— Вот тут две комнаты, но они завалены мусором и хламом, — с робостью мямлила она, открывая узкие двери и проводя Асию в комнаты с узкими зарешеченными окнами.
— Вот и хорошо. Весь мусор и хлам убрать, постелить ковры и устроить постель. Вечером я буду здесь отдыхать. Сафа, проследи, чтоб все было тут сделано хорошо и быстро.
Асия быстро вышла, закутала лицо покрывалом и протиснулась к постели Абу-Мулайла. Вокруг толпились родные и слуги, пригласили хакима, но тот в нерешительности переминался с ноги на ногу.
Асию приняли шиканием и откровенным ворчанием. Она не стала обращать на это внимание и присела на край постели. Абу-Мулайл глянул на нее, и тень улыбки тронула его тонкие губы.
— Асия, — проговорил он слабым голосом. — Удали всех, дай побыть с тобой.
— Слышали? Всем удалиться. Господину надоели ваши рожи! Он хочет быть с женой. Быстрее! — Асия изо всех сил старалась придать голосу суровость и властность, но он подрагивал и дребезжал. Однако это можно было принять за волнение и переживания о здоровье мужа.
— Асия, посиди рядом. Я так устал. Скоро мне не придется проводить время с тобой, и пусть тебя не очень пугает моя назойливость. Это скоро кончится.
— Как можно так говорить, господин мой! — возмутилась Асия, поглаживая высушенную руку старика.
— Не возражай, Асия. Умирающим все должны подчиняться и не перечить.
— Разве можно вам перечить? Вы лежите спокойно и не волнуйтесь, господин. Вам это вредно.
— Э, сейчас мне уже ничего не может быть вредно. Сейчас мне все можно.
Старик замолчал, тяжело дыша. Он уставал от разговоров и сейчас с теплотой смотрел на девушку. Ее пышущее здоровьем лицо согревало старика, он был доволен. Он дома, в родном краю, и предки с радостью примут его на кладбище. Отдышавшись, он продолжал:
— Асия, теперь же закажи резчикам по камню надгробие. Пусть там будет что-нибудь похожее на цветы. Это запрещено шариатом, но ты поручи мастеру, — он помолчал немного. — И слова чтоб вырезал из Аш-шан-фара: «В дорогу пора поднять верблюдов, сородичи! Я больше теперь не ваш, примкнул я к семье другой!».
— Как страшно вы говорите, мой господин! — воскликнула Асия.
— Смерть не должна быть так страшна, когда прожил жизнь. Это ведь конец неизбежный. Один умирает, другой родится. Так предопределено Всевышним, и не нам этим возмущаться, Асия.
— А что это за слова вы прочитали?
— Я любитель поэзии моих далеких предков. Касыда «Песни пустыни». Я так люблю ее. Мне в детстве одна рабыня из знатных пленниц-бедуинок читала по памяти, а потом я читал сам уже взрослым. Это наша история.
— Как мало я еще знаю! И как боязно оставаться одной, господин мой!
— Утешься, дитя мое. Не терзай себя понапрасну раньше времени. Ты госпожа и веди себя подобающе. Я поговорю с Газваном. Он тебя не оставит в беде. Слушай его. Он серьезный купец, не то что Шахаб.
Абу-Мулайл устал. Даже боли перестали его терзать. Он закрыл глаза и задремал. Асия посидела еще немного, потом вышла из комнаты. Толпа людей расступилась перед ней.
— Господин заснул. Не надо его тревожить. Занимайтесь своими делами, — Асия обвела присутствующих взглядом, отыскала Газвана и сказала ему: — Тебя он хотел видеть, когда проснется.
Люди зашептались и медленно стали расходиться. Асия пошла осматривать дом и надворные постройки. Ее сторонились, шептались за спиной, указывали пальцами, но она делала вид, что это все ее не трогает.
Дом был большой, в три этажа, с подвалами из дикого камня. Обширный двор теперь стал тесен от гостей и слуг. Асия поднялась по лесенке на самую крышу и с ее плоской поверхности увидела залив и множество лодок и судов, стоявших у причалов и на рейде. Один парусник тихо скользил к выходу из порта, солнечные лучи высвечивали его, и он резко выделялся на фоне синего моря. Асия забыла все волнения дня и впилась глазами в эту картину. Такое море, все в сиянии солнечных бликов и в белых барашках, опять взволновало ее и потянуло к себе. Хотелось тут же бежать к нему и поплескаться босыми ногами в теплых волнах.
