плечами, потом вышел за дверь и уехал. Через два дня мне позвонила бабушка (не знаю, откуда она узнала мой номер) и сообщила, что Аня умерла от СПИДа. Тогда-то я и понял, почему она сказала мне напоследок об этом бедном Томми: видно, это он был болен СПИДом, и от него она и заразилась. Думаю, понятно, как. — Сид закрыл ладонью глаза и отвернулся. Некоторое время оба сидели молча. Потом Сид отнял руку от лица, и Энди удивился, что глаза у него были совершенно сухими. Не найдя ничего сказать, он налил брату полную кружку и, чокнувшись с ним, молча выпил.
После этого они еще долго сидели, вспоминая давно минувшие события и рассказывая друг другу о разных случаях, произошедших за те десять лет, что они не виделись. После пива Энди заказал еще виски, а затем простой водки, и разговор пошел еще веселее. Сидели так до поздней ночи. Музыканты из группы Энди с толпой восторженных фанаток давно ушли из бара, посетителей почти не осталось, а двое давно не видевшихся братьев продолжали говорить, забыв обо всем. Сиду совсем не хотелось домой, он готов был сидеть в этом светлом теплом баре хоть целую вечность, глазеть на хорошеньких официанток, слушать бессвязное бормотанье Энди и не думать ни о чем плохом. Даже свет фонарей в холодной темноте улицы казался изнутри приятным и согревающим. И почему это он никогда раньше не бывал здесь? С этой скучной работой вечно заматываешься, вечно некогда. А тут — подумать только! — такое счастье, встреча с братом, единственным человеком, который, пожалуй, его понимал!
— Ээх, Сидди, ты не представляешь, как я от всего этого устал, — бормотал Энди, когда Сид, расплатившись, пытался поднять его отяжелевшее тело из-за стола и поставить на ноги. — Вот плюну на все это и уеду в Россию, навсегда, понимаешь? Буду каждый день пить водку и играть на балалайке, ик!
— Я тоже туда все собираюсь съездить, — вполне серьезно ответил Сид, пока они, пошатываясь, шли к выходу. — Хочу увидеть Череповец, родину отца.
— Ага, я тоже туда хочу. Там, говорят, жил этот русский рокер, как его там, Башмаков или Башмачев… Я бы поглядел, в каком говне все эти таланты росли. — Энди пьяно засмеялся. — Не то что мы тут, в тепле и уюте. А помнишь, какие классные стихи ты когда-то сочинял? И на гитаре так здорово можно было под них играть…
— Да я давно уже стихов совсем не пишу, — смущенно ответил Сид. — И на гитаре я так ни разу и не поиграл с тех пор как тот твой подарок отец сломал.
— Эх, Сидди, а давай свою команду создадим! Ты будешь стихи писать, я музыку, — не слушая его, разглагольствовал Энди. — То-то мы на весь мир прогремим! Заодно уж и в твою Россию съездим.
Они шли по грязной и узкой улице, скудно освещенной огнями из нескольких окон да неоновыми вывесками магазинчиков и закусочных. Сид с наслаждением оглядывался вокруг, вбирал в себя полной грудью ночной воздух и поднимал счастливый взгляд в сияющее мириадами звезд небо. Сколько раз перед этим ему приходилось видеть это небо? Да нет, все-таки у них в городке небо было куда чище и звезды ярче. Ему вспомнились те бессонные ночи и вечера, которые он проводил дома еще давно, когда рядом с ним была Таня… Ностальгия захватывала его все сильней, скоро он уже не мог думать ни о чем другом, кроме нее…
— А про Таню ты ничего не слышал? — спросил он брата.
— Не-а, — ответил Энди. — За последние десять лет — ни одной весточки. Да и хрен с ней, верно, Сидди? Ты-то, я думаю, давно уже ее позабыл.
Сид промолчал и отвернулся, думая по-прежнему об одном. Удастся ли ему когда-нибудь еще ее встретить? И если да, то какой будет эта встреча? А вдруг ее уже давно нет в живых? При этой мысли все внутри у Сида похолодело, и он решил, как только придет домой, обязательно взять Библию, которую десять лет назад дал ему Смит, и помолиться богу (прежде за эти годы он так ни разу и не помолился), чтобы тот послал ему хотя бы маленькую весточку о судьбе Тани.
Внезапно из грязного проулка прямо перед ними выскочил маленький негритенок в длинной, явно не по размеру, куртке и вязаной шапочке. В руках его слабо поблескивал ствол пистолета.
— Не двигайся, мистер, — произнес он угрожающим тоном, направив ствол прямо в живот Энди, — не двигайся, или я шмальну. Давай сюда все деньги, быстро.
— Эй, а кто это тут у нас? — воскликнул с усмешкой еще не протрезвевший Энди, широко расставив руки, словно хотел обнять мальчика. — Тебе разве мама позволяет так поздно шляться по улицам, да еще и с оружием?
— Заткнись! — взвизгнул негритенок, и ствол в его руках дернулся. — Гони сюда все деньги, живо!
— Парень, может не стоит? Успокойся, опусти ствол, — стал пытаться урезонить малыша Сид, понимавший, что добром все это может не кончиться.
— Деньги! Живо деньги, или я тебя пристрелю! — продолжал кричать мальчик, даже не повернув головы в сторону Сида.
— Хочешь убить меня? Ну давай же, стреляй! — воскликнул вдруг Энди, распахнув куртку и обнажив грудь. — Давай, убей меня, маленький гангстер!
