По темной стороне
Глава первая. Хищник
* * *
Мне случалось просыпаться от плача ребенка в поезде, от истеричных завываний сигнализации машины, надрывавшейся во дворе, или даже от эмоциональных выяснений отношений темпераментных подростков, любивших проводить теплые летние ночи на скамейке под моим окном. Но никогда еще я не просыпалась от того, что меня грубо кидают на землю.
Новый, неприятный и ненужный опыт.
Сонное сознание не сразу сообразило, что происходит, где я оказалась, и что это за странные люди в черных балахонах стоят по периметру обозначенного зажженными свечами круга.
— Какого… — прохрипела я, приподнимаясь на локтях и пытаясь разглядеть больше.
— Тахаш! — рявкнул какой-то мужик, пряча лицо в тени глубокого капюшона.
Меня придавило к земле, выжимая из легких воздух, а из глаз — слезу. И пока они там лепетали на своем странном языке, я просто пыталась нормально вздохнуть.
Меня похитила кучка сектантов, притащила в лесопосадку за моим домом, если судить по обилию зелени вокруг, и, кажется, планировала принести в жертву. А я в это время лежу и борюсь с силой притяжения.
Гравитация сегодня была не на моей стороне, а баба Шура, вечный бдюн нашего подъезда, дала сбой. Потому что, если бы она, по традиции, зорко следила за обстановкой во дворе, то точно бы увидела как мое несопротивляющееся тело выносят из подъезда, и меня бы уже с собаками искали по всей лесопосадке.
Баба Шура у нас такая. С ней спорить — себе дороже, даже если ты сорокалетний майор милиции, без пяти минут почетный пенсионер. Баба Шура пенсионеристей будет, и хватка у нее как у натасканного бульдога.
Сектанты перестали лопотать, рассредоточились по периметру круга. В то время как тот, что на меня рявкнул, удобно устроился на моих бедрах, крепко сжимая в руке нож. Тонкое черное лезвие хищно блестело в дрожащем свете свечей, большой камень насыщенного красного цвета (я бы сказала — рубин, но не бывает таких больших рубинов в нашем мире) ярко сверкал кровавыми бликами на конце рукояти.
Разрезав футболку на моем животе своим страшным ножиком, мужик забормотал на непонятном языке, медленно вырисовывая что-то кончиком ножа по моей коже.
Я замычала, с ужасом глядя на это дело. Орать я не могла, пошевелиться тоже, даже думать нормально не могла, чувствуя странное оцепенение во всем теле.
Боли не было, я не ощущала, как взрезает мою плоть острое лезвие, только теплые, щекотные струйки крови, сбегающие по бокам, и холодную неровность земли подо мной.
Бормотание ненадолго прекратилось, художественная резьба на мне любимой — тоже. Сатанисты перебросились парой фраз все на том же непонятном языке и обряд продолжился.
Если судить по увлеченности, с которой меня кромсали, там вырисовывали целую картину.
Свечи ярко вспыхнули, в ушах тонко зазвенело, щелкнуло и наступила полная тишина. Сначала я решила, что оглохла, но запаниковать не успела, расслышав далекий, доносящийся словно через вату вопрос на чистом русском:
— Почему руны до сих пор не засветились? — обеспокоенно, даже напугано спросил один из сектантов.
— Еще рано.
— Но…
— Тело готово принять госпожу, но наш зов она пока не услышала…
— И не услышит, — раздался новый голос. Низкий, раскатистый… тревожащий, я бы сказала.
Рассевшийся на мне мужик подскочил. Свечи через одну потухли, размыкая контур круга, а я почувствовала, как ко мне возвращается контроль над телом. Живот горел огнем, каждый вдох давался с трудом. Я лежала, глядя в беззвездное небо, и боялась даже пошевелиться.
На ладони сатаниста заплясали яркие языки пламени, сворачиваясь в полыхающий шар, сорвавшись с его руки, он улетел куда-то вперед, в сторону тревожащего голоса.
Ответочка была странной и смертоносной, в отличие от огня, который, судя по всему, не навредил говорившему. Сатанист не успел даже вскрикнуть, как его поглотил дымный клубок непроглядной тьмы. Она набросилась на него голодным зверем, сжалась, подрагивая полупрозрачными краями и схлынула, оставив от здорового мужика лишь кинжал.