Порт был недалеко, к нему спускались извилистые пыльные улочки, сейчас полупустые в полуденные часы. Но в порту продолжались работы. Грузились и разгружались суда и полуголые носильщики сновали по шатким узким мосткам, сгибаясь под тяжестью мешков и ящиков.
К вечеру Асии пришлось устроить разгром на женской половине. Ее приказания выполнялись плохо. Она возмущалась и раздавала шлепки слугам, а Нузга от страха забилась в угол и закрылась одеялами.
— Спать все будете на конюшне! — грозила Асия, размахивая плетью. — Сейчас же прибрать комнату! Вон все барахло! Тащите новые ткани, покрывала и подушки! Сафа, ты у меня провинилась и тоже пойдешь на конюшню! Не сумела выполнить указания!
— Госпожа, они все ленились, и старуха их уговаривала вам не подчиняться, — оправдывалась Сафа, но Асия была неумолима.
На следующий день слуги уже носились по помещениям по одному лишь слову новой госпожи. Она же старалась чаще помахивать плетью, окончательно изживая строптивость и отчуждение.
Весна в этих краях быстро переходит в знойное лето. И теперь от жары и духоты Асия не находила себе места. Заходя к Абу-Мулайлу, она страдала в спертой атмосфере плохо проветриваемого помещения. К тому же от старика с недавнего времени стал исходить невыносимый смрад. «Господи, как трудно человек расстается с этим светом, — думала Асия, посещая умирающего. — Сколько он может страдать!»
Дни шли, и Абу-Мулайл продолжал хвататься за остатки жизни, сам уже тяготясь ею. Но тело не хотело оставлять этот мир, дух еще цеплялся за гниющую плоть.
Дом кишел родственниками, готовыми проводить Фуада ибн Рабаха Абу-Мулайла в последний путь, они томились, вели нескончаемые разговоры. Тут были и шейхи рода, прибывшие из песков пустыни, которые в обычное время годами не появлялись в городе, и юные воины, которые не смогли бы определить степень своего родства со стариком, но свято хранили родственные связи.
Наконец дом огласился воем плакальщиц. Абу-Мулайл скончался. Он так высох, что казался обтянутым кожей скелетом. Мужчины с деловым видом приступили к обряду похорон. Асия на этот раз не осмелилась нарушить обычай, сидела в своей комнате в траурных одеждах и подвывала иногда, вторя остальным женщинам.
Молодую вдову одолевали мучительные мысли о собственной дальнейшей судьбе. А вдруг Газван на правах ближайшего родственника решит вмешаться в ее судьбу и избавиться от столь неприятной соседки? А такое вполне могло быть. Хотя он и не производил впечатления грубого и жестокого человека, но со смертью отца все в нем может перемениться.
Похороны прошли шумно, пышно, поминки продолжались несколько дней, пока обычай не позволил гостям и родным убраться по своим домам и вернуться к обычным занятиям.
Перед разъездом мужчины в присутствии двух кади обсудили завещание и определили его размеры. Асия позже узнала и получила на то бумагу, что ей причитается дом в городе со слугами в числе трех и два старых судна с товаром, на них находящимся, а также две тысячи пиастров.
Это было не великое богатство, но шкатулка с драгоценностями, о которой была дарственная запись, представляла собой настоящее сокровище. Слишком большой кус оказался в ее руках, и сыновья Абу-Мулайла могли начать дело против нее.
Однако пока шли траурные обряды, никто не заикался об этом, а Шахаб и вовсе ходил как тень. Ему досталось так мало, что надежды на прежнюю легкую жизнь оставили его окончательно. Приходилось всерьез браться за дело. Но Асия уже знала, что Газван не прочь отделаться от легкомысленного братца, и что тот предпримет в ответ, никто знать не мог. Наверное, и сам Шахаб еще не осмыслил это до конца.
— Сафа, — обратилась Асия к служанке, — будем готовиться к переезду на новое место. У нас теперь свой дом, и его надо обживать.
— Ой, госпожа, это будет так хорошо! Скорее бы, а то в этом доме нас скоро могут съесть с требухой.
— Отберем слуг и будем переезжать, — отмахнулась Асия от тараторившей Сафы. — Присмотри их, да не прогадай. Я потом сама посмотрю, кого ты предложишь. И уже сейчас пошли туда людей привести дом в порядок. Завтра и я туда пожалую.
