Только что открывшееся «окно» пропускает не так много силы, и ее легко можно спустить на всякую бесполезную ерунду вроде свечения, искр, огонечков. Но со временем, под давлением магического фона, «окно» расширяется, поток энергии возрастает, и в какой-то момент, если маг попытается просто его выплеснуть, то может снести с лица земли целый квартал. Как правило, вместе с самим магом. Поэтому первые несколько лет магического обучения на две трети состоят из медитации — поиска баланса между потоком и возможностями организма, а также возвращении накопившихся излишков в магический фон.
Кьера выучили великолепно. Наверное, с ним работали лучшие из лучших. Поэтому меня так повело от его магии и тогда, у поезда, и сейчас. Выбросы силы были такими концентрированными, насыщенными, мощными, что кружили голову, как голодному запахи еды.
Я настолько упивалась ими, что даже не заметила, как герцог закончил свое занятие, и вздрогнула, когда обнаженной поясницы коснулись губы. Я лениво повела плечом, выказывая нежелание шевелиться, подниматься или чего там еще от меня хотят. Второй поцелуй поднялся выше по позвоночнику, шершавая ладонь двинулась следом, отвела со спины волосы…
А третий пришелся прямо в центр печати.
Вся томная нега с меня разом слетела, я рывком перевернулась и оказалась нос к носу со склонившимся надо мной Кьером.
— Вид, конечно, и с этой стороны прекрасный, — произнес он вместо «доброго утра», скользнув взглядом по моему телу, — но я еще не закончил. Ляг обратно.
— Нет, — заупрямилась я и, перекатившись, соскочила с кровати.
Стало очевидно, что если странный экстаз у поезда он списал на шок, то теперь вычислил мою реакцию на его колдовство и, судя по взгляду, не на шутку заинтересовался. А мне от этого интереса стало так неловко, и стыдно, и стеснительно, и возмутительно, будто меня застукали за подглядыванием в замочную скважину и одновременно вторглись во что-то ужасно личное.
Не знать про печать он не мог, эта информация при найме является крайне важной, но внимание на нее решил обратить впервые.
— Эрилин. Иди сюда.
Темные глаза угрожающе сощурились, мышцы напряглись. Лев начал подбираться для прыжка.
В груди екнуло, опасность щекотнула нервы, и я демонстративно потянулась к пеньюару, прекрасно осознавая, как смотрится кружево, надетое прямо на голое тело. Ткань скользнула по одному плечу, по другому. Не спеша запахивать пеньюар на груди, я высвободила из-под него волосы, краем глаза наблюдая, как Кьер поднимается с кровати, и, гордо вздернув подбородок, направилась в сторону ванной комнаты.
Однако на полпути, практически ощутив дыхание в спину, я не сдержалась и, прыснув от смеха, сорвалась на бег. Влетела в открытую дверь, захлопнула ее перед самым герцогским носом и задвинула щеколду. Дверь сотряс удар.
Не особенно рассчитывая, что Кьера эта преграда остановит и охладит, я торопливо от нее отскочила. Снова пахнуло озоном, раздался треск, дверь с выдранной щеколдой с грохотом распахнулась, и я отступила за ванную, готовая умереть, но не отда… сдаться! А внутри в тугую пружину свернулись азарт, желание и восторг.
Такой он был… грозный, суровый, и аура клубится тучами, полыхает молниями. Не мужчина — мечта!
Герцог сделал шаг вправо, я зеркально скользнула влево, перебирая ладонями по высокому бортику ванны. Хорошая у него ванна — большая, просторная! А главное, через нее ему до меня не дотянуться.
Кьер, очевидно, это тоже понял.
— Эрилин. Иди ко мне, — повторил он с угрозой в голосе.
— Нет.
— Эрилин!
Я подумала и показала герцогу язык. Ну как… облизнула пересохшие губы.
Кьер зарычал и рванул ко мне, я с визгом — от него. Громыхнуло, и, как тогда в поезде, воздух снова сгустился. Я увязла в нем, как муха в паутине, а в следующее мгновение сильная рука обхватила меня за талию, рывком притягивая к обнаженному мужскому телу.
— Попалась, — хрипло выдохнул на ухо герцог.
— Жулик! — возмутилась я, пытаясь извернуться.