— Я не буду спрашивать, что вы делаете на моих землях, — возвестил голос, — не буду спрашивать, зачем вы снова пытаетесь разбудить Мать, я спрошу только одно…
Всего в паре сантиметров от моей головы застыли чьи-то сапоги, если бы он попытался сделать ещё шаг, то уперся бы в мой левый висок.
Склонившись надо мной, обладатель тревожащего голоса ожег страшным взглядом невозможных желтых глаз и требовательно спросил, грубо, за шею, поднимая меня на ноги.
— Где вы раздобыли человека?
Ответ его очень расстроил своей неинформативностью: в нас просто пустили сразу два огненных шара.
Я не испугалась и почти не заметила этого. Если бы не внезапный жар, прокатившийся по спине и не рыжие всполохи света, осветившие бледное лицо продолжавшего сжимать моё горло мужчины, я бы даже не поняла, что нас чуть не поджарили. Я уже вообще мало что понимала.
— Неправильный ответ, — скорбно заметило это бледное чудище, нехорошо улыбнувшись. Тьма сорвалась с поводка, а сектантский отряд обеднел ещё на двух психов.
— Ещё и клыки, — прошептала я непослушными губами. Мало того, что радужка у него переливается как расплавленное золото, а белок глаз чёрный и беспросветный, как моё будущее в сложившейся ситуации, так у него ещё и клыки. Не длинные копья, которые едва помещаются во рту, а скромненькие, не очень большие, я бы даже сказала аккуратненькие, но такие жуткие клыки. Зато сразу ясно, что этот вот конкретный тип — он больше хищник, чем мирное травоядное.
Такими зубами только мясо рвать прямо из только что убитой, ещё тёплой туши.
Меня отставили в сторону, расслабленно, я бы даже сказала, лениво сделав сразу два шага к скучковавшимся сектантам. Их было шестеро, и они не очень хотели ближе знакомиться с высокой, тёмной фигурой, казавшейся сотканной из теней в этой ночной, холодной темноте.
Я невольно поежилась, обнимая себя руками. Раньше как-то не замечала насколько здесь холодно. Кровь медленно сочилась из ран, шея все никак не могла забыть жуткое прикосновение сильной прохладной ладони.
Сектанты сбились в огрызающуюся огнём кучку.
Растирая плечи, я ещё раз пересчитала капюшоны. Шесть штук.
«Предположим, троих уже скушали», — передернув плечами, я внимательно осмотрела лес вокруг, — «Шестеро топчутся здесь… а где ещё трое?»
Их было двенадцать. Их точно было двенадцать.
— Вам никогда не говорили, что в сражении с Хейза́рами лучшая тактика — рассредоточиться и бить с дальних дистанций? — лениво спросил хищник.
Сектанты уже не казались страшными, теперь они больше походили на запуганных жертв.
Шестеро против одного.
И я не могла понять только одного: где же ещё трое? Ну не могла же я ошибиться. Или могла?
Чёрный туман стелился по земле, ластился к ногам этого страшного мужика, поднимался по высоким сапогам из чёрной кожи, обнимал чёрные штаны, наползал на чёрный камзол, расшитый чёрной, искрящейся нитью. Со спины хищник не казался таким уж страшным. Ну высокий, ну плечи, по которым спадала тьма, широкие, зато темные, жёсткие волосы, доходящие до талии, были заплетены в простую косу, выглядевшую очень миленько. Несколько прядей выбилось, а конец шелковой чёрной ленты трепетал, задеваемый этим темным туманом.
Со спины мужик выглядел вполне мирно, так не было видно его бледнючей морды, желтых глазищ и, разумеется, незабываемой улыбки…
У сектантов сердца были сильные, никто при виде этой его улыбки не упал замертво, спасенный от участи превратиться в еду этой страшной тьмы разрывом сердца.
Их накрыло всех. Одновременно.
— Щит? — удивился хищник. — Серьёзно?
Что-то во тьме стеклянно хрустнуло, будто кто-то наступил тяжелым сапогом на что-то хрупкое, раздался одиночный короткий вопль и все стихло.
— Итак, — ко мне повернулись, улыбнулись и сделали широкий шаг, — человек.