Подозревая неладное, Асия в точности исполнила свои намеренья и в скором порядке въехала в новый дом. Слуг она отобрала тщательно, долго изучая их потемневшими глазами.
— На этом и закончим, Сафа. Еще двух служанок найдем — и все! — сказала Асия.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
ШАХАБ
Прошла половина лета. Асия мучительно переносила изнуряющую жару, которая беспрерывно терзала ее тело, оставляя на душе невыразимо тоскливое сосущее ощущение.
За прошедшее время ничего особенного не произошло, если не считать, что Шахаб некоторое время назад воспылал желанием продолжить их прежние отношения. Вначале Асия вспыхнула надеждой на исчезнувшее счастье, но быстро осознала причины и последствия такого поворота событий. Она стала придирчивой, и Шахаб это сразу ощутил.
— Но, Асия, нам так хорошо было вдвоем, — умолял он ее. — Теперь из этого никакой тайны делать не надо.
— Я тебе не верю, Шахаб. Уходи, не позорь меня в глазах людей. Я и так слишком заметна здесь.
— Вот и решим все сразу. Асия, ну почему ты не можешь понять меня? Или хочешь, чтобы я через Газвана решил это дело в свою пользу? Ты же знаешь, что он вправе решить за тебя твою судьбу.
— Ты угрожаешь, Шахаб?
— Ну что ты, Асия! Я просто хочу тебе дать понять, что мне хотелось бы наши отношения решить полюбовно. Согласись, Асия, я очень тебя прошу.
— Ты не очень хорошо меня знаешь, Шахаб, — возразила Асия. — Силой со мной счастья тебе не добыть. Ты уже обманул меня, и теперь не стоит скулить. Я верила тебе и даже любила. Но ты сам все разрушил. Уходи, Шахаб!
Асия видела, что Шахаб только притворяется, а на самом деле его цель иная. Он сидел без дела и заводить его не собирался. Брат перестал его ссужать деньгами, а переменить жизнь он никак не хотел. Асия же продолжала вести дело, у нее имелись два торговых судна. Доход был мал, Асия понимала, что ее обманывают, но пока молчала, боясь потерять то, что удалось приобрести.
Несколько дней назад она стала свидетельницей омерзительной картины. Наблюдая за погрузкой судна в порту, она увидела, как купец пинками вытолкал на причал старика на одной ноге, и тот валялся в пыли и нечистотах, уклоняясь от ударов ногами и палкой.
— Зияд, — обратилась она к слуге, — узнай, за что избивают старика. Как так можно!
— Ханум, это купец Бузург ибн Сахл. Он выгнал своего амира-капитана.
— За что же? Он ведь стар, и его должно уважать. Так говорится в Коране, Зияд?
— Так, ханум, но не все придерживаются заветов Корана. Бузург богат и многое может позволить себе.
— Так что у них случилось?
— Старик заболел и не смог выстоять на палубе.
— И что же теперь будет делать этот амир?
— Все во власти аллаха, ханум. Кто теперь его возьмет? Стар уж больно.
— Позови его ко мне, Зияд, — приказала Асия.
Она задержалась в возке, поджидая старика. Тот приковылял на деревяшке и опустился на колени перед дверцей. Лицо его синело, на коричневой коже виднелись ссадины. Борода свалялась и перемешалась с грязью. Но глаза светились ясно, хоть и со злобной искоркой. Он понимал, что найти работу ему будет невозможно.
Асия всматривалась в его лицо, сухое, морщинистое, с седой бородкой, коротко подстриженной. Он был худ, одежда грязными лохмами висела на тощем теле. Фигура была ладной, но маленькой, и Асия видела в нем что-то привлекающее и доброе.
— Как тебя звать, старик? — спросила она после осмотра.
— Имя мое Хадар ибн Наиф, ханум, — и он склонился до земли.
— Хорошее, легкое имя. Хадар ибн Наиф, — повторила Асия, продолжая всматриваться в старика. — И сколько же тебе лет, Хадар?
— Не так уж и много, ханум. Шестой десяток пошел, а видите, каким стариком стал. После несчастья с ногой я быстро постарел, ханум.
— Куда же нога делась?
— Акула, ханум. Бросился спасать сынишку Бузурга. Его спас, а когда влезал в лодку, акула и отхватила стопу. Вот так я и остался моряком без ноги.