Кьер ослабил хватку, но только для того, чтобы стащить с меня пеньюар, а затем снова прижал к себе, все так же спиной. Губы впились в шею, одна ладонь обхватила грудь, другая скользнула вниз по животу.
А вместе с ней — колкие искорки магии.
От смешавшихся острых ощущений я ахнула, вытянулась струной.
— Не надо… так… — с трудом выдохнула я, откинув голову на его плечо.
— Как не надо? Так?
Я прерывисто всхлипнула и впилась в его руку ногтями, с трудом удержавшись на краю замаячившей пропасти наслаждения. Господи, он же еще почти ничего не сделал, а я уже готова сойти с ума.
«Почти ничего» Кьер определенно намеревался исправить.
Ощущений было слишком много — физических, эмоциональных, чувственных. Я тонула в них, выхватывая происходящее лишь урывками. Гладкая краска стены под ладонью. Горячие поцелуи на плечах, где кожа стала настолько чувствительной, что от каждого из них по спине пробегала дрожь. Ритмичные движения внутри, заставляющие задыхаться от острого удовольствия…
Тяжело дыша, я уткнулась лбом в холодную стену. Колени подрагивали и подкашивались, да еще и Кьер уронил тяжелую голову мне на плечо, продолжая прижиматься вплотную и удерживать за бедра, несмотря на то что разрядку мы оба получили почти одновременно.
— Я тебе говорила, что ты чудовище?
— Да. Безнаказанное.
— Хорошо, тогда ты — монстр!
— Страшный?
— Отвратительный!
Над ухом раздался тихий смешок, и Кьер отстранился, позволяя и мне выпрямиться и наконец повернуться. Ну хоть к печати не полез, и слава богу!
— Какая она для тебя? — внезапно спросил он, покрутив посеребренный краник ванной. Вода хлынула на белое фаянсовое дно, стремительно его заполняя.
— Кто? — удивилась я и, не дожидаясь, пока ванна наберется, забралась туда и с наслаждением откинулась на ледяной бортик, охлаждая разгоряченное тело.
— Моя магия, — пояснил Кьер, и я недовольно скривилась — не забыл. — Впервые вижу, чтобы запечатанный на нее так остро реагировал.
Я снова поморщилась. Слово «запечатанный» я не любила. Вроде слово как слово, без всякой эмоциональной окраски, но веяло от него какой-то… дефектностью, что ли. И для обычных людей все равно не совсем нормальные, и для магов.
— Эри, перестань гримасничать.
— Перестань командовать.
Уровень воды резко подскочил, когда Кьер тоже залез в ванну и сел напротив, а когда она поднялась мне до ключиц, раздалось поскрипывание крана, шум воды утих, и в ванной воцарилась тишина.
Прошло, наверное, несколько минут, в течение которых я пребывала в каком-то бездумном, приятно опустошенном состоянии легкости, а потом пустую голову посетила одинокая мысль, что последнее и не особенно ласковое слово в разговоре осталось за мной. Я приоткрыла глаза и посмотрела на Кьера. Тот сидел, закинув руки на бортик, и задумчиво изучал меня, чуть склонив голову набок.
— Тебе неприятно? — произнес он, заметив мое оживление. — Говорить о печати?
— Да нет… наверное. — Я провела пальцем по водной глади, подняла его, пронаблюдала, как капелька воды сорвалась вниз, пустив два круга. — Просто странно. Я никогда ни с кем об этом не разговаривала.
Это было правдой. В семье не с кем — все трое очень далеки от магии и, подозреваю, вообще почти забыли о том, что у них в семье живет запечатанный маг. Им и в голову не приходило, что для меня все не закончилось в тот день у артефактора. Магия проявилась, магию запечатали, жизнь прекрасна, жизнь продолжается.
Подруг у меня не было, откуда им взяться среди студенческой братии? Друзей, пожалуй, тоже. Если под конец обучения однокурсники меня и приняли, то сблизиться ни с кем из них так и не вышло. Не сказать, конечно, что я очень старалась…
Да и вообще печать — не тема для беззаботной беседы за чашечкой чая. Особенно для титулованной особы. Поскольку дефект ауры — заболевание наследственное, хоть и проявляющееся не в каждом поколении, многих потенциальных женихов печать могла отпугнуть почище явного уродства. Среди дворянства занятия магией — ремеслом, по сути — были не в чести.