Я невольно отступила назад, вжимая голову в плечи. Меня трясло, я это чувствовала и точно знала, что потрясунчик не только от холода и потери крови. Мне было страшно, так страшно, как не было страшно ещё никогда раньше.
Словно я за вечер пересмотрела несколько штук самых страшных фильмов ужасов, а потом, посреди ночи пошла в туалет, не зажигая света, а за спиной послышался скрип и чьи-то шаги…
— Здрастиии. — прошептала я срывающимся голосом.
Пока он разбирался с сектантами, успел отойти от меня шагов на семь. Я осторожно отползла ещё немножечко назад. Теперь на восемь. — Ссспасибо, что спасли.
Хищник усмехнулся. В кустах завозились, привлекая наше внимание. Причиной шума стала вылетевшая из темноты, тускло сверкнувшая в лунном свете цепь, звенящей змеей обмотавшая бледную кисть темного, вскинувшего руку в защитном жесте.
Я смогла только рвано выдохнуть, когда с другой стороны, из таких же кустов, вылетела вторая цепь, точная копия своей сестры.
Хищник попался, цепи натянулись, и тьма, клубившаяся у ног своего хозяина, медленно таяла.
Стоя почти в центре поляны, с разведенными в стороны руками, он со странным спокойствием смотрел на выползшего из-за деревьев сектанта. Пока двое других вбивали прутья, удерживающие цепи, в землю, один подхватил забытый у круга ритуальный кинжал.
— Мы закончим обряд, — хриплым от едва сдерживаемой ненависти голосом сообщил он, — а ты умрёшь.
Меня никто в расчёт почему-то не брал. Ну стоит тут недорезанная жертва обряда и пускай стоит. Так даже лучше, не придётся потом в лесу её вылавливать.
Вбив прутья и убедившись, что земля их крепко держит, из кустов выбрались ещё два капюшонника.
А я присмотрела увесистую, вполне симпатичную дубину в паре шагов от ритуального круга.
— И как вы планируете меня убивать? — полюбопытствовал пойманный.
Сектанты переглянулись. Двое, что вбивали прутья, ухватились за цепи, натягивая их сильнее.
Я медленно, крадучись, подобралась к дубине, чувствуя на себе взгляд желтых глаз. Держась за живот, медленно, не делая резких движений, наклонилась и чуть не выпустила из холодных пальцев только подобранную палку, когда от скованных рук хищника, казалось, прямо из-под покрасневшей кожи запястий и пропоротых шипами ладоней по серебристым звеньям поползли тонкие струйки тьмы.
Державшие цепи попытались отшатнуться, но не успели. Соскользнув на их руки, тьма быстро метнулась под свободные рукава балахонов.
Сектанты выгнулись и захрипели, капюшоны слетели с их голов, обнажая лысые черепа с тонкими чёрными нитями, пульсирующими под кожей. Глаза почернели, заполняясь тьмой, из носа тонкой струйкой потекла чёрная кровь.
Голова у меня закружилась, когда два тела осели на землю, запрокинув изуродованные, сведённые судорогой боли, лица к небу.
Подавив рвотный позыв, я медленно двинулась к оставшемуся в живых сектанту с вполне понятной целью вырубить гада, пока меня опять не взялись резать.
Равнодушно посмотрев на тела своих товарищей, мужик внезапно совершенно успокоился.
— Когда госпожа вернётся в этот мир, ты умрёшь.
— Когда Мать проснется, мы все умрем, — не согласился с ним хищник.
Я замахнулась, метя в капюшон.
— Госпожа пощадит нас, ибо мы оказались вернее её детей, — ритуальный нож резко взмыл вверх.
Я не успела даже вскрикнуть, когда тело последнего сектанта осело в траву.
— А ведь мог хотя бы попытаться меня убить, — грустно заметил хищник.
— Зачем он это сделал? — голос дрожал, пальцы дрожали, я дрожала вся и в любое мгновение готова была разрыдаться.
Куда я попала? Во что вляпалась? За что мне все это? И самое главное: что здесь вообще происходит?
— Спасал свою душу, — ответили мне, не отрывая взгляда от тела.
— От кого? — уронив уже ненужную дубину, я боязливо приблизилась к хищнику, дрожащими пальцами пытаясь размотать цепь. Острый её конец глубоко врезался в бледную ладонь.
— От меня, — просто сказал он.