— Знать аллаху ты не угодил. Видно, так было тебе предначертано.
— Правду говорит ханум. Много грехов накопил я, вот и расплачиваюсь.
— Куда же теперь денешься? — спросила Асия.
— Э, ханум! Куда старикам деваться? Подаяния просить с чашей в руке. Мир не без добрых людей. Не дадут помереть с голоду, ханум.
— А как же море? Ведь я слыхала, что ты хороший амир-ал-бахр. Повелитель моря, не так ли?
— Был. Теперь уж никто, ханум.
— А хотелось бы плавать, Хадар ибн Наиф?
— Ханум изволит шутить? Грех берете на душу, позволяя себе смеяться над несчастным.
— Пустое говоришь. Я дело предлагаю. Меня знаешь?
— Кто же такую ханум не знает. Не видел, но слышал.
— Так идешь ко мне, а? Ты мне понравился, и плата будет хорошая, больше, чем ты получал прежде. Соглашайся, не пожалеешь.
— Ханум! Да я век молитвы возносить буду за вас! Вы моя благодетельница! До смерти не забуду вашей доброты! О аллах! Неизмерима твоя доброта!
— Ну, хватит, Хадар! Это ведь я так решила, а не аллах, только ты об этом не говори никому, слышал?
— О ханум! Чего пожелаете, то и будет. Я себе не враг! Я ведь знаменит! Веду род от самого Ахмада ибн Маджида!
— А кто это? Расскажи.
— Мой знаменитый предок. Это он помог португальцам и показал им путь в Индию. За это его многие прокляли, но свое дело он знал! Так что я Хадар ибн Наиф ибн Захир ибн Мохтам ибн Бассам ибн Ахмад. Вот мое имя!
— Э, старик, так никто и не запомнит!
— Я запомню, и сын мой запомнит. Остальным оно ни к чему, ханум.
— Тогда я считаю, что получила достойный подарок, Хадар ибн Наиф ибн… Потом, когда освоишься и поправишься, подбери трех преданных людей, моряков. Таких, на которых можно положиться. Приведешь их ко мне, ясно?
— Как не понять, ханум! Все сделаю в точности!
Асия стала постепенно подыскивать людей, на которых можно было положиться во всем или почти во всем. Она чувствовала, что Шахаб готовит подвох, а вокруг нее нет надежных людей. Сафа давно продалась Шахабу. «Надо быстрее подбирать людей, — думала она, проезжая по узким переулкам города. Пусть Хадар будет первым. Хотя Зияд тоже внушает доверие, я немного его проверяла».
— Сафа, — обратилась Асия к служанке, когда вернулась из порта.
— Чего изволите, госпожа?
— Скажи, Сафа, а ты продолжаешь продавать меня Шахабу? — вопрос был таким прямым и неожиданным, что Сафа поперхнулась и покраснела.
— Можешь не отвечать, Сафа. Я и так вижу, что угадала. Придется мне расстаться с тобой. Продам тебя старику, Сафа.
— О госпожа! Я ни в чем не виновата! Хоть сами спросите у Шахаба! Он подтвердит, что я давно перестала вас предавать! Не продавайте меня, госпожа! Я все сделаю, что прикажете!
— Но и Шахаба не забудешь?
— О аллах! Как мне доказать свою преданность госпоже?
— Перестань ныть, Сафа! Судьба твоя решена, но есть еще надежда.
— Госпожа, я все готова выполнить!
— Перестань, говорю! Если хочешь искупить вину, а она очень велика, то будешь докладывать мне, что затевает Шахаб и что тебе поручает, иначе я ничем не смогу тебе помочь.
— Приказывайте, госпожа! Я оправдаю ваши надежды! Я уже сейчас знаю, Шахаб что-то замышляет, но мне ничего не говорит.
Асия напряженно вгляделась в глаза Сафы. «Вроде не врет, — подумала она, наблюдая, как под пристальным ее взглядом Сафа крутила головой, отводила глаза, юлила. Но надо проверить, такая может продать».
Шахаб почти каждый день навещал Асию. Он вел нескончаемые разговоры, уговаривал, клялся, убеждал. Асия старалась оставить его наедине с Сафой, подслушать, что он будет ей говорить, но ничего пока не выяснила.
Время шло, и Сафа стала давать сведения о Шахабе.