Если мага и оставляли, то только когда он рождался стихийником, как герцог, например, — самый простенький дар, великого ума не требует и излишки силы сбрасывать проще. Да и потом, он боевой! Это вам не амулеты клепать, не с болезными возиться, до этого можно и снизойти…
А еще — если были деньги на то, чтобы нанять частного преподавателя. Не учиться же титулованному дитятку с плебеями бок о бок столько лет?
Так что когда Кьер обратил внимание на мою печать, да еще и вопросы начал задавать, я почувствовала себя не в своей тарелке, привыкнув за долгие годы, что тема эта запретная. Хоть ничего, кроме любопытства, в голосе герцога и не звучало.
— Хорошо. Ответь только на один.
— М-м?
— Какая она для тебя?
— Просто невыносимая, — фыркнула я. — И цвет такой… фу…
Стоило все же признать, что под воду меня за это окунули вполне заслуженно.
Я стояла посреди комнаты, окидывая ее раз за разом рассеянным взглядом, силясь понять, не забыла ли чего (было бы что забывать!), и теребила перчатки, все никак не надевая. Время отъезда подкралось незаметно, и я вдруг поняла, что уезжать мне не хочется. Поэтому и медлила, оттягивая неизбежное. Что меня ждет? Работа, интересная, да, но под вечным гнетом неодобрения, который надо преодолевать с гордо поднятой головой. А от этого, между прочим, шея болит! Маменька с ее нотациями и смертным одром. Брат, который, в отличие от меня, еще имеет все основания верить в светлое будущее. Отец… отец, пожалуй, меня не расстраивал, наоборот — незримо поддерживал, но…
Мне давно не было так легко, как здесь и сейчас.
Разозлившись на саму себя за сентиментальные глупости, я прикусила губу и натянула перчатки так решительно, будто к своему первому препарированию готовилась, после чего расправила плечи, вскинула подбородок и вышла из комнаты, на ходу опустив вуалетку шляпки.
Кьер поджидал меня на крыльце, возле которого уже стояла карета. Нахлынуло досадное чувство неловкости. Расставания с ним мне никак не давались, я не могла понять ни как вести себя, ни что говорить.
— Уверена, что готова вернуться поездом? — Кьер подал мне руку, чтобы помочь спуститься по лестнице. — Если хочешь, я прикажу кучеру тебя довезти.
Обратный путь мы должны были проделать по отдельности, чтобы не вызывать лишних разговоров. Меня ждал вечерний поезд, а Кьер намеревался сесть на утренний, благо высшее начальство могло позволить себе являться на работу тогда, когда ему это угодно.
— Кому суждено быть повешенным, тот не утонет, — философски отозвалась я.
И уже подобрала юбку, чтобы шагнуть на каретную ступеньку, но герцог меня придержал.
— Когда я тебя в следующий раз увижу?
— В любое время с девяти до семи в криминалистическом отделе. — Я позволила себе легкую улыбку. — Если, конечно, господин Трейт не отправит меня куда-нибудь в ссылку, шахту копать в поиске улик.
— Когда? — строже повторил Кьер, не поддержав шутки.
— Не знаю… — Я опустила глаза, кляня себя за растрепанность чувств. — В среду. Или в четверг. Я приеду к тебе после работы.
— Хорошо.
Короткий поцелуй оставил легкое ощущение неудовлетворенности его продолжительностью. Я села в карету, и под веское «Трогай!» она покатилась прочь из Тренвиста, куда я, если признаться самой себе, еще хотела бы вернуться.
Впрочем, эти мысли, как и всякие другие, связанные с герцогом, я старательно откинула, заставив себя сосредоточиться на предстоящей работе.
Тарнхил встретил меня солнцем, радостно скачущим из лужи в лужу и заставляющим сверкать омытые недавним дождем шпили, флюгеры и вывески, а еще грубой мостовой из крупного камня, на которой карета затряслась, как припадочная, так что я была более чем рада, когда она наконец остановилась у главного (а по факту — единственного) городского полицейского участка. Дежурный на входе при моем появлении аж подскочил.