— Энди, не надо! Отдай ему деньги, и мы разойдемся! — крикнул Сид, хватаясь за плечо брата. — Хочешь, пацан, я тебе дам денег? Сколько ты хочешь?
— А ну отвали! — вдруг грозно вскричал Энди и оттолкнул Сида с такой силой, что тот отлетел назад и ударился спиной о стену. — Я сам с этим мелким кровососом разберусь! Ну давай, мелюзга, иди сюда! Что, кишка тонка? Да я тебя…
Сид так и не понял, что произошло, когда Энди как-то странно вздрогнул всем телом, а затем застыл неподвижно. И лишь долю секунды спустя он услышал звук выстрела и увидел вспышку рядом со стволом. Негритенок, с застывшим в немом ужасе лицом, отступил на два шага, а затем, уронив пистолет с глухим стуком на землю, кинулся обратно в проулок. Энди медленно осел на землю, прикрывая рукой живот. Сид нагнулся к нему и, отняв руку, не увидел, как он ожидал, крови. Была просто ровная черная дырка и больше ничего. В спине же никакой дырки не было. Пуля застряла у брата внутри и, наверное, в каком-нибудь важном органе. Поэтому и кровь наружу не вытекала.
Из-за облаков вышла луна, и Сид увидел, что лицо Энди было спокойным и неподвижным, словно посмертная маска. Из соседнего переулка донесся жалобный собачий вой.
Глава 14. Ненси
Погода никак не хотела соответствовать настроению людей, пришедших на похороны: светило яркое солнце, на небе было ни облачка. Сид стоял с краю толпы незнакомых ему людей на кладбище и радовался, что из-за их спин не видит надгробия на могиле человека, который еще совсем недавно ходил по земле и разговаривал с ним, как и все другие. Теперь его не было, был только холодный мрамор с датами жизни и прощальные венки.
На похороны известного музыканта пришло много народу, в основном его друзья и поклонники, с некоторыми из них он совсем еще недавно выпивал в баре. Узнав Сида, они подходили к нему и просили рассказать о том, как все случилось. Но он лишь отворачивался и молчал. Ему не хотелось вспоминать и заново переживать все это. Достаточно было и тех десяти минут, в течение которых брат без сознания лежал у него на руках до приезда "скорой помощи", а потом еще нескольких минут в машине, когда его безуспешно пытались откачать. Когда доктор сказал, что все бесполезно, что остановить внутреннее кровотечение не удалось, Сид сначала не мог в это поверить, хотя знал, что дело может окончиться таким образом. Негритенка, стрелявшего в Энди, так и не нашли.
Началась прощальная церемония. Какой-то высокий бородатый человек глухим голосом стал произносить заупокойную речь. Сид его почти не слушал. Все стояли вокруг с лицами, на которых застыло скорбное выражение, словно они все надели маски с таким выражением специально на похороны. Лишь у немногих на глазах были слезы, только одна девушка плакала навзрыд. И Сиду вдруг стало невыносимо горестно, он понял, что по-настоящему лишился того единственного человека, который его понимал, который лежал теперь в нескольких ярдах под ним, в холодной земле, не видел и не слышал ничего наверху и не знал, что вся эта толпа в скорбных масках собралась над ним только потому, что он успел со своей группой уже кое-где прославиться. А если бы умер он, Сид, сколько народу пришло бы на похороны? Только пара коллег, и то, если бы у них не было никаких дел.
К горлу его подступили рыдания, он закрыл лицо ладонями и стал думать о пацане, который совсем случайно лишил жизни его брата. Конечно, его можно было понять. Энди ведь сам повел себя агрессивно, а мальчик наверняка первый раз держал в руках оружие, может быть, случайно задел курок. А перед этим он, наверное, долгое время не ел, хотел достать лишь несколько долларов на пропитание. Сид так и представлял его сидящим сейчас где-нибудь в подвале или на чердаке дома с обшарпанными стенами, пухнущем от голода и даже не думающем о том белом парне, в которого он случайно шмальнул. И все равно в голову ему пришла мысль о мести. Он должен во что бы то ни стало разыскать этого пацана и отомстить. Любым способом. Даже если ему придется при этом погибнуть. От этой мысли все внутри у него удовлетворенно потеплело.
Похороны подошли к концу. Люди медленно расходились. Сид поскорее направился к воротам, чтобы еще кто-нибудь не успел подойти к нему и завести разговор об Энди. У самого выхода он заметил девушку, кажется, это была та самая, что единственная рыдала у могилы. Она на мгновение обернулась, и Сид увидел ее лицо. Все внутри у него как будто перевернулось, сердце бешено заколотилось, язык прилип к пересохшей глотке. Сомнений не было: это была она, Таня. Не заметив его, она вышла из ворот и направилась к стоявшему неподалеку черному "Форду", за рулем которого кто-то уже сидел. Сид кинулся вслед за ней.
— Таня! Таня, подожди! — отрывисто выкрикивал он, но "Форд" резко газанул с места и вскоре растаял в облаке пыли. Сид по инерции еще некоторое время бежал вслед, затем, убедившись, что все бесполезно, остановился. Сердце его по-прежнему сильно стучало, но понемногу он стал успокаиваться. "Может быть, показалось", — решил он, но тут же отверг эту мысль. Нет, показаться ему точно не могло! Да и совпадений таких тоже быть не могло. Одно было ясно: теперь он снова потерял ее. Даже номер машины ему запомнить не удалось, он только заметил, что это был номер одного из соседних штатов. Выходит, она даже не живет где-то поблизости!