На мгновение желание бросить его здесь одного стало почти нестерпимым. Он убил одиннадцать сектантов, а один сам вскрыл себе горло, лишь бы не остаться наедине с этим монстром. Зачем мне его распутывать?
Ответа на этот вопрос у меня не было. Впрочем, у меня даже связных мыслей не было. Только звенящая пустота.
Но этот желтоглазый страх определенно был врагом этих сектантов, трупы были тому подтверждением. А враг моего врага, как известно, мой друг… ну и — вдруг мне повезет?
— Будет больно, — предупредила я, медленно вытягивая конец цепи из широкой ладони.
Он даже не вздрогнул, а я боялась поднять глаза и повернуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Холодные пальцы плохо слушались, звенья выскальзывали из вымазанных кровью пальцев, но левую руку я ему все же освободила.
— Премного благодарен за помощь, конечно, — размяв пальцы, главный герой всех моих будущих кошмаров снисходительно посмотрел на меня, — но проще было бы сделать так…
Дернув правую руку на себя, он выдернул из земли прут. Цепь зазвенела, а он уже через несколько секунд мог похвастаться совершенно целыми ладонями.
Я, прижимая руки к животу, ему просто по-черному завидовала. Мои раны не спешили заживать так же быстро.
— Итак, человек, — пробормотал хищник, потирая чёрными, словно вымазанными в саже, пальцами обожженное цепью запястье правой руки, — откуда ты?
— В с-смысле, где я живу? — осмотревшись, махнула рукой куда-то за спину, очень надеясь, что скоро я проснусь, и все это окажется просто страшным кошмаром, который к вечеру не получится даже вспомнить. Хотя прекрасно понимала, как наивны мои надежды. Сон? Разве бывают сны такими реалистичными? Разве во сне может быть так больно?
Тонкая ткань прилипла к ранам, потемнела, напитавшись моей кровью, окрасив белую футболку с мордой забавного наркоманского котика в темно-красный цвет, на котором угрожающе выделялась харя кота-рецидивиста с тёмным прошлым и маленьким кладбищем загубленных душ за спиной. Всего лишь царапины, но как же они болели. Хотя радовало то, что меня нигде не пропороли насквозь. В противном случае мой внутренний мир давно бы из меня вывалился, и мы бы с этим надменным типом не разговаривали, а ползали по земле, собирая мои кишочки. — Здесь недалеко.
— Недалеко? — переспросил он.
Я нервно кивнула, чем очень его удивила.
— Позволь мне кое-то уточнить, резервация людей находится на территории светлых, в то время как ты сейчас стоишь на землях Мглистого удела. Между тобой и твоим «недалеко» почти все мои земли, земли Рашаар и кусок от территории Эльмут, за которыми, ко всему прочему, находится Сумеречная зона. И только там, за ней располагается Светлая империя. — выдержав эффектную паузу, в которую вместилось мое растерянной молчание и куча матерных слов, промелькнувших в голове, он повторил: — Так откуда ты?
— Да что б я знала…
Желание прилечь где-нибудь стало просто нестерпимым. Вот сейчас я прилягу, глазки закрою, а утром проснусь уже в своей кроватке. А жуткая боль в животе — это не сектантская роспись, а пошлые в своей обыденности критические дни.
Пожалуйста.
— Человек, — ещё раз повторил хищник, ухватив меня за подбородком чёрными пальцами. Что примечательно, ладонь у него была совершенно обычного, бледного цвета, зато пальцы чёрными, словно он их и правда в золу сунул. Черные ногти и пальцы до середины второй фаланги выглядели очень непривычно. Меня погладили большим пальцем по щеке, — тёплая. И что мне с тобой делать? Людям не место на моей земле.
— А отправьте меня домой… п-пожалуйста, — надежда, как известно, умирает последней. Вот и я до последнего надеялась, что этот монстр, запросто разделавшийся с кучкой сектантов, проникнется состраданием, войдёт в моё положение и поможет. Как-нибудь.
— Мне проще тебя съесть, — без сожаления заметил он.
— А давайте мы не пойдём по простому пути? — робко предложила я, стараясь не обращать внимания на пробирающее до костей нежное поглаживание. У меня папа так же мясо по столу разглаживал, перед тем как его отбивать. — Поверьте, ничего хорошего нас на этом пути не ждёт.