— Леди Эрилин Рейвен? — Получив утвердительный кивок, он приглашающе махнул рукой: — Прошу, главный констебль вас ожидает.
Я против воли недоуменно вскинула бровь. Во-первых, несмотря на телеграмму, я и не рассчитывала, что до меня в воскресенье снизойдет начальник отделения, а во-вторых, в голосе дежурного слышалось нечто подозрительно похожее на благоговение, что сильно сбивало с толку. Его начальник, грузный мужчина с пышными седыми усами, плавно переходящими в бакенбарды, только усилил мое замешательство, едва ли не вытянувшись в струнку при моем появлении.
— Леди Рейвен! Крайне рад, крайне рад, такая честь, такая честь! Позвольте представиться, главный констебль тарнхилского отделения, Роберт Пол. Присаживайтесь, прошу вас.
Мужчина отодвинул для меня стул, метнув суровый взгляд в подчиненного, будто тот был в чем-то виноват (профилактика-с!). После чего сел на свое место и нервно протер лысину белым кружевным платочком.
— Я хотела бы еще раз вас поблагодарить за то, что согласились перенести встречу, — с некоторой внутренней опаской произнесла я.
— Что вы, леди Рейвен, как можно. Это полгорода Господа благодарит за то, что вы на этом злополучном поезде оказались. Мой племянник, может, только благодаря вашим прекрасным ручкам и жив. Если бы его светлость благородство не проявили, уж поверьте, мы бы вас в Тарнхиле разместили со всеми почестями. Мы, миледи, вам крайне признательны, и уж вы простите, что из-за того, что мои остолопы маньяка проглядели, вам пришлось в это несчастливое путешествие пуститься…
Все несколько встало на свои места. Крохотный городишко — это вам не столица. Здесь и перед титулом преклонения больше, и перед должностями. Пусть и женщина заявилась, но кто этих столичных знает, что за женщина, коли леди, да криминалист, да и сам герцог ей очевидно благоволит. А тут еще и в крушении я героиней оказалась нежданно-негаданно.
Но, боже, как приятно!
Вот бы упаковать многоуважаемого главного констебля славного города Тарнхила и продемонстрировать чуть менее уважаемому первому криминалисту департамента на предмет того, как надо обращаться с леди. Интересно, а у Трейта есть племянники, ну или любимый котик, которого можно спасти…
— Вы мне льстите, господин Пол, право слово, — улыбнулась я и, прежде чем констебль пошел на второй круг хвалебной оды, торопливо добавила: — Давайте перейдем к делу. Мне не хотелось бы опоздать на поезд.
— Конечно, конечно, — Роберт Пол пододвинул мне печально тонкую папку. — Здесь все материалы и те фотографии, которые мы еще не выслали в департамент. Кроме того, если вы пожелаете, я сопровожу вас на место убийства, а также у нас запланирована встреча с родственниками убитого, коли таково будет ваше желание.
— Будет-будет… — пробормотала я себе под нос, откинувшись на спинку кресла, и вчиталась в отчеты.
Тело обнаружено вечером шестнадцатого августа. У убитого был вырезан желудок. По фотографиям почерк и впрямь похож. Найдены следы хлороформа. Маг-криминалиста в городе нет, поэтому данные амулетов снимал дежурный констебль. Все, как у нас, легкие завышения показателей, которые легко списать на возмущения магического фона. Убитый опознан на месте самим констеблем (неудивительно!). Подозреваемых нет. Хотя…
Я с уже большим интересом вчиталась в следующий лист, периодически задавая господину Полу уточняющие вопросы.
Как оказалось, в июне на убитого уже совершалось покушение. Мужчина прогуливался с супругой, когда на него вдруг из-за угла выскочил какой-то сумасшедший — «лохматый, с бешеными глазами, перекошенной физиономией и с ножом (записано со слов свидетеля)». Он бормотал себе под нос что-то неразборчивое, но господин был не промах, ловко выбил у нападавшего дух ударом в челюсть, а потом еще и под ребра ногой добавил для острастки, а многоуважаемые господа Д. и К, проходившие мимо, ему в этом чуток помогли. Но с уверенностью сказать, что два происшествия были связаны, невозможно. Точного описания нападавшего дать никто не мог. Больше этого сумасшедшего в городе никто не видел.